Текст книги "Пастыри ночи "

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Мариалве уже не хотелось кричать либо расцарапать им лица. Кровь отхлынула от ее щек, волосы неряшливо падали на лоб, глаза погасли, она как бы стала меньше ростом. Все же она очень нудная, Курио скоро раскается в своем выборе.

Он уже раскаивался.

– Знаешь, брат, что я тебе скажу?

Мартин церемонно поднялся с таким видом, будто он был здесь гостем.

– Ну говори…

– Будем считать, что я тебе ничего не сказал, пусть все останется, как было. Мариалва мне не нравится больше…

– Но так не годится, брат мой! Ты пришел за ней, ты с ней и останешься. Мне же она не нужна ни как жена, ни как служанка. Ты не представляешь, какая она скучная. Просто тоска берет…

– У меня было такое подозрение. Уж слишком она страстная. Я тебе больше скажу: она непорядочная женщина. Если бы от нее зависело, ты бы давно был рогатым, как бык…

Мартин улыбнулся и указал на Мариалву, стоявшую в дверях, вернее, на жалкие останки Мариалвы.

– И эта подлая баба хотела сделать нас врагами, нас, более близких друг другу, чем братья… А мы посмеемся над ней…

И он весело рассмеялся своим безудержным и раскатистым смехом, который вновь обрел, теперь уже навсегда. Курио тоже рассмеялся, хохот друзей покатился по склону, а в баре те, кто держал пари, пытались понять, что означают эти странные звуки, доносившиеся из дома Капрала.

– Выпьем? Это надо отметить… – предложил Мартин.

– Да ведь мы поели жаки, плохо будет.

– Пожалуй. Кашаса с жакой – наверняка желудок расстроится.

– Жаль… – посетовал Курио.

Друзья посмотрели на остатки спелой жаки. Ее золотистые зерна заманчиво блестели.

– Лучше покончим с ней. А вечером выпьем…

Курио сорвал с себя пиджак и галстук, его похоронный вид исчез без следа. Друзья снова набросились на жаку.

А Мариалва тем временем собирала в спальне свои вещи. Капрал и Курио, казалось, забыли о ней. Они и не заметили, когда она прошла через комнату.

– По-моему, пари никто не выиграл… – заявил Курио. – Значит, деньги остались целы, и вечером их можно будет истратить… Поедем есть мокеке на паруснике Мануэла…

– И возьмем с собой девочек из заведения Тиберии. Не знаешь, Курио, та с косичками, что танцевала со мной на празднике, еще там?

– Оталия? Там…

Мариалва спустилась по склону, компания в баре видела, как она прошла мимо, и переглянулась. Из дома Капрала все еще доносились раскаты хохота. Сомнений не было, это смеялись Мартин и Курио. Решили подняться и узнать, почему так весело кончилась женитьба Капрала.

Положив свой узел на землю, бедная проститутка Мариалва, робко съежившись, ждала багажного трамвая, который отвезет ее в заведение Тиберии.

Часть 2

Интервал

для крещения Фелисио,

сына Массу и Бенедиты,

или

кум Огуна

1

У мальчика были длинные белокурые волосы и голубоватые глаза. Голубыми их назвать было нельзя. «У него глаза как небо», – говорили сплетницы, но это была неправда. Они были голубоватые, но не голубые; поэтому намеки на отцовство гринго были лишь грязной выдумкой недостойных людей, готовых злословить по любому поводу.

Впрочем, совсем нетрудно было доказать ложность этого слуха: ведь когда Бенедита родила мальчика и показала его соседям, о голубоглазом гринго, питающем большое пристрастие к кашасе, в порту никто не слышал, он еще не появлялся там. Но даже и потом никто не замечал, чтобы между гринго и Бенедитой была любовная связь, возможно даже, они вообще не были знакомы, так как через несколько месяцев после своего появления в порту, которое наделало столько шума, девушка неожиданно уехала и вернулась снова уже с ребенком. Однако и тогда она задержалась совсем ненадолго – чтобы бросить бедняжку, сообщив, что он не крещен, ибо даже на это у нее не было средств. Потом она снова исчезла, не оставив ни адреса, ни какого-нибудь следа, по которому ее можно было бы разыскать. Ходили слухи, что она уехала в штат Алагоас, откуда была родом, и что якобы там умерла, но эти сведения ничем не подтверждались.

