Текст книги "Кораблекрушение «Джонатана»"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

12. РАЗГРАБЛЕННЫЙ ОСТРОВ

Так закончился первый акт «золотой трагедии», которая, как настоящая театральная пьеса, состояла из нескольких действий, разделенных антрактами.

Драматические события, легшие в основу первого акта, сразу же нарушили безмятежную жизнь колонии. Несколько остельцев исчезло навсегда.

Никто не знал, что с ними сталось, но все обстоятельства наводили на мысль, что они оказались жертвами несчастного случая или драки; поэтому родные носили по ним траур.

Общее благосостояние острова Осте резко упало. Правда, нехватки предметов первой необходимости пока еще не ощущалось, но цены на все повысились еще в три-четыре раза.

При этом пострадали наименее обеспеченные колонисты. Тщетно Кау-джер пытался подыскать им работу. Почти полное прекращение частной торговли настораживало остельцев. Никто не решался создавать новые предприятия. Государственная казна опустела. Общественные работы также приостановились. Какая злая ирония судьбы! Государству не хватало золота именно тогда, когда его в изобилии обнаружили в земле!

Откуда же правительство могло взять средства? Только отдельные остельцы заплатили за право приобретения золотоносных участков, но никто не сделал ни единого взноса по отчислениям с добычи, как предписывал закон. Обнищание населения привело к резкому сокращению общей суммы налогов. Денежные поступления в казну почти прекратились.

Личные фонды Кау-джера были исчерпаны. Он широко пользовался ими в течение всего лета, чтобы из-за возникших финансовых затруднений не прерывать работ по сооружению маяка на мысе Горн. Но золотая лихорадка не пощадила и строительных рабочих. Поэтому окончание стройки значительно задерживалось.

Среди счастливчиков, которых фортуна озарила золотой улыбкой, оказался и Кеннеди, бывший матрос с «Джонатана». Превратившись в богача, он вел себя так вызывающе, что о его необыкновенном везении узнали все колонисты.

Сколько золота нашел он? Никто да, наверно, и сам он, не знал этого. Возможно, матрос даже не умел считать. Однако, судя по его тратам, – немало. Он полными пригоршнями разбрасывал свое богатство. Конечно, не в виде монет, имеющих официальный курс во всех цивилизованных странах, а в виде самородков и золотого песка.

Кеннеди приобрел барские замашки: уверенно разглагольствовал обо всем, корчил из себя миллиардера и каждому встречному и поперечному объявлял о своем намерении в ближайшее время уехать из города, где не может обеспечить себе соответствующую жизнь.

Никто не знал и о том, откуда взялось его богатство, и вообще где находится участок бывшего матроса. Когда его об этом спрашивали, он напускал на себя таинственный вид и, не отвечая на вопрос, переводил разговор на другую тему. Если либерийцам и доводилось летом видеть Кеннеди, то отнюдь не за работой – сунув руки в карманы, он гордо разгуливал по улицам города. Колонисты не забыли об этих встречах, потому что в некоторых случаях они предшествовали постигшему их несчастью. Через несколько часов или дней после того, как им повстречался Кеннеди, у них исчезало все добытое ими золото. К сожалению, вора так и не смогли найти. Когда же все пострадавшие собрались вместе и установили, что кражи всегда совпадали с присутствием Кеннеди поблизости от места преступления, на него пали тяжкие подозрения, хотя прямых улик не было.

Выведенный из терпения Кау-джер решил применить силу. Слишком уж открыто издевались над законами Кеннеди и ему подобные. Правда, пока еще ничего нельзя было предпринять, и приходилось терпеть эти бунтарские выходки, но при первой же возможности следовало их пресечь. А тем временем наступившие холода прогнали колонистов с золотых промыслов. Все вернулись домой, причем большинство не могло похвастать особыми успехами. Снова восстановилась служба милиции, и люди, входившие в ее состав, казались (во всяком случае, в данный момент) преисполненными благих намерений.

И вот однажды утром, без всякого предупреждения, милиция во главе с Хартлпулом явилась к либерийцам, особенно кичившимся своим богатством, и произвела у них тщательный обыск. От обнаруженного золота отделили четвертую часть, а из оставшегося конфисковали еще двести аргентинских пиастров в счет оплаты права на приобретение золотоносного участка.

Кеннеди хвастал не зря. У него действительно нашли золота по крайней мере на семьдесят пять тысяч франков, считая во французской валюте. И именно Кеннеди оказал самое упорное сопротивление милиции во время обыска. Приходилось все время пререкаться с бывшим матросом, изрыгавшим яростные проклятия.

– Бандиты! – вопил он, грозя кулаком Хартлпулу.

– Ну, уж будто! – невозмутимо отвечал тот, продолжая обшаривать помещение.

– Вы мне за это заплатите! – угрожал Кеннеди, выведенный из себя хладнокровием своего бывшего начальника.

– Вот как? А мне кажется, что сейчас платить придется тебе! – смеялся Хартлпул.

– Мы еще с тобой увидимся!

– Когда тебе будет угодно. По мне, чем позднее, тем лучше!

– Вор! – заорал Кеннеди в совершенном бешенстве.

– Ошибаешься! – добродушно возразил Хартлпул. – И я докажу тебе это тем, что из твоих пятидесяти трех килограммов золота возьму только тринадцать кило двести пятьдесят граммов – точно одну четвертую часть плюс стоимость двухсот пиастров – ты знаешь, за что. Само собой разумеется, что за свои деньги ты…

– Мерзавец!

– …получаешь право на золотоносный участок…

– Разбойник!

– …при условии, что укажешь, где он находится.

– Грабитель!

– Не хочешь?

– Каналья!

– Ну, воля твоя, мой милый, – сказал Хартлпул, положив конец этой сцене.

В итоге обыски дали казне около тридцати семи килограммов золота, что составило во французской валюте около ста двадцати двух тысяч франков. В обмен на конфискованный драгоценный металл колонистам выдали документы на право разработки золотоносных участков. Только один Кеннеди не воспользовался им, так как упорно скрывал, где добыл такое богатство.

Собранное золото передали в государственную казну. Весной, когда возобновятся связи с остальным миром, его можно будет обменять на валюту по курсу дня. А пока что Кау-джер, широко обнародовав результаты обысков, выпустил на соответствующую сумму бумажные деньги, принятые населением с полным доверием. Этот шаг позволил несколько облегчить положение колонии.

Кое-как пережили зиму и дотянули до весны. И опять прежние причины привели к прежним последствиям. Как и в прошлом году, Либерия опустела. Полученный урок не пошел впрок. Все колонисты как исступленные устремились на поиски золота, словно игроки, которые, проигравшись в пух и прах, бросают на стол свои последние гроши в нелепой надежде отыграться.

Кеннеди ушел одним из первых. Однажды утром он исчез, отправившись, вероятно, на свой таинственный участок. Колонисты, собиравшиеся проследить за ним, остались ни с чем.

Даже милиция, такая надежная и преданная губернатору зимой, снова растаяла словно снег от солнечных лучей. Кау-джеру, который опять мог рассчитывать на помощь лишь самых близких друзей, не оставалось ничего иного, как безучастно, словно зритель, наблюдать за вторым актом трагедии, развернувшейся на острове Осте.

Но теперь сцены сменялись гораздо быстрее, чем в первом акте. Уже через несколько дней начали возвращаться домой кое-кто из либерийцев. Затем их приток постепенно усилился. Милицейская служба была восстановлена вторично. Люди молча принимались за оставленную работу. Кау-джер не делал никаких замечаний, полагая, что сейчас не время для строгостей.

Все получаемые сведения говорили, что то же самое происходило и в центральных районах острова: все спешили вернуться на свои фермы, заводы, фактории. Это движение было таким же массовым, как и причины, его обусловившие.

Оказалось, что в этом году золотоискатели попали в совершенно иные условия, чем в прошлом. Тогда они находились среди своих колонистов, а сейчас в игру вступили чужеземцы, с которыми нельзя было не считаться. И какие чужеземцы! Отбросы общества, привыкшие к лишениям, не боявшиеся ни страданий, ни смерти, озверевшие, безжалостные к себе и к другим. Остельцам пришлось отвоевывать участки у этих стяжателей, захвативших еще в начале сезона самые лучшие земли. После непродолжительной борьбы большинство колонистов отступило.

Настало время дать решительный отпор нашествию, возникшему в конце прошлого года и повторившемуся снова, но в еще больших масштабах. Еженедельно два-три парохода доставляли новые партии золотоискателей. Напрасно Кау-джер пытался воспрепятствовать их высадке. Пришельцы, не считаясь с формальными запретами, сходили на берег и, прежде чем отправиться в золотоносные районы, наводняли Либерию буйными ватагами.

Отныне в Новый поселок прибывали почти исключительно суда с золотоискателями. Другим кораблям здесь уже нечем было заполнить свои трюмы. Все торговые и промышленные операции прекратились. Запасы строевого леса и пушнины истощились в первую же неделю навигации. А что касалось скота и зерна, то Кау-джер решительно воспротивился их вывозу, опасаясь голода.

Но как только губернатор смог располагать двумя сотнями человек, положение захватчиков острова стало куда менее выигрышным. Когда все приказы правителя начали подкрепляться оружием, золотоискателям пришлось соблюдать их. После тщетных попыток обойти строгие постановления остельского правительства пароходы вынуждены были отплывать в открытое море, увозя с собой живой груз.

Вскоре выяснилось, что их уход являлся лишь хитрой уловкой. Отступив перед силой, корабли огибали восточный или западный берег острова и, укрывшись в какой-нибудь безлюдной бухте, высаживали пассажиров на шлюпках. Летучие отряды, созданные для наблюдения за побережьем, были не в силах противодействовать им. Кто хотел сойти на берег, всегда достигал своей цели. Приток иностранцев все увеличивался.

Беспорядки в центральных районах острова достигли апогея. Там происходили сплошные пьянки и оргии, прерываемые ссорами, точнее – кровавыми стычками, в которых пускались в ход ножи и пистолеты. И, подобно тому как трупы привлекают гиен и стервятников, так и за полчищами бродяг шли самые разложившиеся элементы. Последующие партии проходимцев даже и не помышляли о том, чтобы корпеть над добычей золота. Стоило ли этим заниматься! Для них золотоносными участками я золотыми жилами являлись сами золотоискатели, гораздо легче поддающиеся эксплуатации, нежели трудная почва. По всему острову (за исключением Либерии, где приходилось считаться с властью Кау-джера) открылось множество кабаков и баров. Появились даже притоны самого низкого пошиба, выстроенные из досок прямо в открытом поле. Там опустившиеся женщины пленяли пьяных золотоискателей своими прелестями, распевая хриплыми голосами непристойные песенки. Во всех этих злачных заведениях потоками лился спирт – источник многих бед.

Но Кау-джер все еще не терял мужества. Оставаясь на своем посту, он являлся той точкой опоры, вокруг которой в недалеком будущем объединятся остельцы, когда утихнет буря и когда придется заново реорганизовать колонию. Правитель прилагал все усилия, чтобы – еще раз! – завоевать доверие остельцев, к которым медленно, но верно возвращался разум. Казалось, ничто не могло сокрушить Кау-джера. Сознательно закрывая глаза на измену своих колонистов, он терпеливо и неуклонно продолжал выполнять обязанности губернатора. Кау-джер не забывал даже о строительстве маяка, куда вкладывал всю свою душу. По его распоряжению Дик совершил летом поездку на мыс Горн. Несмотря на события, работы не прекращались ни на один день, хотя темп их значительно замедлился. К концу лета маяк будет закончен и машины установлены. Монтаж займет не более одного месяца.

К 15 декабря половина остельцев вернулась к своим обычным занятиям, хотя в центральной части острова еще царил хаос.

Как раз в это время к Кау-джеру явились неожиданные гости – англичанин и француз, только что прибывшие на пароходе. Они сразу прошли в управление, где были немедленно приняты губернатором, и, представившись как Морис Рейно (француз) и Александр Смит (англичанин), без лишних слов заявили, что хотели бы получить концессию.

Кау-джер горько усмехнулся:

– Позвольте спросить, господа, известно ли вам, что происходит на острове Осте?

– Известно, – ответил француз.

– Но все же нам бы хотелось действовать по закону, – добавил англичанин.

Кау-джер посмотрел на собеседников более внимательно. Хотя они принадлежали к разным нациям, в них было нечто общее, свойственное всем предприимчивым людям. Оба молодые – не старше тридцати – широкоплечие, румяные. Коротко подстриженные волосы открывали высокий умный лоб. Энергичный подбородок мог бы придать их физиономиям некоторую жестокость, если бы общее выражение лица не смягчалось ясным взглядом голубых глаз.

Впервые Кау-джер увидел располагающих к себе золотоискателей.

– Ах, так вы уже знаете об этом законе, – сказал он, – хотя, кажется, только что прибыли?

– Вернее, только что возвратились, – поправил его Морис Рейно. – В прошлом году мы пробыли здесь несколько дней, произвели разведку и наметили участок для приобретения.

– Общий? – спросил Кау-джер.

– Общий, – ответил Александр Смит.

Кау-джер возразил с искренним сожалением:

– Раз уж вы так хорошо осведомлены обо всем, вам должно быть известно, что я не могу удовлетворить вашу просьбу, поскольку закон, которому вы хотите подчиниться, предоставляет права на золотоносные участки только остельским гражданам.

– Это касается лишь участков для поверхностной разработки, – возразил Морис Рейно.

– А что же хотите вы? – удивился Кау-джер.

– Мы говорим о рудниках, – пояснил Александр Смит, – а по этому поводу в законе ничего не сказано.

– Да, это так, – согласился Кау-джер, – но разработка рудников – предприятие сложное, требующее больших капиталов…

– Деньги есть, – прервал его Александр Смит, – за ними мы и ездили в Англию.

– С финансовой стороны все улажено, – добавил Морис Рейно, – мы представляем здесь «Франко-английскую золотопромышленную компанию». Мой друг Смит – главный инженер, а я – директор. Общество, основанное в Лондоне 10 сентября прошлого года, располагает капиталом в сорок тысяч фунтов стерлингов. Половина этой суммы внесена нами, другая же половина является оборотным капиталом. Если договоримся (в чем я не сомневаюсь), мы отправим с пароходом, которым приехали, наши распоряжения. Не пройдет и недели, как начнутся работы. Через месяц пришлют первые машины, а к будущему году предприятие будет полностью оснащено всем необходимым оборудованием.

Кау-джер, весьма заинтересованный этим предложением, соображал, как лучше поступить, поскольку имелись доводы «за» и «против». Решительный характер и искренность молодых людей понравились губернатору. Но разрешить франко-английской компании основать на острове Осте крупное предприятие?.. Не создаст ли это в будущем почвы для международных осложнений? Не попытаются ли когда-нибудь Франция и Англия, под предлогом защиты своих государственных интересов, вмешаться во внутренние дела колонии?

В конце концов Кау-джер решил дать положительный ответ. Не стоило отказываться от такого выгодного предложения. Поскольку золотая лихорадка отныне превратилась в роковую неизбежность, целесообразно не допускать ее распространения по всей территории острова и, ограничив эпидемию несколькими очагами, разбить все районы месторождений золота между отдельными крупными акционерными обществами.

– Согласен, – сказал Кау-джер. – Однако, раз дело касается подземных работ, я считаю, что условия, предусмотренные для передачи участков в индивидуальное пользование, должны быть изменены.

– Как вам будет угодно, – ответил Морис Рейно.

– Следует установить плату за гектар.

– Идет.

– Скажем, сто аргентинских пиастров?

– Договорились.

– Какова площадь вашей концессии?

– Сто гектаров.

– Значит, десять тысяч пиастров.

– Вот они, – сказал Морис Рейно, вынимая чековую книжку и выписывая чек.

– Но, с другой стороны, – продолжал Кау-джер, – учитывая, что ваши издержки производства будут значительно выше, чем при разработке на поверхности, можно уменьшить отчисления с добычи золота до двадцати процентов.

– Отлично, – заявил Александр Смит.

– Итак, мы пришли к полному соглашению?

– По всем пунктам.

– Мой долг предупредить вас, – добавил Кау-джер, – что в течение некоторого времени остельское правительство не сможет гарантировать вам свободный доступ на предоставляемую в концессию территорию, а также неприкосновенность вашей личности.

Молодые люди только улыбнулись.

– Мы сумеем постоять за себя, – уверенно сказал Морис Рейно.

Подписав концессионное соглашение и получив документы, оба друга сразу же ушли. Через три часа они уже находились на пути к своей концессии, расположенной у западных отрогов центрального горного хребта.

Анархия, царившая в глубине острова, с наступлением лета еще усилилась. Воображение жителей Старого и Нового Света, разгоряченное раздутыми слухами, наделило остров Осте сказочными богатствами. Сонмы золотоискателей устремились на «Золотой остров». Хотя порт их и не принимал, они все равно высаживались во всех ближайших бухтах. В последних числах января, судя по полученным сведениям, Кау-джер установил, что в некоторых районах острова скопилось не менее двадцати тысяч иностранцев. Несомненно, в случае наступления голода эти одержимые, уже теперь ведущие кровавые битвы за обладание участками, бросятся друг на друга и в конце концов перегрызутся насмерть.

К этому времени беспорядки на острове достигли предела. Среди оголтелого сброда разыгрывались невероятные, дикие сцены, в которых пострадало и несколько остельцев. Узнав об этом, Кау-джер сам отправился на участок, где происходило побоище, и смело бросился разнимать дерущихся. Но все его действия оказались безуспешными и чуть было не обернулись против него. Его оттолкнули с бранью и угрозами, и он просто чудом остался невредим.

Однако вмешательство правителя дало совершенно неожиданный результат. Разношерстное скопище пришельцев состояло из бродяг не только различных наций, но и самых различных социальных слоев. Будучи объединены глубочайшим моральным падением, они тем не менее сильно рознились по происхождению. Большинство из них вышло из грязных притонов, где укрываются в промежутках между преступлениями бандиты больших городов. Несколько же человек принадлежали к известным аристократическим семьям и, прежде чем впасть в бесчестье, пьянство и разврат, обладали значительным состоянием.

Кто-то из этих последних (кто именно, так и осталось неизвестным) опознал Кау-джера, как некогда командир «Рибарто». Но тогда чилийский капитан мог сослаться только на давнюю фотографию, золотоискатели же были уверены в своей памяти. Эти бродяги, скитаясь по белому свету, лично видели Кау-джера и, хотя с тех пор прошло немало времени, не могли ошибиться, потому что губернатор острова Осте занимал тогда слишком видное положение в обществе и его черты не изгладились из их памяти. Тотчас же его настоящее имя начало передаваться из уст в уста. Это было известное имя, и оно действительно принадлежало Кау-джеру.

Отпрыск правящей династии могущественной северной державы, предназначенный с самого рождения повелевать людьми, Кау-джер вырос у подножия трона. Но судьба, любящая иногда такие шутки, наделила сына цезарей мятежной душой анархиста.

Едва он достиг зрелого возраста, как привилегированное положение в свете стало для него источником не радостей, а страданий. Видя окружавшую нищету, он сначала пытался хоть как-нибудь смягчить ее, но вскоре должен был признаться, что затея эта превышала его возможности. Ни его колоссального состояния, ни всей его жизни не хватило бы для облегчения даже одной десятимиллионной частицы людского горя. Чтобы забыться и умалить скорбь, вызванную сознанием собственного бессилия, Кау-джер ушел в науку, как другие – в наслаждение. Но, овладев специальностями врача, инженера, социолога, он все равно не сумел найти средства обеспечить человечеству равные права на счастье. Испытав множество разочарований, он утратил ясность суждений. Принимая следствие за причину и рассматривая людей как жертвы, многие века борющиеся вслепую с безжалостной природой и пытающиеся любыми средствами добиться победы, Кау-джер пришел к выводу, что причиной всех их несчастий являются различные формы общественного строя, принятые человечеством лишь потому, что оно не знает лучших форм коллективного существования. Отсюда и глубокая ненависть Кау-джера ко всем общественным строям и организациям, в которых он видел источник вечного зла.

Не в силах смириться с возмущавшими его законами, Кау-джер не нашел иного выхода, как добровольно исключить себя из общества. Поэтому в один прекрасный день, никого не предупредив, он отказался от своего сана и богатства и пустился в поиски страны (вероятно, единственной!), которая была бы абсолютно независима. Так он обосновался на архипелаге Магеллановой Земли, где в течение десяти лет беззаветно служил самым обездоленным из людей. Но чилийско-аргентинское соглашение, а затем кораблекрушение «Джонатана» нарушили его безмятежную жизнь.

Только однажды, взяв в свои руки управление колонией, он позволил себе вспомнить о своем былом величии. Хорошо зная суть общественных законов, Кау-джер понимал, какие последствия могло иметь его бегство из цивилизованного мира. Эти законы мало интересуются людьми, но зато зорко следят за сохранением их имущества. Поэтому не было никаких сомнений, что, если даже все и позабыли о Кау-джере, состояние его тщательно оберегается. В периоде организации колонии оно могло весьма пригодиться, и правитель открыл эту тайну Гарри Родсу. Снабдив своего друга необходимыми полномочиями, Кау-джер послал его за золотом, тем самым золотом, которое теперь остров Осте возвращал ему с такой роковой щедростью!

Разглашение подлинного имени Кау-джера оказало совершенно противоположное воздействие на иноземных золотоискателей и на остельцев, хотя ни те, ни другие не оценили по достоинству высокие душевные качества этого человека.

Иностранцы, старые бродяги, исколесившие землю вдоль и поперек, слишком много познавшие на своем веку, чтобы преклоняться перед социальными рангами, люто возненавидели того, кого они считали своим врагом. Неудивительно, что он ввел законы, столь жестокие по отношению к беднякам! Он был аристократ – этим все объяснялось.

Остельцы же, наоборот, обрадовались тому, что ими правил человек такого высокого положения. Это льстило их тщеславию и еще более повысило авторитет Кау-джера.

Губернатор, увидя собственными глазами столько мерзости, возвратился в Либерию в таком отчаянии, в таком подавленном настроении, что его ближайшие друзья стали поговаривать об отъезде с острова Осте. Однако, прежде чем прибегнуть к этой крайней мере, Гарри Родс поставил вопрос об обращении за помощью к Чили. Может быть, следовало испытать еще один, последний шанс на спасение?

– Чилийское правительство не оставит нас, – сказал он, – ведь в его же интересах восстановить порядок в колонии.

– Просить иностранной помощи? – возмутился Кау-джер.

– Если хотя бы один корабль из Пунта-Аренаса начнет крейсировать в виду острова, – возразил Гарри Родс, – этого окажется достаточным, чтобы утихомирить всех негодяев.

– Отправим Кароли в Пунта-Аренас, – предложил Хартлпул, – и не пройдет двух недель, как…

– Нет, – прервал его Кау-джер тоном, не допускавшим возражений, – я никогда не соглашусь на это. Ведь еще не все потеряно. Попробуем спасти колонию своими силами.

Пришлось покориться его стальной воле.

Спустя несколько дней, как бы для того чтобы подтвердить правоту губернатора, среди остельцев возникли волнения куда более сильные, чем прежде. В самом деле, положение на участках становилось невыносимым. Колонисты не могли тягаться с бессовестными захватчиками, считавшими удар ножом самым естественным доводом при споре. Силы были слишком неравны. Поэтому остельцы, отказавшись от борьбы, возвращались под защиту правителя, которому – с тех пор как узнали настоящее имя Кау-джера – приписывали чуть ли не безграничную власть. В течение короткого срока вернулись все колонисты не только в Либерию, но и во все селения.

Но напрасно стали бы искать среди них Кеннеди, оставшегося на участке вместе с подобными ему проходимцами. О нем все еще ходили скверные слухи. Как и в прошлом году, никто не видел, чтобы он работал киркой или промывал песок. Кстати, его присутствие в городе снова совпало с несколькими кражами, а два раза даже с убийствами. От подобных подозрений до открытого обвинения был только один шаг.

Однако в данное время не приходилось и думать о том, чтобы сделать этот шаг. В стране, где царила страшная смута, произвести какое-нибудь расследование – даже если все слухи и были обоснованными – не представлялось возможным.

К концу лета остров оказался фактически разделенным на две совершенно различные зоны. В одной, большей, – пять тысяч колонистов, вернувшихся к нормальной жизни и обычным занятиям. В другой, на нескольких небольших участках, окружавших золотоносные земли, – двадцать тысяч пришельцев, способных на любое преступление, наглость которых усиливалась от сознания полной безнаказанности. Теперь они даже осмеливались появляться в Либерии, где вели себя как в побежденном городе: дерзко разгуливая по улицам с высоко поднятой головой, не задумываясь присваивали все, что им приглянулось, Если пострадавший протестовал, его избивали.

Но наконец настал день, когда Кау-джер, почувствовав себя достаточно сильным, чтобы вступить в открытую борьбу, решился произвести опыт. В этот день золотоискатели, отважившиеся показаться в Либерии, были схвачены и без дальнейших околичностей посажены на единственный, специально зафрахтованный для этой цели пароход, стоявший в Новом поселке. Такая операция повторилась и в последующие дни, так что к 15 марта, к моменту снятия парохода с якоря, в трюме его находилось более пятисот крепко связанных пассажиров.

Быстрая расправа вызвала бурный взрыв негодования среди пришлого сброда в центральных частях острова. По дошедшим до Либерии слухам, волнение охватило все районы золотых приисков, и следовало ожидать общего мятежа. Не было ни одного места, где можно было бы считать себя в безопасности. Росло число преступлений. Грабили фермы, угоняли скот. В двадцати километрах от столицы было совершено три убийства. Потом стало известно, что чужеземцы-золотоискатели встречаются, устраивают собрания, держат перед тысячными толпами речи, подстрекающие к бунту. Ораторы призывали не более и не менее, как к походу на Либерию, чтобы разрушить ее дотла.

Но проницательные люди самое страшное видели не в этом. Запасы продуктов на острове подходили к концу. Когда голод подведет животы обезумевших подонков и ярость их еще удесятерится, вот тогда следовало ожидать самого худшего…

И вдруг все успокоилось. Снова наступила зима, охладившая разгоревшиеся страсти. С неба, затянутого сероватой дымкой, на остров Осте низверглась неумолимая лавина снежных хлопьев, словно задергивая занавес после второго акта развернувшейся трагедии.