Текст книги "И все-таки орешник зеленеет"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Ты ведь сказал: отца или матери…

– Тут имеется в виду не свидетельство о рождении, а позднейшее признание… В акте гражданского состояния имя матери указывается обязательно, даже если оно должно остаться в тайне…

– Ты в этом уверен?

– Увы, да… К тому же врачам-акушерам и акушеркам строго предписано заявлять о всех родах, которые они принимают…

– А если я найду не очень щепетильного врача…

– Это ты впутался в такую историю?

– Моя внучка… Ей шестнадцать лет… Вчера она пришла и объявила мне, что беременна и ненавидит этого парня.

Поль почесывает свой лысый череп, только возле ушей у него осталось немного седых волос.

– Я начинаю понимать смысл твоих вопросов….

– Она непременно хочет оставить ребенка…

– Это говорит в ее пользу…

– Я поддерживаю ее, хотя прекрасно понимаю, что, если она представит этого ребенка как своего, впоследствии для нее вполне возможны различные осложнения… В Швеции подобная проблема просто не возникла бы. Там много девушек с детьми и их уважают, как замужних женщин…

– Но мы во Франции… Дай подумать… По-моему, есть только один случай, когда отец беспрепятственно может усыновить ребенка, мать которого неизвестна… Если он этого ребенка найдет…

Тут уж ни врач, ни акушерка не вмешаются…

– Ты говоришь о ребенке, которого кладут на порог, как в старых романах…

– А почему бы и нет? Заметь, статья 336, если ее внимательно прочесть, дает возможность полагать, что в акт гражданского состояния внесут только заявление отца, не упоминая о матери…

Думаю, такая регистрация возможна после проверки, не имело ли место похищение…

Пока мы таким образом обсуждаем юридическую сторону дела, моя бедная Натали, должно быть, считает минуты, собираясь к доктору Жориссану.

– Врач, вот где загвоздка… Ты говорил о не очень щепетильном враче… Наверное, найдутся такие, которые согласились бы, ведь иные даже достают наркотики своим клиентам… В каждой профессии есть паршивые овцы… Правда, я бы им не доверился…

– Большое тебе спасибо…

– Я еще посмотрю… Если что-нибудь надумаю, позвоню… Я встаю и протягиваю ему руку.

– Увидимся на днях…

– Или через полгода, как в прошлый раз… Я тебя не провожаю…

Он машет рукой с короткими и толстыми пальцами, а я благодарен ему за то, что он не задавал мне более конкретных вопросов… Не спросил, например, кто будет выступать в роли отца…

Я еще успеваю заехать в клуб. Сокращаю время занятий гимнастикой, но Рене массирует меня, как обычно, потом я плаваю.

С полудня я у себя и жду телефонного звонка. Он раздается лишь через сорок пять минут. Это Натали.

– Он потрясающий, твой доктор…

– Он считает, что ты справишься с этим делом?

– Я прекрасно могу родить ребенка, не подвергая ни себя, ни его никакому риску. Ты с ним знаком?

– Нет. Мне его рекомендовал Кандиль…

– Он бы тебе сразу понравился… Он носит очки с толстыми стеклами, а глаза у него добрые… Сейчас я расскажу обо всем бабушке, а после двенадцати попытаюсь застать Хильду одну…

Я не говорю ей о нашей беседе с Терраном. Она полагает, что родить ребенка дело совершенно естественное, и не подозревает об осложнениях, которые за этим могут последовать.

– Еще раз спасибо, Бай… Ты не представляешь себе, как я счастлива… Боюсь только, Жанну это не обрадует, как меня…

Жду телефонного звонка Кандиля, совсем недолго.

– Ваша внучка звонила?

– Кажется, Жориссан считает, что у нее все в полном порядке?

– Совершенно верно… Ей надо только немного успокоиться и впредь щадить свои нервы…

– Я был у Террана…

– Ну, что он говорит?

– Приблизительно то же, что и вы… С точки зрения законности это будет не очень трудно… Только вот врач все осложняет…

– Акушер и в самом деле не может утверждать, что не знает женщину, у которой принимал ребенка…

– Я хотел спросить, а что, если будет только акушерка?..

– Понял… Я думал об этом… Сегодня выясню… Вы будете дома после шести?..

