Текст книги "Принцесса вандалов"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Герцогиня де Шатильон нашла у себя записку без подписи, в которой сообщалось, что за ней следят.
В один из вечеров, когда она пригласила Дигби и Крофта, Крофт явился один. Он принес несколько бутылок вина из своего погреба и сообщил, что Дигби не сможет к ним присоединиться.
– Он заболел? – обеспокоилась Изабель. – Погода и впрямь стоит всю неделю отвратительная!
– Не беспокойтесь, дождь и ветер докучают ему не больше меня. Не забывайте, что мы англичане, – прибавил он с добродушной улыбкой. – Нет, дело не в простуде, но он, как вы знаете, командует ротой в Понтуазе и получил приказ быть при своем отряде до нового распоряжения. Это приказ официальный, а еще он нашел у себя в комнате записку без подписи с требованием забыть дорогу в замок Мелло, если он не хочет иметь больших неприятностей… Например, отправку обратно в Англию, где вряд ли его ждут с распростертыми объятиями… Ходят слухи, что Мазарини готов подписать договор с Кромвелем…
– А вы? Какую записку получили вы?
– Никакой. Я всего-навсего незначительный землевладелец, питающий к вам безграничную дружбу, госпожа герцогиня. Дигби просил вам передать, что он в отчаянии и если ничего не изменится, то продаст свое место и купит себе здесь усадьбу, чтобы играть с вами в кегли. За ваше здоровье! – закончил он свою речь и поднял бокал, чтобы чокнуться по деревенскому обычаю.
Услышанное заставило Изабель всерьез задуматься. Мало того, что ее надежды на примирение Конде с королевским двором уменьшались с каждым днем, ей, похоже, нужно удвоить осторожность в передаче писем возлюбленному, если она хочет иметь возможность хоть как-то поддерживать его и дальше.
Изабель пообещала себе, что, как только в замке снова появится Жак де Рику, она расскажет ему, как усугубилось их положение, и попросит передать это своему господину. Не было сомнений, что посылать друг другу письма стало теперь по-настоящему опасным.
Гонец принца со временем привык останавливаться в Мелло. В замке он отдыхал после долгой дороги, а заодно помогал герцогине и принцу поддерживать связь между собой. Часто их переписка превращалась в яростные споры. Изабель продолжала настаивать на том, чтобы принц вернулся на праведный путь. Дружба с испанцами, странная и в мирное время, в виду ближайшей войны становилась и вовсе недопустимой. Де Конде упорно стоял на своем: он, быть может, преклонит колено перед своим юным родственником, но только тогда, когда рядом с ним не будет Мазарини!
– Не печальтесь, дорогая, – успокаивала госпожа де Бриенн хозяйку Мелло, приезжая к ней погостить на несколько дней.
В Мелло она чувствовала себя гораздо лучше, чем в своем парижском особняке.
С прелестной Изабель невозможно было соскучиться, и к маленькому Людовику-Гаспару госпожа де Бриенн тоже очень привязалась, что приводило в дурное расположение духа госпожу де Бутвиль, его бабушку. Малыш подолгу оставался на ее попечении, и она стала относиться к нему как к своей собственности. Изабель вставала горой за свою подругу: любимая ее де Бриенн не только добрейшая душа, что соответствовало действительности, и не только привязана ко всей их семье, но она еще – что весьма важно! – была и остается близкой подругой королевы! Госпожа де Бриенн и успокаивала Изабель, уверяя, что Ее Величество оценила по заслугам неустанные старания герцогини примирить с короной принцев и сохраняет к ней благоволение. По ее словам, королева находит естественным, что герцогиня сохранила привязанность и дружбу к тем, кого полюбила с детства, поскольку росла в доме Конде, и благодарна за то, что она не требовала головы драгоценного Мазарини.