Они основывались на плачевном состоянии здоровья Бенедиты после ее возвращения. Тощая, как кляча, с ввалившимися щеками, она непрерывно кашляла. Неужели она стала бы привозить ребенка и оставлять его на руках у негра, если бы не была уверена, что приговорена к смерти? Вот почему, утверждали соседи, о Бенедите можно сказать все что угодно: что она легкомысленная, пьянчужка, распущенная, но никак не обвинить в том, что она плохая мать и бросила ребенка, которому еще не было и года. Более добрую и любящую мать, пожалуй, трудно было найти. Более заботливую и преданную. Когда малыш чем-то отравился, Бенедита дни и ночи проводила у его постельки, она все время плакала и была рядом, едва у бедняжки начинался очередной приступ боли.

Когда ребенок родился, она подумывала даже бросить веселую жизнь и наняться официанткой либо пойти в прачки. Бенедита голодала, лишь бы крошка ни в чем не знал недостатка. Покупала ему дорогое белье с вышивкой и кружевами, как сынку какого-нибудь буржуа.

И уж если Бенедита приехала, чтобы оставить ребенка на воспитание чужим людям, заключали некоторые, то только потому, что чувствовала приближение конца, ее болезнь зашла уже далеко, бедная девушка начала харкать кровью. И поскольку во время своего скоропалительного приезда она успела сказать одной знакомой, что боится умереть, не повидав родных мест, многие решили, что она отправилась в Алагоас, в селение Пилар.

Впрочем, не исключено, что на самом деле она умерла в Баии, в больнице для бедных, как утверждала некая Эрнестина, бывшая подруга Бенедиты, у которой в этой больнице лежала мать. Как-то отправившись навестить ее, Эрнестина будто бы в палате для безнадежно больных увидела Бенедиту. Та была настолько худа, что Эрнестина сначала не узнала ее; она кашляла, лежа на кровати, если можно было назвать кроватями топчаны, стоявшие в палате. Бенедита расспросила подругу о ребенке и умоляла никому не говорить о своем состоянии. Она не хотела, чтобы кто-нибудь ее видел в столь отчаянном положении, и заставила подругу поклясться, что та будет молчать.

Трое суток Эрнестина держала слово, но накануне дня, когда разрешалось посещать больных, нарушила обещание и рассказала обо всем Тиберии и негру Массу.

На следующий день все трое отправились в больницу, захватив с собой фрукты, хлеб, пирожки и лекарства, которые им дал д-р Филинто, друг Тиберии, врач заведения и очень добрый человек. Они обсудили, следует ли взять с собой ребенка, и решили, что не стоит, лучше подождать, поскольку это может явиться для больной слишком сильным потрясением, которого она не перенесет.

Но Бенедиту в больнице они уже не нашли, и никто не мог толком сказать, что с ней случилось. Сестры и врачи куда-то спешили, отвечали с недовольным видом и не знали ничего определенного. Поскольку это была больница для бедных, а не частная лечебница, смешно было бы требовать порядка и внимания. Так им и не удалось узнать, выписалась ли Бенедита (хотя и это не означало бы, что она выздоровела, а скорее, что ее невозможно вылечить) или же оказалась в числе трех женщин, которые скончались за последние несколько дней.

