Текст книги "Город Ильеус"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

11

Карлос Зуде вырвал щетку из рук курьера:

– Идите… Я сам…

Он почистил костюм, запачкавшийся во время схватки с капитаном. Вытолкав Жоана Магальяэса за дверь, управляющий вошёл в кабинет. Карлос сказал, что ему ничего не нужно. Такие неполадки случаются в служебных делах. Лицо его ещё горело. Не стерпел пощёчины, поступил, как мужчина. Не из-за пощечины он чувствовал себя побеждённым, а потому, что капитан не поверил его словам. Карлос Зуде считал, что хорошо знает психологию помещиков, а капитана ему обмануть не удалось. Это было поражение, и Карлоса оно огорчало. Он не хотел вспоминать о драке и стал думать о плантациях Жоана Магальяэса: об этих плантациях он давно мечтал. Это были земли Бадаро, Карлос хотел, чтобы корни, которые связывали его с землей какао, глубоко ушли в почву фазенд Бацаро, он думал о них с каким-то суеверным восхищением. Эти земли были для него символом могущества. Земли, пропитанные кровью, завоеванные выстрелами на дорогах, удобренные телами люден, павших в борьбе за них. Максимилиане Кампос рассказывал ему об этой борьбе. Плантации пойдут с аукциона, Карлос купит их. Он построит на них великолепный помещичий дом, обставленный по последней моде, где он сможет жить вдвоем с Жульетой и наслаждаться любовью… Это будет их гнездо, их убежище в те дни, когда они захотят отдохнуть от шумной городской жизни. Там, в землях Бадаро, былых властителей зоны какао…

Жаль, что капитан Жоан Магальяэс так вышел из себя. Карлос хотел предложить ему место управляющего в своих фазендах. С веранды нового дома Карлос с Жульетой могли бы видеть дону Ану Бадаро, ту, которая всегда была храбра и умела стрелять, как мужчина, и которая превратилась теперь в жену их служащего… Но не всё получается так, как хочешь… Капитан обозлился. Что ж, придётся запастись терпением…

Пришел курьер с вечерней почтой. Когда он проходил мимо Рейнальдо Бастоса, тот задрожал при мысли, что среди этих писем, наверно, находится его письмо, в котором он написал Карлосу о связи Жульеты с Сержио. Он сделал это из мести Жульете за то, что не смог её добиться. И Карлосу. Он надеялся, что Карлос назначит его управляющим; после бегства Мартинса Рейнальдо некоторое время его замещал и не сомневался, что место останется за ним. Это давало ему возможность чаще видеть Жульету, это была ступень к её постели. Когда Карлос выписал нового управляющего из Баии и вернул Рейнальдо на прежнее место мелкого служащего (правда, прибавив ему жалованья), Рейнальдо почувствовал себя так, словно его ограбили. Он не понял, что Карлос хотел проверить его способности, и пришёл к заключению, что он не годится на место управляющего. Он только чувствовал, что с ним поступили несправедливо. Он не протестовал, но начал обдумывать план мести. Он сознавал, что Жульета для него недосягаема, и хотел отомстить ей. Много дней подряд его преследовала мысль об анонимном письме. Он боролся с собой. В нём оставалась ещё некоторая доля порядочности, какое-то неясное чувство не позволяло ему написать это письмо. Он сердился на себя за излишнюю щепетильность, и с каждым днём это неясное чувство ослабевало. Как-то раз он увидел Жульету и Сержио на бульваре, они сидели на той же скамье, где он видел Жульету тем далёким вечером, когда думал, что она станет его любовницей. Сержио вмешался в их жизнь и всё испортил. А тут ещё Карлос отказал ему в месте управляющего… Он написал письмо на машинке в Ассоциации торговых служащих и отправил на адрес конторы Карлоса Зуде.

Карлос просматривал только что принесённую корреспонденцию: письма от полковников с просьбой отсрочить уплату долга, судебные извещения о продаже фазенд с аукциона, письма от фирм Юга, предлагающих представительство. И анонимное письмо.

«Сеньор Карлос, вы позволяете одурачивать себя. Почему мужья всегда узнают последними о таких вещах? Пока вы работаете, путешествуете и грабите полковников, ваша жена, эта проститутка, носящая ваше имя, наставляет вам рога, обманывает вас так, как никого в Ильеусе ещё не обманывали. Вы хотите знать, с кем? Последите за вашей женой и за её прогулками в Коммерческую ассоциацию. Весь свет знает, что она любовница Сержио Моура, автора стихов-головоломок. Это знают все, кроме вас, сеньор Зуде. Если вы хотите доказательств – последите за женой. А если вы – кроткий рогоносец, то по крайней мере подрежьте ваши рога, а то они уж слишком разрослись. Они становятся общественной опасностью».