Рику появился спустя два дня после госпожи де Бриенн, полумертвый от усталости: он мчался без остановки от Брюсселя, и остановился только в Мелло, собираясь мчаться дальше в Париж, куда у него были важные поручения от принца. Принц, разумеется, не преминул прислать герцогине де Шатильон традиционное любовное письмецо. На этот раз тон был страстный, что было несвойственно Конде. Принц умолял Изабель приехать к нему, потому что разлука для него больше невыносима. Он в ней нуждается! Он физически без нее страдает! Никогда еще он не жаждал ее так пламенно! Вскоре ему предстоит военная кампания, и для его спокойствия, сердечного и телесного, она должна к нему приехать. Рику заберет ее на обратной дороге и будет ее телохранителем.
Чтение пылкого послания взволновало Изабель. Послушайся она своего сердца, приказала бы оседлать коня и под охраной одного только Бастия помчалась бы в раскрытые объятия возлюбленного. Изабель поворачивалась в постели с боку на бок, а сон все не шел к ней, и вдруг услышала плач Людовика-Гаспара. Она поспешила к нему в спальню. Жанетт уже стояла возле кроватки.
– Что случилось? – спросила Изабель. – Мой сыночек заболел?
– Когда ложился спать, был совершенно здоров. А сейчас его, похоже, лихорадит.
Изабель обняла малыша. Ей показалось, что он слишком уж разрумянился. Потрогала щеки, ручки, они горели. Она тут же послала слугу за доктором, а сама села у постельки дожидаться врача. Врач был опытный, Изабель давно его знала, он осмотрел малыша и успокоил ее. Ничего опасного, одна из весенних простуд, которые так легко подхватывают маленькие дети. Держать в тепле, поить теплым, завтра вечером он его навестит.
Вернувшись к себе, Изабель попросила Агату привести к ней Рику перед тем, как он пустится в путь.
– Он уедет на рассвете, а госпожа герцогиня еще не ложилась.
– Ничего страшного. Мне непременно нужно с ним поговорить.
Солнце еще не вставало, когда Агата ввела к своей госпоже Рику. Не было сомнений, что молодой человек был озадачен, он не понимал, что могло от него понадобиться герцогине, и был не слишком рад потере времени. Рику отдал короткий поклон и сразу же спросил:
– Госпожа герцогиня пожелала меня видеть? К сожалению, я не смогу уделить ей много времени!
– Я никогда им не злоупотребляла. Когда вы собираетесь ехать обратно?
– Задерживаться не имею возможности. Сегодня к вечеру буду обратно. Мне нужно всего лишь повидать господина Берто, с которым госпожа герцогиня хорошо знакома.
– С инспектором вод и лесов Бургундии? А как случилось, что он не в Дижоне?
– Он связан со многими и самыми разными людьми и оказывает нам услуги. Он ждет меня, я повидаюсь с ним и тут же двинусь обратно. Если госпожа герцогиня желает передать со мной письмо, пусть поторопится и напишет поскорее. А сейчас мне пора!
– Отлично! Поступайте, как вам приказано, Рику. Я напишу письмо в самое ближайшее время. А господину Берто передайте мои дружеские чувства. И скажите, что ему будут рады в Мелло, если он наберется мужества и навестит изгнанницу.
Изабель сочла, что сама судьба приняла за нее решение. Они никак не могла отправиться сегодня вместе с Рику, оставив дома больного ребенка. Если, не дай бог, с Людовиком-Гаспаром что-то случится, она никогда не найдет себе покоя и оправдания. Попрощавшись с Рику, Изабель направилась в спальню к сыну и склонилась над кроваткой.
– Он еще весь красный, – прошептала Жанетт, – но жар, похоже, уменьшился. И после теплого питья он ни разу не кашлянул.
Изабель осторожно погладила горячую щечку, наклонилась и попробовала губами лоб. Ей захотелось схватить и прижать к груди своего мальчика, покачать его, побаюкать. Она нисколько не сожалела о принятом решении. Напротив, почувствовала, что если бы пустилась в путь, то повернула бы обратно с полдороги. Чего стоит страсть любовника в сравнении с полной доверия любовью ребенка?
Рику вернулся во второй половине дня, и герцогиня тут же вручила ему письмо для принца, не испытывая ни сожалений, ни колебаний. Вручила и постаралась больше об этом не думать.
На следующее утро к ней приехал с визитом Уильям Крофт, его настроение было не таким благодушным, как обычно. Он пожаловался доброму другу Изабель, что их славные края привлекают в последнее время шпионов, как мед привлекает мух.
