Текст книги "Приключения троих русских и троих англичан"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава V
ПОСЕЛОК БЕЧУАНОВ[102]102
  Бечуаны – народ, населяющий бывший Бечуанленд, владение Великобритании в Африке в 1885—1966 годах (затем с этого года – самостоятельное государство Ботсвана).


[Закрыть]

Путешествие по верховью реки было недолгим. Пассажиры, с комфортом устроившиеся в каюте судна, нисколько не страдали от проливных дождей, обычных здесь в это время года. «Королева и Царь» двигалась быстро. На пути судна не встречалось ни стремнин, ни отмелей, течение реки, будучи не столь уж сильным, тоже не мешало быстрому движению барки.

Берега Оранжевой реки по-прежнему восхищали взоры. Деревья самых разнообразных пород сменяли друг друга вдоль ее берегов, в их зеленых кронах копошились мириады птиц. Там и тут купами стояли деревья, принадлежащие к семейству протеевых[103]103
  Семейство протеевых (правильно: протейных) – кустарники и деревья, вечнозеленые, растущие в сухих областях Южного полушария. Насчитывает около 1400 видов. Некоторые дают ценную древесину, другие – съедобные семена; ряд видов разводят в оранжереях как декоративные.


[Закрыть], и в частности, «Wagenboom» – деревья с корой цвета красного мрамора, производившие удивительное впечатление своими темно-синими листьями и крупными бледно-желтыми цветами: или еще «Zwartebast» – деревья с черной корой и вечнозеленые «Karrees» с темной листвой. Иногда лес тянулся на расстоянии многих миль в сторону от берега, тенистого в любом месте благодаря плакучим ивам. То тут, то там неожиданно вдруг появлялись большие незаросшие участки. Это были обширные равнины, во множестве усеянные горькой тыквой, перемежаемой «сахарными кустарниками», состоящими из медоносных растений, откуда выпархивали стаи крохотных птичек с чудесным пением, которых капские колонисты называют «сахарными соловьями».

Пернатый мир был представлен здесь самыми разнообразными образцами. Бушмен показывал всех их сэру Джону Муррэю, большому любителю пернатой и четвероногой дичи. Так между англичанином-охотником и Мокумом завязалась особая, тесная дружба. Мокум получил в подарок от своего благородного спутника превосходный карабин системы «Pauly», с большой дальностью стрельбы. Излишне описывать радость бушмена, ставшего вдруг обладателем такого великолепного оружия.

Новые приятели хорошо понимали друг друга. Являясь видным ученым, сэр Джон Муррэй в то же время слыл одним из самых блестящих охотников на лис старой Каледонии[104]104
  Каледония – другое название одной из частей о. Великобритания; в литературе часто используется как поэтическое имя Шотландии.


[Закрыть]. Он с вожделением слушал рассказы бушмена, у него загорались глаза, когда тот показывал ему в чаще на каких-нибудь жвачных – то на стадо жирафов голов в пятнадцать – двадцать, то на буйволов высотой в шесть футов, с головою, увенчанной спиралью черных рогов, чуть дальше – на свирепых гну с лошадиными хвостами, где-то еще – на стадо «caamas», разновидность больших ланей с горящими глазами, рога которых представляют собой грозные треугольные пирамиды, и всюду, будь то густой лес или голая равнина, – на многочисленных представителей рода антилоп, которыми так и кишит Южная Африка: серну-бастард, gemsbok, газель, кустарникового козла, прыгающего козла всех и не перечислить. Не правда ли, было от чего взыграть охотничьим инстинктам? Да разве могла охота на лисицу где-нибудь в низинах Шотландии[105]105
  Шотландия – административно-политическая часть Великобритании, занимает северную часть острова Великобритания и прилегающие острова.


[Закрыть] соперничать с подвигами Кумминса[106]106
  Кумминс – вероятно, имеется в виду Кумминг Гордон (1820—1866) – известный шотландский охотник и путешественник по Африке, автор книги о животных этого континента.


[Закрыть], Андерсона или Болдвина[107]107
  Болдвин (Болдуин?) – часто повторяя эту фамилию, весьма распространенную, автор не дает никаких «наводящих данных» хотя бы для предположительной догадки, о ком идет речь.


