Текст книги "Романы. Повести. Рассказы. В 2 томах. Том 2"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– В котором часу он обедает?

– В час.

– Мы зайдем в час, – снова в один голос заявили мистер и миссис Стенфорт, удаляясь.

Дойдя до середины площади, которую все еще загромождал шар Уолтера Брагга, они на мгновение приостановились.

– У нас пропадает два часа, – заметила миссис Аркадия Стенфорт.

– Два с четвертью, – поправил ее мистер Сэт Стенфорт.

– Угодно ли вам будет провести эти два часа вместе?

– Если вы будете так любезны и Согласитесь…

– Какого вы мнения о прогулке по берегу Потомака?

– Я как раз собирался вам это предложить.

Муж и жена двинулись по направлению к Эксетер-стрит, но, не пройдя и трех шагов, остановились.

– Разрешите мне сделать одно замечание? – произнес мистер Стенфорт.

– Разрешаю, – ответила миссис Аркадия.

– Я позволю себе заметить, что мы сошлись во мнениях. Это в первый раз за все время.

– И в последний! – оборвала его миссис Аркадия и решительно двинулась дальше.

Чтобы добраться до начала Эксетер-стрит, мистеру и миссис Стенфорт пришлось пробиваться сквозь толпу, собравшуюся вокруг аэростата. И если толпа не была еще гуще, если не все жители Уостона сбежались на площадь Конституции, то лишь потому, что другое событие, куда более сенсационное, отвлекло в этот час внимание публики.

Уже с самого рассвета весь город устремился к зданию суда, перед которым образовалась огромная очередь. Как только распахнулись двери, людской поток ринулся в зал, который в одно мгновение оказался набитым до отказа. Тем, кому не удалось захватить места, оставалось только отступить. Вот именно эти запоздавшие неудачники, чтобы утешиться, собрались на площади для встречи воздушного шара.

Как горячо желали они вместо этого зрелища быть стиснутыми в толпе счастливчиков, наполнявших зал суда, где разбиралось в этот день судебное дело, такое фантастически крупное, какого никогда еще не приходилось разбирать судьям в прошлом, да и вряд ли придется разбирать в будущем!

Казалось, что безумство людей достигло уже апогея, когда Парижская обсерватория сообщила, что болид, или во всяком случае его ядро, состоит из чистого золота. А между тем неистовство тех дней не могло идти ни в какое сравнение с безумством, охватившим человечество после того как Дин Форсайт и Сидней Гьюдельсон самым решительным образом заявили, что астероид неизбежно должен упасть. Невозможно даже и перечислить все случаи внезапного умопомешательства, разыгравшегося на этой почве. Достаточно сказать, что все без исключения дома для умалишенных оказались за несколько дней переполненными.

Но среди всех этих безумцев самыми безумными были виновники возбуждения, потрясавшего весь мир.

До сих пор ни мистер Форсайт, ни доктор Гьюдельсон не допускали возможности падения метеора. Если они с такой горячностью отстаивали свое право первенства при открытии болида, то отнюдь не из-за его ценности, не из-за каких-то миллиардов. Они жаждали лишь, чтобы их имена были связаны с таким изумительным явлением в области астрономии.

Но положение изменилось до неузнаваемости после того, как они в ночь с 11 на 12 мая уловили отклонение в курсе болида. Вопрос более жгучий, чем все остальные, сразу же вспыхнул в их мозгу.

Кому же, после его падения, будет принадлежать болид? Кому достанутся миллиарды, сокрытые в ядре, окруженном сверкающим ореолом? Когда ореол этот исчезнет (да и кому нужны такие неосязаемые лучи!), золотое ядро будет здесь, на земле. И превратить это ядро в звонкую монету не представит труда…

Но кому же он будет принадлежать?

– Мне! – не колеблясь воскликнул мистер Форсайт. – Мне! Ведь я первый отметил его появление на горизонте Уостона.

– Мне! – с такой же уверенностью заявил доктор Гьюдельсон. – Ведь это мое открытие!

Безумцы не преминули огласить через печать свои непримиримые и противоречащие одна другой претензии. Два дня сряду страницы уостонских газет были заполнены злобными статьями обоих соперников. Упоминая о недосягаемом болиде, который и в самом деле словно насмехался над ними с высоты своих четырехсот километров, они тут же, не скупясь, забрасывали друг друга бранными эпитетами.

Вполне понятно, что при таких условиях и речи не могло быть о предстоящей свадьбе. Долгожданная дата – 15 мая – миновала, а Дженни и Фрэнсис все еще оставались женихом и невестой.

