Текст книги "Прекрасный желтый Дунай"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Само собой разумеется, пообедали господин Егер и господин Круш вместе на постоялом дворе, они встретились за тем же столом и вечером, за ужином, который оплатил первый, за что получил благодарность второго. Дождь, слегка утихший после полудня, вечером пошел с новой силой. Поэтому господин Егер решил снять комнату на постоялом дворе. Но он занял ее один. Несмотря ни на что, Илья Круш решил вернуться на лодку.

– В моей рубке, – сказал он, – можно не бояться ни ветра, ни ливня, и я не хочу оставлять лодку на ночь без присмотра.

– Тогда до утра, господин Круш, – попрощался с ним господин Егер.

– До раннего утра, – уточнил Илья Круш, – так как мы отправимся на рассвете…

– Если позволит погода…

– Она позволит, господин Егер! Поверьте старому речному волку!

И старый речной волк не ошибся. Полночи под напором западного ветра ревели волны. Но затем ветер повернул к северу, и, когда первые лучи солнца показались на горизонте, слева от реки небо было уже совершенно чистым.

Господин Егер явился спозаранку, когда Илья Круга занимался уборкой, вычерпывая воду, скопившуюся на дне лодки.

– Вы были правы, – признал господин Егер, – небо ясно.

– Да, клев будет отличный! – с энтузиазмом отметил Илья Круш.

Четверть часа спустя лодка отчалила от набережной, но на этот раз, вместо того чтобы следовать вдоль левого берега, пересекла реку и поплыла по течению вдоль правого. Учитывая направление ветра, условия для рыбалки здесь обещали быть более выигрышными.

Миновав Ульм, Дунай течет в общем направлении с юго-запада на северо-восток. Между Нойбургом и Ингольштадтом он несколько раз принимает широтное направление, затем поднимается к северу и достигает своей самой северной точки на широте Регенсбурга. Этот город находится всего в сотне километров от Инголыптад-та, и лодка вполне могла достичь его вечером седьмого мая.

Как предрекал Илья Круш, рыбалка оказалась удачной. Он отлично умел подбирать наживку и выбирал то мошек для форели, голавля и пескаря, то мясные шарики для усача, то слизняков для угря, то головастиков для щуки.

В результате за утренние часы его сачок вытащил на борт около сорока различных рыб, почти таким же оказался и вечерний улов, хотя, возможно, большая скорость лодки мешала рыбалке. Течение было довольно быстрым, что позволило за двое суток преодолеть двадцать пять лье. Уже довольно поздно, почти в девять часов вечера, Илья Круш остановился у моста в Регенсбурге.

Продажу рыбы пришлось отложить на завтра. К тому же наш чемпион не собирался проводить весь день восьмого мая в этом городе, поскольку уже несколько раз бывал здесь. Но если господин Круш не горел желанием осмотреть Регенсбург, то, похоже, у господина Егера были другие намерения: он предложил провести здесь целые сутки.

– Я бы хотел, – сказал он, – посвятить этому городу весь завтрашний день. Мне необходимо урегулировать тут кое-какие дела, чтобы не возвращаться сюда специально еще раз.

– Никаких возражений, господин Егер, правда, мы слегка задержимся… Но раз это создаст вам неудобства…

– Спасибо, господин Круш, остается только пожелать друг другу доброй ночи.

Договорившись, отужинав, выкурив трубку, оба, полураздетые, вытянулись в рубке, и ничто не потревожило их сон вплоть до того момента, как восходящее солнце осветило огненной точкой острый шпиль собора на Гезандтенштрассе [41]41
  Гезандтенштрассе (нем.) —улица Послов.


[Закрыть].

Самое время напомнить, что после отбытия из Ульма лауреату «Дунайской удочки» ни разу не оказывали того восторженного приема, с каким его встретили в баденском городе. Как могло случиться, что такая знаменитая персона проскользнула незамеченной между берегами Дуная? Ни в Нойбурге, ни в Ингольштадте не было ни толпы любопытных, ни даже дежурного, призванного сообщить о прибытии Ильи Круша.

