Текст книги "Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 110 страниц)

Глава XV
Сильно действующие средства Паганеля

На следующее утро, 17 февраля, спавшие на вершине Маунганаму беглецы были разбужены первыми лучами восходящего солнца. Маори давно уже бродили у подножия вершины, не переставая наблюдать за тем, что на ней происходит. Яростные крики встретили европейцев, как только те показались из оскверненной ими могилы. Выйдя из-за ограды, беглецы окинули взглядом окрестные горы, еще затянутые туманом глубокие долины, озеро Таупо, воды которого слегка рябил утренний ветерок. Затем, желая узнать новый план Паганеля, все окружили географа, вопросительно глядя на него.

Паганель не замедлил удовлетворить любопытство своих спутников.

– Друзья мои, – начал он, – в моем плане превосходно то, что если он не даст всех ожидаемых от него эффектов, если он даже потерпит неудачу, наше положение от этого все же не ухудшится. Но план этот должен удаться, и он удастся!

– А что это за план? – спросил Мак-Наббс.

– Вот мой план, – продолжал Паганель. – Суеверие туземцев создало нам из этого места убежище, и надо, чтобы это же суеверие помогло нам и выбраться из него. Если мне удастся уверить Каи-Куму, что мы пали жертвой нашего осквернения могилы, что над нами разразился гнев небесный – словом, что мы мертвы и погибли ужасной смертью, то не думаете ли вы, что Каи-Куму не замедлит покинуть подножие Маунганаму и вернуться в свое селение?

– В этом нет сомнения, – заявил Гленарван.

– А какой же ужасной смертью вы угрожаете нам? – поинтересовалась Элен.

– Смертью святотатцев, друзья мои, – ответил Паганель. – Карающее пламя у нас под ногами. Откроем же ему путь.

– Что! Вы хотите создать вулкан? – воскликнул Джон Мангле.

– Да, вулкан искусственный, вулкан импровизированный, ярость которого мы сами будем регулировать. Здесь, под нами, имеется огромное количество подземных паров и пламени, стремящихся вырваться наружу. Устроим же для нашего блага искусственное извержение!

– Хорошая мысль! – заметил майор. – Славно придумано, Паганель!

– Вы понимаете, – продолжал географ – мы притворимся, будто нас пожрало пламя новозеландского Плутона, а сами в это время скроемся в могиле Кара-Тете. Там мы пробудем дня три, четыре в даже пять, если это понадобится, – словом, пробудем до момента, когда дикари, убедившись в нашей гибели, откажутся от своего замысла разделаться с нами и удалятся.

– А что, если у них явится мысль собственными глазами убедиться в постигшей нас каре и они взберутся на вершину? – промолвила мисс Грант.

– Нет, дорогая Мэри, – ответил Паганель, – этого они не сделают. Ведь на гору наложено табу, а когда она сама истребит своих осквернителей, табу это будет иметь еще большую силу.

– Ваш план действительно хорошо задуман, – сказал Гленарван. – Он может не удаться лишь при одном условии: если дикари будут упорно оставаться у подошвы Маунганаму, пока мы не окажемся без съестных припасов. Но это маловероятно, особенно если мы будем действовать с достаточной ловкостью.

– Когда же испытаем мы этот последний шанс на спасение? – спросила Элен.

– Сегодня же вечером, – ответил Паганель, – когда наступит самый глубокий мрак.

– Решено, – заявил Мак-Наббс, – Паганель, вы гениальны. Я человек обычно не увлекающийся, но тут и я ручаюсь за успех.

Итак, план Паганеля был принят, и действительно, если принять во внимание суеверие маори, он мог, он должен был удаться. Оставалось лишь привести его в исполнение. Идея была хороша, но осуществить ее было не так-то легко. Не уничтожит ли вулкан смельчаков, прорывших ему кратер? Возможно ли будет совладать с этим извержением, регулировать его, когда пары, пламя и огненная лава буйно устремятся наружу? Не рухнет ли вся вершина в огненную бездну?