– Один из них, – пожаловался он, – попытался даже войти ко мне в дом! Он прикинулся больным и попросил крова и помощи. Но у Хаббарда, моего метрдотеля, нюх на такого рода субъектов. Хотел бы я, чтобы вы увидели, с какими воплями бежал молодчик после короткого разговора с глазу на глаз. Дигби тоже заметил немало странных людей в своей усадьбе. Навестил его и некто Фуке, держал себя как дворянин и сообщил нашему другу, что монсеньор де Конде имеет виды на Понтуаз и намерен захватить его.
– Понтуаз?! Что за нелепая идея? Зачем ему Понтуаз там, где он сейчас находится? – воскликнула Изабель и тут же прикусила губу, пожалев о том, что сказала.
– А где он находится? – тут же поинтересовался англичанин.
– Во Фландрии, где же еще? Все об этом знают, – ответила Изабель.
– Но принц, опасаясь за вас и желая оградить от опасности, возможно, намерен окружить вас городами, которые будут принадлежать ему? Во всяком случае, именно это поручил мне передать вам Дигби с просьбой, чтобы вы были как можно осторожнее. Судя по словам Фуке, кардинал Мазарини опасается влияния такой красивой дамы, которая, похоже, предана до кончика ногтей интересам принца.
– Но я никогда и ни от кого не скрывала своей преданности! Поверьте, во всем этом есть какая-то странность! Попросите Дигби, пусть пришлет ко мне этого Фуке. Это он мутит воду, хотя делает вид, будто ни при чем. Пусть только появится, я найду, что ему сказать!
– С вашей стороны это может быть неосторожностью. Дигби дорожит вашей дружбой, а этот человек ему очень не нравится.
– Мне тем более. Поблагодарите Дигби, судя по вашим словам, он продолжает оставаться моим другом.
– Надеюсь, вы ни на секунду не усомнились в его дружбе. Кстати, я чуть было не забыл о маленьком подарке, который он просил вам передать.
С этими словами Крофт вынул из кармана хорошенькую коробочку с перегородчатой эмалью из золотых проволочек.
– Какая прелесть! – радостно воскликнула Изабель.
– Совершенно с вами согласен, но добавлю, что главная прелесть внутри.
– Что же там такое?
Изабель с большим интересом открыла коробочку и обнаружила в ней белый порошок.
– Знаменитая симпатическая пудра, про которую, как вы помните, Дигби прожужжал нам все уши. Он уверяет, что достаточно посыпать врага небольшой щепоткой, и он станет вашим другом. Но щепотка должна быть небольшой, избыток пудры произведет противоположный эффект.
Изабель поднесла коробочку поближе и осторожно понюхала. Пудра ничем не пахла. Или чуть-чуть, очень слабо отдавала… Ладаном?
Крофт тоже понюхал пудру.
– Естественно, что симпатическая пудра должна пахнуть ладаном, – засмеялась Изабель. – Разве курить кому-то фимиам не означает льстить? А лесть, как известно, чудодейственное средство! Сегодня непременно пошлю господину Дигби благодарственное письмо. Но если эта изумительная пудра обладает такими достоинствами, то желательно производить ее как можно больше. Вы можете себе представить, дорогой друг, что благодаря волшебному порошку мир в один прекрасный день избавится от войн и все люди станут друзьями?
Англичанин скорчил гримасу.
– Любить всех и всем позволить любить себя? Мне кажется, это было бы утомительно!
Изабель в ответ рассмеялась.
– Совершенно с вами согласна! Ничто так не бодрит, как добрая схватка! А пока пойдемте и пообедаем. Вот только уберу это чудо из чудес, подаренное к тому же в такой замечательной коробочке!
Жак де Рику в самом деле задержался в Мелло не более четверти часа, успев получить письмо от Изабель и проглотить солидный кусок паштета, запив его кувшинчиком вина. Услышав удаляющийся стук копыт, Изабель со вздохом подумала, что она могла бы сегодня вечером скакать рядом с Рику… И постаралась отогнать от себя мысль о том, как встретил бы ее Конде…
Прошла неделя, и герцогиня получила ответ на свое письмо.