Правда, газеты Ульма информировали о его отъезде утром седьмого мая, но при этом еще никто не прознал, что теперь он путешествует вниз по Дунаю не один. В тот момент, когда любопытные на набережной собрались попрощаться с ним, плоскодонка уже покинула берег, и никто не заметил его спутника. А иначе сколько было бы разговоров!.. Кто напарник рекордсмена?.. И на каких условиях Илья Круш согласился взять его с собой?.. В дело немедленно вмешалась бы ульмская пресса… Затем новость была бы воспроизведена всеми немецкими, австрийскими и венгерскими газетами со всяческими более или менее достоверными комментариями. Но, как ни странно, после Ульма новостей не поступало. Казалось, никто не знает, что стало с героем-рыболовом, столь восхваляемым до сих пор. Он спокойно прошел Нойбург, Ингольштадт, незамеченным проплыл мимо городков и деревней обоих берегов.

В Регенсбурге, так же как и в прочих местах, Илья Круш не стремился себя афишировать. Он, так же как и господин Егер, предпочитал сохранять инкогнито. Возможно, поэтому никто не обратил внимания на скромное суденышко среди многочисленных барж, стоявших на причале у набережной Регенсбурга. Отметим, что судоходство здесь очень оживленное, поскольку Дунай, после того как в черте города в него вливаются Наб [42]42
  Даже в наши дни Наб впадает в Дунай несколько выше Регенсбурга.


[Закрыть]и Реген, становится достаточно глубоководным даже для кораблей водоизмещением в двести тонн.

Что до плоскодонки, то Илья Круш привязал ее у первой из пятнадцати арок моста, соединявшего два берега великой реки. Сооруженный в середине XII века, этот мост, длиной в триста шестьдесят футов и опирающийся на два острова, до сих пор самый большой в Германии.

Нам остается предположить, что жители Регенсбурга, который в течение пятидесяти лет был резиденцией имперского сейма, слишком поздно узнают, что после Карла Великого и Наполеона в их городе проездом целые сутки гостил лауреат «Дунайской удочки».

VI
ОТ РЕГЕНСБУРГА ДО ПАССАУ

На следующий день на заре господин Егер первым выбрался из рубки, умылся прохладной речной водой, почистил одежду и, водрузив на голову шляпу с широкими полями, встал на корме лодки.

Отсюда было хорошо видно все, что делается впереди и позади ковчега. Взгляд напарника знаменитого рыболова по очереди направлялся на все без исключения суда, которые плыли по реке или стояли у набережных обоих берегов. Казалось, это зрелище чрезвычайно интересует его. Он следил за приготовлениями к отплытию, которые совершались там и сям, за поднятием парусов, за окутанными черным дымом трубами буксиров. Но больше всего его занимали баржи, которые спускались или готовились к отплытию вниз по Дунаю.

Через четверть часа к господину Егеру присоединился вылезший из рубки Илья Круш.

– Привет! Как спали? – поинтересовался он.

– Так же крепко, как вы, господин Круш. Так, как если бы провел ночь в лучшей комнате лучшей гостиницы. А теперь я вас покину до ужина. Увидимся вечером.

– Как вам угодно, господин Егер, и, пока вы занимаетесь вашими делами, я пойду продам наш улов на рынке Регенсбурга.

– Постарайтесь продать его как можно дороже, господин Круш, – попросил господин Егер, – так как речь идет о моей выгоде…

– Как можно дороже, не беспокойтесь. Но, боюсь, придется нам попотеть, чтобы выручить ваши пятьсот флоринов…

– Мне так не кажется, – только и заметил господин Егер, попрощавшись с господином Крушем.

Очевидно, австриец знал город, так как, не колеблясь, выбрал нужное направление, чтобы достичь центра. Недалеко от моста он оказался перед Домским собором с незавершенными башнями и рассеянно взглянул на примечательный портал конца XV века, затем зашагал вперед по тихим улицам этого шумного в прошлом города, до сих пор кое-где окруженного феодальными донжонами [43]43
  Донжон – главная башня средневекового замка.


[Закрыть]в десять этажей. Теперь в Регенсбурге насчитывается всего двадцать шесть тысяч душ. Понятно, что господин Егер не пошел любоваться дворцом князя Турн и Таксис [44]44
  Турн и Таксис – немецкий дворянский род, итальянский по происхождению; сначала его представители жили в Милане и Бергамо, потом перебрались в испанские Нидерланды и Германию; в 1624 году получили графское, а в 1686-м – княжеское достоинство; в XIX веке получили княжество Бухау (1803) и Кротошин (1819); главной резиденцией рода стал Регенсбург. В 1899 году глава рода получил право на герцогский титул Вёрт и Донауштауф (в Баварии).


