Текст книги "Граф де Шантелен"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Жюль Верн
Граф де Шантелен

Глава I
ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ ГЕРОИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

Двадцать четвертого февраля 1793 года Конвент[1]1
  Конвент, Национальный конвент – высшее законодательное учреждение революционной Франции, существовавшее с 20 сентября 1792 года по 26 октября 1795 года. Конвент провозгласил 22 сентября 1792 года Францию республикой и осудил на смерть короля Людовика XVI. Осенью 1792 года во все концы страны были разосланы полномочные представители Конвента для проверки исполнения решений революционного правительства и разжигания патриотизма в массах.


[Закрыть] обнародовал декрет о дополнительном призыве в армию трехсот тысяч человек для отпора войскам коалиции.[2]2
  Коалиция – так назывались союзы государств, направленные против революционной Франции. Здесь речь идет о Первой коалиции, сложившейся в 1792–1793 годах. В нее входили первоначально Пруссия и Австрия, а после казни Людовика XVI к коалиции присоединились Англия, Испания, Сардиния, Королевство Обеих Сицилий и др. государства.


[Закрыть] Сбор новобранцев провинции Анжу должен был состояться десятого марта в Сен-Флорене.

Ни жестокие репрессии в отношении дворянства, ни смерть Людовика XVI[3]3
  Людовик XVI (1774–1793) – внук Людовика XV, сын дофина Луи и принцессы Марии-Жозефы Саксонской. Король Франции с 1774 года. Казнен по приговору Конвента 21 января 1793 года.


[Закрыть] не всколыхнули крестьян западных провинций. Но преследования их священников, надругательство над их церквами, раздача приходов святым отцам, присягнувшим новой власти, и, наконец, этот новый призыв переполнили чашу терпения. «Если суждено умереть, умрем на своей земле», – восклицали они.

Толпа крестьян набросилась на комиссаров Конвента и, вооружившись палками, обратила в бегство отряды национальной гвардии,[4]4
  Национальная гвардия – вооруженное гражданское ополчение с выборным командованием, созданное в 1789 году. Формировалась на территориальной основе.


[Закрыть] выставленные для охраны места сбора новобранцев. Этот день положил начало Вандейской войне.[5]5
  Вандейская война – так называлась гражданская война, разгоревшаяся на западе Франции в годы революции, в которой революционным войскам противостояли поднятые дворянами и католиками ополченцы (главным образом крестьяне), добивавшиеся восстановления монархии. «Это война темного народа – такая нелепая и величественная, ужасная и великолепная – опустошила Францию и составила ее славу. Вандея – рана, которою можно гордиться», – писал Виктор Гюго («Девяносто третий год»).


[Закрыть] Ядро армии монархистов и католиков было создано под руководством возчика Кателино[6]6
  Кателино Жак (1759–1793) – сын каменщика, прозванный Анжуйским святым, один из руководителей вандейского мятежа; смертельно ранен при штурме Нанта.


[Закрыть] и егеря Стофле.[7]7
  Стофле Жан Никола (1751–1796) – егерь в усадьбе аристократа, ставший одним из вандейских военачальников; позднее расстрелян республиканскими властями.


[Закрыть]

Четырнадцатого марта маленький отряд овладел замком Жалле, находившимся под защитой солдат 84-го полка национальной гвардии Шаронны. Здесь арсенал восставших пополнился первым орудием, отвоеванным у республиканцев. «Проповедник» – так окрестили эту пушку.

– Надо продолжить начатое, – сказал Кателино своим товарищам.

Продолжением стала война этих крестьян, обративших в бегство лучшие части республиканцев. Вслед за замком Жалле восставшие заняли Шоле. Для изготовления патронов они использовали пушечный порох, захваченный у неприятеля. К этому времени восстание охватило провинции Пуату и Анжу. К концу марта Шантонне был разграблен, пал Сен-Фюльшан. Приближалась Пасха. Крестьяне возвращались к родным очагам: следовало подготовиться к встрече праздника, напечь хлеба и сменить башмаки, стоптанные в погоне за правительственными войсками.

В апреле восстание вспыхнуло с новой силой. Люди Марэ и Бокажа объединились под командованием Шаретта,[8]8
  Шаретт (1763–1796) – один из ведущих вандейских военачальников; в подражание Марату повязывал голову платком, завязывая узел на лбу; от роялистов получил в награду титул маркиза, чин генерал-лейтенанта Королевских войск и орден Святого Людовика; был расстрелян по приговору республиканского суда.


[Закрыть] Боншана,[9]9
  Боншан Шарль маркиз де (1759–1793) – один из руководителей вандейцев. Был смертельно ранен в сражении при Шоле. Умирая, сумел добиться помилования для 5 тыс. пленников, которых вандейцы содержали в аббатстве Сен-Флоран и готовились казнить.


