355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жюльетта Бенцони » Голубая звезда » Текст книги (страница 8)
Голубая звезда
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 19:16

Текст книги "Голубая звезда"


Автор книги: Жюльетта Бенцони



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Меня везде ищут, и отец беспокоится... я должна возвращаться. Извините меня!

– Кто этот человек?

– Слуга моего отца. Позвольте мне уйти, пожалуйста!

– Я хотел бы увидеть вас снова.

– Поскольку у меня нет ни малейшего желания встречаться с вами, об этом не может быть и речи. Запомните, я навсегда сохраню обиду на вас за то, что вы меня удержали. Если бы не вы, я была бы уже спокойна в этот час... Иду, Богдан...

Во время этого короткого диалога слуга и глазом не моргнул, ограничившись лишь тем, что подал девушке меховую шапочку, которую она уронила на бегу. Анелька взяла ее, но на голову не надела. Усталой рукой откинув за спину длинные шелковистые локоны своих растрепавшихся волос и придерживая другой полы шубки, она, не оглядываясь, направилась к воротам замка.

Пораженный Морозини только теперь заметил, что погода испортилась, а от тумана, потянувшегося с реки, стало пасмурно и темно. Никогда еще никакая женщина не относилась к нему со столь откровенным пренебрежением, и надо же было так случиться, что именно она, одна-единственная, понравилась ему с тех пор, как он порвал с Дианорой. Морозини не знал даже, кто она, – случайно услышал только ее прелестное имя. По правде говоря, и она не поинтересовалась, кто он такой. Поэтому Альдо почувствовал, что заинтригован больше, чем обижен.

Когда он собрался броситься вслед за двумя удаляющимися фигурами, они уже почти растаяли в глубине аллеи. Он побежал с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь.

Но когда домчался до массивного портала со столбами, увенчанными скульптурными фигурами, украшающими вход в замок, где его ждал кучер со своим фиакром, то увидел, как девушка садится в черный лимузин, а Богдан держит перед ней открытую дверцу. После того как она села в кабину, слуга занял место шофера, и через секунду автомобиль тронулся с места. Морозини уже подскочил к Болеславу, который, покуривая сигарету, тоже наблюдал эту сцену – видимо, за неимением других развлечений. Забравшись в фиакр, Альдо приказал:

– Быстрее! Поезжайте за этой машиной!

Кучер громко рассмеялся:

– Уж не думаете ли вы, что моя лошадка может догнать подобное чудовище? Она у меня в добром здравии, но я не хочу ее убивать... даже если вы предложите мне целое состояние. Попросите меня о чем-нибудь другом!

– О чем я могу вас попросить? – проворчал Морозини. – Если только тебе не известно имя владельца автомобиля...

– Ну наконец-то разумные речи! Конечно, оно мне известно. Надо быть слепцом и дураком, чтобы не знать самую красивую девушку Варшавы. Машина принадлежит графу Солманскому, а девушку зовут Анелька. Ей восемнадцать или девятнадцать лет...

– Браво! И вам известен их адрес!

– Разумеется! Хотите, покажу их дом на обратном пути в отель?

– Сделайте одолжение! Я буду вам чрезвычайно признателен, – ответил Морозини, протягивая вознице купюру, которую тот сунул в карман, ничуть не смутившись.

– Вот что значит правильно понимать благодарность, – сказал он, смеясь. – Солманские живут неблизко от «Европейской» – их дом на Мазовецкой...

И фиакр покатил с той же скоростью, как прежде, что позволило сидящим в лимузине вернуться к себе намного раньше. Потому, когда фиакр, не останавливаясь, проезжал мимо их дома, в нем все было тихо и спокойно. Морозини успел только запомнить его номер и отметить отделку подъезда, пообещав себе вернуться сюда с наступлением ночи. Наверное, это было глупо, учитывая то, что он уезжал на следующий день, но Альдо испытывал жгучее желание узнать немного больше об Анельке и, может быть, еще раз увидеть ее восхитительное личико...