– Буду вас ждать…

– По вашей милости мне приходится заниматься странными делами… Но знайте, мне ничего не известно и никакого отношения ко всей этой истории я не имею…

Давно уже не помню, чтобы я так волновался. Я даже не заметил, что ел за завтраком. Мое возбуждение удивляет мадам Даван, и, чтобы она не думала бог знает что, я говорю ей:

– Возможно, в скором времени я сообщу вам важную новость относительно моей внучки…

– Она выходит замуж?

– Нет, гораздо лучше… – отвечаю я довольно искренне.

Днем я не могу заснуть. Из головы у меня не выходит вся эта история. Стараюсь не упустить ни одной мелочи. Потом читаю газеты, но ничего не понимаю. Наконец слышу шаги Кандиля, который на этот раз оставил свой чемоданчик в машине.

– Налейте мне немного виски… По-моему, сейчас оно пойдет мне на пользу…

Он валится в кресло и вытирает лоб.

– Вы уверены в своей внучке?

Я подаю ему виски, а себе наливаю немного портвейна.

– В каком смысле?

– Она не будет рассказывать каждому встречному, что с ней, произошло?

– Я уверен, что, если ей велеть, чтобы она молчала, она будет молчать…

– Это единственное, чего я немного боюсь…

Он и в самом деле озабочен. Чувствуется, что принимает все это близко к сердцу.

– Жориссан говорит, что она произвела на него прекрасное впечатление и что он считает ее весьма зрелой для ее возраста.

– И внучка от него в восторге, только о нем и говорит…

– К сожалению, ей не стоит больше к нему ходить… Секретарши болтать не станут, но соседи, консьержка… Через месяц-другой ее положения уже не скроешь, а такая девушка, как она, не останется незамеченной…

– Но ведь ей нужно время от времени показываться врачу?

– Разумеется… И если возникнет необходимость, хотя это и маловероятно, Жориссан сам приедет ее посмотреть…

– Я не совсем понимаю, к чему вы клоните… У вас такой вид, будто вы нашли выход, но мне не ясно, какой…

– Из того, что вы сказали мне утром по телефону, я понял, что у нас явилась одна и та же мысль…

– Акушерка?

– Если ничего не имеете против, на некоторое время мы забудем это слово… Также его должны забыть ваша внучка, ваша бывшая жена, да и эта юная немка, на которой женится ваш сын Жак… Вы слишком известный человек, и нам следует принять все меры предосторожности…

Я так нервничаю, что наливаю, себе вторую рюмку портвейна, а мой добрый Кандиль соглашается выпить вторую рюмку виски.

– Мне остался еще только один визит – к старухе, которая считает себя больной, а на самом деле всех нас похоронит… Скажите, ваша вилла в окрестностях Довиля все еще существует?

– Как будто… Мы уже много лет туда не ездили… Одно время я думал ее продать, но никто не хотел заплатить за нее цену, которую я назначил… Может быть, я нарочно просил слишком дорого, потому что терпеть не могу расставаться со своим прошлым…

Я получил этому доказательство, читая письмо Пэт. У меня сжималось сердце будто я лишь вчера с ней расстался.

– Довиль имеет отношение к вашему плану?

– На какой месяц приходится пасха в будущем году?

– Не знаю. Наверно, на апрель…

– Чем позже, тем лучше… Жориссан полагает, что Натали, вероятно, родит в начале апреля…

Эти слова вдруг меня поражают. До сих пор мы только рассуждали. А сейчас отчетливо, как вчера, вижу хорошенькое личико моей внучки и думаю: неужели все это происходит на самом деле?.

Я повторяю, глядя перед собой:

– В начале апреля…

Глава седьмая

Мы с Кандилем сидим, утонув в креслах, и, должно быть, похожи на заговорщиков. Обычно громогласный доктор говорит тихо, и я вдруг ловлю себя на том, что следую его примеру.

– Насколько можно судить по заключению Жориссана, ее состояние станет заметным через месяц…

Чем конкретнее слова Кандиля, тем нереальнее кажется мне происходящее.

– Как раз в это время ей надо бы уехать… На вашей вилле есть сторожа?

– Был старый садовник с женой. Он умер, а его жена уехала к дочери, куда-то под Фекан…

– А соседи?

– Парк довольно большой, с густыми деревьями и кустами… Уже многие годы все запущено… Из стен, наверное, сочится сырость…

– Но если эта вилла все же пригодна для жилья...– Он осушает вторую рюмку и ворчит: – Мне совсем не по душе то, что приходится делать… А особенно неловко было ехать в Иври…

– Почему в Иври?