А потом о веселой Бенедите, такой обаятельной и легкомысленной, не поступало больше никаких известий, она могла умереть, а могла быть жива, потому что в конце концов никто не присутствовал на ее похоронах. Как знать, может, в самый неожиданный момент она появится и потребует назад своего ребенка, если только – что более вероятно, как утверждала Тиберия, – она действительно не умерла, оставив мальчика сиротой. Тиберия, договорившись с Жезусом, хотела по возвращении из больницы взять ребенка от Массу и унести его к себе. Но негр не пожелал даже обсуждать этот вопрос, он буквально озверел, он и его бабка, негритянка Вевева, столетняя старуха, которая могла еще, однако, танцевать в хороводе кандомблэ, а тем более присматривать за ребенком. Она тоже пришла в ярость: забрать у них ребенка, сына Массу?! Нет, никогда этому не бывать! Те, кто говорят, что Бенедита забеременела от белокурого гринго, когда вернулась уже тяжелобольная, а потом подбросила сына Массу, просто сплетники, готовые выдумывать о других всякие небылицы. Голубые глаза могут быть у любого ребенка, даже если отец у него негр, ибо в жилах обитателей Баии смешалось множество кровей. У мулатов может родиться светловолосый ребенок, а у белых родителей – негритенок. И ничего в этом нет удивительного, слава богу!

По словам Бенедиты, ребенок пошел в деда по материнской линии, белокурого великана-иностранца, рыночного геркулеса, поднимавшего гири и огромные шесты на удивление приезжих крестьян. Объяснение было, разумеется, вполне правдоподобным, и только злонамеренные люди упорно не желали прислушаться к нему и приписывали мальчику другого родителя, будто тому мало было Массу, любящего и заботливого отца, достойного и уважаемого человека, с которым никто не посмел бы шутить. Не говоря уже о бабке, старой негритянке Вевеве, которая смотрела за ребенком. Сама Тиберия, женщина строгая и решительная, произнесла приговор, когда ей не дали усыновить ребенка: он находится в хороших руках и лучше не может быть устроен, ему не найти более преданного отца, более нежной бабки.

И уж кому, как не Массу и Бенедите, знать, кто отец ребенка. Ведь когда девушке пришлось расстаться с крошкой, чтобы спокойно умереть, она не пожелала иного отца для своего сына, значит, она знала, что делает. И у Массу никогда не возникало ни малейшего сомнения о своем отцовстве. Прежде чем исчезнуть на время, Бенедита оповестила всех подруг, что беременна. Так почему же не думать, что она зачала от Массу, когда они лежали на песке возле портового склада в ту сумасшедшую ночь?

Бенедита постоянно бывала в обществе мужчин, достаточно было позвать ее, и она приходила, пила, пела, танцевала и иногда спала с кем-нибудь из них. Поговаривали о некоем Отониэле, торговом служащем, бледнолицем глуповатом типе, который будто бы был ее возлюбленным. Однако ничего определенного никто не знал. Бенедита была свободна и проводила время, как ей заблагорассудится, очевидно, этот Отониэл не имел для нее большого значения.

Случилось так, что в ту ночь, когда было выпито столько кашасы, что все свалились – даже неутомимый Жезуино Бешеный Петух, – на ногах остался лишь негр Массу, который никогда не терял ясности рассудка и силы. С ним и отправилась на песчаный берег Бенедита и ему отдалась. Причем бедняжка ничего не знала о тайной страсти Массу, давно сохнувшего по ней. Они улеглись на песок, и Бенедита приняла его с радостью, она всегда была весела и готова к ласкам.

Встречи с другими мужчинами не оставляли заметного следа в ее жизни. По-иному получилось с Массу. Не только следы своих поцелуев оставил он на ее теле, он требовал полного подчинения Бенедиты своему страстному желанию, своей ревности.

Уже на следующий день он назначил свидание на берегу и, не найдя ее там, пришел в ярость, грозя разнести бар Изидро до Батуалэ. Его удержали с трудом. А потом, узнав, что она виделась с Отониэлом, приказчиком из магазина хозяйственных товаров в Сан-Педро, он помчался туда как безумный. Вытащил Отониэла из-за прилавка и швырнул прямо на кухонную утварь, затем избил еще двух приказчиков и управляющего, а под конец обратил в бегство и самого хозяина. Лишь четверо полицейских смогли утихомирить его; избив негра ножнами палашей, они потащили его по улицам.