Но он, естественно, не учитывал, что в гостинице его ждут две неожиданности. Первая – в его номере: даже при самом беглом осмотре ему стало ясно, что кто-то побывал в этом помещении. Из вещей ничего не пропало, все лежало на своем месте, но для такого наблюдательного человека, как Морозини, сомнения не оставалось: в его вещах копались. Но что в них искали? Вот в чем вопрос. Единственная необычная вещь, копия сапфира, лежала у него в кармане. Тогда что же? Кто мог заинтересоваться прибывшим накануне человеком – неизвестным к тому же! – настолько, чтобы проверять его багаж! Все это казалось каким-то бредом, и Морозини решил не слишком задумываться о случившемся. Может быть, речь идет о банальном гостиничном воре, надеявшемся поживиться в номере клиента, который мог показаться кому-то богатым. В этом случае полезно было взглянуть, какой рыбешкой богата сегодня фауна «Европейской».

Альдо решил пообедать в гостинице, быстро умылся, сменил уличную одежду на смокинг, покинул номер и спустился в холл – живое сердце всякого уважающего себя отеля – и там, попросив принести ему французскую газету, устроился в кресле, защищенном от сквозняков огромной аспидистрой. Отсюда он мог наблюдать за дверным тамбуром, стойкой портье, большой лестницей и входом в бар.

Как все гостиницы, построенные в начале века, «Европейская» свидетельствовала о полном отсутствии вкуса в отделке. Подобно пражскому отелю того же названия, «Европейская» была перенасыщена позолотой, современными витражами, стенной живописью и статуями, бра и люстрами из позолоченной бронзы. Но все же ее отличало нечто довольно приятное: более теплая, почти семейная атмосфера. Люди, садившиеся за круглые столики или в кресла, здоровались друг с другом, будучи незнакомыми, улыбались или кивали головой, что позволяло предположить, что они, поляки, являются представителями одного из самых учтивых и доброжелательных народов в мире. Только отчаянно скучавшая американская пара и одинокий толстяк бельгиец, проглатывающий газеты, попивая пиво, немного нарушали очарование обстановки.

Наблюдая за людьми в холле – среди них было несколько хорошеньких женщин, казавшихся белокурыми сестрами тех красавиц, что встречаются в парижских «Ритце» или «Кларидже», – Морозини, притворяясь, что читает, искал глазами того, кто мог побывать в его номере, как вдруг что-то произошло: все головы повернулись к большой лестнице, по ступенькам которой, покрытым красным ковром, медленно спускалась женщина. Женщина? Скорее богиня, которую Альдо, отброшенный на пять лет назад, узнал с первого взгляда: фантастическое манто из шиншиллы было уже не то, что в рождественскую ночь 1913 года, но королевская осанка, перламутрово-белокурые волосы и глаза аквамаринового цвета соответствовали хранившемуся в его памяти образу, – действительно, это была Дианора, которая шла, волоча за собой шлейф своего длинного платья из черного бархата, отделанного тем же мехом.

Так же как в прежние времена в Венеции, она не спешила, без сомнения наслаждаясь молчанием, воцарившимся при ее появлении, и восхищенными взглядами, обращенными к ее ослепительной фигуре. Она остановилась на середине пролета, опершись на бронзовые перила и разглядывая холл, будто искала кого-то.

Прибежав из бара, молодой человек в вечернем костюме устремился к ней, перепрыгивая через две ступеньки с несколько неуклюжей торопливостью щенка, завидевшего хозяйку. Дианора встретила его улыбкой, но не двинулась с места: она по-прежнему смотрела вниз, и Альдо, встретившись с ней глазами, понял, что она пристально глядела на него, чуть приподняв бровь от удивления, с улыбкой на губах.

Он с секунду не знал, как себя повести, затем снова взял газету в чуть задрожавшую руку, преисполненный непоколебимой решимости не показывать, какое испытал волнение. Однако если он надеялся убежать от прошлого, то очень ошибался: спустившись с лестницы, молодая женщина сказала несколько слов молодому человеку во фраке, тот, судя по всему, немного удивился, но, поклонившись ей, вернулся в бар. Невозмутимый Морозини не шелохнулся, хотя легкий сквознячок донес до него аромат знакомых духов.