[Закрыть]. Надо сказать, что и компаньоны сэра Джона Муррэя не были столь же взволнованы видом этих великолепных образчиков дичи. Вильям Эмери, например, внимательно присматривался к членам экспедиции, стараясь угадать, что за люди его новые коллеги. Сверстники полковник Эверест и Матвей Струкс казались одинаково сдержанными и замкнутыми. Разговор они вели осторожно и размеренно, а когда встречались утром, то можно было подумать, что впервые в жизни увиделись друг с другом только накануне вечером. Не приходилось даже надеяться, что когда-нибудь между двумя этими выдающимися личностями сможет установиться тесная близость. Всем известно, что даже две льдины, оказавшись рядом, в конце концов, соединятся друг с другом, но такого никогда не случится с двумя учеными, если оба они занимают видное положение в науке.

Николай Паландер, пятидесяти пяти лет от роду, казался одним из тех людей, которые никогда не были молодыми и которые никогда не будут старыми. Этот астроном из Гельсингфорса постоянно пребывал в сосредоточенности, погруженный в свои вычисления, как великолепно организованная машина; да это и была машина, нечто вроде абаки[108]108
  Абака – счетный прибор у древних греков и римлян, существовавший до изобретения счетов, дошедших до наших дней.


[Закрыть] или универсального счетчика. «Счетная машина» англо-русской комиссии, этот ученый являл собою одного из трех «чудо-людей», которые могут множить в уме любое число на пятизначное, то есть был человеком вроде Мондё[109]109
  Мондё Анри – французский пастух, живший в XIX веке, обнаружил феноменальные способности к вычислениям в уме. В 1840 году демонстрировал способности в Парижской Академии наук. Оказавшись во всем остальном более чем заурядным человеком, вскоре был забыт и умер в нищете.


[Закрыть], только пятидесятилетним.

Михаил Цорн более всех подходил Вильяму Эмери и по возрасту, и по темпераменту энтузиаста, и по своему добродушию. Его приятные качества не мешали ему стать достаточно заслуженным астрономом, рано получившим известность. Открытия, сделанные им лично и под его руководством в Киевской обсерватории в области туманности Андромеды[110]110
  Туманность Андромеды – ближайшая к нашей Галактике гигантская спиральная галактика.


[Закрыть], наделали много шуму в ученых кругах Европы. К его бесспорным заслугам относилась и большая скромность – он всегда старался держаться в тени.

Вильяму Эмери и Михаилу Цорну просто суждено было стать друзьями. Одни и те же вкусы, одни и те же устремления соединили их. Теперь они частенько беседовали вдвоем. А в это время полковник Эверест и Матвей Струкс хладнокровно присматривались друг к другу, Паландер извлекал в уме кубические корни, не замечая пленительных ландшафтов побережья, а сэр Джон Муррэй и бушмен строили планы жертвоприношения богине охоты.

Плавание на «Королеве и Паре» по верховью реки Оранжевой проходило без приключений. Правда, иногда скалистые выступы, гранитные берега, окаймлявшие извилистое русло реки, казалось, преграждали судну путь. Или бывало так, что покрытые густым лесом острова, возникавшие перед баркой, вызывали некоторую неуверенность в том, какую дорогу следует выбрать. Бушмен в таких случаях никогда не колебался, и судно очень скоро выбиралось из тупика. Штурман ни разу не пожалел о том, что последовал наставлениям Мокума.

За четыре дня барка преодолела двести сорок миль, отделяющие Моргедские водопады от Курумана – одного из притоков реки Оранжевой, протекающего как раз мимо селения Латтаку, куда и направлялась экспедиция Эвереста. На расстоянии тридцати лье выше водопадов река делала поворот и, поменяв свое обычное направление, устремлялась на юго-восток, омывая острый угол, который образует на севере территория Капской колонии. Затем она поворачивала на северо-восток и терялась в трехстах милях отсюда в лесистых районах Трансваальской республики.

