Текст книги "Завещание чудака (илл. Эдуарда Риу)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава VI
КАРТА В ДЕЙСТВИИ

В тот день все вечерние, а на следующий – утренние газеты раскупались по двойной и тройной цене. И хотя их статьи и заметки в большой мере удовлетворяли любопытство масс, все же голос общественности властно требовал опубликования карты, приложенной к завещанию.

Благодаря заботам Джорджа Б. Хиггинботама и нотариуса Торнброка ее точную копию менее чем за сутки напечатали в количестве нескольких миллионов экземпляров и разослали по всей Америке. Вот в каком порядке расположились на ней пятьдесят штатов, из которых состояла Американская республика:

Клетка 1 – Род-Айленд

«» 2 – Мэн

«» 3 – Теннесси

«» 4 – Юта

«» 5 – Иллинойс

«» 6 – Нью-Йорк

«» 7 – Массачусетс

«» 8 – Канзас

«» 9 – Иллинойс

«» 10 – Колорадо

«» 11 – Техас

«» 12 – Нью-Мексико

«» 13 – Монтана

«» 14 – Иллинойс

«» 15 – Миссисипи

«» 16 – Коннектикут

«» 17 – Айова

«» 18 – Иллинойс

«» 19 – Луизиана

«» 20 – Делавэр

«» 21 – Ныо-Гэмпшир

«» 22 – Южная Каролина

«» 23 – Иллинойс

«» 24 – Мичиган

«» 25 – Джорджия

«» 26 – Висконсин

«» 27 – Иллинойс

«» 28 – Вайоминг

«» 29 – Оклахома

«» 30 – Вашингтон

«» 31 – Невада

«» 32 – Иллинойс

«» 33 – Северная Дакота

«» 34 – Нью-Джерси

«» 35 – Огайо

«» 36 – Иллинойс

«» 37 – Западная Виргиния

«» 38 – Кентукки

«» 39 – Южная Дакота

«» 40 – Мэриленд

«» 41 – Иллинойс

«» 42 – Небраска

«» 43 – Айдахо

«» 44 – Виргиния

«» 45 – Иллинойс

«» 46 – Округ Колумбия

«» 47 – Пенсильвания

«» 48 – Вермонт

«» 49 – Алабама

«» 50 – Иллинойс

«» 51 – Миннесота

«» 52 – Миссури

«» 53 – Флорида

«» 54 – Иллинойс

«» 55 – Северная Каролина

«» 56 – Индиана

«» 57 – Арканзас

«» 58 – Калифорния

«» 59 – Иллинойс

«» 60 – Аризона

«» 61 – Орегон

«» 62 – Индейская территория

«» 63– Иллинойс

В штате Иллинойс, под каким бы номером он ни значился, играющие не должны были останавливаться. Если, например, количество очков посылает их в одну из этих «гусиных» клеток, то число удваивается и участник продолжает движение дальше. Таким образом (взглянем на карту!), если при первом же ударе костей играющий получит девятку, то, удваивая число очков, он, не задерживаясь, переходит из одной клетки с симпатичной птицей в другую такую же. И так дойдет до шестьдесят третьей с первого удара. Чтобы таким образом не сломать игру, существует правило: девятка, составленная из трех и шести, посылает игрока в двадцать шестую клетку (штат Висконсин), а те же очки, полученные из четырех и пяти, отправляют его в пятьдесят третью клетку (штат Флорида). Безусловно, число девять дает громадные преимущества перед остальными партнерами. Наконец, последнее замечание: когда одного из играющих нагоняет другой, первый должен уступить свое место сопернику и перейти в клетку, которую тот только что занимал. Правда, этот первый может улизнуть из своего квадрата до прибытия другого игрока.

Времени на то, чтобы явиться без опоздания в назначенное место, отводилось достаточно. Метание игральных костей происходило через каждые два дня, но так как игроков всего семь, то на долю каждого приходилось два раза по семь, то есть четырнадцать дней. Их вполне хватало для переезда из одного конца государства в другой, например из Мэна в Техас или из Орегона в самый крайний пункт Флориды.

Когда правила игры до мельчайших деталей стали известны участникам партии, оставалось соглашаться или отступить. И они согласились.

