Текст книги "Романы. Повести. Рассказы. В 2 томах. Том 2"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)

Против кого правительство считало нужным принимать такие меры предосторожности? Против Зефирена Ксирдаля? В таком случае пятидесяти человек было много. Тем более что болид сам великолепно защищался. Нестерпимый жар, исходивший от него, даже и самых больших смельчаков удерживал на почтительном расстоянии. Едва ли со вчерашнего дня это расстояние сократилось больше чем на метр. При таких темпах пройдет еще много месяцев, прежде чем господин Шнак будет в состоянии вступить от имени гренландского правительства во владение этим кладом.

Как бы там ни было – охрану сочли нужным организовать. Когда речь идет о пяти тысячах восьмидесяти восьми миллиардах, осторожность не мешает.

По просьбе господина Шнака один из стоявших на рейде кораблей был послан, чтобы по телеграфу оповестить весь мир о великом событии. Итак, не пройдет и двух суток, как весть о падении болида облетит весь свет. Не нарушит ли это планы господина Лекера? Ни в какой мере. Яхта «Атлантик» отошла уже на сутки раньше, и так как она обладала гораздо более быстрым ходом, банкир имел в своем распоряжении тридцать шесть часов – срок, вполне достаточный, чтобы успешно завершить финансовую операцию.

Если гренландское правительство почувствовало себя спокойным, выставив охрану в пятьдесят человек, то как должна была возрасти его уверенность, когда оно в тот же день после полудня могло удостовериться, что метеор охраняют уже целых семьдесят человек!

В полдень в гавани Упернивика бросил якорь крейсер. На гафеле развевался звездный флаг Соединенных Штатов Америки. Едва только был брошен якорь, как с крейсера высадилось двадцать человек, которые под командой мичмана расположились лагерем вокруг болида.

Узнав об увеличении численности охраны, господин Шнак испытал противоречивые чувства. Хотя он, с одной стороны, и ощутил удовлетворение от сознания, что драгоценный болид так старательно охраняется, все же эта высадка вооруженных американских моряков на гренландской территории серьезно его обеспокоила. Мичман, с которым он попытался поговорить, не мог рассеять его смущения. Мичман действовал в соответствии с приказаниями начальства и не считал нужным разбираться в них.

Господин Шнак решил на следующий день отправиться со своими сетованиями на крейсер. Но когда он собрался осуществить свое намерение, то столкнулся уж с двойной задачей.

За ночь успел подойти второй крейсер – на этот раз английский. Командир, узнав, что падение метеора – уже совершившийся факт, счел необходимым по примеру своего американского коллеги также высадить двадцать матросов, и эти матросы под командой второго мичмана быстрым шагом направились к северо-западной оконечности острова.

Господин Шнак растерялся. Что все это должно было означать? Растерянность его возрастала с каждым часом. Днем было сообщено о приближении третьего крейсера под трехцветным флагом. А два часа спустя двадцать французских моряков под командой лейтенанта встали в карауле возле метеора.

Положение явно осложнялось. В ночь с 21-го на 22-е прибыл русский крейсер – четвертый по счету. Но это было еще не все, – 22-го появился японский корабль, а дальше один за другим итальянский и немецкий. На следующий день, 23 августа, подошли аргентинский крейсер и испанский, а за ним чилийское военное судно, за которым почти непосредственно следовали два других – португальский крейсер и голландский.

Двадцать пятого августа перед Упернивиком уже стояло шестнадцать военных кораблей, среди которых «Атлантика», никем не замеченный, скромно занял свое прежнее место. Целая международная эскадра, подобную которой никогда не приходилось видеть в этих полярных водах. И так как каждый из этих кораблей высадил по двадцать человек под командой офицера, то уже триста двадцать солдат и шестнадцать офицеров всех национальностей попирали гренландскую землю, которую не в силах были бы защитить, несмотря на все свое мужество, пятьдесят гренландских солдат.