[Закрыть] д’Эльбе,[10]10
  Д’Эльбе Жиго (1752–1794) – вандейский военачальник, казненный по приговору революционного трибунала.


[Закрыть] Ларошжаклена,[11]11
  Ларошжаклен Анри де (1772–1794) – знаменитый предводитель вандейцев. «Отправился на эту войну с дубиной и парой пистолетов» (В. Гюго). Несколько по-иному оценивает начало его карьеры роялист Лабутерьер: «Невдалеке от Брессюира, у маркиза де Лескюра скрывался как подозрительный его кузен, Анри де Ларошжаклен. Двадцатилетний, пылкий, полный задора, он примчался в лагерь Уа к восставшим. Сапино угадал в этом юноше героя: „Вы рождены приказывать…“ Затем он предложил ему использовать влияние, какое давало ему его имя в окрестностях замка Барбельер, его родового поместья, чтобы встать во главе крестьян из окрестностей Шатильона, по-видимому, преданных делу восстания» (Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. Т. 5. М., 1983. С. 350). Стал во главе крестьянских отрядов после смерти Лескюра, но вскоре был убит в сражении при Нуайе.


[Закрыть] Лескюра[12]12
  Лескюр Луи Мари де (1766–1793) – один из ведущих вандейских военачальников. Был даже назначен главнокомандующим, но получил смертельное ранение в сражении при Ла-Трамбле.


[Закрыть] и Мариньи.[13]13
  Мариньи Гаспар Огюстен Рене Бернар де (1754–1794) – морской офицер, в 1789 году был капитаном-лейтенантом; с начала Революции в Париже; 10 августа 1792 года защищал Тюильри. В начале Вандейского восстания встал во главе повстанческой армии. Один из самых жестоких среди вандейских вождей. С другими повстанческими командирами заключил союз: взаимодействуя друг с другом, повстанческие отряды должны были очистить левый берег Сены от республиканцев, но войска Мариньи разбежались, за что командир был приговорен военным судом к смерти.


[Закрыть] К ним примкнули бретонские дворяне, среди которых своей смелостью и отвагой выделялся Умбер де Шантелен. Он покинул собственный замок и присоединился к католикам, уже насчитывавшим в своих рядах сто тысяч человек.

Всегда в первых рядах, граф де Шантелен являлся героем всех побед и всех поражений: победитель при Фонтене и Туаре, Сомюре и Брессюире, он так же геройски сражался при осаде Нанта, когда погиб генералиссимус Кателино.

Вскоре восстание охватило все западные провинции. Роялисты[14]14
  Роялисты – сторонники королевской власти, монархисты.


[Закрыть] одерживали одну победу за другой, и ни Альбер Дюбайе, ни Клебер[15]15
  Клебер Жан-Батист (1753–1800) – прославленный революционный генерал; сын каменщика, вступил в республиканскую армию добровольцем в 1792 году, отличился в Вандее, потом в Египте, где и погиб.


[Закрыть] со своими жестокими майанцами,[16]16
  Майанцы – то есть войска, участвовавшие в осаде немецкого города Майнца в 1793 году (от французского названия города – Майанс).


[Закрыть] ни войска генерала Канкло[17]17
  Канкло Жан-Батист Камиль (1740–1817) – французский генерал.


[Закрыть] не могли устоять под их неукротимым напором.

В смятении Конвент приказал стереть Вандею с лица земли и истребить там «все живое». Генерал Сантерр[18]18
  Сантерр Жан-Батист (1752–1809) – парижский пивовар, командовавший в 1793 году столичной национальной гвардией, а в Вандее получивший чин дивизионного генерала.


[Закрыть] потребовал сделать подземные ходы и заложить туда порох, чтобы взорвать мятежную провинцию, и призвал использовать усыпляющий дым, чтобы удушить ее. «Превратить в пустыню» – так приказал майанцам Комитет общественного спасения.[19]19
  Комитет общественного спасения – правительство революционной Франции, образованное Конвентом 6 апреля 1793 года; упразднен Директорией в 1795 году.


[Закрыть]

Известие об этом решении сделало войска роялистов еще более неукротимыми. К тому времени граф де Шантелен командовал пятитысячным корпусом; он геройски сражался при Дуэ, у мостов Сэ, в Торфу и Монтегю. Но радость побед была недолгой.

