Текст книги "Путешествия и приключения капитана Гаттераса"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 15
«Вперед» отброшен к югу

К вечеру прояснилось, и между мысами Сеппинга и Кларенса хорошо был виден берег, который тянется сперва к востоку, а затем к югу, соединяясь с землей низким перешейком. При входе в пролив Принца Регента море было свободно от льдов, но за портом Леопольда, преграждая бригу путь на север, лежали непроходимые ледяные поля.

Затаив досаду, Гаттерас прибег к подрывным зарядам, пытаясь войти в порт Леопольда, куда и прибыл в полдень воскресенья 27 мая. Якоря были заброшены на крупные айсберги, устойчивые, твердые и прочные, как скалы.

Капитан в сопровождении Джонсона, доктора и верного Дэка тотчас же сошел на лед и вскоре был уже на берегу. Дэк прыгал от восторга, впрочем, после признания Гаттераса капитаном собака стала ласковой и кроткой и рычала только на нескольких матросов, которых недолюбливал и сам Гаттерас.

Бухта оказалась свободной от льдов, которых частенько заносят сюда восточные ветры. Красивая и величавая волнообразная цепь отвесных гор была окутана снегом. Дом и маяк, построенные Джеймсом Россом, оставались целыми, но запасы продовольствия, по-видимому, были расхищены песцами и медведями, свежие следы которых отпечатались кругом на снегу. Однако и человек приложил руку к этому расхищению: на берегу залива еще виднелись остатки эскимосских хижин.

Еле заметные земляные насыпи обозначали места могил, в которых покоились останки шести матросов с кораблей «Энтерпрайз» и «Инвестигейтор». Звери и люди пощадили их.

Доктор не без волнения ступил ногой на почву полярного материка. Трудно представить себе, какие чувства охватывают человека при виде остатков жилищ, палаток, хижин, складов, которые природа так чудесно сохраняет в странах вечной мерзлоты.

– Вот, – сказал доктор своим товарищам, – то место, которое Джеймс Росс назвал Станом убежища. Если бы экспедиции Франклина удалось добраться сюда, она была бы спасена. Вот оставленная им машина, вот печь, установленная им на фундаменте, возле нее в тысяча восемьсот пятьдесят первом грелся экипаж «Принца Альберта». Все сохранилось, как было, можно подумать, будто капитан Кеннеди только вчера оставил этот гостеприимный уголок. Вот шлюпка, в течение нескольких дней служившая убежищем ему и его матросам. Покинув свой корабль, Кеннеди был в полном смысле слова спасен лейтенантом Белло, который отправился на его поиски, несмотря на октябрьскую стужу.

– Я знал этого храброго и достойного офицера, – кивнул Джонсон.

В то время как диктор с пылом археолога разыскивал остатки былых зимовок, Гаттерас собирал продовольствие и топливо, которое в небольшом количестве было обнаружено в складах. На следующий день все собранное перевезли на бриг. Доктор делал небольшие экскурсии, не слишком удаляясь от корабля, и зарисовывал наиболее интересные виды. Мало-помалу теплело, снега начали таять. Клоубонни успел составить довольно полную коллекцию полярных птиц: чаек, альбатросов, нырков и гаг, похожих на домашних уток, – у них была белая грудь и спинка, сизое брюшко и сизая же головка, остальное оперение белоснежное с зелеными пятнами. У многих на животе уже был выщипан тот красивый пух, которым самка и самец выстилают свое гнездо. Доктор заметил также больших тюленей, выходивших на лед подышать воздухом, но ему не удалось застрелить ни одного из них.

Во время своих экскурсий Клоубонни нашел камень, на котором было вырезано: (E I) 1849.

Это были свидетельства о проходе кораблей «Энтерпрайз» и «Инвестигейтор». Доктор дошел даже до мыса Кларенса, до того самого места, где Джон и Джеймс Росс в 1833 году с таким нетерпением ожидали передвижения льдов. Земля была усеяна костями и черепами животных, можно было различить следы жилищ эскимосов.