Пятого февраля ранним утром, в сильный дождь, барка достигла стойбища Клаарватер – готтентотской деревни, возле которой Куруман впадает в Оранжевую реку. Быстро миновав несколько бушменских хижин, составлявших эту деревню, судно начало подниматься вверх, против течения притока. Пассажиры «Королевы и Царя» знали об одной особенности этой водной артерии: русло Курумана, очень широкое у истоков, ниже по течению все больше сужается из-за обмеления реки под иссушающими лучами солнца, но в период дождей Куруман становится полноводным и быстрым потоком. Поэтому капитан приказал поддать пару, чтобы судно поднималось вверх по течению Курумана со скоростью трех миль в час.

Река буквально кишела гиппопотамами. Эти громадные толстокожие, которых капские голландцы называют «морскими коровами», грузные животные длиною от восьми до десяти футов, не отличались особой агрессивностью. Пыхтение самоходной барки и шум винта пугали их. Судно казалось им диковинным чудовищем, которого следовало опасаться, и потому приблизиться к ним на расстояние ружейного выстрела оказалось делом весьма трудным. Сэр Джон Муррэй охотно бы испробовал свои разрывные пули на их мясистых тушах, но бушмен убедил его, что гиппопотамы еще встретятся им в северных реках, и сэр Джон Муррэй решил дождаться более благоприятного случая.

Расстояние в сто пятьдесят миль, которое отделяет устье Курумана от стоянки в Латтаку, было преодолено за пятьдесят часов. Седьмого февраля в три часа дня они достигли пункта назначения.

Когда самоходная барка причалила к плотине, на ее борт поднялся человек лет пятидесяти, серьезного вида, но с добродушным лицом. Он протянул руку Вильяму Эмери. Астроном, представляя новоприбывшего своим спутникам, сказал:

– Преподобный[111]111
  Преподобный – обозначение священнослужителя из числа монахов; обращение к нему – «ваше преподобие».


[Закрыть] Томас Дэйл, член Лондонского миссионерского общества, руководитель миссии[112]112
  Миссионерство– проповедь христианства среди населения отсталых стран, обращение его в «истинную» религию. Миссионеры занимались также просветительством, прививали «дикарям» основы бытовой культуры. Миссия – сама деятельность миссионеров; также помещение, где она размещалась.


[Закрыть] в Латтаку.

Европейцы поклонились преподобному Томасу Дэйлу, тот поздравил их с благополучным прибытием и сказал, что находится в их полном распоряжении.

Город Латтаку, скорее – селение с таким названием, представляет собой самую северную миссионерскую станцию Капской колонии. Он делится на старую и новую Латтаку. Старая, почти полностью покинутая в настоящее время, к которой только что подошла «Королева и Царь», в начале века еще насчитывала двенадцать тысяч жителей, которые с тех пор уехали на северо-восток. Этот город, пришедший в упадок, сменила новая Латтаку, выстроенная неподалеку, в долине, некогда сплошь покрытой акациями.

Новый город Латтаку, в который европейцы и отправились под предводительством преподобного отца, состоял примерно из сорока групп домов и насчитывал приблизительно пять-шесть тысяч жителей, принадлежавших большому племени бечуанов. Именно здесь, в этом городе, прожил три месяца в 1840 году доктор Дэвид Ливингстон, прежде чем отправиться в путь по Замбези, – в путь, которому суждено было привести прославленного путешественника на побережье Мозамбика – через всю Центральную Африку, от залива Лоанда в Конго до порта Келимане.

Прибыв в новую Латтаку, полковник Эверест передал Томасу Дэйлу письмо доктора Ливингстона, рекомендовавшего англо-русскую комиссию своим друзьям в Южной Африке. Миссионер прочел его с живейшим удовольствием, потом, вернув его полковнику Эвересту, сказал, что оно может быть ему весьма полезным во время экспедиции, поскольку имя Дэвида Ливингстона известно и почитаемо во всей этой части Африки.