Девятого октября Лескюр потерпел поражение под Шатийоном, пятнадцатого – вандейцы оставили Шоле, а несколько дней спустя погибли Боншан и д’Эльбе. Мариньи и Шантелен предпринимали героические усилия, чтобы спасти положение, но войска республиканцев преследовали их по пятам. Пора было подумать о том, как переправить через Луару отступающую армию, которая еще насчитывала в своих рядах сорок тысяч человек, способных сражаться.

Войска переправились через реку в полной неразберихе. Там части Шантелена соединились с армией, которой командовал Ларошжаклен, только что произведенный в генералиссимусы, и, несмотря на все усилия Клебера, повстанцы выиграли под Лавалем, последний раз в этом героическом походе.

Однако победа оказалась пирровой.[20]20
  Пиррова победа. – Царь Эпира Пирр (319–272 гг. до н. э.) разбил в 279 г. до н. э. при Аускуле римлян. Однако победа далась ему ценой огромных потерь, истощивших все силы. «Еще одна такая победа, и у меня не останется войска», – сказал царь после битвы.


[Закрыть] Войска роялистов были дезорганизованы. Шантелен делал все, чтобы восстановить разваливающуюся армию, но на это у него уже не оставалось ни времени, ни средств. Комитет общественного спасения назначил главнокомандующим Марсо,[21]21
  Марсо Франсуа-Северэн (1769–1796) – генерал французской революционной армии; первым его значительным отличием была война в Вандее.


[Закрыть] и тот преследовал роялистов с необычайным упорством. Ларошжаклена, Мариньи и Шантелена вынудили отойти от Ле-Мана, затем отступить к Лавалю и, наконец, бежать в сторону Ансени, в надежде переправиться обратно на левый берег Луары.

Толпа отчаявшихся крестьян подошла к реке, но возвращение в Вандею стало теперь невозможно: в этом месте не было ни мостов, ни рыбачьих лодок на берегу. Беглецам не оставалось ничего другого, как повернуть на Бретань. В Блене прошло последнее успешное арьергардное сражение, после чего остатки армии отступили к Савене.

Граф де Шантелен не знал ни минуты покоя. Двадцать второго декабря растерянная толпа под предводительством Мариньи и Шантелена достигла окрестностей города. Было решено, что небольшой отряд укроется в двух лесочках неподалеку.

– Вот место, где надо встретить смерть, – сказал Шантелен.

Через несколько часов показался Клебер с авангардом республиканской армии. Генерал бросил три роты на отряд Шантелена и Мариньи и, несмотря на упорное сопротивление, заставил их выйти из леса и отойти к городу. Затем он отдал приказ остановить наступление. Марсо и Вестерман[22]22
  Вестерман Франсуа-Жозеф (казнен в 1794?) – французский генерал, храбро и искусно руководивший военными действиями в Вандее; после битвы при Савене арестован и обвинен в трусости. Настоящей причиной осуждения революционным трибуналом были его убеждения, близкие к взглядам Дантона, вместе с которым Вестерман окончил свои дни на эшафоте.


[Закрыть] требовали атаковать неприятеля, но Клебер, выжидая, когда все войска роялистов сконцентрируются в Савене, не предпринимал ничего. Он расположил свои части полумесяцем на ближайших высотах, терпеливо ожидая часа, когда противника можно будет разгромить одним ударом.

Наступившая ночь была тихой и зловещей. Чувствовалось, что развязка близка. Командование армии роялистов созвало совет. Они могли надеяться только на решимость обреченных; о пощаде, капитуляции или бегстве нечего было и думать. Итак, оставалось только сражаться и, чтобы лучше сражаться, наступать.

На следующий день, двадцать третьего декабря (3 нивоза[23]23
  Нивоз – четвертый месяц года по республиканскому календарю (с 21 декабря по 19 января).


[Закрыть] II года по республиканскому календарю), в восемь часов утра роялисты бросились в атаку. Погода была ужасной: дождь – холодный, почти ледяной – лил как из ведра, туман поднимался над топями; Луара скрывалась в прибрежной дымке; людям предстояло сражаться по колено в грязи.

Несмотря на численное превосходство противника, вандейцы атаковали с поразительным упорством. В ответ на: «Да здравствует король!» слышалось: «Да здравствует Республика!» Разразилась жестокая схватка; строй республиканцев нарушился, первые ряды смешались, и вскоре теснимые роялистами войска оказались в непосредственной близости от ставки Клебера. Отступающие уже испытывали недостаток в боеприпасах.

– У нас больше нет патронов, – кричали солдаты своему генералу.

– Ну так, ребята, действуйте прикладом! – отвечал им Клебер.

Одновременно он поднял в атаку резервный батальон. Но наступление каждую секунду могло захлебнуться: не хватало ни лошадей, ни боеприпасов. Тогда Клебер собрал конный отряд из офицеров штаба и бросил его на врага.