[Закрыть], готической часовней и готическим монастырем, а также коллекцией трубок, являвшейся украшением этой древней обители. Он тем более не посетил городскую ратушу, в прошлом резиденцию сейма, чей зал украшен старинными росписями и где находится камера пыток с различными орудиями, которую не без гордости демонстрирует местный привратник. Австриец не потратил тринкгельд,как немцы называют чаевые, чтобы оплатить услуги чичероне. Ему не нужен был никто, чтобы добраться до «Дампфшифсхоф» [45]45
  «Дампфшифсхоф» (нем.) —«Пароходная гостиница».


[Закрыть], следуя по улицам, обрамленным домами, чьи фасады украшают барельефы, изображающие гербы имперской аристократии.

Войдя в гостиницу, господин Егер сел за столик в вестибюле и попросил местные и иностранные газеты. Чтение заняло у него целый час, и, предупредив швейцара, что вернется к обеду, он покинул гостиницу, не назвав своего имени, что, впрочем, и не требовалось, поскольку австриец не собирался снимать комнату на ночь.

Если бы Илья Круш этим утром последовал за своим спутником, то увидел бы, как тот прямым ходом отправился на почту. Там господин Егер спросил, нет ли писем до востребования на инициалы X.K.Z. [46]46
  Удивительно, но те же инициалы мы обнаруживаем у человека в маске (Уильяма Дж. Гиппербона) из романа «Завещание чудака», написанного Ж. Верном в 1897 году.


[Закрыть]

Его уже несколько дней дожидались два письма – одно из Белграда, с сербской маркой, другое из Измаила, молдовского города, расположенного близ устья Дуная.

Господин Егер взял письма и внимательно прочитал их. Лицо его при этом оставалось непроницаемым, затем он положил их обратно в конверты и засунул в карман.

Он собирался уже покинуть почту, как вдруг к нему подошел какой-то человек, довольно просто одетый.

Они явно были знакомы – господин Егер жестом остановил вновь прибывшего, когда тот едва не заговорил с ним.

Этот жест, очевидно, означал: «Не здесь… нас могут услышать».

Оба вышли на улицу и пошли бок о бок на соседнюю площадь. Тут они в полной безопасности проговорили минут десять. Господин Егер даже достал одно из писем и дал прочитать несколько строк своему собеседнику.

И, если бы Илья Круш был рядом, он услышал бы, как господин Егер говорит:

– Этот корабль прибыл в Никопол? [47]47
  Никопол – болгарский город на Нижнем Дунае.


[Закрыть]

– Да, но, сколько ни искали, ничего не нашли…

– Хорошо. Ты возвращаешься в Белград?

– Да.

– По всей вероятности, я буду там через три-четыре недели.

– Я должен дожидаться вас там?

– Непременно… Если только не получишь за это время других указаний.

И перед тем, как попрощаться:

– Ты что-нибудь слышал о некоем Илье Круше?

– Об этом рыболове, который решил спуститься вниз по Дунаю с удочкой в руках?

– Именно. Если я буду с ним, когда он прибудет в Белград или куда-то еще, делай вид, что не знаешь меня.

На этом они расстались; один стал подниматься по улице вверх, другой, господин Егер, направился к гостинице «Дампфшифсхоф».

Наступило время обеда. Но, прежде чем занять место за общим столом, господин Егер зашел в вестибюль, написал два письма, несомненно, в ответ на полученные утром; затем, бросив запечатанные конверты в ближайший почтовый ящик, сел обедать.

За столом уже сидели пять или шесть человек, болтавших о том о сем. Господин Егер ел более основательно, чем в лодке, но не принимал никакого участия в разговоре. Однако он держал ухо востро, как человек, привыкший прислушиваться ко всему, что говорится вокруг. Его особенно поразило, когда один из сотрапезников сказал соседу:

– Ну как, нет новостей об этом пресловутом Лацко?

– Нет, так же, как ничего не слышно о пресловутом Круше, – ответил другой. – Говорили, что он проследует через Регенсбург, но пока ни слуху ни духу…

– В самом деле странно…

– Если только эти Круш и Лацко не одно и то же лицо…

– Вы шутите?

– Черт возьми, кто знает?

Услышав эти мало что значившие слова, очевидно, просто так брошенные на ветер, господин Егер резко поднял голову. При этом он едва заметно пожал плечами и закончил трапезу, так и не произнеся ни слова.