Доктор хотел было поставить в порту Леопольда небольшой тур и спрятать под ним документ, где сообщалось бы о проходе «Вперед» и о цели экспедиции. Но Гаттерас решительно этому воспротивился, не желая оставлять за собой следов, которыми мог бы использовать какой-нибудь его соперник. Несмотря на основательность своих доводов, доктор вынужден был уступить капитану. Шандон тоже укорял Гаттераса за упрямство – в случае катастрофы ни один корабль не сможет прийти на помощь бригу «Вперед».

Итак, Гаттерас не согласился с доводами доктора. Закончив погрузку запасов в понедельник вечером, он решил снова попытаться подняться к северу и проложить путь сквозь ледяной затор, но после нескольких рискованных попыток был вынужден войти в пролив Регента. Капитан категорически не желал оставаться в порту Леопольда: да, сейчас он был свободен от льдов, но завтра мог закрыться из-за неожиданного передвижения ледяных полей. Это нередко случается в полярных морях, и именно такого поворота событий должны особенно остерегаться мореплаватели.

Гаттерас никому не высказывал своих опасений, хотя они терзали его сердце. Он хотел продвинуться на север, а между тем должен был отступать к югу. Куда же он придет? Неужели он вернется назад, в порт Виктории в заливе Бутия, где сэр Джон Росс зимовал в 1833 году? Но будет ли пролив Белло свободен от льдов в это время года и можно ли будет, обогнув остров Сомерсет, вновь подняться на север, теперь проливом Пила? Что, если бриг на несколько лет затрет льдами, подобно судьбе его предшественников, и он истратит понапрасну и силы, и запасы продовольствия?

Тревожные мысли роились у него в голове. Однако необходимо было принять какое-то решение, и, сменив направление, Гаттерас повернул на юг.

Пролив Принца Регента почти на всем протяжении от порта Леопольда до залива Аделаиды сохраняет одинаковую ширину. «Вперед» быстро продвигался среди льдов, более счастливый, чем его предшественники, большинство которых, за исключением брига «Фокс», потратили месяц с лишним, чтобы спуститься по проливу, в более благоприятное время года. Не имея в своем распоряжении пара, эти корабли подчинялись прихотям непостоянного и нередко встречного ветра.

Большинство матросов радовались повороту на юг – им было не по душе намерение капитана добраться до полюса, их пугали честолюбивые замыслы Гаттераса, его всем известная отвага не обещала ничего хорошего. Капитан пользовался малейшим случаем, чтобы продвинуться вперед, чего бы это ему ни стоило. Идти вперед в полярных морях – дело хорошее, но при этом необходимо удерживать завоеванные позиции, а между тем их так легко потерять.

«Вперед» шел на всех парах: черный дым из его трубы, спиралями обвивался вокруг сверкающих вершин айсбергов, погода была непостоянной: резкая стужа то и дело сменялась морозной мглой. Благодаря своей незначительной осадке бриг мог идти у самого берега: Гаттерас не хотел пропустить входа в пролив Белло, ведь из залива Бутия на юг ведет только один проход, недостаточно исследованный судами «Фьюри» и «Гекла». Если бы пролив Белло остался незамеченным или оказался бы закрыт льдами, из этого залива невозможно было бы выбраться.

Вечером «Вперед» находился в виду залива Эльвина, который распознали по высоким отвесным утесам, во вторник утром показался залив Бутия, где «Принц Альберт» 10 сентября 1851 года встал на якорь для продолжительной зимовки. Доктор с напряженным вниманием наблюдал берега в подзорную трубу. Отсюда отправлялись в различные стороны все экспедиции, определившие географические очертания острова Сомерсета. Погода стояла ясная, так что можно было разглядеть глубокие лощины, которые со всех сторон врезались в залив.