Да можно ли было еще считать их обрученными? Своему племяннику, который решился в последний раз сделать попытку договориться с ним, мистер Форсайт ответил буквально следующее:

– Я считаю доктора мерзавцем и никогда не дам согласия на твой брак с дочерью какого-то Гьюдельсона!

И почти в тот же час этот самый доктор в ответ на слезы и мольбы своей дочери ответил:

– Дядя Фрэнсиса – бесчестный человек. Моя дочь никогда не станет женой племянника Форсайта.

Тон был такой категорический, что оставалось только подчиниться.

Подъем аэростата Уолтера Брагга послужил новым поводом для проявления ненависти, которой пылали друг к другу оба астронома. Жадные до скандала, газеты охотно поместили письма противников, в которых резкость выражений приняла совершенно недопустимую форму, что вряд ли, разумеется, могло способствовать успокоению умов.

Но осыпать друг друга бранью, – конечно, малоподходящий выход из положения. Раз существует непримиримый спор, следует поступить так, как все люди в подобных случаях, – то есть обратиться в суд. Это единственный и лучший способ уладить конфликт.

Противники в конце концов пришли именно к такому выводу.

Поэтому 17 мая мистером Дином Форсайтом была отправлена доктору Гьюдельсону повестка, приглашавшая доктора предстать на следующий же день перед судейским столом почтенного мистера Джона Прота; поэтому такая же точно повестка была немедленно отправлена доктором Гьюдельсоном мистеру Дину Форсайту; и поэтому, наконец, утром 18 мая нетерпеливая и шумная толпа завладела всем помещением суда.

Мистер Дин Форсайт и мистер Сидней Гьюдельсон были, как полагалось, на месте. Вызванные друг другом в суд, соперники оказались лицом к лицу.

Несколько дел уже благополучно было разрешено в начале судебного заседания, и участники, которые при входе в зал грозили друг другу кулаками, ушли рука об руку, к полному удовольствию мистера Прота. Будет ли достигнут такой же результат в отношении двух соперников, которые должны были сейчас предстать перед судом?

– Переходим к следующему делу! – распорядился судья.

– Форсайт против Гьюдельсона и Гьюдельсон против Форсайта! – объявил секретарь.

– Прошу тяжущихся подойти ближе! – произнес судья, выпрямляясь в своем кресле.

Мистер Дин Форсайт и доктор Сидней Гьюдельсон вышли из рядов сопровождавших их сторонников. Они стояли лицом к лицу, в упор глядя друг на друга. Глаза их метали молнии, руки сжимались в кулаки, – они походили на заряженные пушки, готовые от малейшей искорки разразиться громом.

– В чем дело, господа? – спросил судья Прот, отлично, кстати сказать, осведомленный о предмете жалоб обоих астрономов.

Мистер Дин Форсайт заговорил первым:

– Я предъявляю свои права…

– А я свои… – перебил его доктор Гьюдельсон.

И сразу же начался оглушительный дуэт, который исполнялся ни в терциях, ни в секстах, но, наперекор всем законам гармонии, в непрерывном диссонансе.

Мистер Прот часто-часто застучал по столу ножом из слоновой кости, как стучит дирижер своей палочкой, желая прекратить чудовищную какофонию.

– Прошу вас, господа, – произнес судья, – выступать по очереди. В алфавитном порядке, предоставляю слово мистеру Форсайту [77]77
  судья соблюдает очередность букв латинского алфавита


[Закрыть]. Мистеру Гьюдельсону будет затем дана полная возможность ответить.

Таким образом, мистер Дин Форсайт первым изложил суть своей жалобы, в то время как доктор ценой невероятных усилий старался владеть собой. Мистер Форсайт рассказал, как он 16 марта в семь часов тридцать семь минут и двадцать секунд утра, занимаясь наблюдениями в своей башне на Элизабет-стрит, заметил болид, пересекавший небо с севера на юг, как он, Форсайт, следил за метеором в течение всего времени, пока он находился в поле видимости, и как несколькими днями позже он отправил письмо в Питсбургскую обсерваторию с сообщением о своем открытии, приоритет на которое он просил за ним закрепить.

Когда пришла очередь доктора Гьюдельсона, он дал почти в точности те же объяснения, что и его соперник, так что суд после обоих выступлений оказался не более осведомленным, чем до них.

Все же этих сведений, по-видимому, было достаточно, так как мистер Прот не задал ни одного дополнительного вопроса. Торжественным жестом потребовав тишины и добившись ее, он огласил решение суда, составленное им в то время, когда противники выступали с речами.