Думать, что все с одинаковым удовольствием, конечно, неправильно. Коммодора Уррикана, Тома Крабба, точнее Джона Мильнера, и Германа Титбюри затея покойного оригинала, мягко говоря, не привела в восторг. Макс Реаль и Гарри Кембэл смотрели на дело с точки зрения профессионалов: один намеревался извлечь из путешествия побольше этюдов, другой – газетных заметок. Лисси Вэг еще пребывала в смятении, когда Джовита Фолей заявила ей:

– Дорогая моя, я хочу попросить Маршалла Филда дать отпуск не только тебе, но и мне. Мой долг проводить тебя до самой шестьдесят третьей клетки!

– Но ведь это же безумие! – воскликнула молодая девушка.

– Наоборот, очень разумно, – возразила Джовита. – Шестьдесят миллионов долларов почтенного господина Гиппербона достанутся тебе…

– Мне?!

– Да, и ты, конечно, не откажешься дать мне половину за хлопоты…

– Все, если хочешь!

– Согласна! – ответила Джовита Фолей серьезнейшим тоном.

Никто из участников не рисковал застрять в дороге за недостатком средств или выбыть из игры за неуплату штрафов. Никто, за исключением Лисси Вэг.

– Не бойся ничего, – между тем говорила ей лучшая подруга. – Мы пожертвуем всеми нашими сбережениями.

– В таком случае мы не далеко уедем, Джовита!

– Очень далеко, Лисси!

– Но если судьба заставит нас платить штрафы?

– Судьба заставит нас только выиграть! – объявила решительная особа не допускающим возражений тоном. И Лисси решила с ней больше не спорить.

Жребий первым отправиться в путь выпал Максу Реалю – обстоятельство, которое привело коммодора Уррикана в бешенство. Он положительно не мог переварить мысли, что получил шестой номер: после Макса Реаля, Тома Крабба, Германа Титбюри, Гарри Кембэла и Лисси Вэг. А между прочим, последний из отъехавших может даже обогнать всех других, получив с первого удара девять очков и сразу отправившись в двадцать шестую или пятьдесят третью клетку. Такого рода случайности свойственны удивительным комбинациям, созданным (если верить легенде) народом с тонким, поэтическим вкусом, каким обладали изобретательные эллины (почтенный Гиппербон, как мы знаем, сомневался в их авторстве).

Посмертное чудачество Уильяма Гиппербона произвело громадное впечатление не только в Новом, но и в Старом Свете. Никто не сомневался, зная спекулятивную страсть американцев, что они будут ставить колоссальные суммы за удачу тех или других участников партии. И действительно, в Чикаго и в других городах Америки мгновенно появились агентства по приему пари, назначавшие специальные ставки на каждого из участников. Но они не могли функционировать, пока партия не началась. Все те, кто привык держать пари на бегах, ждали часа, чтобы поставить на шестерых, теперь уже семерых, то есть на каждого из них или на всех вместе. На чем же основывались ставки? Тут не имели значения ни список ранее взятых призов, ни перечень знаменитых родоначальников участвующих в бегах лошадей, как бывает на бегах, ни те или другие гарантии, предоставленные тренерами. Тут играли роль только личные качества участников.

Настало тридцатое апреля. Ровно в полдень нотариус Торнброк в присутствии Джорджа Хиггинботама, окруженного членами «Клуба чудаков», на глазах всех собравшихся в зале твердой рукой потряс коробочкой с игральными костями и выбросил их на карту.

– Четыре и четыре! – крикнул он.

– Восемь, – ответили в один голос присутствующие.

Цифра соответствовала клетке, назначенной завещателем для штата Канзас.

Накануне тиража Макс Реаль пропал из города. Пока он беззаботно бродил по окрестностям Чикаго в поисках наилучшего пейзажа для будущей картины, весть о его исчезновении быстро распространилась среди горожан. Бедная миссис Реаль (она уже переехала к сыну) не знала, что и думать: до метания костей оставалось десять часов, а мальчик еще не вернулся. Вдруг его что-то задержало в дороге! И только перед самой полночью беспечный сын, сияя улыбкой, появился на пороге дома. Когда на следующее утро нотариус Торнброк выкрикнул число очков, а затем имя первого участника – в зале наступило молчание. Его нарушил громовой голос Годжа Уррикана:

– Его нет!

