Текст книги "Завещание чудака (илл. Эдуарда Риу)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Он ничего не говорит! – заметил один из журналистов.

– Да, по возможности очень мало, – ответил Джон Мильнер. – Для чего давать лишнюю работу языку?

– Может быть, он и думает так же мало?

– А для чего ему думать?

– Совершенно не для чего, мистер Мильнер.

– Том Крабб представляет собой сжатый кулак, – прибавил тренер, – всегда готовый к атаке и к обороне.

Пройдя бульвар Гумбольдта по направлению к северо-западной части города, вы попадете в двадцать седьмой квартал. Приезжему может показаться, что он попал в тихую провинцию (хотя это выражение в Соединенных Штатах не имеет никакого значения). За Вабан-авеню начинается Шеридан-стрит, а на ней стоит семнадцатиэтажное здание скромного вида. В девятом этаже занимает небольшую квартирку из двух комнат Лисси Вэг, помощница кассира в магазине мод «Маршалл Филд».

Лисси Вэг принадлежала к честной, но плохо обеспеченной семье. Впрочем, и мать, и отец ее к тому времени уже скончались, оставив ей небольшие средства.

Мистер Вэг потерял все состояние в неудачной операции с акциями морского страхового общества, спешная ликвидация бумаг не дала никаких результатов.

После смерти родителей Лисси Вэг, с ее твердым характером, проницательным умом и уравновешенностью, нашла в себе достаточно сил, чтобы не растеряться и сохранить присущую ей энергию. Благодаря вмешательству друзей ее покойных родителей, хорошей рекомендации она получила приличное место в торговом доме «Маршалл Филд». Лисси Вэг исполнился двадцать один год. Среднего роста, белокурая, с глубокими синими глазами и нежным румянцем, она производила впечатление немного замкнутой девушки. Но порой серьезное выражение ее лица сменялось светлой улыбкой, придававшей ей неизъяснимую прелесть.

Мисс Вэг никогда не предавалась мечтам, которые часто кружат головы ее сверстницам. Из всех шестерых избранников она меньше всех взволновалась, узнав, что ей предстоит участвовать в погребальной церемонии, и даже хотела отказаться. Лисси пугала публичная выставка своей особы. Ее упорные протесты сумела победить только самая близкая из всех подруг.

Джовита Фолей была старше Лисси на четыре года, ее лицо, которое нельзя назвать красивым, искрилось оживлением и умом. Она горячо любила Лисси Вэг. Молодые особы жили в одной квартире и, проводя весь день в магазине «Маршалл Филд», где мисс Фолей служила главной продавщицей, всегда вместе возвращались домой. Редко видели одну без другой.

Лисси Вэг, уступив в конце концов увещеваниям подруги, все же не согласилась принять корреспондентов «Чикаго геральд». Тщетно Джовита уговаривала подругу не быть суровой – та ни за что не соглашалась стать жертвой газетных интервьюеров. После репортеров, без сомнения, явились бы фотографы, после фотографов – разные другие любопытные. Нет! Гораздо лучше не открывать своих дверей этим навязчивым людям.

– О, если бы я была на твоем месте! – сказала Джовита Фолей. – Во всяком случае, предупреждаю, что сумею заставить тебя выполнить все условия завещания! Подумай только, душа моя, – получить часть такого невероятного состояния!

– Я не очень-то верю в это наследство, Джовита, – ответила ей Лисси Вэг, – и если окажется, что вся затея – только каприз мистификатора, не буду огорчена.

– Узнаю мою Лисси! – воскликнула Джовита, обнимая подругу. – Она не будет огорчена… И это – когда речь идет о таком богатстве!

– Но разве мы с тобой теперь несчастливы?

– Счастливы, согласна. Но… Если бы только я была на твоем месте! – повторила тщеславная молодая особа.

– И что же? Если бы ты была на моем месте?

– Прежде всего я, конечно, разделила бы наследство с тобой…

– То же самое сделала бы и я, можешь быть уверена, – ответила мисс Вэг, весело смеясь над обещаниями своей восторженной подруги.

– Боже, как хочется, чтобы поскорее настало пятнадцатое апреля, – продолжала Джовита Фолей, – как долго потянутся две недели! Буду считать часы, минуты…

– Избавь меня хоть от подсчета секунд, – прервала ее Лисси.