– Почему вы делаете вид, что читаете и не видите меня, мой дорогой Альдо? – произнесла она прежним голосом. – Это совсем неучтиво. Я настолько изменилась?

Без особой торопливости Морозини отложил печатный листок и поднялся, чтобы склониться к искрящейся бриллиантами маленькой ручке.

– Вы прекрасно знаете, что это не так, моя дорогая, вы все так же прекрасны, – сказал он спокойным тоном, удивившим ее, – но может статься, что, подходя ко мне, вы подвергаете себя определенному риску.

– Боже мой, какому?

– Риску плохого приема. Вам не приходило в голову, что я не желаю новых встреч?

– Ну, не говорите глупостей! Мне кажется, мы переживали вместе только приятные минуты. Почему же в таком случае наша новая встреча не может доставить нам удовольствия?

Улыбающаяся, уверенная в себе, она садилась в кресло, распахнув свое манто, и это позволило Морозини отметить про себя, что Дианора по-прежнему верна своей любви к высоким «ошейникам», которые так подходили к ее хрупкой изящной шее. На этот раз украшение, усыпанное изумрудами и бриллиантами, оказалось на редкость красивым, так что Альдо, забыв о женщине, был просто околдован ее драгоценным колье, которое наверняка вспомнил бы, если бы видел раньше, но в те времена, когда Дианора была супругой Вендрамина, у нее его не было. Если бы Морозини мог вести себя как хотел, он достал бы из кармана свою лупу ювелира, с которой никогда не расставался, и рассмотрел бы вещь пристальнее, однако вежливость предписывала поддерживать разговор.

– Я счастлив, что вы храните только приятные воспоминания, – сказал он холодно. – Но, быть может, у нас с вами они не одни и те же? Последнее из тех, что хранится на дне моей души, не так уж приятно воскрешать, особенно в холле гостиницы!

– Тогда и не воскрешайте! Прости меня, господи, но неужели, Альдо, вы до такой степени обижены на меня? – ответила она уже серьезнее. – Тем не менее я не считаю, что совершила такую уж большую ошибку, оставив вас. Тогда разразилась война... и у нас не было будущего.

– Вы в этом по-прежнему уверены? А ведь могли бы выйти за меня замуж, как я о том просил, и делать то же, что и другие солдатские жены: ждать!

– Четыре года? Четыре долгих года? Простите меня, но я этого не умею. Никогда не умела – то, чего я хочу, чего желаю, нужно мне немедленно. А вы так долго находились в плену. Я бы не смогла этого выдержать.

– И что бы вы сделали? Стали бы изменять мне?

Вовсе не пытаясь отвести взгляд, Дианора широко открыла свои ясные глаза и задумчиво остановила их на нем.

– Я не знаю, – сказала она с такой откровенностью, что ее визави поморщился.

– А вы еще говорили, что любите меня! – заметил он презрительно, но в его тоне прозвучала и горечь.

– Но я действительно любила вас... и, может, даже сохранила... некое чувство, – добавила она с улыбкой, против которой он не мог устоять во времена их любви. – Только... любовь плохо согласуется с повседневной жизнью, особенно во время войны. Даже если вы мне не поверили, я должна была обезопасить себя. Дания расположена очень близко от Германии, и для всех я оставалась иностранкой, почти врагом. Даже напялив на себя корону венецианской герцогини, я все равно казалась бы подозрительной.

– Вас бы не подозревали, если бы вы согласились... «напялить» герцогскую корону. На Морозини не нападают, чтобы потом не кусать локти. Рядом с моей матерью вам нечего было бы бояться.

– Она меня не любила. И, кроме того, когда вы говорите, что мне нечего было бы бояться, вы забываете одну вещь: то, что по возвращении из плена вам пришлось работать. Вы ведь наверняка стали антикваром не по зову сердца?

– В большей степени, чем вы думаете. Я одержим своей профессией, но, если я правильно понял, вы пытаетесь объяснить мне, что, став моей женой, могли опасаться... бедности? Не так ли?