Бенедита, воспользовавшись тем, что Массу посадили в кутузку и после бурных событий наступили спокойные дни, объявила о своей беременности и исчезла. Исчез и Отониэл, но не вместе с Бенедитой – он еще не сошел с ума и не желал рисковать жизнью, поскольку Массу угрожал убить его, если он еще раз полезет к девушке. Получив рекомендательное письмо, Отониэл отправился в Рио-де-Жанейро, чтобы попытаться там устроить свою жизнь. Массу, выпущенный наконец на свободу благодаря вмешательству майора Косме де Фариа, не нашел и следа Бенедиты. Некоторое время негр ходил злой, на всех кидался, но в конце концов успокоился, забыл Бенедиту и ночь на песчаном берегу. Снова стал добрым и отзывчивым Массу с площади Семи Ворот и уже больше не вспоминал о девушке.

И вот однажды вечером она появилась у него в доме с ребенком на руках. Малыш смешно топал, делая первые шаги, падал, снова поднимался, цепляясь за юбку Вевевы и забавно улыбаясь. Это дитя было зачато Массу, ведь они несколько месяцев назад были любовниками – возможно, бабушка Вевева не знала об этом. Неужели ей никто не говорил? Так вот, она забеременела от Массу, а потом он оставил ее. У нее родился ребенок, этот ангелочек, и она не подумала бы бросать его, если бы не заболела и не нуждалась в больничном лечении. Где же ей в таком случае оставить ребенка, как не в доме отца? Она твердо знает: Массу добр, он не покинет сына в беде.

Именно в это время Массу вернулся домой. Он принес бабке немного денег, чтобы та купила еды. Услышав слова Бенедиты, он взглянул на ребенка, ползающего по полу. Вот малыш шлепнулся и, посмотрев на Массу, засмеялся. Негр вздрогнул: где же скиталась Бенедита, что стала такой худой и некрасивой, такой изможденной, с костлявыми, как у скелета, руками? Но мальчик выглядел здоровым и сильным, у него были крепкие ручки и ножки. Это, разумеется, его сын. Правда, было бы лучше, если б он был не такой белый и более курчавый. Но, в сущности, какое это имеет значение?

– Он весь в моего деда по матери, который был блондином с голубыми глазами и говорил на чужом языке. Он получился белым, но мог получиться и черным, просто победила моя кровь. Но сложение у него в точности твое. И смеется он, как ты…

– Смеется, как я? Да это же чудесно! – Негр присел на корточки, мальчик подполз, встал у него между ног, сказал «папа», затем повторил еще раз. Массу захохотал так, что задрожали стены. Бенедита улыбнулась и ушла успокоенная. Слезы, выступившие у нее на глазах, были вызваны разлукой с сыном, а отнюдь не страхом за его будущее.

Пожалуй, еще никто не видел отца и сына, которые были бы так дружны. Массу сажал малыша к себе на спину и скакал с ним по комнате. Оба смеялись, смеялась и бабушка Вевева.

Но ребенка надо было крестить. Где это видано, говорила Вевева, мальчику уже одиннадцать месяцев, а он все еще не крещен?

2

Крещение ребенка может показаться весьма простым делом, но вы увидите, что это далеко не так, наоборот, дело это сложное и ответственное; кто думает, что достаточно взять ребенка, собрать знакомых, отправиться с ними в первую попавшуюся церковь, договориться со священником и все будет в порядке, тот глубоко заблуждается. Если бы дело обстояло так, не было бы никакой проблемы. А между тем падре и церковь нужно выбрать заблаговременно, учитывая интересы ребенка, а также набожность родителей, волю божеств и колдунов, с которыми они связаны, нужно подготовить одеяние для младенца, подобрать крестных, приготовить угощение для друзей, раздобыть денег на предстоящие расходы. Все это весьма трудно и хлопотно.