– И ты способна шутить в таком серьезном деле! Миллионы долларов, которые ты можешь получить…

– Вернее, миллионы всяких неприятностей и раздражений, подобных тем, какие выпали сегодня на мою долю, – объявила Лисси Вэг.

– Тебе очень трудно угодить, Лисси!

Таковы были шесть сонаследников (что они разделят между собой громадное состояние миллионера, никто не сомневался), которых Уильям Дж. Гиппербон пригласил на свои похороны. Теперь оставалось вооружиться терпением и ждать назначенного срока.

Глава V
ЗАВЕЩАНИЕ

Наступило пятнадцатое апреля. Утром, по условию завещания, в присутствии Джорджа Б. Хиггинботама и нотариуса Торнброка Лисси Вэг, Макс Реаль, Том Крабб, Герман Титбюри, Гарри Т. Кембэл и Годж Уррикан положили визитные карточки на гробницу Уильяма Дж. Гиппербона. Затем могильная плита опустилась на надлежащее место, закрыв собою гроб, и покойному оригиналу больше уж нечего было ждать к себе гостей!

Как только встало солнце, девятнадцатый квартал был запружен громадной толпой. Публика к сроку оглашения завещания дошла уже до полной одержимости. Тысяча триста ежедневных поездов, обслуживающих Чикаго, накануне доставили в город несколько тысяч приезжих. Погода обещала быть превосходной. Свежий утренний ветер очистил небеса от ночных испарений, и солнце плавно подымалось на далеком горизонте над озером Мичиган. Его воды, ударяясь о берег, слегка волновались. Шумные массы горожан двигались по Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, направляясь к колоссальному зданию с четырехугольной башней высотой в триста десять футов.

Список гостиниц в Чикаго очень длинен. Приезжий может всегда выбрать по вкусу какую-нибудь. Но, с точки зрения удобств и быстроты обслуживания (каждому путешественнику здесь предоставляется жить на американский или европейский лад), ни один из городских отелей не может сравниться с Аудиториумом – громадным десятиэтажным «караван-сараем» на углу Конгресс-стрит и Мичиган-авеню (против самого Лейк-парка). Его здание может приютить несколько тысяч путешественников да еще восемь тысяч зрителей в театре этой гостиницы. В то утро публики набралось больше, чем когда-либо. Сбор никогда еще не доходил до такой цифры (нотариус Торнброк, устроивший удачный аукцион из фамилий шести избранников, на этот раз предложил организовать платные места всем желающим). Собранные десять тысяч долларов впоследствии распределили между больницей «Алексиан Брозерс» и детской больницей «Морис Портер Мемориал».

На эстраде находились мэр и весь муниципалитет, позади них – члены «Клуба чудаков», с председателем Хиггинботамом. Перед самой рампой разместились шесть избранников.

Лисси Вэг, сконфуженная необходимостью показываться многотысячной публике, сидела низко опустив голову. Гарри Т. Кембэл с довольным, сияющим лицом раскланивался с сотрудниками многочисленных издательств самых разнообразных «окрасок». Коммодор Уррикан свирепо вращал глазами, видимо, готовый завести спор с каждым, кто осмелится взглянуть ему в лицо. Макс Реаль беспечно наблюдал за жужжащей толпой, снедаемой любопытством, которого он почти не разделял, и (нужно ли говорить?) часто взглядывал на сидевшую – так близко от него – прелестную молодую девушку. Герман Титбюри мысленно подводил итог собранным суммам за входные билеты, и цифра эта представлялась ему каплей воды среди миллионов будущего наследства. Том Крабб сидел не в кресле, не вместившем его необъятное туловище, а на широком диване (ножки все равно гнулись под тяжестью) и, видимо, не понимал, зачем он здесь.

В первом ряду зрителей находились мистер Джон Мильнер, миссис Кэт Титбюри и подвижная, нервная Джовита Фолей, без которой Лисси Вэг никогда не согласилась бы появиться перед устрашавшей ее аудиторией. Дальше, в глубине громадного зала – в амфитеатре, на самых отдаленных ступеньках, во всех углах, где могла просунуться человеческая голова, виднелись мужчины, женщины и дети, принадлежавшие к различным классам общества. А за стенами здания, вдоль Мичиган-авеню и Конгресс-стрит, в окнах домов, на балконах гостиниц, на тротуарах, на мостовых (движение экипажей приостановили) стояла толпа, не менее шумная, чем Миссисипи во время разлива. Ее волны выплескивались далеко за границы квартала.