Каждый корабль привозил с собой собственный груз новостей, и новости эти были, судя по впечатлению, которое они производили, не слишком удовлетворительные. Хотя Международная конференция до сих пор и заседала в Вашингтоне, но уже ни для кого не было секретом, что она продолжает собираться только для вида. Слово было за дипломатами… пока (как говорили в тесном кругу), пока не заговорят пушки. В министерских канцеляриях шло немало споров, а споры эти не были лишены язвительности.

По мере прибытия все большего числа кораблей новости становились, по-видимому, все более тревожными. Ничего определенного не было известно, но в штабах и среди экипажа кораблей ходили смутные слухи, и отношения между различными оккупационными частями становились все более натянутыми.

Если вначале американский капитан счел нужным пригласить к обеду своего английского коллегу, а последний, отвечая на приглашение приглашением, воспользовался случаем выразить свое сердечное отношение командиру французского крейсера, то теперь и речи не было о таком международном расшаркивании. Теперь каждый сидел запершись у себя и выжидал, откуда подует ветер, который и определит его поведение. Первые порывы этого ветра, казалось, сулили бурю.

Зефирен Ксирдаль в это время никак не мог прийти в себя от ярости. У господина Лекера буквально звон в ушах стоял от его бесконечных жалоб, и банкир напрасно пытался урезонить своего крестника, взывая к его здравому смыслу.

– Ты ведь должен понять, дорогой мой Зефирен, – убеждал его банкир, – что господин Шнак прав. Нельзя же предоставить отдельному лицу право свободно распоряжаться такой колоссальной суммой. Вполне естественно, что в это дело сочли нужным вмешаться. Но предоставь мне свободу действий. Когда возбуждение несколько уляжется, я приму свои меры. Никак не допускаю, чтобы не сочли нужным признать справедливость наших требований и в значительной мере удовлетворить их. Кое-что я у них вырву, в этом нет сомнений.

– Кое-что! – с возмущением восклицал Ксирдаль. – Да наплевать мне на это «кое-что». Зачем мне это золото? Нужно оно мне, что ли?

– Не понимаю в таком случае, – отвечал Лекер, – почему ты так волнуешься?

– Потому, что болид принадлежит мне! Меня бесит, что его хотят у меня отнять! Я этого не допущу!

– Что ты можешь предпринять против всего света, бедный ты мой Зефирен?

– Если бы я знал что, это было бы уже сделано. Но… терпение… Когда этот дурацкий делегат заявил и своем намерении забрать мой болид – это была гнусность. Но что можно сказать сегодня? Сколько стран – столько и грабителей!.. Уже не говоря о том, что они, по слухам, готовы перегрызть друг другу горло… Черт возьми, лучше бы я уж оставил болид там, где он был. Мне показалось занятным заставить его упасть. Я решил, что опыт будет интересным… Если бы я только знал… Каких-то бедняков, у которых нет собственных десяти су, заставят драться за эти миллиарды! Говорите, что хотите, но это невероятное свинство!

Сбить Ксирдаля с этих позиций было невозможно.

Но господином Шнаком он возмущался напрасно. Несчастному делегату, как его все еще называли, в эти дни приходилось довольно солоно. Захват гренландской территории не предвещал ничего доброго, и неслыханное богатство страны явно покоилось на весьма шатких основаниях. А что он мог предпринять? Был ли он в состоянии со своей полусотней солдат сбросить в море триста двадцать иностранных моряков, засыпать пушечными ядрами, подорвать, потопить шестнадцать бронированных гигантов, стоящих на упернивикском рейде?

Совершенно ясно, что не мог. Но он во всяком случае мог, даже был обязан, от имени своей страны протестовать против вторжения в ее пределы.

Однажды, когда командиры английского и французского крейсеров в качестве простых любопытных спустились на берег, господин Шнак воспользовался случаем, чтобы потребовать объяснений и сделать официальные представления в тоне, в котором даже и дипломатическая корректность не могла подавить известную горячность.

Ответил английский капитан. Господин Шнак, по его словам, совершенно напрасно волнуется. Командиры стоящих на рейде кораблей просто выполняют распоряжение своих адмиралтейств. Они не вправе ни оспаривать, ни обсуждать эти приказания и обязаны их выполнять. Приходится, по-видимому, предполагать, что высадка военных сил всех национальностей имеет единственной целью поддержание порядка ввиду столь значительного наплыва любопытных. В общем, пусть господин Шнак успокоится: вопрос изучается в высших инстанциях, и к правам всех и каждого отнесутся с должным уважением.