– Не спорю, – ответила она с непритворной откровенностью, которая всегда была ей свойственна. – Даже если бы не начались военные действия, я не вышла бы за вас, ибо догадывалась, что вы не сможете обеспечить себе ваш образ жизни на многие годы, и, что поделаешь, я страшилась безденежья с того момента, как покинула отчий дом. Мы не были богаты, и я страдала от этого. Тот, кто всегда жил в роскоши, не может себе этого представить, – добавила она, поигрывая браслетом, в котором уместилось немалое число каратов. – До того, как я вышла за Вендрамина, даже пара шелковых чулок была мне недоступна...

– Во всяком случае, теперь вы, кажется, не испытываете нужды. Но, пока я обдумываю эту метаморфозу, скажите мне, как случилось, что вы так осведомлены о моих делах? В Венеции вас не видели давно, насколько мне известно...

– Конечно, но у меня там остались друзья.

Он улыбнулся ей насмешливой и небрежной улыбкой, которая в редких случаях оставляла собеседника равнодушным.

– Казати, например?

– Именно. Но откуда вы об этом знаете?

– О, все очень просто: в тот вечер, когда я уезжал из Венеции, направляясь сюда, Казати пригласила меня на один из своих праздников, которые так, как она, никто не умеет устраивать; чтобы заманить меня, маркиза пообещала мне сюрприз, добавив даже, что для меня это посещение имеет большой смысл, если я хочу узнать, что с вами стало. В какой-то момент я даже подумал, что вы находитесь у нее...

– Меня там не было... а вы все-таки уехали?

– Да! Что делать, я стал деловым, следовательно, серьезным человеком... Но, если вас там не было, интересно, в чем же состоял ее сюрприз?

Дианора, возможно, и ответила бы, но тут из бара вышел молодой человек во фраке, решивший, наверное, что уже прошло слишком много времени; он подошел к ним с сердитым и озабоченным выражением на лице. Извинился за то, что прерывает разговор, к которому не имеет отношения, и попросил молодую женщину принять во внимание, что время бежит быстро и что они уже опоздали...

На красивом лбу Дианоры тут же обозначилась складка недовольства:

– Боже, как вы скучны, Сигизмунд! По невероятной случайности я только что встретила друга... дорогого друга, исчезнувшего с моего горизонта так давно, а вы подходите и напоминаете мне о часах! У меня возникло большое желание отменить этот ужин.

Морозини немедленно вскочил и повернулся к молодому человеку, опасаясь, что тот вот-вот расплачется.

– Ни за что на свете, сударь, я не хотел бы испортить программу вашего вечера. Дорогая Дианора, не надо больше заставлять ждать себя. Мы встретимся чуть позже... или утром, согласны? Я уезжаю только завтра вечером.

– Нет. Обещайте дождаться меня! Мы не сказали друг другу и половины из того, что накопилось за эти годы. Обещайте, или я остаюсь здесь! В конце концов, я плохо знаю вашего отца, графа Солманского, мой дорогой Сигизмунд, и мое отсутствие не слишком огорчит его.

– Как вы могли такое подумать! – воскликнул молодой человек. – Вы нанесете моему отцу большую обиду, если откажетесь от ужина в последний момент! Прошу вас, пойдемте!..

– И вправду, моя дорогая, надо пойти, – добавил Морозини, которого в высшей степени заинтриговало имя человека, пригласившего Дианору. – Обещаю, что дождусь вас! Приходите в бар, когда вернетесь. А я перекушу немного прямо здесь...

– В таком случае, господа, – вздохнула молодая женщина, вставая и запахивая манто из шиншиллы, – я вынуждена прислушаться к вашим разумным доводам! Пойдемте же, Сигизмунд, а вы, Альдо, до скорой встречи!