Ряды роялистов смешались. Им пришлось вновь отойти к Савене. Противник преследовал их по пятам. Отступающие проявляли чудеса храбрости, но они уже были не в силах сопротивляться натиску Клебера. Пирон, Лиро пали с оружием в руках; Флерио, после нескольких безуспешных попыток собрать свой разбитый отряд, решил с горсткой людей пробиваться сквозь ряды неприятеля, рассчитывая найти убежище в соседних лесах. Мариньи и Шантелен сражались с отчаянием обреченных. Армия крестьян редела на глазах: одни истекали кровью на поле брани, другие пытались спастись бегством.

– Все пропало, – сказал Мариньи де Шантелену, с которым он сражался плечо к плечу.

Сорока пяти лет от роду, великолепно сложенный, с благородными и смелыми чертами лица, теперь перепачканного кровью и порохом, граф был прекрасен даже в лохмотьях, в которые превратилась его одежда. В одной руке он держал разряженный пистолет, в другой – погнутую, в крови, саблю; граф присоединился к Мариньи всего несколько секунд назад, проделав брешь в рядах неприятеля.

– Нам больше нечего защищать, – сказал ему Мариньи.

– А эти женщины, дети, старики, оставшиеся в городе! – возразил граф с жестом отчаяния. – Неужели мы их покинем?

– Конечно нет, Шантелен, но куда им идти?

– По дороге на Геранд.

– Тогда вперед, веди их.

– А ты?

– Я? Я прикрою ваш отход.

– До встречи, Мариньи!

– Прощай, Шантелен! – Офицеры пожали друг другу руки.

Шантелен устремился в город, и вскоре длинная колонна беженцев покинула Савене, направляясь в Геранд.

– Ко мне, ребята! – закричал Мариньи, простившись со своим боевым товарищем.

Услышав призыв, крестьяне бросились к своему командиру. Две уцелевшие пушки установили на холме прикрывать отступление. Две тысячи человек – все, что оставалось от его армии, – сомкнули ряды, готовые быть изрубленными на куски.

Но эта горстка людей не могла противостоять огромным силам республиканцев. После двух часов ожесточенного сражения сопротивление восставших было сломлено. Последние из оставшихся в живых обратились в бегство.

В этот день, двадцать третьего декабря 1793 года, армия роялистов и католиков перестала существовать.

Глава II
ДОРОГА НА ГЕРАНД

Огромная толпа растерянных, объятых ужасом людей двигалась по дороге на Геранд. Она текла по улицам Савене бурлящим потоком, закручиваясь в водоворот на перекрестках и переливаясь через ров, опоясывающий город. Не один несчастный, израненный, но уцелевший в недавней схватке, находил свою смерть в этой обезумевшей толпе. Однако менее чем за час все население города было эвакуировано; сопротивление, организованное Мариньи, позволило отступающим собрать всех женщин, стариков и детей и вывести их на дорогу. Позади беглецов гремели пушки, прикрывая их отход. Но вскоре наступила тишина, и стон отчаяния повис в воздухе: теперь ничто не мешало неприятелю обрушиться на беззащитную толпу. Как бы в подтверждение этого, ружейные выстрелы, доносившиеся с флангов, стали чаще и громче, и то тут, то там люди падали, сраженные пулями.

Невозможно описать это беспорядочное бегство. Дождь лил как из ведра, плотный туман рассекали вспышки выстрелов, огромные кровавые лужи преграждали путь. Но останавливаться было нельзя. Единственный путь к спасению лежал впереди; справа вдоль дороги тянулись необъятные топи, слева бурлила вздувшаяся река, и если какой-нибудь отчаявшийся беглец захотел бы пробраться этим путем, он увидел бы, что берега завалены трупами, оставшимися еще от битвы при Карье.

Республиканцы неотступно преследовали беглецов, истребляя и рассеивая отстающих; раненые, женщины и старики задерживали продвижение этого траурного шествия; младенцы, только что появившиеся на свет, оказались совершенно беззащитными перед жестокой непогодой – матерям нечем было укрыть их, а голод и холод лишь усиливали их мучения; животные, бредущие вместе с людьми, перекрывали своим мычанием завывания бури и временами, объятые непреодолимым страхом, врезались рогами в толпу, оставляя позади себя кровавые коридоры.

Здесь, в этой толчее, смешалось все – и классы и сословия; множество молодых женщин из самых знатных семей Вандеи, Анжу, Пуату и Бретани, последовавшие за своим братом, отцом или мужем, делили страдания с простыми крестьянками. Некоторые из этих смелых женщин, выказывая чудеса храбрости, прикрывали фланги процессии. Время от времени кто-нибудь из них кричал:

– В атаку, вандейки!