– Он здесь! – раздалось в ответ, и молодой человек, приветствуемый аплодисментами, поднялся на эстраду.

– Готовы ехать? – спросил председатель «Клуба чудаков», подходя к художнику.

– Готов ехать… и выигрывать! – ответил Макс, улыбаясь.

Коммодор в эту минуту был похож на людоеда из Папуасии, готового проглотить живьем своего соперника.

Глава VII
ПЕРВЫЙ ОТЪЕЗЖАЮЩИЙ

На следующий день на вокзале Чикаго царило оживление, вызванное присутствием путешественника в костюме туриста с ящиком красок и кистей за спиной. Его сопровождал молодой негр с небольшим саквояжем в руках и сумкой через плечо. Оба намеревались сесть на поезд, отходивший в восемь часов утра.

Федеральная республика не испытывает недостатка в железнодорожных путях. Ее территория перерезана ими по всем направлениям. К этому прибавьте еще пароходы, как морские, так и речные. Говоря о Чикаго, можно сказать, что если туда легко приехать, то так же легко оттуда и уехать.

Максу Реалю нужно было выбрать одну из двух или трех железных дорог до Канзаса, который не граничит со штатом Иллинойс, но расположен сравнительно недалеко: за штатом Миссури. Все путешествие не превышало пятисот пятидесяти или шестисот миль. «Я не бывал в Канзасе, – сказал он себе, – и это прекрасный случай узнать «американскую пустыню», как называли когда-то этот штат. К тому же среди местных фермеров насчитывают немало канадских французов, я буду чувствовать себя там, как в своей семье. Мне ведь не запрещается выбрать любую дорогу, лишь бы только вовремя прибыть в назначенное место».

Записка, составленная Гиппербоном, обязывала Макса Реаля отправиться в Форт-Райли в Канзасе, и он мог явиться туда хоть на пятнадцатый день, все равно телеграмма, извещающая о числе очков, выпавших при втором метании, не придет раньше. Поэтому, избрав «дорогу школьников», как выражаются французы, вместо того чтобы самым коротким путем направиться в Канзас, пересекая с востока на запад штаты Иллинойс и Миссури, он решил воспользоваться Грэнд-Трэнк – железнодорожной ветвью, которая тянется на протяжении трех тысяч семисот восьмидесяти шести миль от Нью-Йорка в Сан-Франциско, «от океана к океану», как говорят в Америке. Сделав около пятисот миль по железной дороге, Макс Реаль достигнет Омахи на границе штата Небраска и оттуда на одном из пароходов, которые идут вниз по Миссури, доберется до Канзас-Сити, откуда направится в Форт-Райли.

Прежде чем рисковать большими суммами денег, держа пари за того или другого участника, болельщики желали собственными глазами увидеть каждого из них. Макс Реаль с первого же взгляда не расположил к себе своих практичных сограждан, явившись на перрон с ящиком красок, кистей, бумаги и тому подобных предметов. Придуманная Уильямом Гиппербоном партия вызвала к себе поистине общенациональный интерес и стоила того, чтобы к ней относиться серьезно. Не вложить в игру весь пыл, на какой способен, значило показать страшное пренебрежение к громадному большинству граждан свободной Америки.

Вот почему среди разочарованной публики, собравшейся на вокзале, не нашлось никого, кто захотел бы составить компанию игроку номер один хотя бы до первой остановки, чтобы тем самым выразить ему свою солидарность. Макс Реаль прекрасно устроился на одной из скамеек вагона, и Томми рядом с ним, так как уже миновало время, когда белые не потерпели бы в своем вагоне присутствия цветного пассажира.

Наконец раздался свисток, поезд дрогнул, и мощный паровоз с пронзительным ревом выбросил из своей широкой пасти целый сноп огненных искр и пара.

С точки зрения погоды, путешествие начиналось неудачно. В Америке на той же широте, что проходит и через северную Испанию, зима еще не кончается в апреле. На всем протяжении пути, по которому ехал Макс Реаль, совершенно отсутствуют горы, и атмосферные течения, устремляясь сюда из полярных районов, бушуют вовсю. Правда, холод начинал понемногу сдавать под первыми лучами майского солнца, но сильные бури продолжали еще временами свирепствовать. Низкие тучи, приносившие сильные ливни, закрывали собой горизонт – досадное обстоятельство для художника, ищущего залитых солнцем пейзажей! И тем не менее лучше всего путешествовать по штатам в первые дни весеннего сезона, ибо позже жара здесь становится нестерпимой.