«Принимая во внимание, – гласило решение, – утверждение мистера Дина Форсайта, что он 16 марта в семь часов тридцать семь минут двадцать секунд утра заметил болид, пересекавший небо над Уостоном; принимая, с другой стороны, во внимание заявление мистера Сиднея Гьюдельсона о том, что он заметил болид в тот же час, в ту же минуту и в ту же секунду…»

– Да! Да! – закричали сторонники доктора, как одержимые потрясая поднятыми кулаками.

– Нет! Нет! – завопили сторонники мистера Форсайта, топая ногами по паркету.

«…ввиду того, что поданные жалобы основаны на вопросе о минутах и секундах и принадлежат к области чисто научной; ввиду того, что не существует параграфа закона, приложимого к приоритету в области астрономического открытия; основываясь на этих мотивах, суд признает себя некомпетентным и приговаривает обе стороны к уплате судебных издержек».

Совершенно ясно, что судья не мог ответить иначе.

Впрочем (и это, пожалуй, соответствовало желанию судьи), тяжущиеся по выходе из суда должны были направиться в противоположные стороны, что лишало их возможности сцепиться друг с другом. А это являлось уже большим достижением.

Но ни тяжущиеся, ни их сторонники не желали допустить, чтобы дело кончилось так просто. Если мистер Прот рассчитывал отделаться ссылкой на свою некомпетентность, ему пришлось отказаться от этой надежды.

Два голоса прорвались сквозь общий ропот, которым было встречено оглашение приговора.

– Я прошу слова! – в один голос вопили мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон.

– Хотя я и не обязан сызнова пересматривать свое решение, – произнес судья тем любезным тоном, которого он придерживался даже и при самых серьезных обстоятельствах, – но я охотно дам слово как мистеру Дину Форсайту, так и доктору Гьюдельсону, при том, однако, условии, что они воспользуются своим правом один после другого.

Но противники были не в силах выполнить такое требование. И ответили они опять в один голос, с одинаковым пылом, с одинаковой невоздержанностью, причем ни один не желал отстать от другого хотя бы на одно слово или на один слог.

Мистер Прот понял, что благоразумнее всего дать им волю, и постарался только по мере сил прислушаться к их выкрикам. Ему удалось поэтому уловить смысл их новой аргументации. Спор шел уже не о приоритете на астрономическое открытие. Вопрос был сейчас в денежной заинтересованности, в установлении права собственности. Одним словом: если болид упадет, то кому он будет принадлежать? Мистеру Дину Форсайту? Или мистеру Гьюдельсону?

– Мистеру Форсайту! – вопили защитники первого.

– Доктору Гьюдельсону! – завыли приверженцы второго.

Мистер Прот, лицо которого осветилось ясной улыбкой старого философа, потребовал тишины. И требование его было немедленно выполнено – так велика была заинтересованность собравшихся.

– Милостивые государи, – начал он. – Разрешите мне прежде всего дать вам совет. В случае, если болид упадет…

– Он упадет! – повторили, стараясь перекричать друг друга, как сторонники Форсайта, так и сторонники Гьюдельсона.

– Пусть так! – согласился судья со снисходительной вежливостью, которую не часто приходится встречать в судебных учреждениях даже и в Америке. – Я ничего не имею против его падения и желал бы только, чтобы он не свалился на цветы в моем саду.

Кое-кто в зале улыбнулся. Мистер Прот воспользовался этой разрядкой и бросил благожелательный взгляд на тяжущихся. Увы! Благожелательство здесь было ни к чему. Легче было бы приручить алчущих крови тигров, чем примирить таких непримиримых противников.

– В таком случае, – продолжал отеческим тоном судья, – поскольку речь пойдет о болиде, стоимость которого равна пяти тысячам семистам восьмидесяти восьми миллиардам, я предложил бы вам, господа, поделить их между собой.

– Никогда!

Крик этот, так четко выражавший отказ, несся со всех сторон. Нет, никогда ни мистер Форсайт, ни мистер Гьюдельсон не согласятся на полюбовный раздел. Правда, каждому из них досталось бы примерно по три триллиона! Но что такое триллионы, когда речь идет о самолюбии!

Мистер Прот, так хорошо изучивший человеческие слабости, особенно не удивился тому, что его совет – казалось бы, такой разумный – не встретил у присутствующих одобрения. Он не смутился, а снова постарался переждать, пока уляжется шум.

– Раз примирение невозможно, – произнес мистер Прот, как только стало несколько тише, – суд вынесет свое заключение.