И, пробираясь среди придорожных зарослей, они по примеру мужчин перестреливались с солдатами республиканской армии.

Тем временем близилась ночь. Граф де Шантелен, забыв о себе, старался ободрить этих несчастных, спешил на помощь тем, кто увяз в грязи, и тем, у кого не осталось больше сил. Он спрашивал себя, прикроет ли темнота отступающих или позволит противнику скорее разделаться с ними. Сердце его обливалось кровью при виде стольких страданий, а на глаза наворачивались слезы; он никак не мог привыкнуть к этому ужасному зрелищу.

За десять месяцев войны перед его глазами прошло немало подобных картин. Услышав о восстании в Сен-Флорене, он покинул свой фамильный замок, жену, дочь – все, что любил, поспешив на защиту святой веры. Храбрый, преданный, несгибаемый, неизменно в первых рядах всех сражений королевской армии, один из тех, про кого генерал Бопюи[24]24
  Бопюи Арман Мишель Башареж (1757–1796) – военную карьеру начал в 1793 году, став командиром добровольцев из Дордони, в том же 1793 году получил звание бригадного генерала, был в числе выдержавших прусскую осаду в Майнце, потом был направлен в Вандею, где умелыми действиями обеспечил победу при Ла-Трамбле. С 1794 года снова в Рейнской армии; участник многих ожесточенных сражений, в одном из которых был убит.


[Закрыть] сказал: «Войска, которые победили таких французов, могут считать, что одержали победу над всеми народами Европы, объединившимися против них».

Однако даже разгром в битве при Савене не означал для него окончания борьбы. Он замыкал арьергард огромной колонны, подбадривал, торопил отстающих, отстреливаясь последними патронами и отгоняя ударами сабли слишком рьяных республиканцев. Но, несмотря ни на что, ряды его товарищей редели, и он слышал их предсмертные крики в ночи.

Всеми силами он стремился ускорить продвижение колонны.

– Ну, шевелитесь же, – кричал он мешкающим.

– Офицер, я больше не могу, – отвечали ему одни.

– Я умираю, – стонали другие.

– На помощь, на помощь, – кричала женщина, сраженная пулей в бок.

– Дочка! Дочь моя! – вскрикивала мать, потерявшая своего ребенка.

Граф де Шантелен пытался утешить, поддержать, ободрить этих людей, чувствуя, что все его усилия – лишь капля в море.

Около четырех часов утра его нагнал одинокий крестьянин. Граф сразу узнал этого человека, несмотря на темноту и туман.

– Кернан!

– Да, мой господин!

– Живой!

– Да. Но вперед, вперед! – отвечал крестьянин, увлекая графа за собой.

– А что же с этими несчастными? – воскликнул тот, указывая на виднеющиеся то тут, то там отдельные группки людей. – Мы не можем оставить их!

– Ваша отвага не спасет их, мой господин! За мной! За мной!

– Кернан, чего ты хочешь от меня?

– Я хочу сообщить, что вас ожидают большие несчастья!

– Меня?

– Да, мой господин! Госпожа графиня, моя племянница Мари…

– О, моя жена, моя девочка! – воскликнул граф, схватив Кернана за руку.

– Да, я видел Карваля!

– Карваля? – вскричал граф и, не выпуская руки своего собеседника, бросился сквозь толпу.

Тот, кого граф называл Кернаном, носил широкополую шляпу, из-под которой виднелась коричневая шерстяная шапочка. Волосы, ниспадавшие до самых плеч, обрамляли его суровое и энергичное лицо. Штаны из грубого полотна едва прикрывали покрасневшие от холода колени, разноцветные подвязки перетягивали сбившиеся гетры, а ступни утопали в наполовину расколотых огромных сабо,[25]25
  Сабо – грубые башмаки, которые носили крестьяне; изготовлялись из одного куска дерева, иногда верх делали кожаным.


[Закрыть] с подкладкой из соломы, пропитавшейся кровью. Плечи бретонца прикрывал козий полушубок, а из-за пояса с широкой пряжкой виднелась рукоять кухонного ножа; в правой руке крестьянин держал ружье.

Могучая фигура Кернана наводила на мысль об огромной физической силе этого человека. И в самом деле, у себя на родине он прослыл необыкновенным силачом. О нем рассказывали удивительные истории; и ни разу на праздничных поединках, так любимых бретонцами, этот неустрашимый боец не повстречал достойного соперника.

Его лохмотья, пропитанные грязью и кровью, достаточно красноречиво свидетельствовали о том участии, которое он принял в последних сражениях повстанческой армии.