Письмо было подписано: «Неизвестный друг». Карлос Зуде нахмурился, читая это послание. Чего только не придет в голову этим полковникам… Один дал ему пощёчину, – кто бы думал, что капитан Жоан Магальяэс способен на это? – другой посылает анонимное письмо, хочет запятнать доброе имя Жульеты. Карлос Зуде ни на секунду не поверил этой грубой болтовне. Совершенно ясно, что это дело рук полковников, мелкая, глупая, подлая месть. Недаром автор этого послания намекал на то, что он, Карлос, грабит полковников. Да и тон письма – резкий, выражения грубые. И с кем, подумать только… с Сержио Моура… Карлос знал, что Жульета хорошо относится к Сержио, берёт у него книги для чтения. Подумаешь, какая важность! Никогда ещё жена не была так добра к нему, так не интересовалась его делами, как в эти последние месяцы. Она забыла все свои прежние мечты и увлечения: прогулки, путешествия, казино, дом в Копакабана… Многим жертвовала она для мужа… Даже вот на доброе имя её покушаются. Карлосу казалось невозможным, чтоб, живя в Ильеусе, он не знал, что у его жены есть любовник. Маленький город, здесь всё мгновенно становится известным. Если б они жили в Рио-де-Жанейро…

Он отбросил письмо и принялся читать остальные. Но мысли его были обращены к Жульете, он думал о том, как многим она пожертвовала ради него. Когда он покончит с наиболее важными делами, они обязательно отправятся путешествовать, хоть несколько месяцев он посвятит исключительно жене. Может быть, они поедут в Европу. Или в Соединенные Штаты, в Нью-Йорк, а тем временем будет построен дом в имении Жоана Магальяэса, откуда они будут управлять судьбами земли какао…

Управляющей сообщил ему о приходе Антонио Витора:

– Он хочет говорить с вами, сеньор…

– Пусть войдёт…

От этих владельцев какаовых плантаций можно ожидать чего угодно. Карлос порвал анонимное письмо и бросил в корзину для бумаг. Выдвинул ящик шкафа, достал револьвер и спрятал его в карман. Он до сих пор неверно понимал психологию полковников… Робкие дети были возбуждены и способны на всё…

12

У Варапау был врожденный талант организатора. Когда-то на плантациях он организовал терно, огни которого не раз за время повышения цен освещали жалкие новогодние праздники бедняков. Жоаким восхищался энергией этого сухопарого человека. Ему во многом был обязан Жоаким возможностью организовать манифестацию, которая прошла по улицам Итабуны, требуя хлеба и отправки безработных на родину. Шофер был в восторге от батраков плантаций. Как многого можно добиться, работая с этими людьми!.. Это была совсем другая работа, чем в городе. Но результаты её ощущались сразу же. Жоаким хотел сделать из Варапау крестьянского агитатора, вожака батраков. Он каждый день работал с ним, Варапау нашёл наконец, куда девать свою беспокойную энергию. Он переменил много профессий, перебывал во многих местах, и до сих пор только две вещи завлекли его по-настоящему: Роза, с её красивым телом, и терно, вносивший такое оживление в новогодние праздники. И вдруг Жоаким, появившийся среди них совершенно неожиданно, указал ему новый путь:

– Вы возвратитесь на плантации… Но работа ваша там будет совсем другая…

Жоаким пробовал работать и с другими. Но Капи мечтал только вернуться в Сеара, Флориндо собирался отправиться в Ильеус искать Розу и всё смеялся, смеялся, даже когда его мучил голод, казалось, он только и умеет что смеяться. С Романом было легче, хотя он был неграмотный и мало понимал из того, что говорил Жоаким. Нашлось ещё несколько человек, и так составилась небольшая группа, которая старалась организовать людей, руководила ими и направляла безработных на дороги, ведущие в Итабуну.

И вот в один прекрасный день больше трехсот человек собрались у ворот города. Здесь были не все безработные. Многие просили милостыню по городам и посёлкам, другие нападали на прохожих, некоторые ушли в сертаны. Грубо сколоченные кресты по обочинам дорог указывали места, где нашли свой конец наиболее слабые из странников, большей частью женщины и дети.