– Чтобы повидать, эту женщину, мадам Кламар… Она уже пожилая… Я знаю ее больше тридцати лет… Она работала в родильном доме и была одной из лучших акушерок… В один прекрасный день она пожалела кого-то… Это ей дорого обошлось…

– Ей можно доверять?

– Я за нее ручаюсь… Ей лет шестьдесят, но она все еще очень живая, с прекрасными седыми волосами… Из нее выйдет чудесная экономка… По-моему, вам стоило бы съездить туда, посмотреть, в каком состоянии дом… Побудьте там несколько дней: пусть люди привыкнут к тому, что ставни открыты, у дома стоит машина… А потом ваша внучка поедет туда с мадам Кламар и будет сидеть в доме, нигде не показываясь в течение пяти месяцев…

Это сложнее, чем я думал. Придется также объяснить отсутствие Натали. Я мог бы, например, отправить ее якобы в путешествие по Соединенным Штатам.

– Ладно, – ворчит Кандиль. – Мадам Кламар будет покупать провизию, готовить. У нее есть маленький автомобиль…

– А потом?

– Когда она привезет вам ребенка, ему будет дней десять, а остальное меня не касается… Дальше карты в руки вашему приятелю Террану… Один вариант: объявить о ребенке в мэрию… Причем вы откажетесь назвать имя матери… Кто предположительно будет отцом?

Мне неловко. Я боюсь показаться смешным. И все же произношу почти шепотом:

– Я.

Кандиль не удивился. У меня такое впечатление, что он этого ожидал. Он смотрит на меня, кивая головой, а я быстро добавляю:

– Хочу, чтобы ребенок носил нашу фамилию…

– Хорошо… Это не столь важно… Значит, вы пойдете записать его в мэрию и объясните, как уж там сможете, что ребенку, о котором вы объявляете, уже десять дней… О втором варианте я уже вам говорил, вы сказали, что он взят из плохого романа… Вы нашли ребенка у своего порога и хотите его усыновить… Полиция произведет короткое расследование, чтобы разыскать мать, но не будет вам препятствовать…

Усыновление мне меньше нравится. Я хотел бы, чтобы не было разницы между этим ребенком и остальными членами семьи.

– Поговорите с Терраном… Пусть он решит.

Кандиль смотрит на бутылку, и я наливаю ему третью рюмку шотландского виски. В первый раз вижу, чтобы он пил столько спиртного. Когда он уходит, лицо у него красное. Я сейчас же звоню Жанне, но ее еще нет дома. К телефону подходит Натали.

– Что-нибудь новое, Бай?

– Кажется, да…

– Можно я сейчас приду к тебе?

– Если хочешь…

Семь часов. Я и не подозреваю, что начинается один из самых удивительных вечеров моей жизни. Предупреждаю мадам Даван:

– Обедать я, вероятно, буду позже, если только моя внучка не захочет поесть со мной…

– Хорошо, мосье…

Улыбаюсь ей, потому что она, кажется, встревожена.

– Вечером я, наверное, вам кое-что сообщу… Это не касается ни вас, ни меня… Но думаю, новость вас обрадует…

Появляется Натали. Глаза у нее стали такие огромные, что кажется, они одни на лице.

– Ну? Что будет дальше?

– Через три недели или через месяц, когда твоя фигура изменится слишком заметно, ты поедешь на виллу в Довиль, с экономкой…

– С какой экономкой?

– Ты ее не знаешь… Это пожилая дама, отличная акушерка… Натали недоверчиво хмурится и смотрит на меня так, будто я ее уже предал.

– Ты обещал мне…

– Я обещал тебе, что ты родишь ребенка, а эта женщина поможет ему появиться на свет…

– Но почему в Довиле? Я не помню эту виллу… Жанна говорит, что это старая лачуга…

– Ты будешь жить там недолго… Пять месяцев скоро промелькнут…

– Но зачем мне туда ехать?

– Потому что ребенок не будет записан на твое имя…

Она взрывается, вскакивает и начинает говорить громко, быстро.

– Я так и знала… Это было бы слишком чудесно… Ты не мог вдруг измениться… Теперь я вижу, что вы с Жанной всегда заодно…

Она говорит, говорит… Взгляд стал жестким, она в бешенстве шагает по комнате. Я жду, пока гроза пройдет.

– Сколько тебе лет, внучка?