Он следовал за графом размашистым шагом; последний, в свою очередь, стремясь сократить путь, пробирался по рву, наполовину заполненному водой и грязью. Слова, произнесенные Кернаном, ужаснули его. Достигнув передних рядов колонны, граф заметил в стороне от дороги небольшую рощицу. Туда-то он и увлек своего спутника.

– Так ты видел Карваля? – спросил граф изменившимся голосом.

– Да, мой господин!

– Где?

– В сегодняшней драке, среди республиканцев.

– Он узнал тебя?

– Да.

– И он говорил с тобой?

– Да, после того, как разрядил в меня свои пистолеты.

– Ты не ранен? – живо воскликнул граф.

– Нет пока что, – ответил бретонец с печальной усмешкой.

– И что сказал этот негодяй?

– «Тебя ждут в замке Шантелен», – вот что он крикнул перед тем, как скрыться в дыму сражения. Я бросился за ним вдогонку, но – куда там!

– «Тебя ждут в замке Шантелен», – повторил граф. – Что он хотел этим сказать?

– Да уж ничего хорошего!

– А что он делал в республиканской армии?

– Командовал шайкой таких же бандитов, как и он сам.

– А! Доблестный офицер армии Конвента, которого я выгнал за воровство из моего дома!

– Да, бандитами становятся не сразу. Но от этого его слова внушают мне не меньше беспокойства. «В замке Шантелен», – так он сказал. И туда стоит поспешить!

– Да, да, конечно! – подхватил граф, томимый горестными предчувствиями. – Но эти несчастные, наше движение…

– Мой господин, – Кернан постарался придать своему голосу возможно большую убедительность, – сначала семья, а потом родина. Что станется без нас с госпожой графиней и с моей племянницей Мари? Вы исполнили свой долг дворянина, сражаясь за Господа Бога и короля. Вернемся в замок и, как только наши близкие будут в безопасности, снова возьмемся за оружие. Католическая армия разгромлена, но война еще не закончена. Поверьте! Снова зашевелились в Морбиане;[26]26
  Морбиан – департамент, занимающий юго-западную часть бывшей провинции Бретань и выходящий к Атлантическому океану. Расположен к северо-северо-западу от Вандеи.


[Закрыть] я сам знаю некоего Жано Котро, который способен доставить немало хлопот республиканцам, а мы уж похлопочем вместе с ним.

– Тогда в дорогу, – сказал граф. – Ты прав, в словах этого Карваля содержится угроза. Я увезу своих жену и дочь за пределы Франции и вернусь сложить голову на родной земле.

– Мы вернемся вместе, мой господин, – откликнулся Кернан.

– Да. Но как добраться до замка?

– Я думаю, нам надо идти до Геранда, а оттуда пробираться вдоль берега либо на Пирьяк, либо на Круазик, чтобы затем выйти в море.

– А на чем? – воскликнул граф.

– У вас есть золото?

– Да, около полутора тысяч ливров.[27]27
  Ливр – старинная французская серебряная монета, первоначально соответствовавшая стоимости одного фунта серебра; впоследствии такое значение ливр имел только в качестве денежно-счетной единицы; как обиходная монета с 1667 года был равен 20 су; отменен в 1793 году.


[Закрыть]

– Ну так на это можно купить лодку у какого-нибудь рыбака, а если потребуется, и самого рыбака в придачу.

– И как же мы поступим?

– У нас нет выбора, мой господин. На суше мы скоро столкнемся с одним из отрядов республиканцев или же, прячась в зарослях и избегая проезжих дорог, рискуем добраться до цели слишком поздно. Если вообще сможем добраться…

– Тогда в путь, – сказал граф.

– В путь, – ответил ему крестьянин.

Граф де Шантелен полностью доверял Кернану, который был его молочным братом. Можно сказать, что храбрый бретонец являлся частью семьи де Шантеленов. Дочь графа Мари он называл не иначе как «моя племянница», а та, в свою очередь, звала его «мой дядя Кернан». Господин и слуга были неразлучны с малых лет, причем Кернан, получивший хорошее воспитание, выделялся среди людей своего круга. Разделив со своим господином забавы детства и бурные годы юности, он смело последовал за ним, чтобы разделить все тяготы и лишения военного похода. Решив присоединиться к армии Кателино, граф собирался оставить Кернана в своем замке, но разлучить братьев оказалось невозможно. Впрочем, в замке оставались другие слуги, способные защитить графиню в случае опасности. И наконец, еще одно обстоятельство, которое более или менее успокаивало графа: замок находился в самом центре Филистера,[28]28
  Финистер – департамент, занимающий крайний запад бывшей провинции Бретань.