Час был поздний, и почти все обитатели замка, начиная с самой госпожи, успели погрузиться в сон. И вдруг в спальню к Изабель прибежала Агата и без всяких церемоний разбудила ее.
– Поднимайтесь быстренько, госпожа герцогиня, там господин принц!
– Что вы сказали?
Но повторять ей не пришлось. Изабель была уже на ногах, а принц переступал порог, неся с собой запах кожи и пота, своего и лошадиного, через который с трудом торила себе дорогу амбра. Принц властным взмахом указал Агате на дверь:
– Ступайте! И займитесь багажом вашей госпожи! Я приехал забрать ее!
Радость, вспыхнувшая в Изабель при виде возлюбленного, мгновенно померкла.
– Не собирайте багаж, Агата! Ни я, ни господин герцог не готовы к отъезду.
– Что за господин герцог?! – возмущенно повысил голос Конде.
– Мой сын, Людовик-Гаспар де Шатильон. Ваше высочество, я думаю, не предполагает, что я могу покинуть пределы Франции без него? Но сейчас он болен и…
– Сейчас не холодно. Заверните его потеплее и запрягите карету!
В который уже раз Изабель пришлось вступить в схватку с тем, кого она любила!
– Агата, вы повинуетесь здесь только моим приказам, так что оставьте нас наедине. А что это за ужасный шум?
– Мой эскорт. Или вы воображаете, что я странствую в одиночку?
– Я ничего не воображаю. И сколько же у меня в гостях солдат?
– Сотен пять. И все они хотят есть и пить.
– Вы по-прежнему придерживаетесь тактики выжженной земли, когда навещаете друзей? Агата, постарайтесь, чтобы об этих людях позаботились раньше, чем они разнесут мой дом, – вздохнула молодая женщина. – И ряди всего святого, оставьте нас. Нам с господином принцем нужно поговорить.
Изабель не нужно было смотреться в зеркало, чтобы узнать, что она прелестна и без всяких прикрас, с разметавшимися по плечам пышными блестящими волосами, в тонкой ночной рубашке с кружевами, которая не столько прятала ее наготу, сколько соблазняла ею. И она в него не смотрела, а смотрела прямо в мечущие молнии глаза принца.
– Вы прекрасно знаете, что я с вами не поеду, – тихо проговорила она. – И что ваш приезд для меня несказанная радость, которую не стоит портить. Отдадимся любви. Я ваша, наслаждайтесь, а на заре вы уедете. Я знаю, что вы понимаете не хуже меня: оставаясь здесь, я вам гораздо полезнее, чем если буду делить с вами изгнание.
Слова ее были выпиты жадным ртом. Конде подхватил ее и отнес на постель, торопливо, избавляясь от дорожного костюма. Никогда еще Изабель не приходилось переживать такой бури! Он и в самом деле смертельно по ней изголодался, и она с наслаждением помогала ему насыщаться, получая радость даже от боли. Он возвращался к ней вновь и вновь, и никак не мог насытиться, и только уже обессилев, вытянулся рядом с ней и умоляюще произнес:
– Позволь мне увезти тебя! Ты мне необходима, и мне кажется, что ты так же жадно хочешь меня… До боли, до болезни…
– Да, хочу и не хочу, чтобы эта ночь кончалась…
– Так поедем со мной! И каждый вечер будем начинать нашу ночь сызнова!
– Вы прекрасно знаете, что это невозможно, и прекрасно знаете, почему я отказываюсь, хотя отказ разрывает мне сердце! У меня есть долг перед тем, кто сделал меня герцогиней де Шатильон! И есть долг перед моим сыном! Нам обоим нужно только немного терпения.
– Терпение! Терпение! Это роскошь, которой я не могу себе позволить! Мы воюем, и завтра я могу умереть! Так поспешим же жить и любить!
– Но не как попало! У вас тоже есть сын, и ваша жена заботится о нем. У моего сына есть только я.
– И ваша мать тоже! Так что же? Неужели не едете?
– Не будьте бессмысленно жестоки! Мне дорого стоит отказаться самой и отказать вам в нескольких днях счастья. Но там я буду для вас совершенно бесполезна.