Членов комиссии разместили в миссионерском доме – просторном здании, построенном на возвышении и Окруженном непреодолимой изгородью наподобие крепостной стены. В этом доме им было гораздо удобнее, чем если бы они поселились у туземцев. И не потому, что жилища бечуанов не содержались в чистоте и порядке. Напротив, на глиняном иолу любой из хижин нс было ни пылинки, а крыша из длинной соломы совсем не пропускала дождя: но домики эти были всего лишь шалашами, входом в них служило небольшое круглое отверстие, что представляло явное неудобство. В таких хижинах жить пришлось бы со всеми домочадцами в одной комнате, а это не вызывало восторга у европейцев, привыкших к совсем иным условиям жизни.

Вождь племени бечуанов, живший в Латтаку, некий Мулибахан, счел долгом явиться к приезжим и засвидетельствовать им свое почтение. Мулибахан, довольно красивый плотный мужчина, был одет в плащ из разных шкур, сшитый с большим искусством, и набедренную повязку, называемую «pukoje» на местном наречии. На голове он носил кожаную феску, на ногах – сандалии из бычьей кожи. Выше локтя на смуглой коже выделялись белизной браслеты из слоновой кости, в ушах качались медные пластины длиною в четыре дюйма[113]113
  Дюйм – мера длины, равная 2,54 см.


[Закрыть] – нечто вроде серег, являвшиеся также и амулетом[114]114
  Амулет – предмет, постоянно носимый на теле. Как колдовское средство, якобы предохраняющее от болезней, ран, вражеского «чародейства» и других напастей.


[Закрыть]. К феске его был прикреплен хвост антилопы. В руке он держал охотничий посох с пучком коротких черных страусовых перьев наверху. Густой слой охряной краски, покрывавший бечуанского вождя с ног до головы, скрывал естественный цвет его кожи. Несколько надрезов на ляжке, оставивших глубокий след, указывали на число врагов, убитых Мулибаханом.

Вождь, державшийся, по крайней мере, столь же важно, как Матвей Струкс, приблизился к европейцам и потрогал всех по очереди за нос. Русские восприняли этот жест серьезно. Англичан он несколько покоробил. Тем не менее, согласно африканским обычаям, такой жест означал торжественное обязательство оказать европейцам гостеприимство.

Завершив свою церемонию, Мулибахан удалился, не произнеся ни единого слова.

– А теперь, когда мы стали натурализованными бечуанами, – сказал полковник Эверест, – давайте займемся, не теряя ни дня, ни часа, нашими делами.

Ни дня и ни часа действительно потеряно не было, и все же (ведь организация подобной экспедиции требует стольких хлопот и содержит столько мелочей) комиссия подготовилась к исследованиям не раньше первых чисел марта. Впрочем, пока не закончился сезон дождей, их и не стоило начинать. Зато потом вода, наполнив подземные резервуары, станет драгоценным источником жизни для путешествующих по пустыне.

Отъезд назначили на второе марта. В этот день весь караван, поставленный под начало Мокума, был готов выступить в поход. Европейцы попрощались с миссионерами Латтаку и в семь часов утра покинули селение.

– Куда мы идем, полковник? – спросил Вильям Эмери в тот момент, когда караван миновал последнюю хижину селения.

– Все прямо и прямо, господин Эмери, – ответил полковник, – пока не найдем подходящего места для постройки базиса[115]115
  Базис треугольника – сторона геометрической фигуры, полученная путем непосредственного измерения на участке плоской, ровной, без наклона местности служит основой для дальнейших измерений углов.


[Закрыть].

В восемь часов караван перешел через невысокие, покрытые низкорослыми деревцами холмы, со всех сторон окружавшие Латтаку. И перед взорами путешественников раскинулась пустыня, со всеми ее опасностями и тайнами.

Глава VI,
В КОТОРОЙ ЗНАКОМСТВО ДОВЕРШАЕТСЯ

Конвой под командой Мокума состоял из ста человек туземцев. Все они были бушменами – людьми трудолюбивыми, не раздражительными, не строптивыми, способными переносить любые лишения. Когда-то, до появления здесь миссионеров, бушмены пробавлялись лишь убийствами да грабежами, расправляясь обычно со своими противниками, когда те спали. Миссионерам удалось немного смягчить их дикие нравы: и все же эти туземцы и по сей день время от времени грабят фермы и уводят скот.