Паганель предвидел эти трудности, но он рассчитывал действовать осторожно, не доводя дело до крайности. Чтобы обмануть маори, нужна была только видимость извержения, а не грозная его реальность.

Каким длинным показался этот день! Каждый из путешественников отсчитывал его нескончаемые часы. Все было приготовлено для бегства. Съестные припасы могилы разделили между всеми беглецами в виде необременительных свертков. К ним присоединили ружья и несколько циновок из запасов вождя. Само собой разумеется, что эти приготовления делались втайне от дикарей, за оградой могилы.

В шесть часов вечера стюард подал сытный обед. Никто не мог бы сказать, где и когда встретится в долинах возможность подкрепить свои силы, и потому поели как следует. Основным блюдом явилось полдюжины крупных тушеных крыс – их поймал Вильсон. Элен и Мари Грант наотрез отказались отведать этой дичи, столь любимой в Новой Зеландии, но мужчины отдали ей честь, как настоящие маори. И в самом деле, мясо крыс оказалось превкусным, и от всех шести грызунов остались лишь обглоданные кости.

Наконец наступили сумерки. Солнце скрылось за густыми грозовыми тучами. У горизонта поблескивали молнии, а в глубине неба громыхал отдаленный гром.

Паганель был рад надвигавшейся грозе: она благоприятствовала замыслам и должна была дополнить задуманную им инсценировку. Ведь дикари относятся с суеверным страхом к грозным явлениям природы. Новозеландцы слышат в громе разъяренный голос своего бога Нуи-Атуа, а в молнии видят сверкание его разгневанных очей. Им должно было показаться, что само божество явилось покарать нечестивцев, нарушивших табу.

В восемь часов вершина Маунганаму скрылась в зловещем мраке. Небо готовило черный фон для того взрыва пламени, который собирался вызвать Паганель. Маори уже не могли больше видеть своих узников. Наступило время действовать, и действовать без промедления. Гленарван, Паганель, Мак-Наббс, Роберт и стюард дружно принялись за работу.

Место для кратера было выбрано в тридцати шагах от могилы Кара-Тете. Было важно, чтобы извержение пощадило могилу, ибо с исчезновением ее перестало бы действовать и табу.

Паганель наметил огромную каменную скалу, из-под которой с силой вырывались пары. Скала эта, очевидно, прикрывала небольшой кратер, естественно образовавшийся на этом месте, и только ее тяжесть мешала выходу подземного огня. Если бы удалось откатить скалу, то пары и лава вырвались бы через освободившееся отверстие.

Наши землекопы использовали в качестве рычагов несколько кольев, вырванных из внутренней ограды могилы, и изо всех сил принялись выворачивать огромную глыбу. Под их дружным напором глыба вскоре закачалась. Тогда они вырыли по склону горы небольшую траншею, по которой глыба могла бы скатиться. По мере того как они приподнимали скалу, сотрясение почвы делалось все ощутительнее. Из-под тонкой коры земли доносились глухой рев и свист пламени. Отважные землекопы работали молча. Вскоре появилось несколько трещин, из которых выбивались горячие пары. Это показало работавшим, что дольше оставаться там опасно. Еще одно последнее усилие – и скала, сорвавшись с места, покатилась по склону горы и скрылась из виду.

Тонкий слой земли в ту же минуту прорвался. Из образовавшегося отверстия с шумом вырвался огненный столб, а за ним хлынули кипящая вода и лава; потоки их устремились по склону горы к лагерю туземцев и в долину.

Вся вершина содрогнулась. Казалось, она вот-вот рухнет в бездонную пропасть.