Когда она исчезла, перед уходом снова приковав к себе взгляды окружающих, князь покинул свою аспидистру и перебрался в ресторан. Чопорный метрдотель усадил его за столик, украшенный розовыми тюльпанами и освещенный маленькой лампой под абажуром цвета зари. Распорядитель вручил Морозини большую карту меню и, поклонившись, отошел, чтобы дать возможность клиенту выбрать блюда. Но не ужин был теперь главной заботой Морозини, достаточно возбужденного мыслью о том, что Дианора отправилась ужинать в дом на Мазовецкой, который он собирался осмотреть. Этого уже не требовалось: он узнает больше, когда вернется его прекрасная подруга, ведь у женщин взгляд намного острее, чем у мужчин. Особенно когда присутствует юная девушка! Будет очень полезно узнать, что Дианора скажет при встрече!

Повеселев от сознания такой перспективы, Альдо заказал себе на ужин икру, он всегда обожал эти крохотные серые яички, «кашку» – утку на вертеле, начиненную яблоками, и «колдуньи» – поляки утверждали, что богиня, решившая искупаться в Вилейке и оставшаяся на земле из-за хитрости возлюбленного, дала этот рецепт для своего свадебного обеда. «Колдуньи» напоминали равиоли, начиненные мясом, говяжьими мозгами и пахнущие майораном; их варили в воде, а затем ели ложкой, отправляя в рот нераскусанными, чтобы они лопались только во рту. Выбирая напиток, Морозини, чтобы не ошибиться, заказал шампанское, которое, по крайней мере, должно было помочь переварить блюдо.

Оглядывая сверкающий хрусталем и столовым серебром зал ресторана, Альдо размышлял о том, что жизнь иногда преподносит довольно странные сюрпризы. Дианора, должно быть, и отдаленно не представляла себе, что Альдо ждет ее, думая о другой, да и он сам прекрасно понимал, что их недавняя встреча скорее всего протекала бы совсем иначе, если бы Анелька не вышла на авансцену. Безутешная нимфа Вислы оказала Альдо большую услугу, сделав его менее восприимчивым к колдовской силе слишком сладких воспоминаний. Внушив Морозини новое чувство, девушка подействовала на него, как очаровательный защитный экран, который ставят перед горящим камином, чтобы смягчить жар. Но если уж говорить о пламени, то Альдо сжигало жгучее желание увидеть ее снова.

К несчастью, у него оставалось мало времени, если он хотел сесть на поезд завтра вечером, отсрочка отъезда означала задержку на несколько дней. А его ожидало много важных дел... С другой стороны, даже если он умирал от желания встретиться с Анелькой, стоило ли терять время из-за девушки, влюбленной в другого мужчину и, по всей видимости, не проявляющей к нему самому никакого интереса? Может быть, разумнее отойти в сторону?

Эти вопросы занимали Морозини на протяжении почти всего ужина, стараниями оркестрантов, игравших то веселые мазурки, то душераздирающие ноктюрны, уподобившегося шотландскому душу.[18]18
  Переменный душ. – Прим. авт.


[Закрыть]

Проглотив кофе – один из тех мерзких напитков, секрет которых известен во всех отелях, – Альдо вернулся в бар, где, помимо неназойливого пианиста, ему нечего было опасаться, к тому же тихая обстановка, царившая здесь, его вполне устраивала. Забравшись на высокие табуреты и попивая разные напитки, в зале сидели несколько мужчин. Альдо предпочел коньяк неизвестно какой выдержки и несколько минут согревал в ладонях хрустальный бокал, вдыхая аромат напитка и провожая глазами сизые клубы дыма, поднимающиеся от его сигареты.

Опустошив бокал, он задумался, не заказать ли другой, но в этот момент бармен, только что ответивший на телефонный звонок, подошел к его столику:

– Господин простит меня, если я позволю себе предположить, что он князь Морозини?

– Так и есть.

– Я должен передать вам просьбу. Госпожа Кледерман только что вернулась и просила передать вам, ваша светлость, что слишком устала и не может продлить вечер, она удалилась к себе...

– Госпожа... как вы сказали? – вздрогнул Альдо, испытав странное чувство, будто потолок свалился ему на голову.