Внушительное зрелище являла собою эта толпа. Исхудалые, грязные, в изодранной одежде, небритые люли, с растрепанными длинными волосами, с ногами, залепленными дорожной грязью. Весть о приближении толпы безработных быстро облетела город, полицейский инспектор собрал солдат и позвонил в Ильеус, а также в Пиранжи, прося подкрепления. Некоторые интегралисты добровольно вызвались помочь полиции. Они знали, что среди безработных есть коммунисты, и этого было достаточно, чтобы они выступили против.

Медленно входила в улицы Итабуны невиданная манифестация. Люди шли молча, женщины несли на руках детей. Ни у кого не было оружия. Во главе шёл Жоаким. На мосту, разделявшем город на две части, стояли солдаты. Безработные не несли ни знамен, ни плакатов. Они несли с собой только голод, отпечатавшийся на их лицах, жёлтых от лихорадки. Горожане закрывали окна, женщины падали в обморок на улицах, прохожие разбегались во все стороны. А манифестация («парад голодных», – как называли её в одной из коммунистических листовок) проходила по городу. По другую сторону моста находилась префектура. Из Ильеуса уже мчались грузовики с полицейскими. Приехал полицейский инспектор, специалист по преследованию коммунистов. Солдаты барьером стояли на мосту. Ими командовал сержант.

Толпа остановилась у моста. Жоаким обратился с речью к солдатам. Неизвестно откуда выскакивали мальчишки и смешивались с толпой безработных. Жоаким убеждал солдат не стрелять. Но сержант отдал команду «огонь!», и кровь, брызнувшая из плеча Жоакима, попала в лицо Роману. Тогда Роман бросился вперед, к мосту, и вся толпа подалась за ним. Пораженный выстрелом в грудь, он упал мертвым, и толпа прошла по нему. Жоаким, раненный, чувствуя невозможность удержать батраков, двинулся вперёд вместе с ними. Солдаты стреляли, но толпа всё шла и шла через мост.

Варапау крикнул:

– Хотим хлеба…

Другие тоже принялись кричать, и тишина, которую до этого нарушали только выстрелы, превратилась в оглушительный гул. Безоружные батраки бросились на солдат, и те в панике бежали. На иссушенных голодом лицах этих мужчин и женщин они увидели такую решимость, что поняли: их спасёт только бегство. Толпа уже пересекла мост, и Жоаким с помощью Варапау и ещё нескольких человек пытался снова собрать воедино эту рассыпавшуюся, кричащую массу, устремившую жадные взгляды на окна продуктовых лавок. Некоторые предлагали начать грабеж.

Как собрать их снова? Варапау предложил:

– А если станем петь?..

– А что петь-то?

– Песни плантаций…

И они затянули песню о мулате, больном лихорадкой:

 
Кожа моя золотая,
словно какаовый плод
(Не плачь, мулатка, не плачь!)
Я весь пожелтел, дорогая,
меня лихорадка трясет!
 

И свершилось чудо – песня, так хорошо знакомая, песня, помогавшая в тяжелой работе на плантациях, снова объединила этих людей. Так, с песней, подошли они к дверям префектуры. Шли единым строем, Капи успел уже перевязать раненую руку Жоакима. Когда эту песню допели до конца, начали другую, самую старую из рабочих песен, сложенных на плантациях какао:

 
Какао – хороший плод,
и я – неплохой батрак…
 

Они остановились у здания префектуры. Двери были плотно закрыты, служащие заперлись внутри.

Жоаким крикнул:

– Мы хотим видеть префекта!

Оглушительный голос толпы повторил эти слова. Теперь обрывки песен смешивались с криками толпы, требующей еды. Наконец одно из окон префектуры открылось, и в нем появился префект, очень бледный, а рядом с ним – местный викарий. Жоаким заранее подготовил Варапау для подобного случая. Длинный мулат встал на скамью и объяснил, чего хотят безработные. Они хотят хлеба и работы. Префект, несколько оправившийся от страха, обещал, что прикажет распределить пищу среди голодающих и построить для них бараки. За городом, на пастбищах…