Гленарван и его спутники едва успели спастись от извержения. Они убежали за ограду могилы, отделавшись легкими ожогами от брызнувшей на них почти кипящей воды. Эта вода сначала распространяла легкий запах бульона, потом сильно запахла серой. Ил, лава, вулканические обломки – все слилось в едином потоке, и он полился по склонам Маунганаму. Соседние горы осветились заревом извержения. Глубокие долины ярко озарились его отблеском. Дикари с воплями вскочили на ноги: среди их лагеря клокотала лава. Те, кого не настиг этот огненный поток, бросились бежать и взобрались на соседние холмы. Оттуда они с ужасом глядели на это грозное явление, на этот вулкан, поглотивший, по повелению их разгневанного бога, нечестивцев, которые осквернили священную гору. В те минуты, когда грохот извержения несколько ослабевал, до беглецов доносились сакраментальные выкрики маори:

– Табу! Табу! Табу!

Между тем из кратера Маунганаму вырывались в огромном количестве пары, раскаленные камни, лава. Это уже был не гейзер вроде тех, что встречаются по соседству с вулканом Гекла в Исландии, а такой же вулкан, как и сама Гекла. Вся эта клокочущая огненная масса до тех пор сдерживалась поверхностью вершины Маунганаму, потому что располагала достаточным выходным клапаном в виде вулкана Тонгариро, а теперь, когда ей представился новый выход, она со страшной силой устремилась в него, и в эту ночь, по закону равновесия, другие вулканические извержения должны были быть слабее обычного.

Через час после начала извержения этого нового на земном шаре вулкана по его склонам уже неслись широкие потоки огненной лавы. Бесчисленное множество крыс бросало свои норы и убегало с охваченной пламенем земли.

В течение всей ночи среди бушевавшей в небесах грозы новый вулкан действовал с силой, которая не могла не тревожить Гленарвана: ведь извержение расширяло воронку кратера.

Беглецы, укрывшись за оградой могилы, наблюдали за возраставшей силой этого грозного явления природы.

Наступило утро. Ярость вулкана не ослабевала. К пламени примешивались густые желтоватые пары. Всюду змеились потоки лавы.

Гленарван с бьющимся сердцем наблюдал сквозь щели ограды за туземцами. Маори укрылись на соседних склонах, где им не грозило извержение вулкана. На месте их бывшего лагеря виднелось несколько обуглившихся трупов. Дальше, по направлению к па, раскаленная лава сожгла десятка два хижин – некоторые из них еще дымились. Кое-где стояли группы новозеландцев, с благоговейным ужасом взиравших на объятую пламенем вершину Маунганаму.

Среди воинов появился Каи-Куму. Гленарван тотчас же узнал его. Вождь подошел к подошве горы с той стороны, где не текла лава, но не сделал ни шагу дальше. С распростертыми руками, словно колдун, совершающий заклинания, он состроил несколько гримас, смысл которых не ускользнул от беглецов: как и предвидел Паганель, Каи-Куму наложил на гору-мстительницу еще более строгое табу.

Вскоре маори двинулись вереницами по извилистым тропинкам вниз, в па.

– Они уходят! – воскликнул Гленарван. – Они покидают свой сторожевой пост! Наша военная хитрость удалась! Ну, моя дорогая Элен и мои добрые товарищи, вот мы все и мертвы и погребены под лавой! Но сегодня же вечером мы воскреснем, покинем нашу могилу и убежим от этих варваров!

Трудно себе представить радость наших беглецов. Во всех сердцах снова затеплилась надежда. Отважные путешественники забыли о прошлом, не помышляли о будущем – они думали только о настоящем. А между тем добраться среди этого неведомого края до какой-нибудь английской колонии было нелегко. Но после того как беглецам удалось обмануть Каи-Куму, им казалось, что никакие дикари Новой Зеландии для них уже не страшны.

Однако нашим беглецам следовало пробыть еще день в могиле. Это время употребили на обсуждение плана бегства. Паганелю удалось уберечь свою драгоценную карту Новой Зеландии, и он мог указать наиболее безопасные пути.