В половине первого господин Егер, оплатив счет в гостинице, пустился в путь по улицам, которые спускались к набережной. Его мало интересовали верхние кварталы города, чего не скажешь об оживленном движении судов на реке. Надо заметить, что иностранцы редко пренебрегают визитом в предместье Штадт-ам-Хоф. Господин Егер в этом отношении оказался исключением, он вернулся на берег.

Отсюда, вместо того чтобы присоединиться к Илье Крушу, который должен был уже продать рыбу и находиться в лодке, он пошел по мосту, который привел его на правый берег реки.

Здесь у причала стояло множество барж, готовившихся к отплытию. Часть из них, прицепившись цепочкой к буксиру, уже отправилась вверх по реке.

Но, похоже, господина Егера интересовали не они, а корабли, собиравшиеся плыть к низовьям Дуная.

Полдюжины их могли вместить около сотни тонн груза, но при этом осадка кораблей едва достигала трех-четырех футов, что позволяло им пройти даже по самым мелким протокам между островами и берегом.

Господин Егер целых два часа наблюдал за всем, что происходило на борту. Он смотрел, как грузчики подносят мешки и заполняют трюмы, как проходят последние приготовления тех, кто собирался покинуть Регенсбург после полудня.

Движение на набережной было тоже довольно оживленным. Не говоря уже о речниках, здесь слонялось немало любопытных.

Среди зрителей были и те, кого привело сюда не просто чувство любопытства. В толпе легко различались сотрудники таможенной полиции. Господин Егер сразу же узнал их – Международная комиссия приняла самые суровые меры, чтобы обеспечить наблюдение за Дунаем на всей его протяженности. Ни один корабль не оставался без внимания либо во время остановок в прибрежных городах и поселках, либо во время плавания. Тогда их досматривали агенты, курсировавшие по реке днем и ночью на специальных лодках. Но пока неуловимого Лацко так и не схватили. И, когда господин Егер покинул набережную, крупное дело о контрабанде не продвинулось ни на шаг.

По мосту он шел крайне медленно, останавливаясь всякий раз, когда какая-нибудь баржа проходила под центральными сводами. Суда, не причалившие в Регенсбурге, он провожал взглядом от первого поворота реки до последнего и не обращал никакого внимания на прохожих.

Внезапно на его плечо легла чья-то рука и кто-то заговорил с ним:

– Так, так, господин Егер, похоже, все это вас очень интересует…

Господин Егер обернулся и увидел лицо Ильи Круша, который смотрел на него с улыбкой.

– Да, – ответил он, – очень любопытно! Я часами могу смотреть на корабли.

– Э, господин Егер, когда мы достигнем низовий реки, будет еще интереснее! Там столько кораблей! Подождите, вот доберемся до Железных Ворот… вы там когда-нибудь были?

– Нет, – ответил господин Егер.

– Ну, это надо видеть! – воскликнул Илья Круш. – Если нет в мире реки прекраснее Дуная, то на всем Дунае нет места прекраснее Железных Ворот!

Решительно, достойный рыболов был восторженным поклонником родной реки, и всякий раз, когда представлялась возможность, начинал восхвалять ее. К этим похвалам охотно присоединял свой голос и его спутник. Но на самом деле Дунай интересовал господина Егера прежде всего как «движущаяся дорога», если воспользоваться известным выражением X… [48]48
  Имеется в виду афоризм Паскаля: «Реки – это движущиеся дороги…»


[Закрыть]

Тем временем солнце клонилось к закату. Большие часы Ильи Круша показывали около шести.

– Я был внизу, в лодке, когда увидел вас на мосту, господин Егер, – сказал он. – Делал вам знаки, но вы не ответили… Тогда я пошел за вами… Завтра мы отплываем очень рано, не пора ли поужинать?

– С удовольствием, господин Круш, пойдемте.

Оба спустились на левый берег и направились к месту на набережной, где пришвартовалась их лодка. Сворачивая с моста, господин Егер вспомнил:

– А как же торговля? Вы выгодно продали рыбу, господин Круш?

– Не очень, гоподин Егер… В это время рынок Регенсбурга завален товаром… Может, удастся выручить больше в Пассау, Линце или Прессбурге [49]49
  Прессбург – немецкое название Братиславы.


[Закрыть]…

– О! Не волнуйтесь, – заявил господин Егер. – Повторяю еще раз:

я ничего не теряю, наоборот… Сумма, заплаченная мной за вашу рыбу, удвоится, когда мы доберемся до устья Дуная!