– Госпожа Дианора Кледерман, та прекрасная дама, с которой, как мне показалось, ваше высочество беседовали в холле перед ужином... Она просит извинить ее, но...

Морозини выглядел таким ошарашенным, что бармен, забеспокоившись, подумал, не допустил ли он оплошности, как вдруг его собеседник ожил и засмеялся:

– Не беспокойтесь, друг мой, все хорошо! Но было бы еще лучше, если бы вы принесли мне другую порцию коньяка...

Когда бармен выполнил просьбу, Морозини положил ему в руку купюру:

– Не скажете ли вы мне, какой номер занимает госпожа Кледерман?

– О, конечно! Королевские апартаменты, разумеется...

– Разумеется...

Вопреки возможным опасениям, понадобился очередной бокал коньяку, чтобы Альдо пришел в себя после третьего сюрприза этого вечера, и не самого незначительного! То, что Дианора снова вышла замуж, его не удивило. Он допускал такую возможность. Роскошь, которую демонстрировала молодая женщина, ее сказочные драгоценности – те, что дарил ей старик Вендрамин, не производили такого впечатления! – все это позволяло предположить наличие чрезвычайно богатого мужчины. Но чтобы им оказался цюрихский банкир, чью дочь мэтр Массария предлагал ему в жены, – такое даже представить себе было невозможно! Умереть со смеху! Если бы он согласился, Дианора стала бы его тещей! Просто сюжет для трагедии... или бульварной комедии, которые так обожают французы.

Приключение казалось даже забавным и заслуживало короткого продолжения. Поболтать с женой швейцарского банкира было бы увлекательно!

Оторвавшись наконец от кресла, Морозини направился к большой лестнице и, не торопясь, стал подниматься. Спрашивать у портье, где находится королевский номер, не было необходимости: для завсегдатая отелей найти его было делом нехитрым. Поднявшись на второй этаж, Альдо подошел к внушительной двойной двери и постучал, размышляя о том, что заставило Дианору, путешествующую, очевидно, в обществе одной горничной, поселиться в таком огромном помещении. Во всех больших отелях королевские апартаменты состояли, как правило, из двух гостиных, четырех или пяти спален и стольких же ванных комнат. Правда, Дианора никогда не была склонна к простоте...

Ему открыла горничная. Ни о чем не спросив Морозини, она повернулась на каблуках и повела его за собой в прихожую, затем в гостиную с мебелью в стиле ампир и оставила его там. Комната выглядела величественно, мебель, украшенная позолоченными сфинксами, была высшего качества, на стенах висело несколько пейзажей хорошей работы, но эта обстановка больше подходила для официальных приемов, чем для интимных бесед. К счастью, красивый огонь, горевший в камине, немного смягчал впечатление. Альдо подсел к единственному теплому местечку в гостиной и зажег сигарету.

Выкурил еще три и уже начинал терять терпение, когда дверь наконец открылась и в комнату вошла Дианора. При ее появлении Морозини встал.

– Неужели у вас принято открывать дверь первому встречному? – насмешливо спросил он. – Ваша камеристка не дала мне возможности даже назвать себя.

– Ей этого не требовалось. Но вы не очень-то торопились подняться ко мне.

– Никогда этого не делаю без приглашения. Но, если бы вы меня позвали, я бы пришел немедленно.

– Тогда почему же вы здесь, я ведь вас не звала?

– Страстное желание поговорить с вами тому причиной! Прежде вы, как правило, рано не ложились. Да и ваш ужин не затянулся. Вы вернулись рано. Неужели там было до такой степени скучно?

– Скучнее, чем вы думаете! Граф Солманский, безусловно, образцовый джентльмен, но с ним так же весело, как с тюремной дверью, а его дом излучает холод...

– Зачем же вы пошли туда в таком случае? Ведь прежде у вас не было привычки посещать людей, которые вам не нравятся или нагоняют скуку?

– Я согласилась пойти на этот ужин, чтобы доставить удовольствие мужу, который поддерживает деловые контакты с Солманским. Но я, кажется, не говорила вам, что снова замужем?