– Ладно. Шестнадцатый. Ну и что из этого? Доктор же сказал…

– Тут не в докторе дело… Речь идет о твоей жизни… Настанет день, когда ты, возможно, полюбишь…

Она морщится, всем своим видом показывая, что первого опыта для нее достаточно.

– Ну, это будет не так скоро…

– Ты не знаешь, что тебе готовит жизнь…. Твой муж или любовник, вероятно, не захочет мириться с чужим ребенком…

– А что ты хочешь с ним сделать? Отдать кому-нибудь, как щенка?

Удивительно, как храбро она защищается, вернее, нападает.

– Твой ребенок… Я хотел сказать, твой сын, но может, это будет дочь…

– Нет…  Я знаю, что это будет мальчик… Я хочу мальчика…

– Хорошо… Так вот, твой сын будет носить нашу фамилию и пользоваться теми же правами, что и остальные члены семьи…

– Не понимаю, как…

– Он будет зарегистрирован как Перре-Латур…

– Тогда зачем меня прятать?

– Потому что о тебе не будет упомянуто…

– А кто же его объявит своим сыном?

Не знаю, покраснел ли я. Вероятно. Момент был трудный.

– Я…

Все-таки она остается шестнадцатилетней девчонкой. Позабыв о недавнем гневе, Натали чуть не прыснула со смеха. Но сдержалась и смотрит на меня ошеломленно.

– Ты признаешь себя отцом моего…

– Почему бы и нет? Многие мужчины моего возраста, даже старше, имели детей… И никто не заставит меня объявить имя матери…

– Значит, он будет моим дядей? – Она уже не принимает меня всерьез. – Но слушай, ведь это совсем глупо… Интересно кто вбил тебе в голову эту дикую мысль?

– Я обсудил ее со своим адвокатом, и ему она совсем не показалась дикой…

– Почему тогда уж не мой отец?

– Твой отец женится… Вряд ли Хильда обрадуется тому, что у ее мужа появится готовый младенец…

– Ты с ним говорил?

– С кем?

– С отцом…

– Нет еще…

– Он не знает, что я беременна?

– Во всяком случае, я ему не говорил…

– А где будет жить мой ребенок?

– Здесь, в бывшей комнате твоей бабушки, я ее переделаю… Я найму самую лучшую няньку, а ты будешь приходить, когда захочешь… Летом сможешь брать его в деревню или к морю…

Она немного успокоилась, хотя и не до конца.

– Почему ты все это делаешь, ведь прежде ты никогда мною не занимался?

– А ты часто приходила ко мне?

– Признаюсь, нет. Я боялась тебя тревожить.

– А твой отец?

– Разве он тоже не приходит?

– Раз или два в год… Жанна тоже… И Жан-Люк… Что касается моих американских внуков, то их родители даже не потрудились сообщить мне о их существовании…

Она опускает голову, пораженная этим открытием.

– Я никогда не думала… – и все же пытается возразить: – Это перевернет всю твою жизнь…

Я предпочитаю не отвечать.

– Думаешь, из этого и в самом деле что-нибудь получится?.. А ты обещаешь вернуть мне моего сына, если я когда-нибудь захочу взять его к себе?..

– Обещаю…

– Ты поговоришь с Жанной?

– Я надеюсь увидеть ее сегодня вечером…

– И с отцом?

– Я ему позвоню…

– Лучше, чтобы меня здесь не было, когда они придут… Мы оба встаем. Я протягиваю ей руку.

– Договорились?..

– Раньше нужно узнать, что они скажут…

За обедом я ограничиваюсь двумя яйцами всмятку. Мне не хочется есть. Жанна приходит первой, около девяти часов, и я указываю ей на кресло, в котором сидела Натали.

– Что происходит? Твой торжественный вид не обещает ничего хорошего. А Натали едва поцеловала меня, не стала обедать и заперлась в своей комнате…

– Она тебе говорила, что была у очень хорошего врача?

– Меня начинает интересовать, почему ты так настаиваешь…

Что мне ей ответить? Я и сам не знаю почему.

– Она вполне способна родить, рискуя не больше любой другой женщины…

– Ребенок без отца… Отличное начало жизни для несовершеннолетней девушки, ты не находишь?

Я молчу. Редко я бываю так терпелив, как в этот вечер. Звонок. Входят Жак и Хильда.

– Мы не слишком рано? – спрашивает Жак, глядя то на меня, то на Жанну.