Но в этот момент полиция, прибывшая из Ильеуса во главе со специальным полицейским инспектором, соединилась с бежавшими солдатами Итабуны и начала стрелять в толпу. На этот раз толпа была застигнута врасплох, солдаты стреляли из-за углов зданий. Это была настоящая бойня. Один старик говорил, что со времен борьбы за Секейро Гранде ничего подобного не бывало. Сначала безработные растерялись. Они увидели, что окружены, что путь к отступлению закрыт. Но среди них были старые храбрецы, привыкшие к схваткам, и они первыми пришли в себя. Префект призывал к спокойствию, викарий начал молиться. Когда стрельба усилилась, префект отошёл от окна, так как в стену рядом уже вонзилась пуля. Викарий, однако, остался и подавал знаки солдатам, чтоб те прекратили стрелять. Безоружные батраки всё шли вперёд, скользя вдоль стен, и внезапно падали на солдат. Толпа разделилась на группы и, приободрившись, атаковала одновременно все четыре угла площади. Словно какая-то могучая сила, до сих пор сдерживаемая, вырвалась наружу. Какие-то женщины начали петь, стрельба продолжалась.

Потом с площади уносили трупы безработных и солдат. Мёртвые, они были равны: все крестьяне, мулаты и негры только по одежде и различались. Погибли человек тридцать безработных и шесть солдат. Хоронили всех вместе, и весь город собрался на похороны. Срочно сколотили деревянные бараки для батраков. Префект, всё ещё встревоженный, велел зарезать несколько быков, чтоб накормить безработных, а викарий совсем перешёл на их сторону и собирал деньги среди населения, чтоб купить молока для голодающих детей.

Жоаким, Варапау и еще двадцать человек были арестованы как вожаки движения. Но в тот же день в Ильеусе и Итабуне началась всеобщая забастовка. Рабочие протестовали против арестов и требовали немедленного освобождения заключенных – Жоакима и крестьян, арестованных вместе с ним. Кроме того, они требовали, чтобы батракам была обеспечена выплата заработной платы, которую они получали в фазендах. Положение осложнялось.

В наскоро сколоченных бараках батраки обсуждали создавшееся положение. Несмотря на потери убитыми и ранеными, они были удовлетворены. Кое-чего они уже добились. О Жоакиме говорили с восхищением. Капи вдруг сказал окружавшим его людям:

– А если мы их освободим?

Негр Флориндо радостно засмеялся. Этот смех всех подхлестнул. Ночью человек пятьдесят вышли из бараков и атаковали тюрьму. Стража обратилась в бегство, заключенные были освобождены. Жоаким смеялся, обнимая негра Флориндо. В бараках их встретили песней, которая, хоть и была печальной, звучала сейчас как песня борьбы:

 
В печи сгорел Манека,
в час, когда начинался закат…
 

Город Итабуна запирал на засов двери зданий, женщины молились, мужчины говорили, что это знамение времени.

13

Забастовка все разрасталась, и префектуры Ильеуса и Итабуны решили принять срочные меры: обеспечить батракам, желающим вернуться в свои края, бесплатный проезд, а остальных вернуть туда, откуда они пришли, в фазенды, принадлежавшие теперь экспортёрам. Почти все вернулись на плантации, но уже не такими, как ушли, – теперь у них было чему научить товарищей. Теперь они знали что-то новое, и это новое сияло как свет.

Пришел день решать свою судьбу и для трёх друзей – Варапау, Капи и Флориндо. Капи решил уехать домой в Сеара. Варапау пошел по знакомой дороге в бывшую фазенду Фредерико Пинто. Жоаким дал ему указания, и Варапау вскоре начал бродить из фазенды в фазенду, принося с собой листовки, принося с собой слова борьбы и надежды. И никогда никому не удавалось напасть на его след – ни полиции, служившей новым помещикам, ни зорким надсмотрщикам с плантаций, ни самым храбрым солдатам. Он приходил по ночам, и все дома были его домом.

Негр Флориндо не захотел вернуться в фазенду:

– Пойду в Ильеус; что я хочу – так увидеть Розу… – И он смеялся.

Жоаким тоже уехал. Полиция снова искала его повсюду, оставаться дольше в Итабуне было невозможно. Был дан приказ об его аресте, полицейский инспектор называл его «самым опасным из всех». Он уехал на грузовике, покрытом брезентом, спрятавшись между мешками какао.

14

В огромном порту, пустынном и чёрном, загороженном рядами складов и открытом морским волнам, на которых качаются грузовые пароходы, привозящие грузы из Австралии, увозящие какао в Филадельфию, в огромном порту Нльеуса, где бродят матросы и проститутки и где в глухой скорбной ночи блеснёт нередко острие ножа, негр Флориндо ищет Розу.