– А здесь?
– Кто может знать, как повернутся события. Я не теряю надежды, и вы это прекрасно знаете, видеть вас вновь самым могущественным из французских принцев! Поверьте, из вас не выйдет доблестного испанца! И неужели вам не хочется снова жить в Шантийи?
– Еще как хочется!
Воспоминание о чудесном замке, который вдобавок находился так близко, тронуло сердце принца, но он поспешил прогнать его, тряхнув головой, словно пес, который вышел из воды.
– Я сумею вернуть его без всякой помощи, – грозно пообещал он. – И повешу Мазарини на большом дубу возле пруда!
– Вы приготовили для него прелестное обрамление! И все-таки он заслужил лучшего. Подумайте, что и Мазарини не вечен, говорят, он сейчас очень болен. А король между тем мужает, и очень важно не взрастить в нем врага. Рокруа и Лансом вы заслужили его восхищение. Но если восхищение станет ненавистью, он раздавит вас, несмотря на то, что вы Конде! Он из тех, кто не умеет прощать.
– Вы жужжите, как муха, Изабель! Любовь оказывает на вас престранное действие: после нее вы мгновенно становитесь братом-проповедником!
– Я стараюсь ради вашего блага… И ради вашей славы! До тех пор, пока вы ее себе не вернете, я не буду знать покоя!
Принцу пора было пускаться в обратный путь, и Изабель привлекла его к себе, подарив на прощанье долгий поцелуй. Взгляд принца остановился на маленькой коробочке с перегродчатой эмалью на ее туалетном столике.
– Прехорошенькая! Откуда она у вас?
Изабель успела забрать коробочку из рук принца прежде, чем он открыл ее.
– Подарок лорда Дигби. Открывайте на здоровье, но только если собрались воспользоваться. У нее летучее содержимое.
– Ваш псевдоалхимик англичанин сделал новое открытие?
– Новое? Нет. Это его знаменитая пудра, которой он так гордится. Если его послушать, она творит чудеса.
– Почему бы вам не посыпать ею Мазарини? Он сразу сделается вашей послушной комнатной собачкой.
– Тогда я поссорюсь с королевой. Она бесконечно дорожит кардиналом. А я пока еще не потеряла ее благоволения. Однако спешите и подумайте о том, что я вам сказала.
– Я буду думать о сладких часах, которые мы провели… И о тех, что ждут нас впереди! Клянусь, что они ждут нас!
Низкий поклон. Черные перья серой фетровой шляпы коснулись пола, и принц покинул спальню. Изабель медленно направилась к окну, выходившему во двор замка. Двор был полон солдат, они готовились пуститься в путь в полном молчании. Многие уже сидели в седлах. В предрассветных сумерках безмолвные фигуры казались призраками. Конде спустился с крыльца, и Бастий тут же подвел к нему скакуна. Принц птицей взлетел в седло.
– Шагом до дороги, – распорядился он. – Потом галопом! За мной!
Когда солнце встало, оно осветило пустой двор. Изабель все еще стояла у окна и со стесненным сердцем смотрела вниз, где уже никого не было. Когда еще она вновь увидит своего возлюбленного?..
Глава V
Шпионов как грибов
Какой бы жаркой ни была их страстная встреча, она оставила у Изабель чувство неудовлетворенности. Может быть, потому что она чувствовала, что увидятся вновь они еще очень не скоро. Если вообще увидятся. Несмотря на свой многолюдный эскорт, ее принц рисковал жизнью. Он совершил безумство, которое могло стоить ему головы. Но он пошел на риск, надеясь увезти ее с собой, а она отказалась ехать. Своего безумства он больше не повторит.
При мысли, что могло бы быть этим утром при ярком свете торжествующего солнца, Изабель закрыла глаза. Но продолжала видеть в своем воображении счастливую пару, что скачет рядом, смотрит друг другу в глаза и смеется, предвкушая сладостную ночь, которая скоро наступит. И еще множество других сладостных ночей… Изабель открыла глаза. За сладкие часы любви ей пришлось бы расплатиться бесчестьем. Те самые люди, что сейчас прискакали за ней, стали бы относиться к ней с пренебрежением, видя перед собой всего лишь любовницу принца, а не вдову героя. Кто знает, может быть, ее дорогой и любимый брат, который командует теперь армейским корпусом, почувствовал бы себя униженным из-за того, что сестра открыто живет с его командующим на глазах высокомерных и спесивых испанцев?