Десять повозок, похожих на ту фуру, которую бушмен доставил к Моргедским водопадам, составляли гужевой транспорт экспедиции. Две из них представляли собой нечто вроде домов на колесах, и, предлагая определенный комфорт, они должны были сослужить хорошую службу в лагере европейцев. Таким образом, за полковником Эверестом и его спутниками следовало жилище, сделанное из дерева, хорошо укрытое брезентом, снабженное спальными местами и всем необходимым для туалета. В местах лагерной стоянки благодаря им к тому же экономилось время, необходимое на установку палатки, поскольку это жилище прибывало к месту уже собранным.

Одна из таких повозок была предназначена для полковника Эвереста и двух его соотечественников – сэра Джона Муррэя и Вильяма Эмери. Обитателями другой повозки были русские – Матвей Струкс, Николай Паландер и Михаил Цорн. Еще две, выполненные примерно по тому же образцу, принадлежали пятерым англичанам и пятерым русским, составлявшем экипаж судна «Королева и Царь».

Корпус и машину самоходной барки, разобранной на части и погруженной на одну из фур, тоже везли за путешественниками через всю африканскую пустыню. На континенте есть много внутренних озер. Некоторые из них могли оказаться на пути возможного следования научной комиссии, и тогда судно весьма бы пригодилось.

Другие повозки везли инструменты, продовольствие, вещи путешественников, их оружие, боеприпасы, приборы, необходимые для проведения запланированной триангуляции, – такие, как портативные пилоны[116]116
  Пилон – массивный столб, служащий опорой перекрытий или стоящий у входов и въездов.


[Закрыть], сигнальные столбы[117]117
  Сигнальные столбы – вышки высотой от 6 до 55 м, применяемые при триангуляционной съемке местности для наведения приборов.


[Закрыть], фонари, подставки для измерения базиса треугольника и, наконец, вещи, предназначенные для ста человек конвоя. Провизия бушменов состояла в основном из «biltongue» – мяса антилопы, буйвола или слона, разрезанного на длинные полоски и высушенного на солнце или умеренном огне, которое может сохраняться в течение нескольких месяцев. Такой способ приготовления мяса сокращает потребление соли и очень распространен в тех районах, где испытывается недостаток в этом полезном минерале. Что касается хлеба, то бушмены рассчитывали заменить его различными плодами и корешками, ядрами арахиса[118]118
  Арахис – культурное растение с плодами-орехами, созревающими в земле, употребляются непосредственно в пищу и для приготовления растительного масла.


[Закрыть], луковицами некоторых видов мезембриантенума[119]119
  Мезембриантенум – невысокие травянистые растения с разноцветными лепестками и плодами, произрастают в жарком климате.


[Закрыть] – таких как местный инжир, каштаны или сердцевина разновидности саговой пальмазамии[120]120
  Саговая пальмазамия (пальма) – тропическое дерево, сердцевина которого используется для приготовления крахмала и крупы саго.


[Закрыть], которая так и называется «кафрским[121]121
  Кафры – общее название, данное многим народам Южной Африки европейцами.


[Закрыть] хлебом». Эти запасы провизии растительного происхождения должны были пополняться по дороге. Что касается живности, то и о ней подумали организаторы экспедиции, поручив охотникам каравана прочесывать леса и долины, которые встретятся на их пути. Кстати, последние с необычайным искусством владели своими луками из дерева алоэ и своими «ассагэ», напоминающими длинное копье.

В каждую повозку впрягли шесть быков капской породы – длинноногих, ширококостных и большерогих – с помощью упряжки из буйволиной кожи. Тяжелые повозки, эти неуклюжие образцы первобытного гужевого транспорта, могли не бояться ни крутых склонов, ни оврагов и передвигаться если не быстро, то надежно на своих массивных колесах.