Теперь несколько слов о молодом негре, которого молодой художник взял с собой в это путешествие. Юноше, рожденному уже свободным гражданином, исполнилось семнадцать лет. Освобождение рабов в Америке произошло во время войны Северных штатов с Южными, закончившейся лет за тридцать до нашей истории (к большой чести американцев и всего человечества). Родители Томми, жившие в эпоху рабства, родились в Канзасе, где борьба между аболиционистами и плантаторами штата Виргиния проходила особенно напряженно. Но родителям Томми повезло: у справедливого и доброго хозяина они были чуть ли не членами его семьи. А потому, когда вошел в силу билль об уничтожении рабства, не захотели уходить от него, точно так же, как и хозяин не подумал с ними расставаться. У Томми счастливые дни детства кончились со смертью родителей и хозяина. Осиротев, он оказался в большом затруднении, возможно, поэтому не мог оценить преимуществ, которые принес ему акт освобождения. Впрочем, в этом он ничем не отличался от многих старших своих братьев по крови, не знавших, как поступить со свалившейся на них свободой. Как малые дети, они не понимали, зачем из слуг-рабов превратились в слуг вольнонаемных? К счастью, Томми удалось по рекомендации поступить к Максу Реалю. Довольно развитой и готовый любить каждого, от кого видит хоть чуточку добра, он скоро привязался к Максу. Но не бывает счастья без печали. Молодого слугу огорчало, что он не принадлежит своему Хозяину всецело, не является полной его собственностью.

– Но зачем тебе это нужно? – спрашивал Макс Реаль.

– Если бы вы были настоящим хозяином, если бы вы меня купили, я был бы совсем уже вашим.

– А что бы ты выиграл, мой мальчик?

– Вы не могли бы тогда меня прогнать, как это делают со слугами, которыми недовольны.

– Но, Томми, кто же думает тебя прогонять? И подумай, своего раба я мог бы всегда продать.

– Все равно… я не мог бы самовольно уйти от вас.

– Успокойся, возможно, я тебя куплю когда-нибудь.

– Но у кого, раз я ровно никому не принадлежу?

– У тебя… У тебя самого… когда разбогатею… и за такую дорогую цену, какую ты только назначишь!

Томми одобрительно кивал, глаза его блестели, он улыбался, открывая два ряда сверкающих белоснежных зубов. Бедный малый становился совершенно счастлив при мысли, что в один прекрасный день он сможет продать себя своему хозяину, которого полюбил за это обещание еще больше. Разумеется, путешествие вдвоем с Максом вызывало в его душе настоящий восторг.

Сам Макс Реаль пребывал в весьма мрачном настроении, глядя в забрызганные грязью и дождевыми каплями стекла вагонного окна. Увы, приходилось проезжать через страну, не видя ее. Все терялось в сероватых тонах, так нелюбимых художниками, – небо, поля, города, местечки, дома, вокзалы. Пейзажи Иллинойса погрузились в туман: никаких признаков Ороры, Йорквилла, Мендоты, Принстона и Рок-Айленда с его изумительным мостом, переброшенным через Миссисипи (ее быстрые воды окружают остров Рок). Никаких признаков всех этих владений штата, превращенных в арсенал, где сотни пушек выглядывают из-за зеленых деревьев и цветущих кустарников. Молодой художник злился. Если он не увидит ничего, кроме бури, дождя и тумана, то лучше уж спать весь день (что Томми добросовестно и проделывал). К вечеру дождь перестал. Облака стали выше, и солнце садилось, окутанное золотистой парчой далекого горизонта, устроив настоящий праздник для глаз художника. Но скоро вечерний сумрак окутал всю область, граничащую с Айовой. Переезд через эту территорию не доставил Максу никакого наслаждения. Вскоре он закрыл глаза и раскрыл их лишь на рассвете.