По-видимому, только доктор и Джонсон интересовались этими пустынными странами. Гаттерас, часами сидевший над картой, говорил мало и становился тем молчаливее, чем южнее продвигался бриг. Часто он поднимался на ют и, скрестив на груди руки, часами рассматривал горизонт. Если он отдавал приказания, то они были кратки и резки. Шандон сохранял ледяное молчание и, мало-помалу замыкаясь в себе, обращался к Гаттерасу только по делу. Джемс Уолл, всецело преданный Шандону, подражал ему в своем поведении. Остальные выжидали дальнейших событий, готовые использовать их в своих интересах. На бриге не существовало уже ни единства мыслей, ни общности идей, столь необходимых для свершения великих дел, и Гаттерасу это было хорошо известно.

Днем заметили двух китов, быстро плывших к югу, а также белого медведя, по которому сделали несколько выстрелов, но, видимо, промахнулись. Капитан при создавшихся обстоятельствах дорожил каждым часом, а потому не позволил преследовать зверя.

В среду утром бриг прошел пролив Принца Регента, за крутым выступом линия западного берега образовывала излом. Взглянув на карту, доктор узнал мыс Сомерсет-Хауз, или Фьюри.

– Вот место, – сказал он своему приятелю, – где погибло первое английское судно, отправившееся в тысяча восемьсот пятнадцатом в полярные моря. То была третья экспедиции Парри к полюсу. «Фьюри» так пострадал от льдов во время второй зимовки, что экипаж был вынужден бросить судно и вернуться в Англию на сопровождавшем его бриге «Гекла».

– Из этого можно сделать вывод, что весьма полезно иметь при себе сопровождающее судно, – заметил Джонсон. – Об этом следует подумать всякому, кто отправляется в полярные моря. Но капитан Гаттерас предпочитает обходиться без спутника.

– Вы считаете, что он поступает неблагоразумно? – спросил доктор.

– Ничего я не считаю, доктор. Постойте! Видите вот там на берегу шесты, на которых болтаются обрывки полусгнившей палатки?

– Да, Джонсон, там Парри выгрузил все свои запасы, и, если память мне не изменяет, крыша построенного им домика состояла из марселя, покрытого снастями судна «Фьюри».

– С тысяча восемьсот двадцать пятого там, вероятно, все сильно изменилось.

– Не слишком, Джонсон. В тысяча восемьсот двадцать девятом году этот жалкий домишко спас жизнь экипажу Джона Росса. В тысяча восемьсот пятьдесят первом домик еще существовал, девять лет назад его починил капитан Кеннеди. Интересно было бы побывать в нем, но Гаттерас не намерен здесь останавливаться.

– Без сомнения, у него на это есть основания, доктор. В Англии время – деньги, но здесь время – это жизнь. Один день, один час проволочки могут погубить все предприятие. Пускай капитан поступает, как находит нужным.

В четверг 1 июня «Вперед» пересек по диагонали залив Кресуэлла. От мыса Фьюри берег тянулся к северу отвесной стеной скал в триста футов высотой, но к югу он несколько понижался. Иные вершины имели форму усеченного конуса, другие были более причудливых очертаний, их острые пики вонзались в небо, прорезая туман.

Немного потеплело и стало пасмурно. Материк скрылся из виду, термометр поднялся до нулевой отметки, то там, то сям над водой мелькали рябчики, стаи диких гусей тянулись к северу. Матросам пришлось снять часть своей теплой одежды: дыхание лета чувствовалось и в этих арктических странах.

К вечеру «Вперед» обогнул мыс Гарри, идя в четверти мили от берега, лот показал глубину от десяти до двенадцати морских саженей, далее его путь лежал вдоль берегов материка до залива Брентфорда. Под этой широтой находится пролив Белло, о существовании которого Джон Росс даже не подозревал во время своей первой экспедиции. На составленной им карте здесь показана непрерывная береговая линия, малейшие изгибы которых Росс тщательно отмечал на карте. Можно предположить, что, когда он производил исследования, вход в этот пролив, полностью закрытый льдами, нельзя было отличить от берега.

Пролив Белло был открыт капитаном Кеннеди во время экспедиции, предпринятой им в апреле 1852 года, и назван так по имени лейтенанта Белло «в память, – как говорит Кеннеди, – важных услуг, оказанных нашей экспедиции французским офицером».