По зрелом размышлении решено было направиться на восток, к бухте Пленти. Путь этот проходил по местам неисследованным, но, по-видимому, пустынным. А наших путешественников, уже привыкших выходить из всевозможных затруднений, страшило лишь одно – встреча с маори. Они хотели во что бы то ни стало уклониться от такой встречи и стремились добраться до восточного побережья, где миссионерами было основано несколько колоний. К тому же эта часть острова пока избежала ужасов войны, и там отряды туземцев не рыскали.

Расстояние от озера Таупо до бухты Пленти составляло примерно сто миль. Десять дней пути, по десяти миль в день. Конечно, путешествие было не из легких, но никто из этих отважных людей не думал об усталости. Только бы дойти до какой-нибудь миссии, а там уже можно будет и отдохнуть в ожидании удобного случая: добраться до Окленда – цели их путешествия. Приняв такое решение, Гленарван и его спутники продолжали до самого вечера наблюдать за туземцами. Ни одного из них не было видно у подошвы горы, и когда тьма поглотила окрестные долины, ни один костер не указал на присутствие там маори. Путь был свободен.

В девять часов, среди непроглядного мрака, Гленарван подал сигнал к выступлению. Захватив с собой оружие и одеяния Кара-Тете, все начали осторожно спускаться с Маунганаму. Впереди шли Джон Манглс и Вильсон. Они ловили малейший проблеск света, останавливались при всяком шорохе. Каждый из беглецов, можно сказать, не шел, а скользил по склону, как бы стараясь слиться с ним.

Спустившись на двести футов, молодой капитан и матрос очутились на том опасном горном гребне, который так бдительно охранялся туземцами.

Если бы, к несчастью, маори оказались хитрее беглецов и, не дав себя обмануть искусственно вызванным извержением, только сделали вид, что уходят, чтобы вернее захватить беглецов, то тогда именно здесь, на этом гребне, и должно было обнаружиться их присутствие. Несмотря на всю свою уверенность и на шутки неунывающего Паганеля, Гленарван невольно содрогнулся: ведь в течение десятиминутного перехода по гребню будет стоять на карте жизнь его близких. Он слышал, как билось сердце прижавшейся к нему жены. Однако Гленарвану даже и в голову не приходило, что можно повернуть назад. Столь же далек от подобных мыслей был и Джон Манглс.

Молодой капитан первый пополз под покровом ночи по узкому гребню. За ним поползли остальные. Когда скатывался вниз по склону какой-нибудь камень, все замирали на месте. Если бы дикари все так же сторожили у подножия хребта, этот необычный шорох непременно вызвал бы град ружейных выстрелов. Понятно, что, пробираясь ползком, точно змеи, вдоль покатого хребта, наши беглецы не очень-то быстро подвигались вперед. Когда Джон Манглс дополз до самого низкого места гребня, он очутился всего в каких-нибудь двадцати пяти футах от площадки, где накануне стояли лагерем туземцы. Отсюда гребень круто шел в гору, и этот подъем вел к лесу.

Путешественники благополучно перебрались через это опасное место и стали молча подниматься в гору. Леса из-за темноты не было видно, но они знали, что он близко, и если только они не наткнутся в лесу на засаду, думал Гленарван, то, очутившись там, они будут в безопасности. Он понимал, однако, что теперь они перестали находиться под защитой табу, ибо восходящая часть гребня принадлежала уже другой горе, расположенной к востоку от озера Таупо. Стало быть, здесь можно было опасаться не только обстрела, но и рукопашной схватки с туземцами.

В течение десяти минут беглецы бесшумно поднимались к вышележащему плоскогорью. Джон не мог еще разглядеть лес, но тот должен был находиться от них меньше чем в двухстах футах.

Вдруг молодой капитан остановился и как будто попятился назад. Ему почудился среди мрака какой-то шорох. Все замерли на месте. Джон Манглс стоял неподвижно так долго, что его спутники забеспокоились. Они выжидали. Кто опишет их мучительную тревогу! Неужели придется идти назад и снова искать убежища на вершине Маунганаму?