Старая негритянка Вевева ничего не желала слушать: она не допустит, чтобы мальчик дожил до года некрещеным, как какой-то звереныш. Она возмущалась легкомыслием Бенедиты, ее пренебрежением к ребенку. Дала младенцу имя, назвала его, неизвестно почему, Фелисио [35]35
  Фелисио – счастливый (португ.).


[Закрыть], и все. Имя в общем неплохое, но если бы пришлось выбирать ей, Вевева предпочла бы назвать внука Асдрубалом или Алсебиадесом. Впрочем, Фелисио тоже годится, любое имя годится, лишь бы ребенок был крещен и ему не грозила смерть без причастия и возможность никогда не вкусить райского блаженства, предварительно побывав в чистилище – месте влажном и дождливом, как представляла себе Вевева.

Массу обещал сделать все необходимое. Но торопиться он не станет, мальчик, слава богу, не умирает, а поспешность может только повредить его будущему. Массу посоветуется с друзьями и начнет приготовления. Вевева дала ему сроку две недели.

Сначала негр решил, что это слишком мало, однако Жезуино Бешеный Петух, с которым он посоветовался, счел все же срок разумным, учитывая, что вскоре у мальчика будет день рождения, поэтому постановили: крещение и день рождения отпраздновать вместе, это будет более торжественно и менее накладно. Мудрое решение Бешеного Петуха восхитило Массу – Жезуино молодец, всегда найдет наилучший выход. И вот начались длительные совещания друзей, сопровождавшиеся обильной выпивкой, на которых обсуждались различные проблемы, связанные с крещением Фелисио.

Поначалу особых затруднений не возникало. Жезуино обязательно предлагал тот или иной выход, приводя разумные доводы, и если приятели не разрешили всех вопросов за один вечер, то лишь потому, что это оказалось бы слишком утомительно для некоторых из них, в частности для самого Жезуино и Гвоздики. Последний и Эдуардо Ипсилон активно участвовали в дискуссии наряду с Ветрогоном, Капралом Мартином и Курио. Ветрогон открыл заседание:

– Если бы моя воля, я бы крестил его во всех церквах: в католической, баптистской, у свидетелей Иеговы, у прочих протестантов и спиритов. Так мы застрахуем ребенка сразу по всем линиям, и тогда он обязательно попадет в рай.

Однако этот любопытный тезис не был принят во внимание. И Ветрогон на нем не настаивал. Он выступал со своими предложениями не ради того, чтобы их обсуждали, хвалили или порицали, не ради того, чтобы блеснуть. Он желал лишь бескорыстно помочь другу. Ветрогон же оплачивал кашасу в тот вечер, так как остальные сидели на мели, даже у Капрала гроша за душой не было. Вообще-то, когда он играл, деньги у него водились. Но в тот вечер он гулял с Оталией и накупил ей журналов, а потом они ходили смотреть свадьбу – Оталия обожала это занятие.

В первый вечер приятели справились с большинством обсуждавшихся вопросов: одежду для крещения преподнесет Тиберия, деньги на угощение соберут друзья. Крестить младенца будут в церкви Розарио дос Негрос на площади Позорного Столба: не только потому, что там тридцать с лишним лет назад крестили самого негра, но и потому, что тамошний ризничий – сеньор Иносенсио до Эспирито Санто, чопорный мулат, в свободные часы занимавшийся маклерством, был их хороший знакомый. Он носил темные очки и повсюду таскал с собой подарок одного священника – молитвенник, между страниц которого он прятал списки держателей пари. Сеньор до Эспирито Санто пользовался у последних большим доверием, так как неизбежно спасался от полицейских облав, к тому же он был превосходным ризничим с более чем двадцатилетним стажем. Время от времени он вставлял в разговор латинские фразы, вроде: «Deo gratis» [36]36
  Благодарение богу (лат.).