В тот день Чикаго принял пятьдесят тысяч приезжих, явившихся из различных мест штата Иллинойс и из соседних с ним штатов, а также из Нью-Йорка, Пенсильвании, Огайо и Мэна. Гул голосов все усиливался, он висел над Конгресс-стрит, заполнял собой Лейк-парк и терялся в залитых солнцем водах Мичигана.

Часы начали отбивать двенадцать. Громким вздохом ответили присутствующие в зале, и, подобно сильному порыву ветра, он вырвался через окна здания на улицу, запруженную народом. Нотариус Торнброк встал со своего места. Тотчас наступила тишина – глубокая, взволнованная тишина, подобная той, какая бывает в промежутке между блеском молний и раскатом грома, когда вдруг становится тяжело дышать. Господин Торнброк, стоя у стола, занимавшего центр эстрады, скрестив руки на груди, с сосредоточенным лицом ждал, когда замрет последний звук последнего, двенадцатого удара часов. На столе перед ним лежал конверт, запечатанный тремя красными печатями с инициалами покойного.

Наконец наступил тот самый миг – и нотариус Торнброк сломал печать, вынул бумагу, на которой виднелась подпись, сделанная хорошо знакомым почерком завещателя, затем вчетверо сложенную карту и маленькую коробочку дюймом в длину, столько же в ширину и с полдюйма в высоту. Затем, вооружившись очками, пробежал глазами первые строчки документа и громким голосом, хорошо слышным даже в самых отдаленных углах зала, прочел следующее:

– «Мое завещание, написанное моей рукой, в Чикаго, третьего июля 1895 года. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я составил акт, который заключает в себе мою последнюю волю. Эту волю мистер Торнброк и мой коллега и друг Джордж Б. Хиггинботам, председатель «Клуба чудаков», обязуются исполнить полностью, так же как и распоряжения, касающиеся похорон».

Наконец-то настало время получить ответ на вопросы, мучившие жителей Чикаго, и разрешить все предположения и гипотезы, накопившиеся за дни лихорадочного ожидания!

Нотариус Торнброк, не обращая внимания на волнение слушателей, читал дальше:

– «…До сих пор ни один из членов «Клуба чудаков» не проявил никаких чудачеств. Равным образом и пишущий эти строки не выходил ни разу за пределы своего банального существования. Но то, что человеку не удалось совершить при жизни, может совершиться в том случае, если его последняя воля будет исполнена после смерти».

Одобрительный шепот пронесся по рядам присутствующих, и господин Торнброк сделал полуминутную паузу.

– «Мои дорогие коллеги, – опять начал нотариус, – вероятно, не забыли, что если я чувствовал к чему-нибудь сильную страсть, то только к благородной игре в «гусек», распространенной в Европе и особенно во Франции. Там считают, что она заимствована из Эллады, хотя греки никогда не видали, чтобы в игре принимали участие Платон, Фемистокл, Леонид, Аристид и Сократ, – никто вообще из героев ее истории. Я ввел эту игру в нашем клубе. Меня всегда горячо волновало разнообразие деталей и капризы всевозможных комбинаций, когда одна чистая случайность руководит теми, кто стремится одержать победу на оригинальном поле битвы».

Но для чего, с какой стати игра в «гусек», пусть благородная, неожиданно появилась в завещании Уильяма Дж. Гиппербона?… Подобный вопрос пришел в голову каждому из слушавших нотариуса, а он продолжал:

– «Игра эта, как все знают, состоит из целой серии клеток, расположенных в известном порядке – с первой и по шестьдесят третью. В четырнадцати из них изображен гусь, домашняя птица, так несправедливо обвиняемая в глупости. Ей надлежало бы быть реабилитированной в тот самый день, когда она спасла Капитолий от нападения Бренна и его галлов».

Некоторые скептики из присутствующих начали думать, что покойный Уильям Дж. Гиппербон желал просто посмеяться над публикой, расточая похвалы представителям гусиного рода.