Но Джон Манглс, убедившись, что шум не возобновляется, снова начал подниматься по узкому гребню. Вскоре среди темноты неясно вырисовались деревья. Еще несколько шагов – и беглецы, добравшись наконец до леса, укрылись под его густой листвой.

Глава XVI
Между двух огней

Темная ночь благоприятствовала беглецам. Надо было воспользоваться ею, чтобы уйти подальше от роковых берегов озера Таупо. Паганель взял на себя руководство маленьким отрядом и снова проявил во время этого трудного странствования в горах свое изумительное чутье путешественника. Он с удивительным искусством пробирался по едва приметным тропинкам, не уклоняясь при этом от взятого направления. Правда, географу очень помогала его никталопия: его кошачьи глаза различали в непроницаемой тьме самые мелкие предметы.

В течение трех часов беглецы шли безостановочно по отлогим восточным склонам гор. Паганель отклонился немного к юго-востоку, стремясь попасть в узкое ущелье между горными цепями Кайманава и Вахити, по которому проходит дорога от Окленда к бухте Гокса. Миновав это ущелье, он рассчитывал оставить дорогу в стороне и пробираться к побережью под защитой высоких гор по необитаемой части провинции.

К девяти часам утра, за двенадцать часов ходьбы, было пройдено двенадцать миль. Требовать большего от мужественных женщин было невозможно. К тому же и место оказалось подходящим для привала. Беглецы добрались до ущелья, разделявшего обе горные цепи. Направлявшаяся к югу дорога в Оберленд осталась справа. Паганель, справляясь по карте, сделал крюк к северо-востоку, и в десять часов маленький отряд очутился у крутого горного уступа. Здесь вынули из сумок взятые с собой съестные припасы и оказали им должную честь. Даже Мэри Грант и майор, которым до сих пор съедобный папоротник был не по вкусу, теперь ели его с удовольствием.

Отдохнув до двух часов пополудни, путешественники снова двинулись к востоку и вторично остановились на привал вечером в восьми милях от гор. Здесь все с наслаждением растянулись под открытым небом и уснули крепким сном.

На следующий день пришлось идти по более трудной дороге. Она пролегала через любопытный район вулканических озер, гейзеров и дымящихся серных сопок, простиравшийся к востоку от Вахити. Путь этот был гораздо приятнее для глаз, чем для ног. Все время надо было делать обходы, крюки, преодолевать утомительные препятствия. Но зато какое необычайное зрелище! Сколько бесконечного разнообразия!

На обширном пространстве, в двадцать квадратных миль, подземные силы проявляли себя во всевозможных видах. Из рощ дикого чайного дерева струились до странности прозрачные соляные источники, кишащие мириадами насекомых. Вода их едко пахла жженым порохом и оставляла на земле белый осадок, напоминавший ослепительно сверкающий снег. Одни источники были горячи, другие холодны, как лед. Гигантские папоротники росли по берегам этих ручьев в условиях, сходных с условиями силурийской эры.

Со всех сторон среди клубящихся паров били из земли снопы воды, напоминавшие фонтаны какого-нибудь парка. Одни из них били беспрерывно, другие с перерывами, словно подчиняясь прихоти своенравного Плутона. Эти фонтаны были расположены амфитеатром на естественных террасах. Воды их, осененные, клубами белого пара, постепенно сливались воедино и, разъедая полупрозрачные ступени этих гигантских природных лестниц, свергались по ним кипящими водопадами, питая собой целые озера.

Потом на смену горячим ключам и бурным гейзерам пошли серные сопки. Вся земля казалась покрытой крупными прыщами, Это были полупотухшие кратеры; через их многочисленные трещины выбивались различные газы. В воздухе чувствовался едкий, неприятный запах серной кислоты, и земля кругом была усеяна кристаллами серы. Здесь целыми веками накапливались неисчислимые бесплодные богатства.