Только Хильда улыбается немного таинственно. Возможно, Натали успела ей позвонить.

– Садитесь, дети мои… Что вам предложить?..

Жак выбирает коньяк, Жанна тоже, и я звоню, чтобы из кухни принесли фруктовый сок.

– Хильда не говорила с тобой, Жак?

– О чем?

– О твоей дочери…

– А что с Натали?

– Ничего страшного… Она беременна…

– Откуда ты  знаешь?

– Она сама мне сказала, а врач подтвердил. Он ревниво смотрит на Хильду.

– А ты тоже знала?

Она кивает, и он еще больше теряется.

– А кто отец?

– В настоящий момент отца нет…

– То есть как это нет?

– Твоя дочь знать не хочет этого парня… Она его терпеть не может… Впрочем, он уже не живет во Франции…

– По-моему, Натали еще слишком молода, чтобы… – вмешивается Жанна.

Лицо Жака мрачнеет.

– Об этом я и слышать не хочу.

– Значит, ты того же мнения, что и твой отец…

– И я! – радостно восклицает Хильда.

Я во второй раз наполняю бокалы. Говорю медленно. Снова повторяю свои соображения. И когда наконец объявляю: «Отцом буду я…» – мне кажется, что юная немка сейчас бросится мне на шею. Жанна сразу же заявляет, что это невозможно.

– Ты никогда не занимался детьми, а теперь вдруг начинаешь принимать решения… Ты не знаешь Натали… Ты никогда не жил с ней под одной крышей…

Я кротко возражаю…

– Это она никогда не жила со мной… Жак понимает, что я хочу сказать, ему неловко.

– Ты не боишься осложнений?

– Только если кто-нибудь из моих наследников станет протестовать… Не думаю, чтобы Жан-Люк…

– Жан-Люка это мало интересует… Я сам поеду к нему и поставлю его в известность… Может быть, твои американцы?.,

– Это я беру на себя…

Возможно, еще возникнут мелкие затруднения, но основное улажено.

– Вы все согласны?

Жак искренне соглашается, Хильда шепчет:

– Я еще не имею права голоса. И все же я всегда с Натали…

Жанна молчит, она как будто сразу постарела.

– Я полагаю, ребенок будет жить здесь?

– Да. Я приглашу няньку. Переделаю твою прежнюю комнату…

У нее сжимается горло, она с трудом выговаривает:

– Ладно… Раз все…

Она не заканчивает. На глазах у нее слезы. Я снимаю трубку и вызываю бульвар Распай. Долго слушаю гудки и уже хочу положить трубку, когда раздается голос Натали.

– Ты спала?

– Нет… Ну как?

– Мы все здесь…

– Отец тоже?

– Да…

– И Хильда?

– Я торопился сообщить тебе, что все согласны…

– Даже Жанна?

– Да, и Жанна тоже.

– Скажи им, что я рада… Скажи Хильде, что я хотела бы повидать ее прежде, чем лягу…

Они ушли все вместе. Я поцеловал Жанну в обе щеки, шепнул ей на ухо:

– Прости меня… Я должен был это сделать…

– Может быть, ты и прав…

Они втроем вошли в кабину лифта.

Немного позже я все рассказал мадам Даван, она очень взволнована.

Между нами ничего не происходит. И уже никогда ничего не произойдет, зато в доме появится ребенок.

Глава восьмая

Пэт умерла в сочельник. Болезнь развивалась слишком быстро, и операция дала лишь недолгую отсрочку. По мнению доктора Фейнштейна и профессора Пендертона, для нее это было лучше.

Я не полетел в Нью-Йорк на похороны, хотя уже почти поборол себя и едва не сел в самолет. Думаю, мне еще рано знакомиться с моей невесткой, Бобом, его братом и сестрой.

Они сообщили мне о смерти Пэт через Эдди. Он пошлет цветы от моего имени. Элен и ее старший сын, кажется, справляются, оба много работают.

Я написал им и пригласил их во Францию на будущее лето.

Но лето еще далеко, а рождество я провожу в одиночестве. Жак и Хильда поженились в ноябре и поехали к Жан-Люку в Межёв. Я не выезжаю из Парижа. Не выхожу из дома. Хотел бы пригласить Кандиля пообедать со мной, но не решаюсь. Довольствуюсь тем, что подолгу говорю с Довилем.