– «В означенной игре за вычетом четырнадцати вышеуказанных клеток остается еще сорок девять, из которых шесть заставляют играющих платить следующие штрафы: простой штраф – в номере шестом, «на мосту»; двойной– игрок платит в девятнадцатой клетке, где вынужден оставаться в «гостинице»; пропуская два хода; тройной штраф – в тридцать первом квадрате с «колодцем», в котором партнер сидит до тех пор, пока другой не явится занять его место; а также: двойной штраф – в сорок второй клетке с «лабиринтом»; тройной штраф – в пятьдесят второй, где он попадает в «тюрьму», еще раз тройной – в пятьдесят восьмой клетке с «мертвой головой», откуда игрок обязан начать всю партию сызнова».

Нотариус Торнброк остановился, чтобы перевести дух после длинной тирады, а в зале раздались голоса нескольких недовольных. Они тут же были остановлены большинством зрителей, видимо, сочувственно относившихся к покойному. Но, в конце концов, не пришли же сюда все эти господа только для того, чтобы выслушать лекцию о благородной игре в «гусек»?!

– «…В конверте вы найдете сложенную карту и коробочку. На карте изображена игра в «гусек» с новым расположением клеток, которое я придумал и хочу теперь сообщить публике. В коробке две игральные кости, точная копия тех, какими я имел обыкновение пользоваться в своем клубе. Как самая карта, так и игральные кости предназначаются для партии, которая будет сыграна на нижеследующих условиях».

Как?… Речь идет о партии игры в «гусек»? Без сомнения, это мистификация, «утка», «хембэг», как говорят в Америке. Внушительные возгласы: «Тише! Тише!»– прекратили поднявшийся было шум, и нотариус Торнброк смог вернуться к чтению:

– «…Вот что я решил предпринять в честь моей страны, любимой мной горячей любовью патриота. Ее штаты я подробно изучал, по мере того как их число увеличивалось, украшая новыми звездами флаг Американской республики».

Раздалось тройное «ура», многократно повторенное эхом Аудиториума, после чего водворилась тишина, так как любопытство публики достигло теперь высшего напряжения.

– «…Наше государство, не считая Аляски, которая присоединится к нам, как только к нам вернется Канада, состоит из пятидесяти штатов, занимающих площадь в восемь миллионов квадратных километров.

Если мы разместим их по клеткам в определенном порядке и повторим один из них четырнадцать раз, то получим карту, состоящую из шестидесяти трех клеток, такую же, как в благородной игре «гусек», превратив ее в игру Соединенных Штатов Америки».

Те, кто знаком с «гусеком», без труда уяснили идею Уильяма Дж. Гиппербона. Действительно, он очень удачно разместил в шестидесяти трех клетках все Соединенные Штаты. Аудитория разразилась аплодисментами, на улице они перешли в бурные овации.

– «…Оставалось только решить, какой из пятидесяти штатов будет фигурировать на карте четырнадцать раз. И мог ли я сделать лучший выбор, остановившись на том, который омывается водами Мичигана и может справедливо гордиться городом, почти полстолетия назад названном Царицей Запада, – словом, на штате Иллинойс? Границами его служат: на севере – озеро Мичиган, на юге – река Огайо, на западе – река Миссисипи и на востоке – река Уобаш. Штат является в одно и то же время континентальным и морским, он стоит в первом ряду великой федеральной республики».

Новый гром рукоплесканий и «ура», от которого, казалось, задрожали стены зала; раскаты его наполнили весь квартал и были повторены многотысячной толпой, охваченной горячим патриотическим чувством.

На этот раз нотариус на несколько минут прекратил свое чтение. Когда наконец водворилась тишина, публика услышала следующее:

– «Остается указать партнеров, призванных играть на громадной территории Соединенных Штатов по правилам прилагаемой карты. Ее напечатают в миллионах экземпляров, чтобы каждый гражданин мог следить за игрой. Участников, в числе шести человек, я выбрал по жребию, и в момент оглашения моей воли они должны находиться в зале Аудиториума. Им предстоит переезжать из одного штата в другой согласно числу очков».

Если Том Крабб ничего не понял в идее Уильяма Дж. Гиппербона, то этого нельзя сказать про коммодора Уррикана, Гарри Т. Кембэла, Германа Титбюри, Макса Реаля и Лисси Вэг: они будут подобны фигурам шахматной доски в этой невероятной партии… Сейчас пятеро из шестерых избранников смотрели на себя – и точно так смотрели на них другие – как на исключительных существ, поставленных, судьбой вне общества простых смертных.