Роза скрылась, где она, Роза? Кто знает, быть может, деревья на холме захватили её в свои руки-ветки, завлекли её своими сердцами-корнями? Флориндо поднимался на холмы – там нет Розы. Где она, Роза? Может, бродит по городу, по освещенным улицам, там столько приманок для женщин… Или, может, танцует в каком-нибудь кабаре? Её цыганское платье похоже на одежду девушек из Баии. Флориндо прошёл по улицам, зашёл в бары – нет Розы.

Чёрный, пустынный порт… может, она ушла в море, в час, когда начинался закат, – вместе с волнами, вместе с ветром, вместе с морскими рыбами, вместе с утопленниками с яхты «Итакаре»? Какая ветреная ночь! Негр Флориндо идёт согнувшись, свет фонарей падает на его лицо, а за углом – странные тени, длинные тени, уходящие в море. На мосту зажглись огни, осветили горбатых бегунов – это негры с мешками на спине: какао для шведского корабля. Негр Флориндо проходит сквозь полосу света; может, Роза на ступеньках моста ловит раков-сири? Может, она, его зазноба, нацепив на бечёвку кусочек мяса, ловит сири для завтрашнего обеда? Роза – рыбачка, рыбы плавают вокруг неё… Но её там нет, кто знает, не сидит ли она сейчас за столом в плавучей таверне?

Какой-то матрос машет ему рукой, никогда Флориндо не видел такого толстяка. Он совсем наклонился над стаканом виски. Он совсем захмелел, белобрысый шведский моряк, верно, много выпил, сегодня – день получки. Глоточек, Флориндо, а? На каком языке он говорит?

Вкусная водка, гринго! Виски переливается в стакане, будто морская вода – поневоле станешь думать о приключениях на море, об искателях жемчуга, о контрабанде оружия, об акулах, что отгрызают руки у матросов. Флориндо хочется увидеть на дне стакана глаза Розы. Но Розы нет. За окном пристань, словно переулок, упирается в тупик, из которого нет выхода. В глубине стакана, в переливающемся виски Флориндо видит только маяк далекого острова, огни кораблей, потонувшие в море, да лодки рыбачьи на черном просторе, вот всплыл и утопленник – мёртвый глаз… гляди-ка, он смотрит, он смотрит на нас… Выходи, утопленник! Флориндо ищет Розу в обманной глубине виски, за столиком бара. И в глазах проституток, что пьют за соседними столами. Где она, Роза? Пропала… Такая уж она есть, это и Варапау говорил – по ночам, при свете керосиновой лампы.

Шведский моряк смеется, он очень пьян, ведь сегодня – день получки. Хорошо б дать ему по морде, но Флориндо не хочет, очень уж вкусная водка, гринго! «До свиданья, парень». На каком языке он говорит? Никто не понимает, Розы нет. Там, за окном, густая темнота пристани давит на сердце Флориндо.

Надо пройти по всему порту, из конца в конец, от железной дороги до рынка, поискать в бараках, которые сотрясаются от ветра. Капи уехал, махнув рукой на прощанье с палубы корабля, поехал к жене. В его земле устраивают терно «Царей волхвов», Капи будет выступать в нём, наряженный Иродом. Надо пройти сквозь тьму между складами, где прячутся воры, заглянуть в пустые вагоны, свернуть в сторону Змеиного Острова, где самые дешевые проститутки продаются тут же, на улице, не сходя с места. Надо пересечь всю пристань, потому что Розы нет ни на холмах, ни в освещённых улицах, это ясно. Она на пристани, ни деревья, ни огни не смогли бы её удержать. Пристань – это убежище бродяг, кто ж этого не знает?

Корабль исчез, теперь на волнах только пена. «Где твоё смуглое тело, Роза?» Негр Флориндо спрашивает у прохожих, у кораблей, у проститутки, окликнувшей его сиплым голосом. В эту ночь на пристани огни фонарей – это глаза Розы. Он подходит к каждому – нету никого… Какой печальный свет! Ночью на пристани бродят влюблённые пары, ища уголки потемней. В темноте видны звезды и можно услышать любовные вздохи проституток и матросов. Море – чёрное, как чернила, мимо проходят матросы, чёрные, как уголь. Роза смуглая, кожа у ней коричневая, как сухое какао. Её белая юбка будто из пены, негр Флориндо ищет её в пенных волнах. Но и пена морская смеется над ним…

Свет ударяет в мачты, и они словно гнутся, ломаются, а над ними – белый дым. Как-то раз Роза принесла на груди рыбу и бросила её вдруг на землю, смеясь над испугом Варапау… Живая рыба на груди, живёхонькая, ещё била хвостом… «Где твое смуглое тело, Роза?» Ты ушла с рыбами или с рыбаками? Капитан одного корабля сказал как-то в таверне: «На волнах», что в залива Ильеуса так много акул, тысяч, наверно, триста. Триста – это и правда много, они отгрызают руки и ноги у рыбаков.