Через четверть часа господин Егер и Илья Круш мирно ужинали на борту. Покончив с едой, они расположились рядышком в рубке. Под пролетом моста, как под крышей, можно было не бояться перемены погоды. И действительно, они даже не слышали, как среди ночи крупными каплями пошел дождь.

В полшестого утра, миновав Регенсбург, плоскодонка проследовала вдоль правого берега, где течение оказалось самым быстрым. Рыбалка принесла плотву и красноперку, последняя еще не успела уйти на каменистое или илистое дно, куда любит прятаться днем.

– Взгляните, господин Егер, – сказал Илья Круш своему спутнику, – сейчас, в начале мая, я наживляю мелкие крючки пшенной кашей, в которую для аромата добавляю асафетиду! [50]50
  Асафетида – то же, что и камедесмола, затвердевший на воздухе сок корней ферулы вонючей.


[Закрыть]Зимой же хороша наживка из сухого хлеба, смоченного свежей кровью… Конечно, лучше, когда поплавок неподвижен, потому что у плотвы и красноперки прямой рот и они хватают наживку очень быстро… Тем не менее и нам можно рассчитывать на отменный улов и хорошую выручку… Будьте уверены, я не упущу вашей выгоды, господин Егер…

– Знаю, знаю, господин Круш, вы же самый порядочный человек на свете… Не терзайтесь, пусть все идет своим чередом!

Илья Круш, не торопясь, выловил за утро около сорока плотвичек, которых подсекал ловким, но не слишком резким движением.

Улов в этот день вполне вознаградил его, но рыбак больше радовался не за себя, а за господина Егера – с тех пор, как они путешествовали вместе, лауреат «Дунайской удочки» с его доброй и сентиментальной натурой чувствовал к своему спутнику все большую симпатию.

Ниже Регенсбурга на правом берегу простирались бескрайние поля, богатые плодородные земли со множеством ферм, деревень. Сюда часто подходили корабли, и, вполне возможно, контрабанда активно осуществлялась именно с низовьев Дуная. По крайней мере, в Баварии это побережье находилось под пристальным наблюдением, и агенты начальника полиции Карла Драгоша беспрестанно объезжали эти края.

На холмистом левом берегу рос густой лес, он тянулся вплоть до Ромервальда [51]51
  Ромервальд – одна из частей горного массива Баварский Лес, тянущегося по левому берегу Рейна.


[Закрыть]. Илья Круш и господин Егер заметили возвышавшийся над городком Донауштауф летний дворец князей Турна и Таксиса и старый замок регенсбургских епископов; затем еще выше, над Сальваторбергом [52]52
  Сальваторберг (нем.) —гора Спасителя.


[Закрыть], появился своего рода Парфенон [53]53
  Парфенон – главный храм Афинского акрополя. Здесь речь идет о мемориале Валхалла, воздвигнутом по желанию баварского короля Людвига I в честь героев Германии. Автором проекта был знаменитый в то время немецкий архитектор Франц Карл Лео фон Кленце (1784–1846). Он решил мемориал в виде древнегреческого храма дорического ордера. Валхалла была построена в 1830–1842 годах. Фон Кленце был известен и работами в России. Он не раз приезжал в нашу страну. В 1839 году Николай I поручил фон Кленце проект нового здания Эрмитажа, которое и было построено по его чертежам.


[Закрыть], заблудившийся под баварским небом, ничуть не напоминающим небо Аттики [54]54
  Аттика – область в средней Греции, где расположены Афины.


[Закрыть]. Парфенон воздвигли благодаря королю Людвигу. Здесь находится музей, где выставлены бюсты героев Германии, но внутри это сооружение не так впечатляет, как снаружи, где являет собой прекрасное архитектурное целое. И если сей Парфенон уступает афинскому, то превосходит тот античный по форме храм, которым шотландцы украсили один из холмов «Старой коптилки» – Эдинбурга.

Течение несло лодку вдоль правого берега, мимо тенистых островов, поросших красивыми деревьями. Река здесь часто петляла, но взору каждый раз открывался, по сути, один и тот же пейзаж. Илья Круш решил остановиться в Штраубинге – продать рыбу и пополнить запасы провизии. Пройдя устье Изара, одного из левых притоков [55]55
  Неточность: Изар впадает в Дунай справа.