– «…По истечении пятнадцати дней после чтения моего завещания, – читал Торнброк, – каждые два дня в зале Аудиториума в восемь часов утра нотариус Торнброк в присутствии членов «Клуба чудаков» будет выбрасывать игральные кости из футляра, громко объявляя о полученном числе очков, а затем извещать о нем игроков телеграммами. Каждый из них в это время должен находиться в определенной географической точке, а если его там не окажется, будет выключен из участия в партии. Принимая в расчет легкость и быстроту передвижения по всей территории федерации (ее границы партнеры не имеют права переступить), я решил, что пятнадцати дней вполне достаточно для каждого переезда».

Итак, если Макс Реаль, Годж Уррикан, Гарри Т. Кембэл, Герман Титбюри, Том Крабб и Лисси Вэг согласятся на участие в игре, заимствованной, как оказалось, не от греков, а от французов, то им придется строго подчиниться всем ее правилам.

– «…Все эти шестеро – среди глубокого молчания раздался голос Торнброка, – будут путешествовать на свой счет, сами оплачивая штрафы, причем размер каждого штрафа определяется в тысячу долларов. При первой же неуплате играющий исключается из матча».

Тысяча долларов! А в том случае, если вмешается неудача и таких штрафов будет не один, а несколько, то образуется порядочная сумма. Разумеется, нашлись бы люди, готовые прийти на помощь тем, кто, по их мнению, имеет шансы на выигрыш. Но не станет ли карта Гиппербона очередным поводом для спекулятивной горячки, так свойственной гражданам свободной Америки?…

– «…Мое состояние, заключающееся как в движимом, так и в недвижимом имуществе, в промышленных, банковских и железнодорожных акциях, может быть оценено в шестьдесят миллионов долларов».

Это заявление было встречено одобрительным шепотом. Сумма показалась внушительной даже в стране Гульдов, Беннетов, Вандербильдов, Рокфеллеров и других миллиардеров – королей сахара, пшеницы, муки, нефти, железных дорог, меди, серебра и золота!

– «…В благородной игре в «гусек», как известно, выигрывает тот, кто первым приходит в шестьдесят третью клетку. Причем, если выброшенные очки превосходят число, необходимое для попадания в нее, игрок возвращается назад – на столько клеток, сколько у него лишних очков. Наследником всего моего состояния назначаю выигравшего партию».

Итак, выигрывает только один… А его товарищи по путешествию ничего не получат?! И это после стольких волнений и расходов!

– «…Тот, кто при окончании партии окажется ближе других к шестьдесят третьей клетке, – продолжал Торнброк, – получит сумму, составленную из уплаченных штрафов в тысячу долларов каждый, сумму, которая может оказаться благодаря случаю очень значительной. Если по той или другой причине кто-то из участников выйдет из игры до окончания, ее продолжат остальные. В случае же отказа от игры всех, на кого пал жребий, мое состояние целиком получит город Чикаго и, надеюсь, сумеет распорядиться деньгами наилучшим образом».

Заканчивалось завещание следующими строчками:

– «Такова моя последняя воля, исполнение которой поручено Джорджу Б. Хиггинботаму, председателю «Клуба чудаков», и моему нотариусу мистеру Торнброку. А теперь да руководят небеса этой партией, следя за всеми случайностями, и да наградят они наиболее достойных!»

Громкое «ура» встретило финальный призыв, и зрители собрались уже покинуть зал, когда нотариус Торнброк, властным жестом призвав публику к молчанию, прибавил:

– Имеется еще приписка к завещанию.

Приписка?… Неужели же будут сведены на нет все параграфы завещания и разоблачена наконец мистификация?

– «К шести участникам, избранным по жребию, будет присоединен еще седьмой по моему собственному выбору. Он будет фигурировать в матче под инициалами X.K.Z. и пользоваться одинаковыми с другими конкурентами правами, подчиняясь тем же самым правилам. Его настоящее имя будет открыто в том случае, если он выиграет партию. Такова моя последняя воля».

Публика взорвалась. Но что сделаешь с последней волей покойного? Недоумевающие и заинтригованные чикагцы покинули зал Аудиториума.