Что касалось верховых животных, предназначенных для самих путешественников, то в караване имелись маленькие лошадки испанской породы, черной или сероватой масти, вывезенные в капские земли из Южной Америки, – добрые и выносливые животные, которые очень ценились в этих местах. Расчет делался также и на полудюжину таких представителей отряда четвероногих, как домашние «couaggas» – разновидность тонконогих ослов с крутыми боками, рев которых напоминает лай собаки. Эти «couaggas» должны были пригодиться во время коротких вылазок, связанных с геодезическими операциями, чтобы перевозить инструменты и приборы там, где не смогут проехать тяжелые повозки. И только бушмен Мокум, составляя исключение, с грацией и необыкновенной ловкостью гарцевал на великолепном животном, вызывавшем восхищение сэра Джона Муррэя, большого знатока. Это была зебра, шкура которой, испещренная поперечными коричневыми полосами, отличалась несравненной красотой. Она была высотою в холке четыре фута и семи футов от пасти до хвоста. Это недоверчивое и пугливое животное не стерпело бы на себе никакого другого всадника, кроме Мокума, сумевшего приручить его.

Несколько собак полудикой породы, которых иногда ошибочно называют «охотничьими гиенами», бежали с двух сторон каравана. Своим строением и длинными ушами они напоминали европейскую легавую. Таков был общий состав каравана, намеревавшегося углубиться в пустынные дебри Африки. Быки, направляемые «джам-боксами» своих возниц, коловших их в бок, продвигались вперед спокойно и размеренно, и вид этого отряда, растянувшегося в походном порядке на фоне холмов, представлял весьма занятное зрелище.

Куда направлялась эта экспедиция, покинувшая Латтаку?

«Все прямо и прямо», – сказал полковник Эверест.

И действительно, в настоящий момент полковник и Матвей Струкс не могли придерживаться какого-то вполне определенного направления. Дело в том, что, прежде чем начать свои геодезические операции, они должны были найти большую, совершенно гладкую равнину с тем, чтобы построить на ее поверхности основание первого из тех треугольников, сеть которых покроет южный район Африки на протяжении нескольких градусов. Но руководители экспедиции понимали, что без подсказки Мокума им вряд ли удастся скоро набрести на такое место. Поэтому полковник Эверест призвал охотника и с основательностью ученого заговорил с ним о треугольниках, прилегающих углах, о базисе, измерении меридиана, зенитном расстоянии и так далее. Бушмен какое-то время дал ему высказываться, но скоро прервал его.

– Полковник, – сказал он, сделав нетерпеливый жест, – я ничего не понимаю в ваших углах, базисах и меридианах. Я даже никак не могу взять в толк, что вы собираетесь делать в африканской пустыне. Но, в конце концов, это ваше дело. Что вы хотите от меня? Хорошую и большую равнину, очень ровную и очень гладкую? Хорошо, мы вам такую найдем.

И по распоряжению Мокума караван, только что переваливший через холмы Латтаку, взял направление на юго-запад, к притоку Оранжевой Куруману, надеясь в долине этой реки найти место, подходящее для планов полковника.

С этого дня охотник взял себе в привычку ехать во главе каравана. Хорошо экипированный сэр Джон Муррэй не отставал от него, и по раздававшемуся время от времени выстрелу коллеги узнавали, что сэр Джон осуществил знакомство с очередной африканской дичью. Полковник же, весь погруженный в свои мысли, ехал на лошади, не правя, думая о том, как сложится судьба экспедиции в этих диких краях, руководить которой действительно очень нелегко. Матвей Струкс, либо верхом на лошади, либо сидя в повозке, в зависимости от характера местности, всю дорогу ехал, не разжимая губ. Что касается Николая Паландера – настолько плохого всадника, что хуже нельзя себе представить, то он чаще всего шел пешком либо забирался в свою повозку и там уходил с головой в самые глубокие абстракции[122]122
  Абстракции – отвлеченные, неконкретные понятия.


[Закрыть] высшей математики.