– Совершенно точно, – одобрительно заметил французский капитан.

– Раз ко всем правам отнесутся с уважением, я получу возможность защищать и мои! – неожиданно закричал какой-то человек, без стеснения вмешиваясь в разговор.

– С кем имею честь? – спросил капитан.

– Мистер Дин Форсайт, астроном из города Уостона, так сказать отец и законный собственник болида, – с важностью ответил непрошенный собеседник, в то время как господин Шнак слегка пожал плечами.

– Гм! Очень хорошо! – произнес капитан. – Мне отлично известно ваше имя, господин Форсайт… Ну, разумеется, если у вас есть права, то почему бы вам их не предъявить?

– Права! – возопил в эту минуту еще новый непрошенный собеседник. – Тогда что же сказать о моих правах? Разве не я, не я один, разве не доктор Сидней Гьюдельсон, первый оповестил весь мир о появлении метеора?

– Вы? – возмутился мистер Дин Форсайт, обернувшись так резко, будто его ужалила гадюка.

– Я!

– Какой-то жалкий лекаришка осмеливается претендовать на такое открытие!

– С не меньшим основанием, чем такой невежда, как вы!

– Болтун, который даже не знает, с какой стороны полагается глядеть в телескоп!

– Мошенник, который и телескопа-то никогда не видал!

– Это я-то невежда?

– Это я-то лекаришка?

– Я не так невежествен, чтобы не суметь обличить самозванца!

– Не такой уж я лекаришка, чтобы не суметь поймать за руку вора!

– Это уже слишком, – вопил с пеною у рта мистер Дин Форсайт. – Поберегитесь, сударь!

Оба соперника, сжав кулаки, с яростью во взоре, с угрозами наступали друг на друга, и сцена эта могла бы плохо кончиться, если бы Фрэнсис и Дженни не успели их разъединить.

– Дядюшка! – воскликнул Фрэнсис, своими сильными руками сдерживая мистера Форсайта.

– Папа!.. Умоляю вас!.. Папа!.. – упрашивала Дженни, заливаясь слезами.

– Что это за странные субъекты? – спросил у мистера Сэта Стенфорта случайно оказавшийся рядом с ним Зефирен Ксирдаль, ставший невольным свидетелем этой трагикомической сцены.

В дороге люди легко мирятся с нарушением светских правил приличия. Мистер Сэт Стенфорт любезно ответил на вопрос, без стеснения заданный ему незнакомцем.

– Вы, безусловно, слышали о мистере Дине Форсайте и о докторе Гьюдельсоне?..

– Астрономы-любители из города Уостона?.

– Они самые.

– Те, что открыли болид, который сюда свалился?

– Они, они!

– По какому же поводу они так сцепились?

– Они никак не могут мирно разрешить вопрос, кому в этом открытии принадлежит приоритет.

Зефирен Ксирдаль презрительно пожал плечами.

– Есть о чем спорить! – заметил он.

– И оба они заявляют о своем праве собственности на болид, – добавил мистер Сэт Стенфорт.

– На том основании, что случайно заметили его в небе?

– Совершенно верно.

– Ну и нахалы! – заявил Зефирен Ксирдаль. – А эта девушка и этот молодой человек – при чем тут они?

Мистер Сэт Стенфорт любезно пояснил, в чем дело. Он рассказал, при каких обстоятельствах молодым людям пришлось отказаться от предполагавшегося брака и как затем, из-за нелепого соперничества и чисто корсиканской ненависти, порвалась трогательная дружба, связывавшая обе семьи.