Нет! Она поступила правильно, даже если разлука далась ей еще тяжелее, чем раньше, но она была не напрасна. Она должна отрезвить принца, вернуть его к исполнению своего долга и примирить с законным королем! Тогда и Франсуа последует за своим кумиром.
Если Изабель полагала, что авантюра де Конде пройдет незамеченной, то она глубоко ошибалась. Бастий поставил ее об этом в известность на следующий же день, и впервые с тех пор, как стал телохранителем герцогини, говорил с ней прямо и без обычной любезности.
– Если господин принц понадеялся, что его приезда никто не заметит, то он ошибся. В наших краях только и толкуют, что о его визите. Трудно не заметить отряд в пять сотен человек, что мчится галопом под покровом ночи. И еще труднее поверить, что пятьсот солдат приехали в гости. Для чего господину принцу понадобилось брать с собой такой эскорт?
Лицо Изабель стало холодным и замкнутым.
– Принц приехал, чтобы забрать меня с собой. Он желал обеспечить мою безопасность.
– И что же?
– Я по-прежнему здесь. Или вы меня не видите? А что до болтунов, то пусть занимаются своими делами и не лезут в чужие. Порядка будет больше.
Бастий помолчал секунду, потом тихо сказал:
– Прошу прощения, если вам показалось, будто я лезу не в свои дела, но ваш покой – моя главная забота. Вас отправили в изгнание, и теперь самым разумным было бы не привлекать к себе внимания. Тем более что мне показалось, будто я видел неподалеку от церкви господина аббата Фуке.
– Аббата Фуке? Вы видели его или вам показалось? Вы не тот человек, чтобы удовольствоваться лишь видимостью!
– Вы правы. Я его видел. Что ему сказать, если он осмелится появиться в замке?
– Сказать, что я никого не принимаю. Если сослаться на болезнь, он явится ко мне с врачом, а я не желаю его видеть. И хватит о нем!
Что понадобилось этому аббату у нее в Мелло, когда она чуть ли не выгнала его из дома? Ответ напрашивался сам собой: он старался заручиться соглядатаями, которые рассказывали бы ему, чем занята герцогиня, а главное, с кем она видится и кто к ней приезжает.
– Если у тебя есть верные люди, пусть осторожно следят за ним. А поскольку господин принц больше не станет приезжать сюда, – прибавила она, подавив вздох, – аббату скоро надоест попусту терять время.
Так оно и было. Замок и городок вновь зажили тихой жизнью, а Изабель продолжала играть в кегли со своим другом Крофтом.
Безмятежный покой продлился с месяц, а в конце лучезарного мая на голубом небе стали вновь собираться тучи. Бастий, следивший за всеми событиями с неослабевающей бдительностью, пришел и доложил Изабель, что некто Дюшен только что донес о заговоре, имевшем целью убийство Мазарини. Он сообщил, что лично получил на это деньги от Кристофа Берто, инспектора вод и лесов Бургундии, известного своей привязанностью к де Конде. Берто все это время находился в сношениях с принцем и с герцогиней де Шатильон, будучи ее давним знакомым.
Берто был арестован тридцать первого мая и препровожден в Венсенский замок. Его посадили под замок, и для расследования его дела была создана специальная комиссия, заседавшая в Арсенале. Но расследование ни к чему не привело. Берто яростно отрицал посягательство на жизнь Мазарини. Он вообще отказывался отвечать на вопросы комиссии, настаивая, что в качестве должностного лица подвластен только суду парламента. При этом он не скрывал своей дружбы с домом Конде, который управлял Бургундией, и говорил о своей привязанности, омраченной печалью, к господину принцу.