Вильям Эмери и Михаил Цорн по ночам занимали каждый свою повозку, днем же, во время перехода каравана, они были неразлучны. Эти молодые люди с каждым днем привязывались друг к другу все более тесными узами дружбы. Каждый этап они преодолевали верхом, держась рядом, беседуя и споря о многом. Часто они отрывались от каравана, то удаляясь в сторону, то обгоняя его на несколько миль – перед ними, насколько хватало глаз, простиралась равнина. Тогда они становились свободными детьми природы, словно затерянными в этой дикой местности. Тут-то они начинали болтать обо всем на свете, кроме науки! Они забывали о цифрах и проблемах, о вычислениях и наблюдениях, это были уже не астрономы, созерцатели усеянного звездами небосвода, а два сбежавших с уроков школьника, которым так радостно ехать сквозь густую чащу леса, мчаться по бесконечной равнине, вдыхать полной грудью воздух, насыщенный пряными запахами. Они смеялись, да-да, смеялись, как простые смертные, а не как степенные люди, которые проводят жизнь в обществе комет и других небесных тел. И если они никогда не смеялись над самой наукой, они все же порой подсмеивались над мрачными учеными. Впрочем, это делалось без всякой злобы. Они оба были славными молодыми людьми – экспансивными[123]123
  Экспансивный – несдержанный в проявлении чувств, бурно реагирующий на все.


[Закрыть], общительными, преданными науке, составляя резкий контраст со своими начальниками, являвшимися скорее натянутыми, чем подтянутыми, – полковником Эверестом и Матвеем Струксом.

Эти ученые часто становились предметом их обсуждения. Вильям Эмери начинал лучше узнавать их по рассказам своего друга Михаила Цорна.

– Да, – сказал однажды Михаил Цорн, – я достаточно долго наблюдал за ними во время нашего переезда на борту «Августы» и, к сожалению, вынужден констатировать, что два этих человека завидуют один другому. Кроме того, хотя полковник Эверест формально является главой нашей экспедиции, все же Матвей Струкс не обязан беспрекословно ему подчиняться. Русское правительство четко оговорило его положение. Оба наши начальника одинаково властны, как один, так и другой, и, я это повторяю, между ними существует зависть ученых, а это самая скверная из всех завистей.

– И самая бессмысленная, – отозвался Вильям Эмери, – потому что каждый из нас получает выгоду от усилий всех. Но если ваши наблюдения верны, а у меня есть все основания думать, что это так, дорогой Цорн, то это – досадное обстоятельство для нашей экспедиции. Ведь нам нужно полное согласие для того, чтобы столь сложная операция завершилась успешно.

– Несомненно, – ответил Михаил Цорн, – и я очень опасаюсь, что такого согласия не будет. Представьте всеобщее смятение, если каждая деталь операции – выбор базиса, метод подсчета, размещение ориентиров, проверка цифр – всякий раз станет вызывать все новые и новые споры! Я, конечно, могу ошибаться, но я предвижу такие разногласия, когда речь пойдет о сведении записей в две наши реестровые книги[124]124
  Реестровые книги, реестр – перечень, список, опись.


[Закрыть] и о внесении туда цифр с точностью до четырехсотмиллионной доли туаза[125]125
  То есть до двухсотой доли миллиметра. (Примеч. авт.).


[Закрыть].

– Вы меня пугаете, дорогой Цорн, – ответил Вильям Эмери. – Действительно, будет очень обидно, если, рискнув забраться так далеко, мы потерпим крах из-за отсутствия согласия в подобном деле. Пусть Богу будет угодно, чтобы ваши опасения не оправдались.

– Я тоже этого желаю, Вильям, – ответил молодой русский астроном, – но, повторяю вам, во время нашего плавания я несколько раз становился свидетелем их споров относительно научных методов, в которых проявилось невообразимое упрямство полковника Эвереста и его соперника. Честно говоря, я почувствовал во всем этом элементарную зависть.

– Но оба эти господина всегда вместе, – заметил Вильям Эмери. – Ни одного из них никогда не встретишь без другого. Они неразлучны, даже более неразлучны, чем мы с вами.

– Да, – ответил Михаил Цорн, – они не расстаются в течение всего дня, но не обмениваются за день и десятью словами, они наблюдают друг за другом. Если одному из них не удастся одержать верха над другим, нам придется работать в условиях поистине экстремальных[126]126
  Экстремальные условия – крайне напряженные, с применением крутых мер для преодоления частых затруднений и конфликтов.


[Закрыть].

– А вот как по-вашему, – спросил Вильям с некоторой долей нерешительности, – кого бы из этих двух ученых вы предпочли?