Ксирдаль был потрясен. Он глядел на мистера Дина Форсайта, которого едва сдерживал Фрэнсис Гордон, и на Дженни Гьюдельсон, охватившую своими слабыми руками отца, – глядел с таким видом, будто перед ним были какие-то редкие ископаемые. Когда Сэт Стенфорт закончил свой рассказ, Ксирдаль, даже не поблагодарив, а только громко крикнув: «Нет, это переходит все границы!» – широко шагая, направился к себе. Рассказчик, равнодушно проводив взглядом этого оригинала и сразу же забыв о нем, вернулся к миссис Аркадии Уокер, которую покинул на время своего короткого разговора с незнакомцем. А теперь это почти никогда не случалось.

Зефирен Ксирдаль между тем никак не мог успокоиться. Резким движением распахнул он дверь своего домика.

– Дядюшка! – сказал он, обращаясь к господину Лекеру, который даже вздрогнул от неожиданности. – Заявляю вам: это свинство! Неслыханное свинство!

– Что опять стряслось? – спросил банкир.

– Болид, черт возьми! Все тот же проклятый болид!

– Что же он натворил, твой болид?

– Да он просто-напросто собирается опустошить всю землю! Даже и не перечислить всего, что он наделал. Мало того, что он превратил всех людей в воров и грабителей, он готов предать род человеческий огню и мечу, посеять несогласия и войну! Но и это еще не все. Из-за него расходятся жених с невестой! Пойдите поглядите на эту девушку, – посмотрим, что вы скажете. Глядя на нее, расплачется даже придорожный столб. Нет! Все это чересчур большое свинство!

– Какие жених с невестой? О какой девушке ты говоришь?.. Что за блажь тебе влезла в голову? – растерянно спрашивал господин Лекер.

Зефирен Ксирдаль не соизволил даже ответить.

– Да! Нестерпимое свинство! – закричал он. – Но пусть имеют в виду: это так не пройдет! Я их всех помирю – запомнят они меня!

– Какую ерунду ты затеял, Зефирен?

– Ясно как день! Не так трудно угадать! Сброшу их болид в воду – и все!

Господин Лекер вскочил, как ужаленный. Он побледнел от волнения, сжавшего его сердце. У него ни на мгновение даже не мелькнула мысль, что Зефирен, поддавшись гневу, сыплет угрозами, осуществить которые не в его власти. Он уже доказал, на что способен. От такого человека можно было ожидать всего.

– Ты не сделаешь этого, Зефирен! – воскликнул Лекер.

– Нет, обязательно сделаю! Ничто меня не остановит! Хватит с меня. И примусь я за это сию минуту!..

– Да ты не подумал, несчастный…

Господин Лекер внезапно умолк. В его мозгу загорелась гениальная мысль, быстрая и ослепительная, как молния. Для этого великого полководца в денежных битвах несколько секунд было достаточно, чтобы оценить сильную и слабую сторону задуманного.

– Впрочем… – прошептал он.

Он вторично напряг мысль и убедился, что проект, его великолепен. Лекер повернулся к Ксирдалю.

– Я не стану больше спорить с тобой, – заявил он решительно, как человек, которому время дорого. – Ты собираешься сбросить болид в море? Пусть так. Но не можешь ли ты дать мне несколько дней на передышку?

– Я вынужден именно так поступить! – воскликнул Ксирдаль. – Мне придется внести кое-какие изменения в машину, чтобы заставить ее проделать то, что я хочу. На эти переделки уйдет дней пять или шесть.

– Мы дотянем, значит, до третьего сентября?

– Да.

– Отлично! – произнес Лекер, выходя из дома и поспешно направляясь в Упернивик, в то время как его крестник усаживался за работу.

Не теряя времени, господин Лекер приказал отвезти его на «Атлантик», труба которого сразу же принялась извергать клубы черного дыма. Два часа спустя владелец яхты был уже снова на берегу, тогда как «Атлантик» удалялся на всех парах и вскоре исчез с горизонта.

План Лекера, как и все гениальные планы, был бесконечно прост.

Из двух возможных решений – выдать своего крестника иностранным войскам и помешать ему осуществить свое намерение или же предоставить событиям свободно развиваться – Лекер избрал второе.

Выдав Ксирдаля, он мог рассчитывать, разумеется, на соответствующее вознаграждение, которое ему выплатят «в благодарность» заинтересованные государства. Ему несомненно уделят какую-то часть сокровищ, спасенных благодаря его вмешательству. Но какую часть? Смехотворную, надо полагать, совсем смехотворную, принимая во внимание падение ценности золота, которое не мог не вызвать такой огромный приток этого металла на денежный рынок.