Картье передаст все мои подарки, которые я выбирал целых два часа.  Как и в прошлые годы, я не забыл служащих. Эмиль, мой шофер, получил великолепную пенковую трубку. Он объяснил мне, что будет курить ее только дома, вечером, потому что пенковую трубку не следует курить на воздухе.

Повар получил серебряный портсигар, его жена – золотые часики.

Уборщицам и всем служащим банка я подарил конверты с деньгами.

Вечером, сидя в своем кабинете, я впервые чувствую себя одиноким. Читать мне не хочется. Само собой разумеется, рождественской елки в доме нет. Я не ем ни индейки, ни гусиной печенки. Наконец направляюсь в спальню. Мадам Даван встает.

– Почему бы вам не посидеть со мной?

Она не без колебаний опускается в одно из кожаных кресел, я сажусь в другое. Может быть, желая придать себе уверенности, я зажигаю сигару.

Мы болтаем. Потом часы бьют двенадцать раз, и мы, замерев, молча смотрим друг на друга.

Нянька – швейцарка, окончила одну из лучших школ в Валэ и носит форму этой школы: блузу в узкую белую и голубую полоску и очень кокетливый чепчик.

Натали была права: она родила мальчика. Доктор Жориссан тоже был прав, потому что роды прошли без малейших осложнений.

По совету Террана она вернулась на бульвар Распай, поскольку полиция могла для вида начать расследование.

Я провел довольно веселые минуты на площади Лувра, в мэрии 1-го округа, но не хотел бы пережить их снова. Я постарался запомнить все инструкции Террана, который не очень-то меня обнадеживал.

– Во всяком случае, они не могут забрать у тебя ребенка и поместить его в воспитательный дом… Они могут не признать тебя отцом и потребовать, чтобы ты усыновил ребенка, больше тебе ничто не угрожает.

Я направляюсь в Отдел записи гражданского состояния. Какая-то старая дама в сопровождении двух более молодых женщин, наверное дочерей, пришла заявить о смерти мужа. Служащий мэрии не торопясь снимает копию со свидетельства, выданного врачом. Старая дама сморкается, вытирает глаза.

Светит солнце, распускаются почки, и деревья словно окутаны бледно-зеленым маревом.

– Слушаю вас, мосье, – говорит мне служащий, когда три дамы направляются к двери.

Я подаю ему свою визитную карточку, деловую карточку, на которой обозначен мой адрес и мое звание. В его взгляде сразу же появляется любопытство.

– Вы хотите сделать какое-нибудь заявление?

– Да.

– О смерти?

– О рождении…

– У вас есть удостоверение врача?

– Роды произошли без врача…

Он смотрит на меня еще внимательнее, с удивлением.

– Но с акушеркой?

– У меня нет никакого удостоверения.

– Кто отец ребенка?

– Я.

Как я и ожидал, он слишком молод, в его глазах мужчина семидесяти четырех лет может быть только немощным стариком.

– Вы женаты?

– Был женат три раза…

– Ребенок от вашей третьей жены?

– Нет. Я разведен со всеми тремя…

– Это незаконный ребенок?

– Законный, раз я его признаю…

– Мальчик?

– Да… Можете записать: Ив Жак Франсуа Перре-Латур.

Натали просила меня дать имена в таком порядке. Не знаю, с чем связано для нее имя Ив. В нашей семье никогда не было Ива, и у нас нет никаких корней в Бретани. Жак – в честь ее отца, а Франсуа идет последним.

– Имя матери?

– Я его не знаю… Он так и подскочил.

– Но вы не можете не знать…

– Предположим, официально я не знаю его…

– Где произошли роды?

– Тоже не знаю…

– С вашего разрешения, я сейчас вернусь.

Сбитый с толку, он решает посоветоваться с кем-то из начальства. Он идет в соседнее помещение. Немного погодя в комнату заходит человек постарше, чтобы не оставлять меня одного. Потом появляется молодой служащий.

– Вам придется подождать. Сейчас узнают, у себя ли господин мэр.

Я жду, сидя на скамье, всего минут пятнадцать. За мной приходит курьер и ведет меня во второй этаж. Мы проходим через приемную в большой кабинет. Мэр встает, протягивает мне руку и бормочет:

– Рад познакомиться…

Это плотный человек с умным, симпатичным лицом.

– Садитесь, прошу вас…

Кабинет обставлен мебелью в стиле ампир, как и у меня, с той только разницей, что здешняя мебель – современная подделка. Солнце играет на бронзе и на большой стеклянной пепельнице. Мэр курит трубку.