«Я сделал глупость, – сказал он себе проснувшись. – Вчера я мог бы высадиться в Рок-Айленде и провести там день. Чтобы попасть оттуда в Давенпорт, расположенный на берегу Миссисипи, нужно только пересечь реку, и я увидел бы наконец знаменитого Отца вод». Но было поздно об этом думать. Поезд мчался на всех парах по равнинам штата Айова. Макс Реаль не мог хорошенько разглядеть ни Айова-Сити, лежавшего в одноименной долине и бывшего в течение шестнадцати лет столицей штата, ни Де-Мойна – его теперешней столицы, старинной крепости, подстроенной при слиянии рек Де-Мойна и Раккун.

Солнце взошло, когда поезд остановился в Каунсил-Блафсе, пограничном городе Айовы. Всего в трех милях от него находилась Омаха – важный город штата Небраска. Река Миссури является его природной границей. Там некогда возвышалась Скала Совета, куда собирались вожди индейских племен, оттуда начинали свой путь покорители Дикого Запада к отрогам Скалистых гор и к Новой Мексике. Но Макс Реаль больше не упустит случая и выйдет на первой станции Центральной Тихоокеанской железной дороги.

– Вставай! Идем!– сказал он своему спутнику.

– Но разве мы уже приехали? – спросил Томми, открывая глаза.

– Очевидно, куда-то приехали, раз мы где-то уже находимся.

После такого весьма положительного ответа оба они – один с ящиком за спиной, другой с саквояжем в руках – спрыгнули на перрон вокзала.

Первый пароход отчаливал от набережной Омахи в десять часов утра, а было еще только шесть, и у них оставалось достаточно времени, чтобы погулять по Каунсил-Блафсу, на левом берегу Миссури. Будущий хозяин и будущий невольник быстро шли по дороге, тянувшейся между железнодорожными путями, заканчивающимися двумя мостами (получался двойной путь сообщения с важнейшим городом штата Небраска).

Небо прояснялось, и через разорванные тучи солнце посылало на равнину снопы утренних лучей. Какое удовольствие после двадцати четырех часов, проведенных в железнодорожном вагоне, идти по дороге легким, быстрым шагом! Правда, Макс Реаль не мог даже подумать о том, чтобы зарисовать на ходу какой-нибудь ландшафт: перед его глазами расстилались одни только длинные бесплодные берега, мало привлекательные для кисти художника. Поэтому он пошел прямо к Миссури, притоку Миссисипи, который назывался когда-то Мизе-Сури-Пети-Кануи, что по-индейски значит Тинистая река. В трех тысячах миль отсюда ее быстрые воды брали свое начало.

В Омахе вместе с его южным предместьем насчитывается не менее ста пятидесяти тысяч жителей. Промышленный подъем, или «бум», правильно названный Элизе Реклю «периодом реклам, спекуляций, ажиотажа и напряженнейшего труда», в 1854 году вывел город из прежнего состояния полной заброшенности, снабдив его всеми продуктами промышленности и цивилизации. Так разве могли жители Омахи не разделять страсти соотечественников к азартным играм и не принять участия в ставках крупномасштабной игры в «гусек»? И вот один из участников не соблаговолил сообщить о своем приезде. Решительно, этот Макс Реаль не желал привлечь к себе симпатии сограждан!

Как раз в Омахе начинается длинная железнодорожная линия, называемая Тихоокеанской дорогой, она тянется между Омахой и Огденом, а также Южной Тихоокеанской дорогой, соединяющей Огден с Сан-Франциско. Что касается путей, по которым из Омахи можно проехать в Нью-Йорк, то их так много, что путешественникам остается только выбирать.

Продолжая соблюдать инкогнито, Макс миновал главные кварталы, разделившие город на ровные квадраты. В десять часов утра в сопровождении Томми он подошел к берегу Миссури и спустился вниз по набережной к пароходной пристани. Пароход «Дин Ричмонд» был готов к отплытию. Молодой художник и негр устроились в верхней крытой галерее задней части судна. (О, если бы пассажиры знали, кто плывет вместе с ними по миссурийским водам до города Канзаса, как восторженно они его приветствовали бы!)

Десять минут одиннадцатого пароход снялся с якоря. Мощные лопасти пришли в движение, и он поплыл вниз по течению, усеянному кусочками пемзы, добываемой в ущельях Скалистых гор.