Глава 16
Магнитный полюс

Чем ближе бриг подходил к проливу, тем больше росла тревога Гаттераса. Да и было отчего тревожиться: решалась судьба всей экспедиции. До сих пор Гаттерас был удачливее своих предшественников, из которых самый счастливый, Мак-Клинток, лишь через год и три месяца после начала путешествия достиг этой области полярных вод. Но Гаттерасу этого было мало, он потерпел бы полную неудачу, если бы ему не удалось достигнуть пролива Белло. Вернуться назад капитан не мог – бриг со всех сторон окружали льды, из которых едва ли можно будет выбраться до весны следующего года. Поэтому Гаттерас хотел лично оглядеть берега и, поднявшись на мачту, в «воронье гнездо», несколько часов пробыл, осматривая окрестности.

Экипаж хорошо понимал всю затруднительность положения, в котором находился корабль: глубокое молчание царило на судне, машина замедлила ход. «Вперед» держался как можно ближе к острову, берега которого были усеяны льдами, не таявшими даже во время самого теплого лета. Чтобы различить между ними проход, нужен был очень опытный глаз.

Гаттерас по карте следил за очертаниями материка. В полдень на несколько мгновений проглянуло солнце, и Гаттерас поручил Уоллу и Шандону произвести точное определение места, а его результаты сообщить наверх капитану.

Полдня прошло в томительном ожидании. Вдруг около двух часов с фок-мачты раздалась громкая команда:

– Держи на запад! Полный ход вперед!

Бриг повиновался мгновенно, повернув в указанном направлении: море запенилось под лопастями винта, в «Вперед» полным ходом понесся между двумя ледяными полями.

Дорога была найдена. Гаттерас спустился с мачты на ют, а лоцман вернулся на свой пост.

– Итак, капитан, – сказал доктор, – мы наконец вошли в знаменитый пролив?

– Да, – глухо ответил Гаттерас, – но этого мало: надо еще выйти из него.

С этими словами Гаттерас направился к себе в каюту.

«Он прав, – сказал себе доктор. – Мы оказались в ловушке. Места для маневрирования судна здесь совсем немного. Что, если придется провести зиму в этом проливе? Ну, что ж, не мы первые, не мы последние. Ведь выпутывались же из беды другие, выпутаемся и мы».

Доктор не ошибся. Именно здесь, в маленькой закрытой бухте, названной Мак-Клинтоком бухтой Кеннеди, бриг «Фокс» зимовал в 1858 году. В эту минуту можно было различить высокую гряду гранитных гор и отвесные скалы, окаймлявшие бухту.

Пролив Белло, шириной в милю и длиной в семнадцать, ограниченный по сторонам горами высотой в тысячу семьсот футов, отделяет остров Сомерсет от Бутии. Разумеется, кораблям в нем неуютно. Быстрота течения здесь от шести до семи миль в час. Бриг шел медленно и осторожно, но все же продвигался вперед. Бури нередки в этом тесном проходе, и «Вперед» не избежал их ярости. По приказанию Гаттераса брам-реи, марса-реи и брам-стеньги были спущены, несмотря на это, корабль сильно качало, порывами налетали шквалы и ливни, дым с поразительной быстротой относило на восток. Бриг шел почти вслепую среди движущихся льдов, барометр падал. Трудно было стоять на палубе, и большая часть экипажа оставалась в кубрике, укрываясь от непогоды.

Несмотря на снег и дождь, Гаттерас, Джонсон и Шандон поднялись на ют. Добавим, что доктор, спросив себя, что в данный момент было бы ему неприятнее всего, тут же присоединился к ним. Невозможно было ни слышать, ни видеть друг друга. Поэтому свои размышления доктор хранил при себе.

Гаттерас старался проникнуть взглядом сквозь завесу тумана – по его расчетам, к шести часам вечера бриг должен был находиться в конце пролива. Но выход из пролива, казалось, был закрыт. Гаттерас был вынужден остановиться и занести якоря на айсберг. Всю ночь бриг стоял под парами.