Можно представить себе, как трудно было нашим путешественникам продвигаться среди такого нагромождения препятствий! Место для привала найти было нелегко, и охотникам не попадалось ни одной птицы, достойной выть ощипанной руками мистера Олбинета. Поэтому чаще всего приходилось довольствоваться съедобным папоротником и сладким пататом – скудной едой, которая, конечно, не могла восстановить силы изнуренных пешеходов. Естественно, что каждый из них стремился поскорее выбраться из этой бесплодной, пустынной местности.

Однако понадобилось не меньше четырех дней, чтобы пересечь этот труднопроходимый край. Только 23 февраля наши путешественники смогли расположиться лагерем в пятидесяти милях от Маунганаму, у подошвы безыменной горы, обозначенной на карте Паганеля. Здесь перед глазами расстилались равнины, поросшие кустарником, а дальше, у горизонта, снова показались большие леса.

Конечно, это было приятно, но только при условии, чтобы эти удобные места не оказались слишком заселенными. До сих пор путешественники не видели и тени туземца.

В этот день Мак-Наббс и Роберт подстрелили трех киви, которые очень скрасили обед, но это удовольствие длилось недолго, ибо через несколько минут от дичи не осталось и следа.

За десертом (состоявшим из картофеля и сладкого парта) Паганель внес предложение, которое было принято с восторгом: назвать безыменную гору, вершина которой терялась на высоте трех тысяч футов в облаках, именем Гленарвана. Географ не замедлил нанести его имя самым тщательным образом на свою карту.

Было бы бесполезно описывать остальную часть путешествия: дни проходили однообразно и малоинтересно. Наши путешественники обычно шли целый день по лесам и равнинам. Джон Манглс определял направление пути по солнцу и звездам. Небо было довольно милостиво: оно не посылало ни зноя, ни дождя. Но тем не менее движение пешеходов, уже перенесших столько испытаний, замедляла все возраставшая усталость, и им не терпелось скорее добраться до английских поселений.

Они все же разговаривали между собой, но разговор тот не был общим. Отряд разбился на группки.

Гленарван обычно шел один. По мере приближения к побережью он все чаще вспоминал о «Дункане» и его команде. Забывая об опасностях, еще подстерегающих отряд на пути к Окленду, он думал об умерщвленных матросах. Эта страшная картина неотступно томила его.

О Гарри Гранте никто не заговаривал. К чему это было делать, раз нельзя было попытаться прийти ему на помощь! Если имя капитана и упоминалось, то только в беседах его дочери с Джоном Манглсом.

Молодой капитан никогда не возвращался к тому, что молодая девушка сказала ему в ту ужасную ночь в хижине. Чувство деликатности не позволяло ему напомнить Мэри о словах, вырвавшихся у нее в минуту отчаяния.

Говоря о Гарри Гранте, Джон Манглс всегда возвращался к проектам новых поисков капитана. Он уверял Мэри, что Гленарван организует новую экспедицию. Молодой капитан исходил из того, что подлинность найденного в бутылке документа не подлежала сомнению. Следовательно, Гарри Грант где-то должен находиться. А если так, то в конце концов он все же будет найден, хотя бы для этого пришлось обшарить весь свет.

Мэри упивалась этими речами. Оба они с Джоном Манглсом жили одними и теми же мыслями, надеждами. Часто и Элен принимала участие в их разговоре. Она не разделяла надежд молодых людей, но не хотела возвращать их к печальной действительности.

Мак-Наббс, Роберт, Вильсон и Мюльреди старались, не слишком удаляясь от товарищей, настрелять как можно больше дичи.

Паганель, по-прежнему драпируясь в свой плащ из формиума, молчаливый и задумчивый, держался в стороне.

И надо сказать, что хотя испытания, опасности, усталость и лишения обычно делают придирчивыми и раздражительными даже людей с самым лучшим характером, наши путешественники остались так же дружески настроены, преданы друг другу и были готовы пожертвовать своей жизнью один за другого.