[Закрыть]или «Per omnia sekula sekulorum» [37]37
  Во веки веков (лат.).


[Закрыть], что возвышало его в глазах слушателей. У дона Иносенсио просили советов, поговаривали даже, что он обладает даром провидения, но подтверждений этому не было. Однако, несмотря на свой лицемерно благочестивый вид, темные очки и молитвенник, он был человеком компанейским, любителем вкусно поесть и поволочиться, хотя боялся постороннего глаза, ибо заботился о чистоте своей репутации. В этом отношении он был целиком солидарен с Мартином, который в любом оскорблении себе усматривал оскорбление всей славной армии. Иносенсио тоже не отделял свою репутацию от репутации католической церкви вообще. Пятно на репутации ризничего ложилось на всех христиан. Поэтому он был осторожен и не путался с кем придется.

Уже этого было достаточно, чтобы они остановили свой выбор на церкви Розарио дос Негрос, но к тому была еще одна серьезная причина: сеньор до Эспирито Санто был обязан Курио и до известной степени негру Массу – они помогли ему спасти репутацию.

Массу представил Курио своему другу – фармацевту-любителю, знавшему толк в травах и изобретателю чудодейственного средства для лечения венерических болезней. Курио получил от него флаконы с этим лекарством для продажи в предместьях и один флакон уступил сеньору Иносенсио.

Дело в том, что ризничий был горько обманут в своих лучших чувствах к одной из тех красоток, что прикидываются святошами. Девица каждое утро являлась в ризницу, якобы молиться, и кидала на Иносенсио кроткие, ангельские взоры. Как-то раз Иносенсио осмелился коснуться ее ягодиц, она не отодвинулась, тогда он позволил себе большее. Девица для порядка немного пожеманилась, но Иносенсио перешел в атаку. Он был в восторге от этого приключения: девушка была не очень молода, зато горяча, изящна, из хорошей семьи. Иносенсио настолько разобрало, что на следующий день он не пошел к мулатке Кремилдес, у которой с давних пор бывал каждый вторник. А через три дня стало ясно, что святоша наградила его дурной болезнью. Перед ризничим встал выбор: либо подвергнуться всеобщему осуждению, отправившись к одному из врачей-специалистов, которые держали лечебницы в Террейро и Сэ, либо гнить молча. Само собой разумеется, едва кумушки увидят, что он входит в один из этих кабинетов, как слух о его болезни разнесется повсюду. Он может даже потерять работу.

Как раз в это время Иносенсио услышал в таверне Алонсо чей-то рассказ о чудодейственном лекарстве, которым торгует Курио. Иносенсио знал зазывалу, они поддерживали дружеские отношения и неоднократно встречались на площади Позорного Столба. Ризничий воспрял духом: наконец-то он увидел выход из создавшегося положения.

Он отыскал Курио и рассказал ему весьма запутанную историю: будто бы один его друг, человек из приличной семьи, заразился дурной болезнью и не может вылечиться. Он постеснялся обратиться к Курио и попросил сделать это Иносенсио. Но Иносенсио в свою очередь просит Курио никому не говорить о его участии в этом деликатном деле, иначе сплетницы выдумают всякую ерунду и разнесут слух о том, что это он, Иносенсио, нуждается в снадобье. Курио не только обещал сохранить все в строгой тайне, но и уступил ризничему флакон по более дешевой цене. И Иносенсио уже через неделю смог вернуться, смущенный и пристыженный, к своей Кремилдес, чьими чистыми простынями он пренебрег.

Таким образом, ризничий, обязанный Курио и его приятелям, наверняка сделает все, чтобы крещение сына Массу прошло как можно торжественнее. Он лично поможет в организации церемонии и замолвит словечко падре Гомесу. Фелисио будет крещен по всем правилам и даже с некоторой роскошью.

После того, как были выбраны церковь, ризничий и падре, осталось самое трудное: выбрать крестных. Решение этого сложного вопроса перенесли на другой вечер.