При этих словах, словно по волшебству, воцарилась глубокая тишина и никто уже не осмелился перебить мистера Прота, пока он ровным голосом диктовал секретарю:

«Суд, выслушав дополнительные объяснения сторон в их заключительном слове; приняв во внимание, что заявления обеих сторон тождественны и зиждутся на одинаковых способах доказательства; приняв далее во внимание, что из открытия метеора не вытекает неоспоримого права собственности на данный метеор, что закон молчит по этому поводу и что за отсутствием закона нельзя сослаться на аналогию; что применение предполагаемого права собственности, будь оно даже обоснованным, могло бы, ввиду особенностей данного дела, столкнуться с непреодолимыми препятствиями, благодаря чему судебное решение рисковало бы остаться мертвой буквой, – что нанесло бы ущерб принципам, на которых основывается вся цивилизация, и могло бы уронить в глазах населения авторитет суда; что в столь специальном вопросе следует действовать осторожно и обдуманно; приняв, наконец, во внимание, что поданные в суд иски основываются (невзирая на утверждения сторон) на событиях гипотетических, которые могут и не произойти; что, если падение и произойдет, метеор может свалиться в море, покрывающее три четверти земного шара; что и в том и в другом случае дело должно будет считаться аннулированным ввиду отсутствия спорного предмета; основываясь на всем вышесказанном, – откладывает вынесение своего окончательного решения до момента падения метеора, установленною и заверенного по всем правилам закона».

«Точка!» – закончил диктовать мистер Прот, подымаясь со своего кресла.

Судебное заседание было закрыто.

Аудитория осталась под впечатлением мудрых «принимая во внимание» мистера Прота. Ведь и в самом деле, не было ничего невозможного в том, что болид погрузится в морские глубины, откуда его уже немыслимо будет вытащить. А затем – на какие «непреодолимые трудности» намекал судья? Что должны были означать эти таинственные слова?

Все это давало пищу для раздумья, а раздумье обычно успокаивает взволнованные умы.

Приходится предположить, что мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон не предавались раздумью, – ибо они не успокаивались, а скорее даже наоборот. Стоя в разных углах зала, они грозили друг другу кулаком, взывая к своим сторонникам.

– Я не подчинюсь такому постановлению! – громовым голосом кричал мистер Форсайт. – Это явная бессмыслица!

– Это постановление – нелепость, – не отставая от него, во все горло орал доктор Гьюдельсон.

– Осмелиться предположить, что мой болид не упадет…

– Сомневаться в том, что мой болид упадет!..

– Он упадет там, где я предсказал…

– Я определил место его падения…

– И раз я не могу добиться защиты закона…

– И раз суд отвергает мою жалобу…

– Я буду до конца защищать свои права… Я уезжаю сегодня же вечером.

– Я буду добиваться моих прав до последней крайности… Сегодня же пускаюсь в путь.

– В Японию! – вопил мистер Дин Форсайт.

– В Патагонию! – не уступая своему противнику, орал доктор Гьюдельсон.

– Ур-ра! – заливались хором оба враждебных лагеря.

По выходе на улицу толпа разделилась на две части, и к ним примкнули любопытные, которым не удалось пробраться в зал заседаний. Шум стоял невообразимый: крики, угрозы, брань… Еще немного, и дошло бы до рукопашной, так как сторонники Дина Форсайта жаждали приступить к линчеванию Сиднея Гьюдельсона, а сторонники Сиднея Гьюдельсона мечтали покончить с Дином Форсайтом при помощи суда Линча – истинно американского способа разрешения спора…

К счастью, власти успели заранее принять меры. Нагрянуло достаточное число полисменов, которые, решительно и вполне своевременно приступив к делу, развели забияк.

Едва только враждующие стороны оказались на некотором расстоянии друг от друга, как их ярость, в какой-то степени напускная, улеглась. Но сохранить за собой право производить как можно больше шума казалось этим воякам необходимым. Поэтому, умерив вопли по адресу главы враждебной партии, они продолжали оглашать воздух криками каждый в честь своего кумира:

– Ур-ра, Дин Форсайт!..

– Ура, Гьюдельсон!..

Возгласы эти скрещивались, гремя, как гром. Вскоре они слились в общем зверином вое.

– На вокзал! – вопили обе группы, которые сошлись, наконец, на одном.

И толпа по собственному почину построилась в две колонны, которые наискось пересекли площадь Конституции, освобожденную, наконец, от воздушного шара Уолтера Брагга. Во главе одной из колонн торжественно шествовал мистер Дин Форсайт, а во главе другой – доктор Сидней Гьюдельсон.