Погода была ужасная. Каждую минуту «Вперед» мог порвать цепи, можно было ожидать, что ледяная гора, сдвинутая со своего основания яростным западным ветром, тронется и увлечет за собой бриг. Вахтенные все время были настороже, опасаясь самого худшего. Разыгралась пурга, градом сыпались ледяные осколки, подхваченные ураганом с поверхности оттаявших льдов.

За эту ужасную ночь температура значительно повысилась: термометр показывал +57F[13]13
  14 °С.


[Закрыть]. К своему великому изумлению, доктор заметил на юге вспышки молний, за которыми следовали отдаленные раскаты грома. Это, казалось, подтверждало свидетельство китобоя Скорсби, наблюдавшего подобное явление за шестьдесят пятой параллелью. Капитан Парри тоже был свидетелем этого странного метеорологического феномен в 1821 году.

К пяти часам утра погода поразительно быстро переменилась: температура упала до точки замерзания, ветер повернул к северу и улегся. Можно было уже ясно различить на западе выход из пролива, но, увы, совершенно закрытый льдами. Гаттерас вглядывался в берега, спрашивая себя: можно ли выбраться из пролива?

Между тем бриг снялся с якоря и стал медленно продвигаться среди движущегося льда, льдины с треском дробились о корпус судна. В это время года они были еще от шести до семи футов толщиной, и следовало избегать их давления: если бы бриг даже выдержал его, риск, что его может опрокинуть, был достаточно велик.

В полдень впервые можно было наблюдать великолепное оптическое явление – круги на небе и два ложных солнца. Доктор произвел наблюдения и определил размеры кругов. Отрезки верхней дуги были видимы всего на тридцать градусов от горизонтального диаметра. Два солнца различались очень ясно: цвета в световых кругах располагались от центра к периферии в таком порядке: красный, желтый, зеленый, бледно-голубой и, наконец, белый, постепенно сливавшийся с фоном неба.

Доктор вспомнил остроумную теорию Томаса Юнга. Этот физик предполагал, что в атмосфере существует облачный покров, состоящий из мельчайших ледяных призм, солнечные лучи, падая на эти призмы, преломляются в них, отклоняясь на шестьдесят – девяносто градусов. Следовательно, солнечные кольца не могут образоваться при ясном небе. Объяснение это доктор находил весьма остроумным.

Моряки, знакомые с полярными странами, считают этот феномен предвестником обильного снегопада. Если бы эта примета сбылась, «Вперед» очутился бы в крайне трудном положении. Поэтому Гаттерас решил идти вперед. Весь день и всю следующую ночь он ни минуты не отдыхал, беспрестанно наблюдая горизонт, поднимаясь на ванты и пользуясь любым случаем, чтобы приблизиться к выходу из пролива.

Но утром он должен был остановиться перед непреодолимой стеной льдов. Доктор поднялся к капитану на ют. Гаттерас отвел его на корму, где они могли беседовать, не опасаясь быть услышанными.

– Мы попали в ловушку, – сказал Гаттерас. – Дальше идти невозможно.

– Невозможно? – переспросил доктор.

– Да, невозможно! Даже если мы пустим в ход весь запас пороха, находящегося на бриге, мы не продвинемся вперед и на четверть мили.

– Что же нам делать?

– Не знаю. Пусть будет проклят этот пагубный год, начавшийся при таких неблагоприятных обстоятельствах!

– Ну, что ж, капитан, если уж необходимо зазимовать, так зазимуем… Здесь или в другом месте – не все ли равно?

– Разумеется, – ответил Гаттерас, понижая голос. – Но я не хотел бы начинать зимовку с июня месяца. Зимовка сопряжена с физическими и моральными трудностями. Экипаж падает духом от долгого бездействия и тяжелых лишений. Поэтому я рассчитывал остановиться где-нибудь поближе к полюсу.