[Закрыть] затерянный где-то между Фуэнаном и Плугастелем, вдали от Кемпера и Бреста – оплота республиканцев. Итак, считая свою семью в безопасности, граф без колебаний примкнул к восстанию. Но встреча с Карвалем, его бывшим слугой, которого граф выгнал год назад за воровство, и особенно его слова, полные угрозы, явились для него предупреждением о надвигающейся опасности, которую следовало опередить.

В тот момент, когда толпа беженцев приблизилась к топям Св. Жоакина, граф и Кернан свернули с проезжего тракта, решив двигаться напрямик. В последний раз они бросили взгляд на эту обезумевшую толпу, медленно растворявшуюся во мраке ночи. Скоро последние крики замерли вдали, и наступила тишина.

В восемь часов вечера путники прибыли в Геранд, опередив на верных полчаса авангард отступающей колонны. Городские ворота закрывала решетка, но наши друзья воспользовались потайным ходом и вскоре очутились на пустынных улицах городка.

Какая жуткая тишина после грохота битвы! И ни одного освещенного окна, ни одного запоздалого прохожего: ужас загнал жителей в собственные дома с крепкими ставнями и засовами на дверях. Все утро Геранд прислушивался к грому пушек. И каким бы ни был исход битвы, обыватели боялись бегства обезумевших побежденных так же, как и нашествия жаждущих крови победителей.

Граф и Кернан быстро шли по выщербленным мостовым, и звук их шагов, далеко разносившийся в мертвой тишине пустого города, казался зловещим. Они достигли церковной площади и вскоре оказались на крепостной стене.

Отсюда уже ясно слышался нарастающий гул, доносившийся со стороны предместья; этот гул, похожий на угрожающий шепот, перемежался эхом выстрелов.

Дождь прекратился, и сквозь рваную завесу низких свинцовых облаков проглянула луна. Дул западный ветер. Казалось, что под его порывами звезды, внезапно вспыхивая и озаряя своим светом крыши домов, кружатся в каком-то беспорядочном танце, очерчивая с поразительной четкостью мельчайшие детали и отбрасывая на землю быстрые и причудливые тени.

Граф и Кернан обратили свои взоры к морю. Бухта Геранда лежала перед ними позади множества бассейнов, издали напоминавших огромную шахматную доску. Слева от них из-за желтеющих дюн виднелась колокольня местечка Бас. Еще дальше, в пелене тумана, проступали очертания стрелки Круазик – узкой полоски суши, уходящей в океан. Справа, у оконечности бухты, зоркие глаза Кернана еще могли различить очертания колокольни Пирьяка. А дальше небо и вода соединялись друг с другом, переливаясь в неверном свете звезд и сиянии луны.

Оголенные ветки молодых деревьев дрожали и гнулись под порывами сильного ветра, и время от времени какой-нибудь камень, расшатанный в своем гнезде, с громким стуком скатывался с крепостной стены и исчезал в жидкой грязи, заполнявшей ров.

– Итак, – наклонясь против ветра, обратился граф де Шантелен к своему спутнику, – там – Круазик, здесь – Пирьяк. Куда направимся?

– В Круазике мы скорее отыщем лодку, но если придется возвращаться, эта полоска суши вполне может превратиться в ловушку.

– Я полагаюсь на тебя и следую за тобой, Кернан. Только выбери самую короткую дорогу, а еще лучше – самую верную.

– Думаю, надо обогнуть бухту и идти на Пирьяк. До него едва ли больше трех лье, и, скорым шагом мы доберемся туда менее чем за два часа.

– В дорогу, – сказал граф.

Путники покинули город в тот самый момент, когда колонна вандейцев входила в него с противоположной стороны, взламывая ворота и рекой переливаясь через рвы, словно идя на приступ. В окнах один за другим вспыхивали огоньки. Мирный Геранд наполнился непривычным шумом обезумевшей толпы. Звуки выстрелов заставляли дрожать ветхие стены, и вскоре с колокольни городской церкви донеслись тяжелые раскаты набатного колокола.

От этой картины у графа защемило сердце. Его рука судорожно сжала ствол ружья. Еще мгновение – и он бросился бы на помощь своим недавним товарищам по оружию.

– А госпожа графиня? – донесся до него строгий голос Кернана. – А моя племянница Мари?

– Идем, идем! – отвечал граф, поспешно сбегая по склону холма прочь от крепостных стен.

Вскоре хозяин и слуга уже оставили город далеко позади. В стороне от проезжей дороги, они пробирались вдоль берега среди солончаков, в которых рапа[29]29
  Рапа – перенасыщенная солями вода соленых озер и отделившихся от моря лиманов.