25 февраля дорогу путникам преградила река. Судя по карте Паганеля, это была Вайкари. Через нее удалось перебраться вброд.

В течение двух дней тянулись равнины, поросшие кустарником. Теперь половина пути между озером Таупо и побережьем океана была пройдена, если не без усталости, то, во всяком случае, без нежелательных встреч.

Затем пошли громадные, бесконечные леса, напоминавшие австралийские, только вместо эвкалиптов здесь росли каури. Хотя за четыре месяца странствований у Гленарвана и его спутников изрядно притупилась способность восторгаться, но все же они были восхищены этими гигантскими соснами, достойными соперниками ливанских кедров и мамонтовых деревьев Калифорнии. Они были так высоки, что только футах в ста от земли начинались ветви. Лес состоял из бесконечного количества отдельных рощиц этих гигантов, простиравших на двухсотфутовую высоту зонты из зеленых листьев.

Некоторые, еще молодые каури, едва достигшие столетнего возраста, походили на красные ели европейских стран: у них была конусообразная крона темного цвета. У более старых деревьев, переваливших за пятьсот-шестьсот лет, кроны представляли собой огромные шатры зелени, покоившиеся на бесчисленных переплетающихся ветвях. У этих патриархов новозеландских лесов стволы были до пятидесяти футов в окружности. Все наши путники, взявшись за руки, не могли бы охватить такой гигантский ствол.

Три дня маленький отряд брел под этими огромными зелеными сводами по глинистой почве, на которую никогда не ступала нога человека. Это видно было по нагроможденным кучам смолистой камеди: она могла бы на долгие годы обеспечить туземцев товаром для их торговли с европейцами.

Охотники наталкивались на большие стаи киви, столь редких в местностях, посещаемых маори. Видимо, эти любопытные птицы нашли себе убежище от новозеландских собак в этих недоступных лесах. Мясо их явилось здоровой и обильной пищей для наших путников.

Вечером 1 марта Гленарван и его спутники, выйдя наконец из огромного леса гигантов-каури, расположились лагерем у подошвы горы Ики-Рендж высотой в пять с половиной тысяч футов.

От горы Маунганаму было пройдено около ста миль, и до побережья океана оставалось еще миль тридцать. Джон Манглс надеялся закончить весь переход от Маунганаму до побережья дней в десять, но он не знал тогда обо всех трудностях пути.

На деле же оказалось, что частые обходы, различные препятствия, неточности, допускавшиеся при определении местоположения отряда, удлинили этот маршрут на одну пятую. Поэтому наши путешественники добрались до горы Ики-Рендж уже в совершенном изнеможении.

Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два дня усиленной ходьбы. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в местность, часто посещаемую туземцами. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.

Приходилось идти между горами Ики-Рендж справа и Гарди, возвышавшейся слева на три тысячи семьсот футов. Дорога стала очень трудной. Здесь тянулась на протяжении десяти миль равнина, сплошь заросшая гибкими растениями, метко названными «удушающие лианы». На каждом шагу пешеходы запутывались в них. Лианы, как змеи, обвивались вокруг ног, рук и всего тела. В течение двух дней приходилось подвигаться вперед с топором в руках и бороться с этой многоголовой гидрой, с этими несносно цепкими растениями, которых Паганель охотно отнес бы к классу животных-растений.

Здесь, в этих равнинах, охотиться стало невозможно, и охотники перестали вносить свой обычный вклад в питание отряда. Съестные припасы истощались, а пополнить их было нечем. Вода иссякла, и путники уже не имели возможности утолить свою жажду, которая еще усугублялась усталостью.

Гленарван и его близкие испытывали страшные муки. Они впервые готовы были пасть духом. Наконец, уже не шагая, а еле передвигаясь, измученные путники, руководимые одним лишь инстинктом самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.