Берега Миссури на территории Канзаса, ровные и покрытые зеленой растительностью, не столь живописны, как в верхнем течении, где гранитные отроги горной цепи создают причудливый, почти фантастический вид. В Канзасе желтые воды Миссури не встречают на своем пути препятствий: ни искусственных заграждений, ни больших водопадов, ни страшных водоворотов. Но благодаря многочисленным притокам, несущим свои воды из самых отдаленных районов Канады, река здесь очень полноводна и глубока. Главный из этих притоков известен под именем Йеллоустон-Ривер.

«Дин Ричмонд» быстро плыл среди целой флотилии пароходов и парусных лодок, которых много в нижнем течении реки, тогда как верхнее непригодно для навигации: зимой – из-за массы льдов, а летом – из-за многочисленных мелей, появляющихся в результате длительных и сильных засух. Вскоре наши герои доплыли до Платт-Сити, города, названного так в честь реки, на которой он стоит. Она носит еще другое название – Небраска, но первое – Платт (Плоская) – ей больше подходит, потому что берега здесь открытые и плоские, густо заросшие травой, и дно неглубоко. Покинув Платт-Сити, пароход проплыл еще двадцать пять миль и причалил к пристани города Небраска. Его можно назвать портом столицы штата – Линкольна, который расположен в двадцати лье от берега.

После полудня Макс Реаль мог сделать несколько эскизов, проезжая Этчинсон, а также зарисовать восхитительные окрестности Ливенуэрта, там, где через Миссури перекинут один из самых красивых ее мостов. Здесь стоит крепость, построенная в 1827 году для защиты от нападения индейских племен.

Около полуночи молодой художник и Томми вышли на пристани в Канзас-Сити. Между прочим, здесь на правом берегу Миссури, образующей затянутую петлю, находятся два Канзаса, разделенные рекой: один из них принадлежит штату Канзас, а другой – штату Миссури. Второй Канзас гораздо больше, в нем сто тридцать тысяч жителей, а в первом всего только тридцать восемь. Впрочем, Макс Реаль не имел ни малейшего желания оставаться более двух суток ни в одном из двух Канзасов. Они так походили друг на друга, что достаточно было полюбоваться на один, чтобы составить полное представление о другом. Вот почему утром четвертого мая он отправился в дальнейший путь, который должен привести его в Форт-Райли. Разумеется, художник опять воспользовался железной дорогой, дав себе слово выходить на всех станциях в поисках интересных пейзажей.

Слов нет, эти места уже мало напоминали «американскую пустыню» прежних лет. Но их неизъяснимая прелесть все еще могла высечь искру вдохновения в душе художника. Обширная равнина постепенно поднимается к западу и на границе со штатом Колорадо достигает пятисот туазов. Ее волнообразную поверхность пересекают широкие, покрытые лесом низины, сочными красками оживляющие степь, уходящую далеко к горизонту. Сто лет назад здесь кочевали индейские племена – Канзас, нэз-перс, отеас – гордые сильные люди, называемые теперь попросту краснокожими.

Но ушли в прошлое не только дымки вигвамов и типи – исчезли сосновые и кипарисовые рощи, их сменили миллионы фруктовых деревьев и многочисленные парники, где выращиваются ягоды и виноград. Громадные пространства, занятые культурой сахарного сорго, чередуются с полями ячменя, пшеницы, гречихи, овса и ржи. Что до цветов, то здесь было их царство. Какое изобилие разнообразных сортов! По берегам реки Канзас растет много видов белой полыни с пушистыми листьями, причем и травянистой, и кустарниковой, издающей запах скипидара.

Через неделю наш путешественник добрался до столицы Канзаса. Своим названием Топика обязана зарослям дикого картофеля, покрывающим сплошь склоны долины. Город расположен на южном берегу реки, а его предместье – на противоположном. Полдня отдохнув, Макс Реаль и молодой негр приступили к осмотру столицы. Тридцать две тысячи жителей не имели никакого понятия о том, что среди них находится участник знаменитой партии, чье имя то и дело мелькало в газетах. А сам он на рассвете четырнадцатого мая выехал из города, сохранив до конца свое строгое инкогнито.