– Я узнал об этом от бармена, и, конечно, для меня ваше замужество не было большим сюрпризом, к тому же такой способ вхождения в курс дела не хуже любого другого. Кстати о сюрпризах, не его ли приготовила для меня Луиза Казати в тот вечер? Счастливое событие произошло недавно?

– Не совсем. Я замужем два года!

– Искренне поздравляю вас. Итак, Дианора теперь швейцарка? – добавил Морозини с наглой улыбкой. – Неудивительно, что вы вернулись в отель так рано! В Швейцарии ложатся засветло! Между прочим, это очень полезно для здоровья!

Дианора явно недооценила шутку гостя. Она повернулась к нему спиной, позволив таким образом полюбоваться своей прекрасной фигурой в длинном домашнем платье из тончайшей льняной ткани белого цвета, отделанной горностаем.

– Я считала вас более деликатным, – прошептала она. – Если вы намерены говорить мне неприятные вещи, я очень скоро пожалею, что приняла вас.

– Отчего вы решили, что я хочу вызвать ваше недовольство? Мне просто казалось, что прежнее чувство юмора не изменило вам. Но, если это не так, поговорим, как добрые друзья. Скажите мне, как вы стали госпожой Кледерман? Любовь с первого взгляда?

– Никоим образом... во всяком случае, что касается меня. Я познакомилась с Морицем в Женеве, во время войны. Он сразу стал за мною ухаживать, но тогда я хотела оставаться свободной. В дальнейшем мы встречались неоднократно, и в конце концов я согласилась выйти за него замуж. Этот человек очень одинок!

Морозини ее рассказ показался слишком сжатым, и он поверил в эту историю лишь частично: Альдо никогда не встречал коллекционера, страдавшего от одиночества. Страсть, которая жила в нем, всегда могла заполнить минуты досуга, если допустить, что у него их было много. Что вряд ли соответствовало действительности, коль скоро речь зашла о дельце такого масштаба, как Кледерман. Однако Морозини оставил эти мысли при себе, удовольствовавшись небрежным замечанием:

– Так ли уж он одинок? В той среде, где я теперь вращаюсь, среди коллекционеров, ваш супруг довольно известен. Если не ошибаюсь, у него есть дочь, как я слышал?

– Да, есть, но я ее почти не знаю. Это странное и очень независимое существо. Она много путешествует, удовлетворяя свою страсть к искусству. Короче, мы не нравимся друг другу...

Этому Морозини готов был поверить. Какая разумная девушка захотела бы увидеть своего стареющего отца пылающим любовной страстью к столь ужасной сирене! Между тем сирена вновь подходила к Альдо, и великолепие этой женщины поразило его больше, чем недавно в холле, хотя Дианора сняла свой роскошный наряд и надела это простое белое платье, которое, распахиваясь на ходу, напоминало Альдо, что у его бывшей возлюбленной самые красивые ножки в мире. Чтобы полюбоваться этим зрелищем несколько дольше, он отошел к камину и прислонился к нему спиной, поймав себя на мысли о том, надето ли что-нибудь у Дианоры под платьем. Не так уж много, наверное.

Чтобы стряхнуть очарование, Альдо закурил и спросил:

– Боюсь показаться бестактным, но хочу спросить: вам очень нравится жить в Цюрихе? Я скорее представляю вас в Париже или Лондоне. Правда, и Варшава оказалась веселее, чем я думал. Я очень удивился, встретив здесь вас.

– А я – вас. Зачем вы сюда приехали?

– На встречу с клиентом. Ничего увлекательного, как видите... Но вы не изменили своей привычке отвечать вопросом на вопрос.

– Не будьте занудой! Я вам уже ответила. Мы, несколько друзей и я, решили совершить путешествие по Центральной Европе, но Польша их не привлекала. Поэтому я оставила своих попутчиков в Праге и приехала в Варшаву одна, чтобы повидать Солманского, но завтра я присоединюсь к ним в Вене. Ну что, на этот раз вы удовлетворены?

– Пожалуй. Только я плохо представляю себе вас в роли деловой женщины.