Если же он промолчит, то не только избегнет тех бед, которые, растекаясь потоком по всей земле, несет с собой подобная масса золота, но избегнет и неприятностей, грозящих лично ему. Мало того, он даже извлечет из этого значительные выгоды. Будучи единственным, посвященным в такую тайну, за пять дней он легко заставит ее служить своим интересам. Для этого будет достаточно отправить через «Атлантика» телеграмму, в которой после расшифровки на улице Друо прочтут следующее: «Ожидаются сенсационные события. Покупайте золотые прииски в неограниченном количестве».

Такое распоряжение выполнят с легкостью. О падении болида сейчас всем, разумеется, уже известно, и акции золотых приисков так сильно упали в цене, что почти ничего не стоят. Нет сомнения, что на бирже их предлагают почти задаром и не могут найти покупателей… Зато какой подымется «бум», когда разнесется весть о конце всей этой авантюры! С какой быстротой золотые акции взлетят вверх, достигнут своего первоначального курса! Счастливый покупатель наживет на этом взлете немало.

Скажем сразу, что глазомер у Лекера оказался точным. Депеша была доставлена на улицу Друо, и в тот же день на бирже были в точности выполнены все его распоряжения. Банк Лекера скупил за наличные и в кредит все акции золотых приисков, которые предлагались, и на следующий день повторил ту же операцию.

Ну и жатву же собрал за эти два дня господин Лекер! Мелкие акции его банк покупал по нескольку сантимов за штуку, другие, некогда стоившие очень дорого, а теперь упавшие в цене, – по два и три франка и, наконец, самые первоклассные – по десять – двенадцать франков. Банк Лекера брал все без разбора.

К концу вторых суток слухи об этих закупках стали просачиваться на биржах всего мира и вызвали некоторую тревогу. Банк Лекера, считавшийся очень солидным, к тому же известный своим деловым нюхом, бросаясь на закупку определенных акций, действовал безусловно неспроста. В этом что-то крылось. Таково было общее мнение, и курс заметно повысился.

Но было уже поздно. Дело было сделано. В руках Робера Лекера сосредоточилась большая часть всех акций золотой промышленности.

Пока в Париже развертывались эти события. Зефирен Ксирдаль применял для перестройки своей машины те детали, которыми предусмотрительно запасся перед отъездом. Внутри машины он тянул провода, организуя сложную скрещивающуюся систему токов. Снаружи он добавлял трубки странной формы, ввинчивая их в центр двух новых рефлекторов. В заранее назначенный день, 3 сентября, все было готово, и Зефирен Ксирдаль объявил, что может приступить к действию.

Присутствовавший при этом в виде исключения крестный заменял собою настоящую аудиторию. Зефирену Ксирдалю представлялся исключительный случай проявить свои ораторские таланты. И он не замедлил им воспользоваться.

– В моей машине, – сказал он, повернув выключатель, – нет ничего таинственного и чертовщины в ней также нет никакой. Это своеобразный трансформатор. Она принимает электричество в обычной его форме и отдает его в высшей, открытой мною, форме. Вот эта трубка, которую вы здесь видите и которая начинает уже крутиться, как бешеная, и есть та самая, которая помогла мне привлечь метеор. При посредстве рефлектора, в центре которого она расположена, в пространство направляется особого рода ток, названный мною нейтрально-винтообразным током. Как явствует из его названия, он вращается наподобие судового винта. Он обладает в то же время свойством с силой отталкивать всякое соприкоснувшееся с ним тело. Его спирали образуют как бы пустой цилиндр, откуда, как и всякое другое вещество, изгнан воздух, так что внутри этого цилиндра нет ничего. Понятно ли вам, дядя, все значение этого слова: ничего? Доходит ли до вашего сознания, что всюду в бесконечности мирового пространства есть что-нибудь, а что мой, не видимый глазу, ввинчивающийся в атмосферу цилиндр становится на мгновение единственной точкой в мировом пространстве, где нет ничего? Мгновение очень короткое, короче, чем вспыхнувший блеск молнии. Эта единственная точка, где господствует абсолютная пустота, подобна воронке, из которой быстрыми волнами вырывается неразрушимая энергия. Эту энергию земной шар удерживает плененной и конденсированной в грубых клетках вещества. Мое дело, следовательно, свелось только к тому, чтобы устранить препятствие.