Надо сказать, что когда приступили к обсуждению возможных кандидатур, Жезуино замолчал. Впрочем, по его поведению было сразу видно, что он считает себя наиболее подходящим для этой почетной роли. Разве не он вот уже много лет оставался близким другом Массу? И не раз ему помогал, не говоря уже о его вкладе в данное дело.

Он заявил, что не хочет оказывать давление на Массу, поэтому не станет принимать участия в дискуссии. Крестного и крестную в конце концов выбирают родители и никто не смеет совать нос в это дело. Это должны быть преданные друзья, уважаемые люди, которым родители многим обязаны. Крестные – это близкие родственники, и никто не имеет права критиковать решение родителей крестника или высказывать недовольство. Вот почему, подавая пример лояльности, Бешеный Петух вышел из дискуссии и посоветовал остальным поступить так же, проявить такое же благородство. Это была единственно достойная позиция, которую надлежало занять каждому: предоставить отцу и матери возможность свободно выбирать и самим отвечать за свое решение. Впрочем, в данном случае только отцу, так как матери, блаженной памяти Бенедиты, к несчастью, уже не было в живых. Будь она жива, Бешеный Петух заранее мог бы сказать, кто был бы избран. Но, увы…

И все же никто не пожелал уйти, даже Жезуино, несмотря на все свое красноречие, поэтому обсуждение совсем запуталось в туманных намеках и многозначительных фразах; Ипсилон даже пробормотал что-то насчет того, что он привык одаривать своих крестников по-королевски. Присутствующие могли на это лишь скептически улыбнуться: все знали, что Ипсилону негде даже голову приклонить, а крестников, которых он мог бы одаривать, у него никогда не было. Жезуино сейчас же высказал мнение, что намек этот недостойный и совершенно неуместный, рассчитывая, что его протест будет поддержан остальными.

Негр Массу очень скоро понял: все без исключения – Жезуино, Мартин, Ветрогон, Курио, Ипсилон, Гвоздика и даже испанец Алонсо – надеются быть крестными. В настоящий момент кандидатов было семеро, но завтра их могло стать десять или пятнадцать. Сначала Массу был явно польщен – все добивались чести стать крестным его сына, будто он, негр, был политиком или коммерсантом. Если б его воля, он пригласил бы всех, и у мальчишки было бы несчетное множество крестных: семеро присутствующих здесь, а также все его друзья из порта, с рынков Семи Ворот и Агуа-дос-Менинос, из религиозных сект и хороводов капоэйры. Но кандидатов много, а крестный должен быть один, его надо было избрать среди желающих, и тут только Массу отдал себе отчет в сложности этого неразрешимого вопроса. Пожалуй, стоит его отложить на завтра… Иначе сегодняшняя выпивка может кончиться плохо. Уже скрещивались враждебные взгляды, слышались двусмысленные намеки, раздраженные возгласы.

Чтобы не портить вечера, пока пришли к соглашению лишь относительно крестной: это будет Тиберия. Ей не удалось стать матерью Фелисио, когда она хотела усыновить его, пусть теперь подарит ему одежду для крещения. Это было справедливо, и никто не стал возражать. Правда, Мартин назвал было имя Оталии, а Ипсилон – негритянки Себастьяны, своей возлюбленной, но едва выдвинули кандидатуру Тиберии, все прочие кандидатуры были тотчас сняты. Оставалось только пойти в заведение и сообщить Тиберии приятную весть. Может, растрогавшись, она нальет им кашасы или холодного пива, чтобы выпить за здоровье кума.

Из кабачка Алонсо вышли друзьями, и все же как бы разделенные невидимым лезвием – острый вопрос о кандидатуре крестного так и не был решен. Массу время от времени встряхивал своей крупной головой, словно желая освободиться от этой нелегкой заботы: неделю он будет думать, в конце концов нет никакой необходимости спешить. Вевева дала ему две недели, а они на первом совещании разрешили большинство вопросов.