– Вы преувеличиваете мою роль. Скажем так: для Морица я... роскошная посыльная. В каком-то смысле его витрина: он очень гордится мной...

– Не без основания! Кто лучше вас смог бы носить аметисты Великой Екатерины или изумруд Монтесумы?

– Не считая отдельных украшений, купленных у одной или двух великих княгинь, бежавших от русской революции. То, что было на мне сегодня вечером, – из их числа... Однако я так и не удостоилась чести предстать перед публикой в драгоценностях, имеющих историческую ценность: Мориц слишком дорожит ими! Но... скажите мне, вы в них разбираетесь?

– Это мое ремесло. Если вы этого не знаете, я скажу вам: ваш покорный слуга – знаток древних камней.

– О, мне это известно... но не могли бы мы сменить тему, оставив в покое моего мужа?

Она поднялась с подлокотника кресла, на котором сидела, приоткрыв точеную ножку, подошла к Морозини, прекрасно понимая, что отступать ему некуда, если только он не хочет показаться смешным, изворачиваясь между ней и камином.

– Какую же тему вы предлагаете?

– Поговорим о нас с вами. Неужели удивительное совпадение, благодаря которому мы встретились столько лет спустя, не поразило вас? Я охотно допускаю, что это... перст судьбы.

– Если судьба задумала бы вмешаться в наши отношения, встреча должна была бы состояться до того, как вы вышли замуж за Кледермана. Он стоит между нами, и нельзя этого не учитывать...

– Ну не до такой же степени! Мой муж в данный момент на краю света. В Рио-де-Жанейро, если говорить точнее... а вы рядом со мной. Мы ведь, кажется, были большими друзьями когда-то?

С подчеркнутым раздражением Альдо выпустил изо рта струю сигаретного дыма, не направляя ее, однако, в лицо молодой женщины, но, видимо, надеясь, что таким образом защитит себя от непередаваемого очарования, которое она излучала.

– Мы никогда не были друзьями, Дианора, – жестко возразил он. – Мы были любовниками... и очень страстными, как мне помнится, но именно вы предпочли порвать эти отношения. Любовь невозможно собрать по кусочкам.

– Костер, который считают погасшим, способен отбрасывать пылающие искры! Я из тех, кто предпочитает ловить момент, Альдо, и надеялась, что ты думаешь так же. Нет, я не предлагаю тебе любовную связь, просто хотела бы на мгновение вернуться в чудесное прошлое. А ты сегодня обворожителен, как никогда...

Она уже стояла совсем близко, слишком близко, чтобы его душа и чувства оставались безучастными. Сигарета упала к их ногам.

– Ты необыкновенно красива.

Это был всего лишь вздох, но она уже почти прильнула к нему! В следующую секунду белое платье соскользнуло на руку Альдо, обнявшего молодую женщину за талию; его предположение подтвердилось: под платьем на Дианоре не было ничего. Прикосновение к ее божественной шелковистой коже окончательно разбудило желание, которое теперь мужчина никак не хотел сдерживать.

Возвращаясь в свой номер под утро, когда слуги отеля начинали расставлять у дверей вычищенную обувь постояльцев, Морозини падал от усталости и ощущал себя легким, как перышко. От того, что произошло, он помолодел на десять лет, ночь с Дианорой оставила после себя необыкновенное ощущение свободы. Может быть, потому, что их связывала теперь не любовь, а взаимное стремление к полному удовлетворению желания, осуществившемуся естественным путем. Их тела соединились, сплелись в порыве страсти и, как бы шутя, осыпали друг друга прежними ласками, которые тем не менее казались им абсолютно новыми. Никаких вопросов, клятв, признаний, не имевших более смысла, а лишь неистовая и утонченная жажда удовольствия, которое только можно испытать в объятьях друг друга. Тело Дианоры было произведением искусства, созданным для любви. Оно умело доставлять сказочное наслаждение, но Альдо не стремился испытать его вновь. Их последний поцелуй был действительно последним, подарен и получен на перекрестке дорог, уходящих в разные стороны. При этом ни один из них не почувствовал сожаления.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю