Текст книги "Дорога во Францию"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава пятнадцатая

Как мы с сестрой вернулись в гостиницу, что говорили, я и припомнить не могу! Весьма возможно, что мы даже не произнесли ни единого слова? Ведь наше волнение легко могли заметить, обеспокоиться и препроводить нас к местным властям, которые стали бы расспрашивать нас и могли даже арестовать, узнав о нашем отношении к семье Келлер!..

Но, благодарение Богу, мы добрались до своих комнат, никого не встретив. Нам хотелось переговорить обо всем наедине, чтобы условиться, как поступить относительно господина де Лоране и Марты.

Мы молча стояли друг перед другом, боясь заговорить.

– Несчастный! Несчастный! Что он сделал? – наконец воскликнула сестра.

– Что сделал? – отвечал я. – Он сделал то, что сделал бы и я на его месте! Господин Жан, наверно, терпел издевательства и оскорбления от этого Франца, и когда уже не стало сил терпеть – ударил его. Рано или поздно это должно было случиться!.. Да, я поступил бы точно так же!

– Мой бедный Жан, мой бедный Жан! – шептала сестра со слезами на глазах.

– Ну, Ирма, не плачь, – сказал я. – Нужно бодриться.

– Приговорен к смерти!

– Да, но он бежал! Теперь он ускользнет от них, и, где бы он ни был, всюду ему будет лучше, чем было в полку этих негодяев фон Гравертов!

– А тысяча флоринов, обещанных за его выдачу, Наталис!

– Их еще никто не получил, Ирма, и, вероятно, никогда не получит.

– Но как же он может скрыться, мой бедный Жан! Ведь афиши расклеены по всем городам, по всем деревням! А разве мало негодяев польстятся на тысячу флоринов? Да и хорошие-то люди побоятся приютить его хотя бы на час.

– Не отчаивайся, Ирма, – увещевал я ее. – Еще не все потеряно! Пока ружья не нацелены…

– Наталис! Наталис!

– Да и когда нацелены, может случиться осечка! Это бывало! Не огорчайся так! Господин Жан бежал и скрывается вдали от больших дорог. Он жив и не из таких, которые попадаются!.. Уйдет!

Я так говорил не только с целью успокоить сестру, но и потому, что сам верил своим словам. Очевидно, самое трудное для Жана было бежать из полка; это ему удалось, и поймать его, должно быть, было нелегко, если за это обещали 1000 флоринов!

Сестра моя ничего и слушать не хотела, – но я не отчаивался.

– А госпожа Келлер! – повторяла Ирма.

Да, что-то с нею?! Встретилась ли она с сыном? Знает ли о случившемся? С ним ли она?

– Бедная женщина! Несчастная мать!.. – восклицала Ирма. – Если она застала полк в Магдебурге, то ей все известно. Она знает, что сын ее осужден на смерть! Боже мой! Боже мой! Какие страдания ты ей посылаешь!

– Ирма, – возражал я, – успокойся, прошу тебя. Тебя могут услышать! Ты ведь знаешь, что госпожа Келлер женщина энергичная. Может быть, сыну удалось разыскать ее!..

Это может показаться невероятным, но, повторяю, я говорил искренно. Поддаваться отчаянию не в моем характере.

– А Марта? – спросила сестра.

– По-моему, она не должна ничего знать, – отвечал я. – Так будет лучше, Ирма, а то она рискует потерять бодрость духа, необходимую для такого продолжительного путешествия. Ведь узнав, что господин Жан приговорен к смерти, что голова его оценена, что он бежал… она умрет! Она откажется ехать с нами дальше!

– Да, Наталис, ты прав. Господину де Лоране лучше тоже не говорить?

– Да, Ирма. Сказать ему, – ведь это ничему не поможет. Вот если бы мы могли приняться за розыски госпожи Келлер и ее сына, тогда, конечно, надо было бы все сообщить господину де Лоране. Но нам время дорого. Оставаться в Германии дольше определенного срока мы не можем, иначе нас могут арестовать, что едва ли принесет какую-либо пользу господину Жану… Ну, Ирма, надо быть благоразумной. В особенности чтобы Марта не заметила, что ты плакала.

– Но если она выйдет, Наталис, и прочтет афишу?

– Ирма, – отвечал я, – не думаю, чтобы они вышли из гостиницы вечером, если даже днем не выходили. К тому же в темноте трудно будет читать афиши; следовательно, можно рассчитывать, что они не узнают. Итак, сестра, возьми себя в руки, будь бодрее!

– Буду, Наталис. Я вижу, что ты прав. Да! Я сдержусь! Никто ничего не увидит, но в сердце…

– В сердце, Ирма, плачь, потому, что все это очень грустно. Плачь, но молчи. Вот мой пароль!

После ужина, за которым я старался говорить о том, о сем, чтобы отвлечь внимание от сестры, господин де Лоране и Марта остались у себя. Я предвидел это и был очень рад. Побывав в конюшне, я вернулся к ним и предложил лечь пораньше спать. Мне хотелось выехать ровно в 5 часов утра, потому что нам предстоял хотя и не особенно длинный, но очень утомительный переезд по гористой местности.

Все улеглись. Я спал довольно плохо: все пережитое в течение дня не давало мне покоя. Уверенность, бывшая у меня во время разговора с сестрой, казалось, теперь покидала меня… Дело складывалось скверно… Жана Келлера преследуют, найдут, выдадут! Всегда ведь, когда рассуждаешь в полусне, в голову лезут самые мрачные мысли.

В 5 часов я уже был на ногах, разбудил всех и отправился сказать, чтобы запрягали. Я торопился покинуть Готу.

Через час все были на своих местах, я погнал отлично отдохнувших лошадей, и мы быстрым аллюром проехали около 5 лье. Начались Тюрингенские горы, путь по которым очень труден и нужно ехать с осторожностью.

Горы эти не так уж высоки, – это не Пиринеи и не Альпы, – но езда по ним трудна, и приходится особенно заботиться как об экипаже, так и о лошадях. В те времена дороги здесь были едва обозначены. Строго говоря, это были даже не дороги, а покрытые лесом ущелья, местами очень узкие, и переезд по ним был не всегда безопасен.

Путь наш часто шел извилинами, по тропинкам, где экипаж мог только-только проехать между остроконечными скалами и глубокими пропастями, на дне которых шумели потоки.

Время от времени я, слезая с козел, вел лошадей под уздцы. Господин де Лоране, Марта и сестра на особенно крутых местах выходили из кареты. Все шли храбро, не жалуясь: Марта – несмотря на свое нежное сложение, господин де Лоране – на свои годы. Впрочем, мы довольно часто останавливались, чтобы отдышаться. Как я был рад, что ничего не говорил им о Жане! Если сестра моя, невзирая на все мои доводы, была в таком отчаянии, то что же было бы с Мартой и ее дедушкой.

21 августа мы не сделали и пяти лье, – разумеется, по прямой линии, – так как дорога шла такими извилинами, что иногда казалось, будто мы едем назад.

Может быть, тут необходим был проводник? Но на кого же можно было положиться? Отдать себя в руки немцу, когда объявлена война?.. Нет, лучше было рассчитывать только на собственные силы.

К тому же господин де Лоране, так часто проезжал Тюрингию, что мог отлично ориентироваться. Самое трудное было не сбиться с дороги в лесах; приходилось держать путь по солнцу, которое, не будучи немецкого происхождения, не могло обмануть нас.

Около 8 часов вечера карета остановилась у опушки березовой рощи, росшей уступами по склонам высокой горы. Продолжать путь ночью по этим местам было бы крайне неосторожно.

Здесь не было не только корчмы, но даже хижины дровосека, и нужно было ночевать в карете или под сенью деревьев.

Поужинали бывшей у нас в корзинах провизией. Я распряг лошадей. Трава была густая, и я предоставил им пастись на свободе, намереваясь ночью сторожить их.

Я предложил своим спутникам переночевать в карете, где они будут по крайней мере под кровом, тем более что моросил дождик, притом довольно холодный, так как местность здесь достигала значительной высоты.

Господин де Лоране предложил сторожить вместе со мною, но я отказался; стар уж он для этого, да и я отлично могу справиться один. Закутанный в свой теплый балахон, улегшись под деревьями, я буду чувствовать себя прекрасно. Еще не то испытал я в американских прериях с их лютой зимою, и для меня провести ночь под открытым небом было самым обыкновенным делом.

Ночь прошла отлично. Ничто не нарушало нашего спокойствия. В общем, карета была не хуже любой комнаты местных гостиниц. Плотно закрытые дверцы защищали от сырости, а дорожные плащи от холода, и, если бы не беспокойство об отсутствующих друзьях, можно было бы прекрасно выспаться.

На рассвете, часов около четырех, господин де Лоране, выйдя из кареты, предложил заменить меня, чтобы я мот часика два отдохнуть. Боясь обидеть его вторичным отказом, я согласился, и, завернувшись с головой в балахон, крепко заснул.

В половине седьмою мы все были на ногах.

– Вы, должно быть, устали, Наталис? – спросила Марта.

– Я? Да я спал как убитый, – отвечал я, – пока ваш дедушка караулил. Чудесный человек ваш дедушка!

– Наталис несколько преувеличивает, – заметил с улыбкой господин де Лоране, – и следующую ночь, конечно, позволит мне…

– Ничего я вам не позволю, господин де Лоране, – весело перебил я его. – Где это видано, чтобы господин сторожил до утра, пока слуга…

– Слуга? – повторила Марта.

– Да! Слуга… Ну, кучер, если вам это больше нравится. Чем я не кучер? Да еще довольно искусный, не правда ли? Ну, щадя мое самолюбие, скажем не кучер, а извозчик, но тем не менее ваш покорный слуга.

– Нет, наш друг, – отвечала Марта, протягивая мне руку, – да еще преданнейший из друзей, посланный Провидением, чтобы помочь нам вернуться во Францию!

Ах, славная, добрая девушка! Чего не сделаешь для людей, говорящих вам подобные вещи, да еще таким дружеским тоном. Да поможет нам Бог добраться до границы! Да поможет Он и госпоже Келлер с сыном присоединиться к нам за этой границей!

Что касается меня, я готов отдать жизнь за этих людей.

В 7 часов мы уже были в пути. Если день 22 августа пройдет так же благополучно, как и предыдущий, то мы к вечеру покинем Тюрингию.

Во всяком случае, начало дня было прекрасное. Первые несколько часов ехать было, конечно, тяжело: дорога между скалами поднималась так круто, что местами приходилось подталкивать карету; но, в общем, мы справились без особого труда.

Около полудня мы достигли самой высокой точки горного прохода, называемого, если память не изменяет мне, Гебауер. Проход этот идет вдоль самого глубокого ущелья этой горной цепи. Подъем был кончен, и нам оставалось лишь спускаться в западном направлении, что можно сделать быстро, даже не пуская лошадей «во всю прыть».

В воздухе висела гроза. С восходом солнца дождь перестал, но небо покрылось тяжелыми тучами, предвестницами грозы, всегда опасной в горах.

Действительно, около 6 часов вечера послышались раскаты грома. Они были еще далеко, но приближались со страшной быстротой.

Марта, забившись в угол кареты, углубленная в свои мысли, по-видимому, не боялась. Сестра моя сидела неподвижно с закрытыми глазами.

– Не лучше ли остановиться? – обратился ко мне господин де Лоране, высовываясь из кареты.

– Пожалуй, – отвечал я. – но я думаю сделать это в таком месте, где можно было бы переночевать, а на этом склоне остановиться нет никакой возможности.

– Пожалуйста, Наталис, будьте осторожнее.

– Будьте спокойны, господин де Лоране.

Не успел я ответить, как сильная молния осветила карету и лошадей. Дарило в березу, вправо от нас. Счастье, что дерево упало не на дорогу, а в сторону леса.

Лошади сильно рванули. Я чувствовал, что потерял власть над ними. Они бешено мчались вниз по ущелью, невзирая на все мои усилия сдержать их. И они, и я были ослеплены молниями, оглушены раскатами грома. Если взбесившиеся животные подадут хоть чуточку в сторону – карета слетит в пропасть…

Вдруг оборвались вожжи, и лошади, почуяв свободу, еще безумнее понеслись вперед. Нас ожидала неминуемая гибель.

Послышался внезапный толчок. Карета зацепилась за ствол дерева, лежавшего поперек дороги. Постромки порвались, и лошади перепрыгнули через дерево. В этом месте ущелье делает внезапный поворот, благодаря чему несчастные животные сорвались и исчезли на дне пропасти.

От сотрясения в карете сломались передние колеса, но экипаж, к счастью, не перевернулся.

Господин де Лоране, Марта и сестра вышли невредимыми, я тоже был цел, хотя и упал с козел.

Какое непоправимое несчастье! Что станется с нами теперь без средств передвижения, среди пустынного Тюрингенвальда! Какую ночь мы провели!

На следующий день надо было продолжать трудный путь пешком, оставив карету, которой мы все равно не могли бы воспользоваться, даже если бы и достали других лошадей.

Сложив провизию и дорожные вещи в узел, я надел его на плечо. Мы спускались по узкому ущелью, которое, если господин де Лоране не ошибался, должно было вывести нас на равнину. Я шел впереди. Сестра, Марта, ее дедушка поспевали как могли. Думаю, в этот день мы прошли не менее трех лье. Когда мы с наступлением вечера остановились, заходящее солнце освещало безбрежия равнины, расстилающиеся в восточном направлении у подножия Тюрингенвальда.

Глава шестнадцатая

Положение наше было очень серьезно, и станет еще более серьезным, если мы не будем в состоянии заменить погибших лошадей и карету, оставленную в ущелье.

Но в данную минуту следовало прежде всего позаботиться о пристанище для ночлега, а затем уже обдумывать дальнейший план действий.

Я был в большом затруднении. Кругом – никакого жилья, и я уже совершенно не знал, как быть, когда, поднявшись вправо по горе, увидел наверху у самой границы леса нечто вроде хижины.

В хижине этой не было боковых стен, спереди она тоже была открыта; прогнившие балки пропускали дождь и ветер, но стропила крыши были довольно в хорошем состоянии и могли хоть сколько-нибудь защитить нас на случай дождя.

Вчерашняя гроза так славно расчистила небо, что весь день не было ни капли дождя. К несчастью, вечером с запада набежали черные тучи, а внизу образовался стлавшийся по земле влажный туман. Хорошо еще, что мы нашли эту хижину, как бы она ни была жалка; это все-таки было нечто вроде крова.

Господин де Лоране был чрезвычайно удручен нашим несчастьем особенно из-за внучки. Нам предстоял еще долгий путь до границы Франции. Как мы совершим его, да еще в определенный срок, если нам придется все время идти пешком? О многом нужно было нам переговорить между собой, но прежде всего следовало заняться самым неотложным делом.

Внутри лачужки, которую, по-видимому, давно никто не занимал, пол был устлан сухой травой. Сюда, по всей вероятности, заходят на отдых пастухи, пасущие свои стада в горах Тюрингии. У подножия холма, в сторону Фульды, по Верхне-Рейнской провинции тянутся равнины Саксонии.

Освещенные косыми лучами заходящего солнца, они едва заметными волнами поднимаются к далекому горизонту. Хотя эти равнины и пересекаются возвышенностями, путь по ним гораздо легче того, по которому мы ехали от Готы.

С наступлением ночи я помог сестре разобрать провизию для ужина. Чересчур утомленные целым днем ходьбы, господин де Лоране и Марта едва дотронулись до еды. Ирма тоже была не в состоянии есть. Усталость брала верх над голодом.

– Напрасно, напрасно, – повторял я. – Сперва закусить, потом Отдохнуть – вот девиз солдата в походе. Нам нужно более, чем когда-либо, набраться сил. Вы должны поужинать, мадемуазель.

– Я не могу, мой добрый Наталис. Завтра перед дорогой я попробую съесть что-нибудь.

– Это все-таки будет одним ужином меньше! – возразил я.

– Конечно, но не беспокойтесь, я не задержу вас в дороге, не буду отставать.

Так я ничего не добился не только убеждениями, но даже и примером, так как сам ел за четверых.

В нескольких шагах от хижины протекал прозрачный ручеек, терявшийся в глубине оврага. Несколько капель его чистой воды, смешанной со шнапсом, которого у меня была полная фляга, оказались приятным, укрепляющим напитком.

Марта согласилась сделать два-три глотка. Господин де Лоране и Ирма последовали ее примеру, после чего все трое заснули, растянувшись на мягкой подстилке.

Я обещал тоже лечь спать, но в душе совершенно не собирался исполнить это обещание. Если бы я не согласился лечь, то господин де Лоране непременно вызвался бы сторожить вместе со мной, что для него было бы слишком утомительно.

Я ходил взад и вперед, как часовой. Всем известно, что стоять на часах для солдата дело привычное. Предосторожности ради у меня за поясом были оба пистолета, вынутые мною из нашего экипажа. Полагая, что благоразумие требует быть как можно осторожнее, Я решил бороться со сном, несмотря на то, что глаза у меня слипались и веки отяжелели. Время от времени, когда ноги начинали плохо слушаться, я ложился на землю около хижины, не закрывая глаз и прислушиваясь к малейшему шуму.

Ночь была очень темна, хотя туман мало-помалу поднялся к покрытому тучами, беззвездному небу. Луна закатилась почти одновременно с солнцем. Все кругом было объято мраком.