Здесь виднелось несколько пустынных хижин, остатки опустошенного войной селения, брошенные поля. Везде кругом были следы грабежа и пожара. И тут судьба обрекла несчастных путников на новое ужасное испытание.

Обессиленные, они брели по берегу, как вдруг в миле от них показался отряд туземцев. Дикари устремились на них, размахивая оружием. Бежать было некуда, и Гленарван, собрав последние силы, хотел было отдать приказ защищаться. Вдруг Джон Манглс воскликнул:

– Пирога! Пирога!

В самом деле, на плоском песчаном берегу, в двадцати шагах от беглецов, виднелась севшая на мель пирога с шестью веслами. Гленарван и его спутники в одну минуту сдвинули пирогу с мели, впрыгнули в нее и поплыли прочь от опасного берега. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон, Мюльреди сели на весла, Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.

Через десять минут пирога находилась уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.

Джон, не желая слишком удаляться от берега, намеревался уже отдать приказ плыть вдоль него, как вдруг весло замерло в его руках: из-за мыса Лоттин показались три пироги – это была погоня.

– В море! В море! – крикнул молодой капитан. – Уж лучше погибнуть в волнах!

Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. В течение получаса она держалась на том же расстоянии от преследователей, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Они находились уже меньше чем в двух милях. Не было никакой возможности избежать нападения туземцев – те уже собирались открыть огонь из своих длинных ружей.

Что же делал в это время Гленарван? Стоя на корме пироги, он искал глазами на горизонте: не появится ли оттуда сказочно-несбыточная помощь? Чего он ждал? Чего хотел? Или в нем пробудилось какое-то предчувствие?

Вдруг глаза его вспыхнули, рука протянулась, указывая на что-то вдали.

– Корабль! – крикнул он. – Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильнее!

Ни один из четырех гребцов даже не повернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно: нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Только Паганель, поднявшись, направил свою подзорную трубу на указанную Гленарваном точку.

– Да, – проговорил географ, – это судно – пароход. Он идет к нам на всех парах. Дружнее, храбрые товарищи!

Беглецы с новой энергией приналегли на весла и в течение получаса держали преследователей на том же расстоянии. Пароход вырисовывался все яснее и яснее. Уже можно было рассмотреть две его мачты со спущенными парусами и густые клубы черного дыма.

Гленарван, передав руль Роберту, схватил подзорную трубу Паганеля и внимательно следил за каждым движением судна.

Но что должны были почувствовать Джон Манглс остальные беглецы, когда увидели, что черты Гленарван исказились, лицо побледнело и подзорная труба выпала из его рук. При первом слове, сорвавшемся с его губ, они поняли все.

– «Дункан»! – крикнул Гленарван. – «Дункан» и каторжники!

– «Дункан»! – воскликнул Джон Манглс, бросая весло и поднимаясь.

– Да, смерть!.. Смерть и там и здесь… – прошептал Гленарван, сломленный отчаянием.

Действительно, никаких сомнений быть не могло: это была яхта – яхта с командой из бандитов! У майора невольно вырвалось проклятие. Это было уж слишком!

Между тем пирога была предоставлена самой себе. Куда править? Куда бежать? Как можно было сделать выбор между дикарями и каторжниками? С ближайшей пироги туземцев раздался выстрел, пуля попала в весло Вильсона. Несколько ударов весел снова толкнули пирогу по направлению к «Дункану». Яхта шла полным ходом и находилась уже в какой-нибудь полумиле от беглецов. Джон Манглс, видя, что они окружены, уже не знал, куда и направить пирогу. Дикари открыли беглый огонь, пули градом сыпались вокруг пироги. Вдруг раздался оглушительный выстрел, и над головами беглецов пролетело пушечное ядро: это выстрелила находившаяся на «Дункане» пушка. Очутившись под перекрестным огнем, беглецы замерли на месте между «Дунканом» и пирогами туземцев.