– Да, но волею судьбы море Баффина закрыто…

– Но почему же оно было открыто для другого, – гневно воскликнул Гаттерас, – для этого американца, для этого…

– Слушайте, Гаттерас, – перебил капитана доктор, – сегодня только пятое июня. Не будем отчаиваться. Проход может неожиданно открыться. Вам же известно, что льды легко разламываются на куски даже в тихую погоду, будто входящие в их состав разнородные массы обладают какой-то особенной взрывчатой силой. Поэтому мы всегда можем надеяться найти свободное от льдов море.

– Пусть только оно освободится, и мы его пройдем! Весьма вероятно, что за проливом Белло нам представится возможность подняться к северу проливом Пила или проходом Мак-Клинтока, и тогда…

– Капитан, – сказал подошедший в эту минуту Джемс Уолл, – мы рискуем лишиться руля от столкновений со льдинами.

– Что ж, рискнем рулем, – ответил Гаттерас, – но снять его я не разрешу! Каждую минуту, ночью и даем, мы должны быть в полной готовности. Постарайтесь, Уолл, сохранить руль – пускай отталкивают льдины. Но руль должен остаться на своем месте. Слышите?

– Однако… – начал было Уолл.

– Я не нуждаюсь в ваших замечаниях, – строго сказал Гаттерас. – Можете идти!

Уолл вернулся на свой пост.

– Ох! – в сердцах воскликнул Гаттерас. – Я отдал бы пять лет жизни, лишь бы продвинуться подальше к северу! Более опасного прохода я не знаю. В довершение всех бед сейчас мы настолько близко от магнитного полюса, что компас бездействует, стрелка или совсем не движется, или мечется как безумная, то и дело меняя направление!

– Вы правы, капитан, плавание опасное, – сказал доктор. – Но люди, которые на него отважились, знали наперед, какие трудности их ожидают, и потому их ничто не должно смущать!

– Ах, доктор, за это время настроение экипажа вновь изменилось: вы же видите, помощники уже начинают мне перечить. Поступили они на бриг только потому, что им были предложены очень выгодные условия. Но это имеет свою дурную сторону – они стремятся поскорей вернуться на родину. Мое предприятие, доктор, не встречает сочувствия, и если я потерплю неудачу, то не по вине матросов, с которыми всегда можно совладать, а от недостатка доброй воли у помощников… Но они дорого за это заплатят!

– Вы преувеличиваете, Гаттерас.

– Ничуть не преувеличиваю! Может быть, вы думаете, что экипаж недоволен препятствиями, которые я встречаю на своем пути? Напротив! Они надеются, что это заставит меня отказаться от моих намерений. Они не ропщут и не будут роптать до тех пор, пока «Вперед» движется на юг. Безумцы! Они воображают, будто приближаются к Англии! Но если только мне удастся подняться к северу, вы увидите, что настроение их переменится. Клянусь вам, что никто в мире не заставит меня отступить от раз принятого решения! Дайте мне малейший проход, щель, в которую мог бы протиснуться бриг, и, путь бы при этом он потеряет часть своей медной обшивки, – я все преодолею!

Желание капитана в определенной степени исполнилось. Как и предсказывал доктор, вечером наступила внезапная перемена: под влиянием ветра, течений и температуры ледяные поля разошлись, и «Вперед» смело помчался вперед, рассекая стальным форштевнем плавающие льдины. Шел он всю ночь и во вторник к шести часам утра выбрался из пролива Белло.

Но каково же было бешенство Гаттераса, когда он увидел, что дорога на север преграждена! Однако у него хватило силы воли, чтобы сдержать овладевшее им отчаяние, и, делая вид, что предпочитает единственный открывшийся путь остальным путям, он вошел в пролив Франклина. Подняться проливом Пила было невозможно, и Гаттерас решил обогнуть остров Принца Уэльского и затем войти в пролив Мак-Клинтока. Но он прекрасно знал, что Шандона и Уолла не обманешь – уж они-то они понимают создавшееся положение вещей.

6 июня не произошло ничего особенного: небо заволакивали снеговые тучи, и казалось, предвещания солнечных колец начинали сбываться.