[Закрыть], он пришвартовался на ночь у поселка Деггендорф, где Дунай, уже тысячи двухсот футов в ширину, пересекается мостом из двадцати шести пролетов. Это на одиннадцать больше, чем у моста в Регенсбурге; но в Деггендорфе мост деревянный и даже разборный и каждый год его убирают накануне весеннего паводка. Затем мост восстанавливают, и многочисленные паломники, посещающие этот край, знаменитый своими святынями, хранящимися в Обер-Альтайхе, в старой церкви Богенберга и в Деггендорфе, могут перейти с одного берега на другой.

Илья Круш заметил, но не придал особого значения тому, что не только в крупных городах, но даже в самых скромных деревеньках у господина Егера находились знакомые. Не раз местные жители подходили и обменивались с ним парой слов. Он не забывал заходить на почту, где на его имя почти всегда были письма.

– Э, господин Егер, – сказал однажды рыболов, – у вас, похоже, везде приятели?

– Это правда, господин Круш… И все потому, что я частенько бывал в прибрежных районах Дуная.

– Из любопытства? – поинтересовался Илья Круш, но, спохватившись, решил, что его вопрос не совсем тактичен, – возможно, у господина Егера есть свои секреты.

Но, похоже, это было не так, поскольку господин Егер поспешил объясниться:

– Нет, не из любопытства, господин Круш. Я ездил по делам одного пештского торгового дома, а это, знаете ли, позволяло не только увидеть разные страны, но и приобрести множество знакомств.

Больше ничего и не требовалось, чтобы удовлетворить любопытство рыболова, который ни разу не усомнился в абсолютной порядочности своего спутника.

На подходах к Пассау правый берег реки становится менее плоским. На горизонте прорисовываются первые отроги Ретийских Альп [56]56
  Ретийские Альпы. – Еще одна неточность; упомянутая горная система располагается в Швейцарии и Западной Австрии, тогда как к Дунаю подходит справа горный хребет Иннфиртель.


[Закрыть]. Дунай стискивается с двух сторон сужающейся долиной, течение его становится бурным и быстрым. Этот маршрут весьма притягателен для путешественников. Раньше здесь встречались довольно опасные пороги, где нередко суда получали серьезные повреждения. Ложе реки было покрыто огромными камнями, а стремительное течение не позволяло легко обойти их. Во время паводка трудности уменьшались, но при нормальном уровне воды плавание нередко приводило к гибели судов. Чтобы избежать этого, самые страшные из рифов, пересекавших русло реки, были взорваны. Ныне дунайские пороги не так опасны, как прежде, водовороты больше не затягивают корабли в омуты, поверхность реки довольно спокойна и число кораблекрушений значительно сократилось.

И все-таки и большим и малым судам следует соблюдать тут определенную осторожность. Господин Егер не мог нарадоваться, глядя, как Илья Круш управляет лодкой. Едва она отклонялась от курса, как славный рыболов, отличавшийся замечательной верностью глаза и руки, одним ударом кормового весла придавал суденышку нужное направление.

Илья Круш и господин Егер покинули Регенсбург утром девятого мая. Утром одиннадцатого, пройдя сорок километров и проведя ночь у левого берега, они достигли небольшого местечка Фильс, что всего в часе от Пассау, последнего баварского города на правом берегу Дуная.

На заре два часа были посвящены рыбалке, которая принесла несколько дюжин голавлей, карпов, плотвы и усачей. Вместе с рыбой, пойманной накануне и еще не сбытой с рук, получилось много товара, продать его компаньоны собирались на рынке в Пассау.

Но им не пришлось добираться до рынка. На этот раз заметка в утренней газете сообщила о прибытии Ильи Круша и его уже поджидали. Наконец след знаменитости был обнаружен!

В самом деле, около пятидесяти зевак прибежали на берег, чтобы приветствовать лодку. Господин Егер вскричал:

– Эй! Вам не удастся пройти незамеченным, господин Круш, и, думаю, недостатка в покупателях не будет! Рыба от лауреата «Дунайской удочки»! Да, я немного спекулирую, играю на вашем имени, эти усачи, карпы, плотва и голавли пойдут по цене золота! Но я не любитель шумных сборищ, к тому же не имею никаких прав на эти почести, поэтому оставляю вас вашим почитателям!

С этими словами господин Егер спрыгнул на землю, едва лодка коснулась берега. Все взгляды были обращены на Илью Круша. И мало кто заметил, что у победителя появился спутник.