Полисмены следили за происходившим с полным безразличием: ведь беспорядка больше не предвиделось. Да и в самом деле, не приходилось опасаться столкновения между обеими колоннами: одна из них торжественно сопровождала мистера Дина Форсайта к Западному вокзалу, где начинался его путь в Сан-Франциско, а оттуда в Японию, а другая не менее торжественно последовала за доктором Сиднеем Гьюдельсоном к Восточному вокзалу – конечному пункту железнодорожного пути в Нью-Йорк, где доктору предстояло сесть на пароход, направлявшийся в Патагонию.

Крики затихли и, наконец, совсем замерли вдали.

Мистер Джон Прот, который до сих пор, стоя на пороге своего дома, развлекался видом бурной толпы, вспомнил, что наступило время завтрака, и сделал движение, собираясь войти к себе в дом.

Но в эту самую минуту его задержали какой-то джентльмен и дама, которые, обойдя площадь по краю, приблизились к нему.

– Одно только слово, господин судья! – произнес джентльмен.

– Рад служить вам! – учтиво ответил мистер Джон Прот.

– Два месяца тому назад, господин судья, – снова заговорил джентльмен,

– мы явились к вам с просьбой оформить наш брак…

– И я был очень рад, – заявил мистер Прот, – что это событие дало мне возможность познакомиться с вами.

– А сегодня, господин судья, – продолжал, мистер, Стенфорт, – мы явились к вам, чтобы развестись.

Судья Прот, как человек многоопытный, понял, что добиться примирения ему в данный момент не удастся.

– Тем не менее я радуюсь возможности возобновить с вами знакомство, – заявил он, не растерявшись.

Джентльмен и дама поклонились.

– Не угодно ли вам будет зайти? – предложил судья.

– Разве это так уж необходимо? – спросил мистер Сэт Стенфорт, точно так же, как и два месяца назад.

И совершенно так же, как и два месяца назад, мистер Прот спокойно ответил:

– Ни в какой мере.

Трудно встретить человека более покладистого.

Правда, хотя развод, как правило, производится в условиях не столь необычных, все же его не так трудно добиться в любом из крупных штатов Федерации.

Ничего, кажется, нет проще, чем порвать брачные узы в этой удивительной стране, именуемой Америкой; это даже легче, чем вступить в брак. В некоторых штатах достаточно указать какой-нибудь фиктивный адрес, чтобы избавиться от необходимости лично присутствовать при процедуре развода. Специальные агентства принимают на себя труд подобрать свидетелей и добыть подставных участников. Эти агентства имеют в своем распоряжении особых вербовщиков, некоторые из которых пользуются широкой известностью.

Мистеру и миссис Стенфорт не пришлось прибегать к таким сложным мерам. Они успели уже в Ричмонде – месте их постоянного жительства – предпринять все нужные шаги и выполнить необходимые формальности, Если они оказались сейчас в Уостоне, то просто в силу каприза, – им хотелось расторгнуть свой брак именно там, где их связали узами этого брака.

– Документы все в порядке? – спросил судья.

– Вот мои документы! – произнесла миссис Стенфорт.

– Вот мои! – сказал мистер Стенфорт.

Мистер Прот взял в руки документы и удостоверился, что они составлены по всем правилам закона.

– А вот и бланк акта о разводе, уже готовый и отпечатанный, – сказал судья, покончив с проверкой. – Остается только вставить имена и расписаться. Но не знаю, удобно ли будет здесь…

– Разрешите мне предложить вам это усовершенствованное вечное перо, – перебил его мистер Стенфорт.

– И вот эту картонку: она вполне заменит столик, – добавила миссис Стенфорт, взяв из рук горничной плоскую картонку и подавая ее судье.

– У вас на все готов ответ, – одобрительно заметил судья и принялся заполнять бланки.

Покончив с этим, он протянул перо миссис Стенфорт.

Не произнеся ни слова, не колеблясь, недрогнувшей рукой миссис Стенфорт расписалась: «Аркадия Уокер».

И мистер Сэт Стенфорт с тем же хладнокровием поставил под ее подписью свою.

Затем оба, как и два месяца назад, подали судье по пятисотдолларовой бумажке.

– За ваши труды, – как и тогда, сказал мистер Сэт Стенфорт.

– В пользу бедных! – проговорила Аркадия Уокер.

Не теряя времени, они поклонились судье, распрощались друг с другом и разошлись, даже не обернувшись, – он по направлению к предместью Уилкокс, она – в противоположную сторону.

Когда они исчезли из виду, мистер Прот вошел к себе в дом, где давно уже его дожидался завтрак.

– Знаете, Кэт, что мне следовало бы написать на моей вывеске? – спросил он свою старую служанку, подвязывая салфетку.

– Нет, сэр.

– Мне следовало бы написать: «Здесь венчаются, не сходя с лошади, и разводятся стоя».