– Заведующий Отделом записи гражданского состояния сказал…

Ему неловко, как и мне. Даже более неловко, потому что я перестал бояться.

– Если я правильно понял, вы желаете признать себя отцом ребенка, не сообщая фамилии матери?

– Совершенно верно. У меня серьезные причины на то, чтобы фамилия матери не упоминалась в официальных свидетельствах…

– Но, как мне сказали, у вас нет даже удостоверения врача, который принимал роды…

– Врача не было…

– И акушерки тоже?

Я молча смотрю на него.

– Словом, эта женщина родила одна?

– Бывает, что дети рождаются в такси, иногда в поезде или в самолете…

– Совершенно верно. Но тогда мы знаем фамилию матери…

– И не всегда фамилию отца…

– Это тоже верно…

– А тут есть фамилия отца…

Видя его затруднение, я стараюсь ему помочь.

– Во Французском гражданском кодексе есть статья 336, которую я могу вам процитировать на память: «Признание отца без указания имени матери и подтверждения с ее стороны правомочно только по отношению к отцу…»

Он шевелит губами, повторяя эту фразу, вид у него такой, будто он погружен в глубокое раздумье.

– Не совсем ясно… Вы уверены, что статья сформулирована именно так?..

– Я это утверждаю… Добавлю, что консультировался с известным юристом… Он такого мнения, что эта статья дает основание для регистрации, в которой а priori не может быть отказано…

– Когда родился ребенок?

– Пятого апреля…

– Значит, десять дней тому назад?

– Прошу прощения. Я не мог прийти раньше.

– Полагаю, фамилию вашего юриста вы тоже не можете назвать?

Он не издевается надо мной. Он встревожен, и я понимаю, что он не хочет совершить ошибки, отказывая мне в том, на что я, может быть, имею право.

– Вы позволите, мосье Перре-Латур?

Он выходит из кабинета, конечно чтобы позвонить в высшие инстанции, не знаю кому. Это продолжается долго. Я слышу негромкий разговор, но не могу различить слов.

Он возвращается, и видно, на душе у него стало легче.

– Думаю, что можно будет произвести запись. Я велю зарегистрировать на отдельном листке, пока полиция не удостоверится в том, что никто не заявлял об исчезновении ребенка… Спешу добавить, это простая формальность… У вас внизу есть свидетели?

– Мой шофер, он в машине…

– Наш служащий достанет второго… Вы знаете, как это делается?.. Их всегда здесь двое или трое, они ждут там, в маленьком баре по соседству…

Уф! Он провожает меня, пожимает мне руку. Когда я возвращаюсь в Отдел записи гражданского состояния, служащий смотрит на меня с большим уважением.

– Мне сказали, что у вас нет свидетелей? Если желаете, я вам сейчас их достану…

Он звонит по телефону из глубины комнаты.

– Алло, Гастон?.. Это Жермен… Да… Двоих… Сейчас… Срочно…

Я даю каждому по сто франков, боюсь, что, если дам больше, это покажется странным.

Выхожу из мэрии на залитую ярким солнцем улицу. Я в пиджаке. В первый раз в этом году – март был холодный и неприветливый. Делаю знак Эмилю не открывать дверцу. Мне хочется пройтись.

– Я вернусь пешком…

Ну вот! У меня появился еще один сын! И этот уж будет жить со мной, в моем доме. Не знаю почему, я чувствую не просто радость, но словно освобождение…

Я не стараюсь разобраться в своих чувствах, не задаю себе вопросов. Я будто сбросил с себя какую-то тяжесть.

Иду быстро. Давно мне уже не шагалось так легко. Иногда останавливаюсь и смотрю на витрины улицы Риволи.

Сейчас позвоню Натали и сообщу ей приятную новость. Теперь она еще больше старается походить на взрослую и очень горда собой.

– Раз я его не кормлю, может быть, мне поехать в Сен-Тропез, к Жан-Люку и остальным?

Я вспоминаю свою прогулку вдоль Марны, дорогу меж двух откосов, вспоминаю о том, как я посмотрел вверх, и о фразе, которая невольно пришла мне на ум:

«И все-таки орешник зеленеет»…

Вандомская площадь прекрасна. И окна там, наверху, тоже.

– И все-таки орешник…

Я вхожу в квартиру и слышу крик ребенка.