А сколько водорослей у каждого моста, тоже, наверно, не меньше чем триста. Роза, смеясь, перебирала водоросли, а ветер гулял в её волосах. Все ветры играли в её волосах, северный и южный, и страшный ветер – норд-вест. Лодка была на привязи, а она лежала в лодке, свесив голову, и длинные волосы растекались по волнам. Казалось, это голова без тела, прямо из моря торчит, как страшно! Роза, сумасшедшая девчонка с пристани, сколько раз ты врала!

А сколько сказок рассказывала она! Чего только не выдумает! Никто с ней не сравнится, она как книга. Она рассказывала об утопленнике, что искал свой берег. Он спрашивал Розу, не знает ли она, где его берег. У мертвеца был открытый рот, рак-сири впился ему в грудь. Это было вранье, а будто правда. А что ты ушла, это тоже сказка? «Куда ты ушла, Роза, сумасшедшая врунья, смуглая девчонка с пристани?»

Море с мёртвыми островами… Кто же это сказал там, в таверне? Все какие-то сумасшедшие, несут околесицу! Негр Флориндо, какой глупый! Всему верит, всё забывает, и только вот сегодня вспомнил. Исчезла Роза куда-то, никто ничего не знает о ней.

Какой огромный этот порт, всё склады какао! Какао дает деньги, это хороший плод. Грузчики порта могут даже заплатить девушке… Негр Флориндо спрашивает о Розе у парочки влюбленных. Они даже перестали обниматься, выслушали его, хоть и очень торопятся, и правильно делают – у них времени-то мало.

– Мы не видали, нет…

Что это, разве он устал? Негр Флориндо не устает так скоро… Это усталость? Или боль? Роза убежала, куда она делась? Негр Флориндо всегда смеялся. Роза была с ним – ночью на плантациях, в голосе Варапау, в мыслях Флориндо, смеялась вместе с ним, как это было хорошо! Негр Флориндо всегда смеялся, теперь он забыл, что такое смех. Роза убежала, порт запирает свои склады. Вор, проходящий мимо, тоже не видел Розы и схватился за нож.

Нет, Флориндо не хочет драться. Он ищет Розу, чтоб с ней повстречаться. «Где же ты, куда ты ушла?» Спрашивать зачем? Розы нету, кто ж даст ответ… Какая длинная пристань, нет второй такой на свете. Матрос тоже её не видал – на его корабле её нет.

Флориндо купил гребень, он лежит у него в кармане, красивый гребень, украшенный стекляшками – блестят, как бриллианты. Это для Розы, чтоб расчесывала волосы и улыбалась. «Возьми гребень, Роза, расчеши волоса. Я куплю у торговца бусы, он поверит в долг. Они фальшивые, знаю, но других не нашел. А красивые, правда? Красивей настоящих – они для тебя. Варапау тебя позабыл, он вернулся назад, а Капи, ты знаешь, уплыл в родные края, он там выступит в роли Ирода-царя. Я один остался, чтоб искать тебя… Вон луна, Роза, – это зеркало для тебя. Не идешь, Роза? Утоплюсь сейчас».

Негр Флориндо не умеет больше смеяться, он сейчас утопится. Роза убежала, на пристани её нет, негр Флориндо сейчас утопится в море.

Роза пришла, подошла сзади, негр оборачивается, откуда она пришла? Хороша сумасшедшая Роза, не отвести глаз!

– Где же была ты?

– Ты хочешь знать?

Роза смеется, и негр смеется, смеяться так хорошо!

– Ты хочешь знать? Лучше не знать…

Роза, чего ты хочешь? Губы Розы, о, губы Розы, тело Розы так близко, близко… Роза, возьми свой гребень, тебе не нужны бусы, не нужна луна, только лодка тебе нужна.

– Ты обо мне тосковал?

– Я хотел топиться сейчас…

Негр Флориндо уже утопился, утонул в теле Розы, в темноте пристани. Смеяться так хорошо!