[Закрыть] искрилась в свете луны. Зловещий шепот рождался за деревьями, сгорбившимися под напором ветра, – наступил час прилива.

Несколько раз со стороны города доносились душераздирающие крики, и временами шальная пуля с сухим треском разбивалась о прибрежные скалы. Горизонт то и дело озарялся неясными отблесками пожара, и стаи голодных волков, чуя свежую плоть, оглашали окрестности жутким воем.

Граф и Кернан шли молча. Но одни и те же мысли волновали обоих, и каждый так же хорошо знал, что творится в душе другого, как если бы они разговаривали. Время от времени беглецы останавливались, чтобы, оглянувшись, осмотреть местность, и, не обнаружив погони, снова пускались в путь.

Не было еще и десяти вечера, когда путники достигли местечка Пирьяк. Не доверяя темноте его улиц, друзья решили отправиться прямиком на мыс Кастелли. Отсюда их взорам открылось бескрайнее море. Справа проступали скалистые очертания островка Дюме, слева маяк Ле-Фур посылал в туманные дали регулярные вспышки света, вдалеке возвышалась неясная темная масса – остров Бель-Иль.

Не обнаружив на побережье ни единой лодки, друзья вернулись в Пирьяк. Здесь в глаза им бросилось сразу несколько баркасов, покачивающихся на приливной волне. На одном из них Кернан заметил рыбака, который уже свернул парус и собирался сойти на берег.

– Эй, друг! – окликнул он.

Рыбак подпрыгнул как ошпаренный и приблизился весьма настороженно.

– Ну подойди же, не бойся, – сказал ему граф.

– Вы не из здешних мест, – произнес рыбак, сделав несколько шагов вперед. – Что вам нужно?

– Можешь ты выйти в море сегодня же ночью, – ответил Кернан, – и доставить нас…

– Куда? – спросил рыбак.

– Куда? Когда будем на борту, скажем, – продолжил граф.

– Море сегодня скверное, да и ветер с юго-запада ничего хорошего не сулит.

– А если тебе хорошо заплатят? – не отступал Кернан.

– Мне никогда не заплатят «хорошо» за мою собственную шкуру, – упирался рыбак, стараясь получше разглядеть своих собеседников.

После недолгого молчания он сказал:

– Эге, да ведь вы идете со стороны Савене! Там давеча было жарко!

– Твое-то какое дело? Ты берешься нас отвезти?

– По правде говоря, нет.

– Тогда найдем ли мы в округе моряка похрабрее?

– Вот уж не думаю. Впрочем, постойте, – добавил рыбак, подмигнув, – вы же не сказали и половины того, что принято говорить в подобных случаях. Сколько вы платите?

– Тысячу ливров, – ответил граф.

– Дрянные бумажки!

– Золото, – уточнил Кернан.

– Золото? Настоящее золото? Не худо бы на него взглянуть!

Граф развязал пояс и высыпал оттуда с полсотни луидоров.[30]30
  Луидор – французская золотая монета, чеканка которой началась в 1640 году при Людовике (фр. Луи) XIII – отсюда и название: «золотой луи». Чеканка луидоров прекращена при республиканском правительстве в 1795 году. В конце XVIII века луидор соответствовал 25 ливрам и содержал около 7 граммов золота.


[Закрыть]

– Твоя лодка не стоит и четверти этой суммы.

– Да, – ответил рыбак, жадно пожирая золото глазами, – но моя шкура как раз стоит всего остального.

– Так что же?

– Садитесь, – согласился рыбак, забирая у графа деньги.

Он подтянул суденышко поближе к берегу. Граф и Кернан вошли по колено в воду и взобрались в лодку. Якорь был вызволен из песка. Кернан поставил парус, и красноватое полотнище натянулось под напором ветра.

В тот момент, когда рыбак в свою очередь собирался запрыгнуть в лодку, Кернан проворно оттолкнул его и одним ударом багра отогнал легкое суденышко на десяток футов от того места, где оно только что находилось.

– Так что же? – крикнул рыбак.

– Побереги свою шкуру, – прокричал ему в ответ Кернан, – по правде говоря, нам она ни к чему. А деньги за посудину ты уже получил!

– Но… – начал было граф.

– Мне знакомо это ремесло, – успокоил его Кернан.

Закрепив шкот, он взялся за руль, и суденышко увалилось под ветер.[31]31
  …увалилось под ветер – то есть угол между диаметральной плоскостью судна и направлением ветра увеличился.


[Закрыть]

Потрясенный рыбак не мог произнести ни звука. А когда дар речи вернулся к нему, два слова полетели вдогонку беглецам:

– Проклятые республиканцы!

Но к этому времени лодка уже скрылась во мраке среди чернеющей пены волн.