Если любишь кого-то с детства, трудно расстаться с чувствами, даже если твой друг повел себя недостойно…
Подозрения повисли в воздухе, однако Берто продолжали держать под замком в Венсенском замке. Тем временем доносчик Дюшен обвинил в участии в заговоре Жака де Рику, вестового принца де Конде, чья невестка была горничной госпожи де Шатильон. Однако в данный момент вышеозначенный Рику находился далеко, в окружении принца, и арестовать и допросить его не было никакой возможности.
Беспокойство в Мелло возрастало. Как только Берто арестовали, Изабель догадалась, что через этого человека, отношения с которым, точно так же, как с президентом Виоле, были дружественными и теплыми, хотят дотянуться до нее. Письмо, найденное сторожем на скамейке в парке и доставленное ей, говорило именно об этом.
Анонимное письмо сообщало, что Рику не замедлит попасть в руки правосудия. Изабель сразу же поняла, что автором письма был не кто иной, как Фуке. Изабель чувствовала руку Фуке во всей этой разыгрывающейся драме, и на этот раз она испугалась. Не за себя – за Агату, которую успела полюбить. Агата платила своей госпоже взаимностью. Изабель поспешила сообщить камеристке неприятные известия, но та приняла их с бо́льшим хладнокровием, чем госпожа ожидала. Может быть, потому что разговор происходил в присутствии Бастия.
– Теперь нужно оберегать Агату, – сказала Изабель своему телохранителю.
– Чтобы не вынудить вас пойти у них на поводу?
– Именно. И не дождаться от них еще чего-нибудь худшего. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, какие еще гадости припас мне аббат Фуке!
– А что же вы собираетесь делать?
– Попросить госпожу де Бриенн поговорить с королевой… и попросить Мазарини принять меня!
И она, не медля ни секунды, осуществила свое намерение. Потом вызвала в Мелло свою мать и отправила с ней в Преси Людовика-Гаспара на тот случай, если предпринятые ею действия закончатся неблагоприятно. Такую возможность не следовало исключать, и Изабель предприняла все предосторожности, чтобы сын не пострадал из-за нее.
Написанное ею письмо было исполнено достоинства, дышало спокойствием и безмятежностью, каких она вовсе не чувствовала. Теперь она наконец поняла, что совершила большую неосторожность, прогнав аббата Базиля унизительным для него образом. Она подчинилась чувству и ошиблась. Оно не подсказало ей, что этот ничем не примечательный красавчик обладает огромной тайной властью…
Прошло два дня, и она получила следующий ответ [20]20
Подлинное письмо Мазарини. Архив иностранных дел Франции. Публикуя это письмо, равно как и другие документы той эпохи, я ввожу современную орфографию и исправляю орфографические ошибки. Как ни старались их авторы, но даже Изабель де Шатильон писала по-французски с ошибками. ( Прим. авт.)
[Закрыть]:
«Я был очень удивлен, получив Ваше письмо, получение его для меня было очень приятно, и ничего не могло помешать моей радости по поводу того, что Вы дали мне возможность быть Вам полезным. Однако я хотел бы, чтобы рвение, с каким я готов послужить Вам, не было отягощено какими-либо побочными обстоятельствами, и моя горячая защита Ваших интересов не навлекла бы на меня впоследствии упреков. Стало быть, от Вашего поведения, Мадам, и будет зависеть мое поведение по отношению к Вам. И если, в самом деле, Ваши чувства таковы, что могут только порадовать Их Величества, то я, получив необходимые сведения о деле, о каком вы удостаиваете меня чести сообщить, окажу все услуги, какие только будут в моей власти. Во всех остальных обстоятельствах, какие Вас касаются, вы почувствуете, что я с тем же участием, искренностью, уважением и т. д. и т. п…»
Изабель хорошенько подумала, и ей показалось разумным не просить пока встречи с Мазарини. Зная, что аббат Базиль не выпускает ее из своего поля зрения, она опасалась, что он может воспрепятствовать ей покинуть дворец Сен-Жермен. Поэтому она ограничилась новым письмом, изложив в нем все, что хотела бы сказать при встрече. На это письмо Мазарини ей не ответил. Зато он написал аббату Фуке, который, похоже, по-прежнему оставался доверенным лицом кардинала:
«Я предполагал, что госпожа де Шатильон пожелает удостоить меня чести увидеться с ней с тем, чтобы уведомить о своих заботах и убедить в безосновательности обвинений относительно ее недобрых намерений по отношению к королевскому двору и ко мне лично. Но этого не случилось. Господин принц после всего того, что он говорил, писал и делал против меня, не убедит меня в том, что он испытывает по отношению ко мне добрые чувства. Однако вышеозначенная дама, хочу вас уверить, всегда страстно желала примирения и всегда искала возможности… (тут много неразборчиво написанных слов) …и вполне возможно, она вступила в переговоры по своей личной воле и даже продолжает их, так как, имея несколько писем господина принца, обращенных к этой даме, я вижу, что мне он объявил войну не на жизнь, а на смерть, уверяя ее, что Мазарини самый бесчестный и злобный из людей…»
Изабель, не получив ответа, продолжала тревожиться. Она надеялась добиться освобождения Кристофа Берто, но он по-прежнему оставался узником Венсенского замка и твердо стоял на своих показаниях, настаивая на естественности чувства дружбы, которая издавна связывала его с домом Конде. Подтверждение дружеских чувств содержалось и в послании, которое он передал Рику, кроме этого, ничего больше в нем не было. Именно поэтому Рику и не приехал к нему больше. Дело, однако, все еще тянулось, и все-таки Берто собирались уже освободить. И освободили бы, не случись очередная пренеприятнейшая история. Мазарини от одного из своих многочисленных шпионов узнал, что принц де Конде арестовал, судил и повесил некоего человека, объявив его подосланным к нему аббатом Фуке наемным убийцей. Принц поклялся лично уничтожить мерзкого Базиля, если только тот попадет к нему в руки.
Аббат рассвирепел. Теперь он во что бы то ни стало решил схватить гонца, который возил письма принца и госпожи де Шатильон. Узнав, что Рику видели в Париже возле дома Берто, где он, очевидно, и узнал об аресте хозяина дома, Фуке отправил письмо Мазарини:
«Рику сейчас в Париже и отправится в Мелло, он может ускользнуть. Если будет угодно Вашему Преосвященству дать Муше, рейтару, известному достойным поведением и пользующемуся вашим расположением, восемь гвардейцев Вашего Преосвященства, то он отправится завтра на рассвете в Пьерфитт, который расположен на пути и который непременно будет проезжать Рику. Муше его знает, и у меня в десяти соседних деревнях есть соглядатаи, чтобы его поймать».
Капкан был поставлен, Рику в него попался и был препровожден в Венсенский замок. Там его в присутствии аббата Фуке допросил с пристрастием господин де Бретей, и Рику «в конце концов вспомнил и сознался, что был послан, чтобы забрать с собой госпожу де Шатильон».
Средство, каким помогли бедному Рику «вспомнить и сознаться», было простым: палач и пыточные инструменты. В частности, бидон с водой и воронка.
Допрашиваемого усаживали на скамью, привязывали руки и ноги к кольцам, укрепленным в стене и в полу, зажимали прищепкой нос, а в рот вставляли воронку и вливали через нее литра два воды, после чего судья осведомлялся, кто у преступника [21]21
Так допрашивали и мужчин, и женщин. ( Прим. авт.)
[Закрыть]был в пособниках. Если он никого не называл, ему вливали еще столько же, потом еще, в целом до двенадцати литров. Это количество считалось «обычным». Но можно было перейти и к «дополнительному». Тогда количество вливаемой воды удваивали. Вот что пишет по поводу этой пытки Лабрюйер: «Несчастный, которого вы понуждаете таким образом к ответу, не в силах уже ничего произнести, он не выдает то, что знает, но изливает, чем наполнен».
Берто, которого арестовали раньше Рику, первым претерпел этот ужас. Его старались заставить признаться, что он вел «тайные переговоры» с госпожой де Шатильон. Только после шестого вливания он сознался в том, «чего от него требовали». Он признался, что состоял в переписке с господином принцем и получил от него тысячу экю, чтобы составить здесь заговор. После восьмого он признался, что вел переговоры с госпожой де Шатильон, а также виделся с милордом Дигби и обсуждал возможность убийства кардинала. Сообщались они между собой через Рику.