Но горизонт не был туманен, и если бы где-нибудь в глубине леса или на равнине блеснул огонек, я, конечно, увидел бы его издалека.

Нет, тьма царила повсюду, и передо мной на полях, и сзади над скалами, спускавшимися к хижине с ближайшего уступа.

Тишина была так же глубока, как и тьма. Ни малейшего ветерка, ни малейшего движения воздуха, напряженного и тяжелого, как обыкновенно бывает, когда грозовое состояние атмосферы не разряжается молниями.

Но один звук все-таки нарушал тишину ночи: слышалось беспрерывное насвистывание маршей и сигналов Королевского Пикардийского полка. Разумеется, это Наталис Дальпьер возвращался к своим скверным привычкам. Никто другой не мог свистеть в такое время, когда даже и птицы спят под сенью дубов и берез.

Все продолжая свистеть, я размышлял обо всем недавно пережитом, вспоминал, что было в Бельцингене после моего приезда, думал о свадьбе, отложенной в тот момент, когда она должна была совершиться, о несостоявшейся дуэли Жана с лейтенантом фон Гравертом, о зачислении господина Жана в полк и нашем выселении за пределы Германии. В будущем передо мною рисовались всевозрастающие затруднения. Я представлял себе Жана Келлера – голова которого оценена – бегущим под страхом смертной казни, видел мать его, не знающую, где искать сына!..

А если его нашли? Если какие-нибудь негодяи выдали его за 1000 флоринов? Нет! Я не хочу верить этому. Смелый, решительный господин Жан не даст себя ни взять, ни купить.

Пока я таким образом размышлял, веки мои невольно опускались; чтобы не заснуть, я встал и даже пожалел, что ночь так тиха и темна. Не было ни малейшего шума, который бы мог заставить меня встрепенуться, никакого света, могущего привлечь мое внимание, и нужно было постоянно делать над собой усилие, чтобы не заснуть.

Между тем время проходило. Который мог быть час? Миновала ли полночь? Очень вероятно, так как в это время года ночи довольно коротки. Я принялся отыскивать глазами светлую полоску на восточной части неба, над гребнями дальних гор, но ее не было, и ничто еще не предвещало близкого рассвета, так что я, должно быть, ошибся в определении времени.

Я вспомнил, что, рассматривая днем карту местности, мы с господином де Лоране выяснили следующее: первый значительный город на нашем пути будет Танн, Кассельского округа, провинции Гессен-Нассау. Туг, конечно, можно будет приобрести экипаж, достать который необходимо, чтобы вовремя добраться до Франции. Да, во что бы то ни стало надо достать экипаж! Но до Танна около 12 лье, рассуждал я. Вдруг я вздрогнул.

Я встал и прислушался. До меня донесся отдаленный выстрел, и вслед за ним послышался второй.

Выстрелы были, без сомнения, ружейные или пистолетные. Мне даже показалось, что я увидел свет, блеснувший за деревьями, позади хижины.

В нашем положении, среди почти пустынной страны, всего можно было опасаться. Стоило шайке отставших солдат или грабителей пройти по этой дороге, и мы рисковали быть открытыми, не будучи притом в состоянии защищаться, даже если грабителей не более шести человек.

Прошло минут пятнадцать. Я не хотел будить господина де Лоране. – Легко могло быть, что выстрелы эти сделаны охотником по кабану или дикой козе. Во всяком случае, судя по видимому мною огню, я определил расстояние, с которого слышались выстрелы, примерно в полулье.

Я стоял неподвижно, глядя по направлению выстрелов, и, не слыша больше ничего, начинал уже успокаиваться, спрашивая себя, не был ли я жертвой галлюцинации слуха и зрения. Иногда кажется, что не спишь и принимаешь за действительность то, что на самом деле было только сном.

Решив бороться против одолевавшего меня сна, я стал быстро ходить взад и вперед, машинально свистя все громче и громче. Я даже дошел до угла хижины и сделал несколько шагов между деревьями.

Вскоре мне послышалось, как будто кто-то крадется в кустах. Это мог быть волк или лисица, и я с заряженными пистолетами готовился принять незваных гостей. Но какова сила привычки!.. Я и тут, рискуя обнаружить свое присутствие, продолжал свистеть (как мне рассказывали впоследствии).

Вдруг из чащи выскочила какая-то тень. Я выстрелил наудачу и в то же время увидел перед собой…

При блеске выстрела я сразу узнал его: это был Жан Келлер!