В течение тридцати шести часов «Вперед» шел вдоль извилистых берегов Бутии, но ему так и не удалось приблизиться к острову Принца Уэльского. Гаттерас усиливал пары и беспощадно жег уголь, надеясь пополнить запасы топлива на острове Бичи. В четверг дошли до конца пролива Франклина и опять увидели, что дорога на север преграждена.

Отчаяние овладело капитаном. Он не мог вернуться назад, льды заставляли его идти вперед, а между тем дорога за ним каждый раз закрывалась, точно там, где час назад прошел бриг, свободного моря никогда не существовало.

Таким образом, «Вперед» не только не удавалось подняться к северу, но он не мог остановиться ни на минуту из опасения быть затертым льдами. Он бежал перед льдами, как корабль бежит перед бурей.

В пятницу 8 июня бриг находился близ берегов Бутии, у входа в пролив Джеймса Росса, которого во что бы то ни стало следовало избегать: ведь он ведет прямо к американскому материку.

Произведенное в полдень наблюдение показало 70°5′ 17'' северной широты и 96°46′ 45'' западной долготы. Доктор нанес эти данные на карту и убедился, что бриг достиг магнитного полюса – того места, где, по определению Джеймса Росса, племянника сэра Джона, находится эта замечательная точка земного шара.

Берега были плоские, и только в расстоянии мили от моря почва приподнималась футов на шестьдесят.

Так как котел «Вперед» нуждался в промывке, капитан велел забросить якорь на ледяное поле и позволил доктору отправиться на берег в сопровождении боцмана. А сам Гаттерас, равнодушный ко всему, что не имело непосредственного отношения к его намерениям, заперся у себя в каюте и молча пожирал глазами карту полярных стран.

Доктор и его спутник легко добрались до берега. Клоубонни захватил компас, собираясь производить опыты и проверить изыскания Джеймса Росса. Он без труда нашел сложенный из обломков известняка тур. Подбежав к туру, он увидел сквозь отверстие оловянный ящик с протоколом сделанного Джемсом Россом открытия. Казалось, за истекшие тридцать лет ни одно живое существо не побывало на этих безотрадных берегах.

В этом месте магнитная стрелка, надлежащим образом подвешенная, тотчас же под действием земного магнетизма приняла почти вертикальное положение. Следовательно, источник притяжения находился на очень близком расстоянии, а может быть, и непосредственно под стрелкой.

Доктор тщательно произвел опыт.

Если Джеймс Росс из-за несовершенства своих инструментов определил наклон стрелки в 89°59′, то лишь потому, что истинный магнитный полюс находился на расстоянии одной дуговой минуты от этого места. Клоубонни оказался счастливее Росса и, к своему крайнему удовлетворению, нашел неподалеку место, на котором стрелка наклонилась ровно на 90 градусов.

– Итак, именно здесь находится магнитный полюс Земли! – воскликнул он, топнув ногой о землю.

– Именно здесь? – переспросил Джонсон.

– Да, здесь, друг мой!

– В таком случае, – продолжал Джонсон, – надо отбросить предположение о существовании магнитной горы или магнитных масс.

– Все это, дорогой Джонсон, – улыбаясь, отвечал доктор, – выдумки невежественных людей. Как видите, тут нет никакой горы, притягивающей к себе корабли, вырывающей у них все железные части, якорь за якорем, гвоздь за гвоздем и так далее. Вашим башмакам угрожает не большая опасность, чем в любой другой точке земного шара.

– Но как же тогда объяснить тот факт, что…

– Его и не пытаются объяснить, для этого мы еще недостаточно осведомлены. Но то, что здесь, именно в этом месте, находится магнитный полюс – факт несомненный, неопровержимый, установленный с математической точностью!

– Ах, мистер Клоубонни! Как счастлив был бы капитан, если бы мог сказать то же самое о Северном полюсе!

– И он скажет это со временем, Джонсон, скажет.

– Дай-то бог! – ответил Джонсон.

Доктор и его спутник поставили тур на том месте, где им повезло точно определить магнитный полюс. С брига подали сигнал о возвращении, и к пяти часам вечера они были уже на «Вперед».