Форт-Райли, лежащий на слиянии двух рек, Смоки-Хилл и Репабликан, был теперь всего в каких-нибудь шестидесяти милях. Макс мог приехать туда в тот же вечер или же на утро следующего дня, если бы ему не пришла фантазия снова побродить по окрестностям. Поэтому вскоре после полудня Макс Реаль и Томми вышли из вагона на станции в трех или четырех милях от Форт-Райли, надеясь за полдня пройти это расстояние. Хозяин и слуга направились к левому берегу реки Канзас – чарующий пейзаж внезапно открылся их взорам: над изгибом русла, где свет капризно переплетался с тенью, высоко росло одно уцелевшее дерево старой кипарисовой рощи. Длинные пышные ветви простирались далеко над водой. Внизу виднелись развалины нескольких хижин из необожженного кирпича, а за ними красиво раскинулась обширная долина, пестревшая цветами, в золотых пятнах подсолнечников. За рекой зеленели деревья, и их густую листву местами прорезывали яркие солнечные лучи.

– Прелестное место! – сказал художник. – В какие-нибудь два часа покончу с эскизом.

А между тем с ним самим едва здесь не «покончили».

Молодой художник уселся на берегу, держа перед собой натянутый на крышку ящика холст. Он сосредоточенно работал минут сорок, ничем не развлекаясь, когда с запада послышался какой-то отдаленный шум, quadrupedante putrem sonitu Вергилия. Казалось, по равнине несется несметный табун лошадей.

Томми сладко дремал, лежа под деревом. Его хозяин не поворачивал головы от холста с этюдом.

Шум увеличивался, на горизонте уже поднялись целые облака пыли. Томми проснулся и поглядел в сторону, где гудела земля.

– Хозяин! – вскричал он.

Но тот был так углублен в свою работу, что ничего ему не ответил.

– Хозяин! – повторил Томми испуганным голосом, подбегая к Максу Реалю.

– Да что с тобой, Томми?– с досадой спросил художник, продолжая озабоченно смешивать краски кончиком кисти.

– Хозяин… Но разве вы и сейчас ничего не слышите? – вскричал Томми.

Все усиливающийся гул услышал бы и глухой.

Макс Реаль вскочил и, бросив палитру на траву, побежал к самому берегу реки. На расстоянии каких-нибудь пятисот шагов, подымая целые тучи пыли, катилась лавина, издавая ужасающие звуки – дикий топот и ржание. Несколько минут, и она будет тут!

Схватив все принадлежности для рисования, Макс Реаль, сопровождаемый или, правильнее, предшествуемый Томми, кинулся бежать со всех ног.

Огромный вал, приближавшийся с невероятной быстротой, состоял из нескольких тысяч лошадей и мулов, которых этот штат развел когда-то в лесных заповедниках на берегу Миссури. Но с тех пор, как вошли в моду автомобили и велосипеды, «четвероногие моторы», предоставленные самим себе, блуждали на свободе, перекочевывая из одного конца Канзаса в другой. На этот раз, видимо чем-то страшно перепуганные, они галопировали уже в течение нескольких часов. Никакие препятствия не могли их остановить. Хлебные поля, опытные станции – все было растоптано и разрушено, и если река не станет для них непреодолимой преградой, то что остановит их бешеную скачку?

Макс Реаль и Томми уже бежали из последних сил и скоро оказались бы под ногами грозной орды, если бы не дерево, единственное на всем пространстве этой равнины. Им едва удалось вскарабкаться на нижние ветви орешника, а мимо с оглушительным топотом уже мчались разгоряченные животные. Когда последние ряды страшного табуна исчезли за поворотом реки, Макс Реаль потянул своего спутника вниз. Но Томми не очень-то спешил покинуть ветку орешника, на которой удобно уселся верхом.

– Скорей же, говорю тебе, иначе я потеряю шестьдесят миллионов долларов и не смогу сделать из тебя жалкого невольника!

Заставив своего юного слугу сползти наконец с дерева, художник быстро зашагал по равнине к далеким огонькам, сверкавшим на горизонте. Когда на городской башне пробило восемь, Макс Реаль и Томми вошли в роскошный «Джексон-отель».

Итак, первый из избранных уже находился в своей восьмой клетке, в Форт-Райли, в самом центре штата Канзас (его можно считать и геометрическим центром страны). Сохранить инкогнито на этот раз уже было невозможно. Стоило Максу наведаться утром в почтовое отделение, как весть о его пребывании в городе распространилась с быстротой света. Художник вернулся в отель, сопровождаемый громкими «ура», которые его порядком сердили.