– Дорогой Вильям, – ответил Михаил Цорн совершенно откровенно, – я покорно приму в качестве руководителя того из двух, кто сможет поставить себя в этом качестве. Когда касается дела, я не проявляю никаких предрассудков, никакого национального самолюбия. Они оба представляют большую ценность для науки. Англия и Россия должны в равной степени воспользоваться результатами их работы. А потому не слишком важно, кто этой работой будет руководить – англичанин или русский. Вы не такого же мнения?

– Абсолютно такого же, дорогой Цорн, – ответил Вильям Эмери. – Давайте не дадим увлечь себя нелепым предрассудкам и по мере наших сил употребим с вами все усилия на благо общего дела. Выть может, нам удастся предотвратить удары, которые собираются нанести друг другу оба противника. Кстати, а ваш соотечественник Николай Паландер...

– О! – со смехом ответил Михаил Цорн. – Он ничего не видит, ничего не слышит, ничего не понимает. Он будет считать ради кого угодно, лишь бы считать. Он не является ни русским, ни англичанином, ни немцем, ни китайцем! Это даже не житель нашего подлунного мира. Он – Николай Паландер, вот и все!

– Я не сказал бы того же о моем соотечественнике сэре Джоне Муррэе, – ответил Вильям Эмери. – Его милость – англичанин до мозга костей, но он еще и страстный охотник и скорее кинется по следу жирафа или слона, чем пустится в спор относительно научных методов. Так что будем рассчитывать лишь на самих себя, дорогой Цорн, в попытках сгладить постоянные трения между нашими руководителями. Излишне добавлять: что бы ни случилось, мы должны быть откровенны и до конца заодно.

– Всегда, что бы ни случилось! – подтвердил Михаил Цорн, протянув руку своему другу.

Тем временем караван, ведомый бушменом, продолжал двигаться на юго-запад. Четвертого марта, в полдень, он подошел к подножию тех вытянутых, поросших лесом холмов, к которым держал путь, начиная от самого Латтаку. Охотник не ошибся: он привел экспедицию на равнину. Но эта равнина, все же волнистая, оказалась непригодной для первоначальных работ по триангуляции. Поэтому Мокум снова занял место во главе всадников и повозок, и караван двинулся дальше.

К концу дня отряд добрался до одной из тех стоянок, что разбивают фермеры-кочевники – те самые «буры»[127]127
  Буры – потомки голландских, а также французских и немецких колонистов в Южной Африке.


[Закрыть], которые иногда по целым месяцам стоят на одном месте, обнаружив богатое пастбище. Полковника Эвереста и его спутников радушно принял хозяин, колонист-голландец, глава многочисленного семейства, не пожелавший принять никакого вознаграждения за свои услуги. Этот фермер был из тех мужественных, скромных и работящих людей, умевших небольшой капитал, умно вложенный в выращивание быков, коров и коз, быстро превратить в крупное состояние. Когда найденный источник корма иссякает, фермер, словно патриарх былых времен, отправляется на поиски нового обильного пастбища и, найдя его, устраивает стоянку на новом месте.

Разговорившись, фермер очень кстати сказал гостям про большую равнину, находившуюся на расстоянии пятнадцати миль, – обширный ровный участок, который мог бы подойти для геодезических работ.

На следующий день, пятого марта, караван с рассветом выступил в путь. Он двигался все утро. Монотонного однообразия этого перехода не нарушило бы никакое происшествие, если бы не выстрел Джона Муррэя, попавшего на расстоянии двести метров в любопытное животное с головой, украшенной острыми рогами, с мордой быка, длинным белым хвостом. Это был гну, издавший при падении глухой стон.

Бушмен выразил бурный восторг от того, что, несмотря на порядочное расстояние, животное, пораженное с удивительной точностью, сразу упало замертво. Эти звери, высотой примерно пять футов, обычно дают внушительное количество превосходного мяса, так что охотников каравана попросили впредь охотиться именно на них.

В полдень караван был уже на месте, указанном фермером. Далеко на север расстилался луг, поверхность которого не имела никаких неровностей. Невозможно было представить себе участка, более удобного для измерения базиса. А потому бушмен, осмотрев местность, вернулся к полковнику Эвересту и сказал:

– Заказанная равнина подана, полковник.