Господин Лекер, горячо заинтересованный, старался сосредоточить все свое внимание и не упустить ни слова из этого любопытного объяснения.

– Единственная трудность, – продолжал Ксирдаль, – заключалась в том, чтобы регулировать длину волн нейтрально-винтового тока. Если он достигнет предмета, на который желательно воздействовать, то отталкивает его, вместо того чтобы притянуть. Нужно, следовательно, чтобы он «потух» на некотором расстоянии от этого предмета, но все же возможно ближе к нему. Это нужно для того, чтобы освобожденная энергия излучалась в непосредственном соседстве с этим предметом.

– Но ведь для того чтобы сбросить болид в море, его нужно не притянуть, а оттолкнуть, – заметил господин Лекер.

– И да и нет, – ответил Зефирен Ксирдаль. – Слушайте внимательно, дядюшка. Мне известно точное расстояние, отделяющее нас от болида. Это расстояние равно пятистам одиннадцати метрам и сорока восьми сантиметрам. Я регулирую действие моего тока, учитывая такое расстояние.

Продолжая говорить, Ксирдаль возился с реостатом, включенным в цепь между источником электрической энергии и машиной.

– Вот и готово, – продолжал он. – Теперь ток затухает в трех сантиметрах от болида со стороны его выпуклой части, повернутой к северо-востоку. Освобожденная энергия таким образом охватывает его с этой стороны своим интенсивным излучением. Возможно, этого окажется мало, чтобы сдвинуть с места подобную массу, да еще так плотно прилегающую к земле. Поэтому я из предосторожности применю два других вспомогательных средства.

Ксирдаль засунул руку внутрь машины. В то же мгновение одна из новых трубочек бешено зажужжала.

– Заметьте, дядя, – заговорил Ксирдаль, продолжая свои объяснения, – что эта трубочка не вращается так, как первая. Дело в том, что ее действие

– другого рода. Исходящие от нее токи совсем особенные. Назовем их, если вы согласны, в отличие от других, нейтрально-прямолинейными токами. Длину этих токов регулировать не приходится. Не видимые глазу, они устремились бы в бесконечность, если бы я не направил их на юго-западную часть метеора, которая их задержит. Не советовал бы вам оказаться на их пути. Они «уложили бы вас на оба лопатки», как говорят спортсмены… Но вернемся к нашим делам. Что представляют собой эти прямолинейные токи? Так же как и винтообразный, да и любой электрический ток, какого сорта он бы ни был, так же как и звук, тепло, даже свет, это – не что иное, как доведение атомов материи до последней степени упрощения. Вы получите некоторое представление о минимальных размерах этих атомов, если я поясню вам, что в данный момент о поверхность золотой глыбы ударяется не меньше семисот пятидесяти миллионов таких атомов в секунду. Мы имеем таким образом дело с настоящей бомбардировкой, где малый вес снарядов компенсируется их неисчислимым количеством и скоростью движения. Добавив такие толчки к притягательной силе, воздействующей на противоположную сторону глыбы, можно добиться желаемого эффекта.

– Но болид все же не двигается с места, – заметил Лекер.

– Двинется, – с полной уверенностью произнес Ксирдаль. – Немножко терпения! А в крайнем случае – вот что ускорит события. С помощью этого, третьего рефлектора я направлю другие атомные снаряды, но не на самый метеор, а на ту часть почвы, которая поддерживает его со стороны моря. Вы увидите, как почва эта начнет разрыхляться и болид, учитывая еще и его собственный вес, заскользит по склону.

Зефирен Ксирдаль снова запустил руку в машину. Третья трубка в свою очередь зажужжала.

– Внимание, дядюшка, – произнес он. – Представление начинается!