Текст книги "Мегрэ в кабаре «Пикрат»"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Как вы распространяете эти проспекты?

– Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам.

Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу.

Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате».

– Они приходят уже в большом подпитии?

– Конечно.

– Много их было последней ночью?

– Это был понедельник. По понедельникам у нас никогда много не бывает.

– С того места, где вы находитесь, видно, что делается в зале?

Она показала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с табличкой: «Туалет». Другая, точно такая же, справа, была без обозначения.

– Я почти всегда там. Мы вообще не подаем горячих блюд. Но иногда гости заказывают луковый суп, ветчину или лангустов. Тогда я на минуту выхожу на кухню.

– Значит, вы почти всегда в зале?

– Чаще всего. Я слежу за моими девочками и в подходящий момент подсовываю клиентам коробку конфет, цветы или какой-нибудь сувенир. Вы знаете, как бывает.

Она даже не пыталась лгать и, наконец, села со вздохом облегчения и вынула одну ногу из тапка. Нога была отекшая и натруженная.

– Что еще вы хотите узнать? Я вас не тороплю, но мне пора будить Фреда. Ему нужно больше времени, чтобы выспаться, чем мне.

– Во сколько вы легли?

– Около пяти. Но иногда ложусь только в семь.

– А во сколько вы встали?

– Час назад, и, как видите, уже подметаю.

– Муж пошел спать вместе с вами?

– Он поднялся наверх за пять минут до меня.

– С утра он не выходил в город?

– Он все время в постели.

И только когда он так упорно стал допытываться о ее муже, женщина забеспокоилась.

– Вы пришли из-за него?

– Скорее из-за двух мужчин, которые были здесь сегодня, около двух часов ночи. Они сидели в одном из кабинетов. Вы не помните?

– Двух мужчин?

Она осмотрела столики по очереди, словно рылась в своей памяти.

– Вы можете показать, где сидела Арлетта перед своим вторым выступлением?

– Да. Она была со своим молодым человеком. Я даже ей сказала, что это пустая трата времени.

– Он часто приходил?

– Три или четыре раза. Он из тех, кто заходит случайно и влюбляется в одну из девушек. Я им твержу все время: ради бога, один раз, если не можете без этого обойтись, но постоянным поклонникам здесь не место. Они сидели в шестой ложе, спиной к улице. Я их хорошо видела. Он все время держал ее за руку и болтал без конца, а лицо было, как у теленка…

– А в соседней ложе?

– Было пусто.

– Весь вечер?

– Это легко проверить. Я еще не убирала со столиков. Если бы там кто-то сидел, то в пепельнице остались окурки, а на скатерти – следы рюмок.

Женщина не пошевелилась, когда он пошел проверить.

– Вы правы, ничего не видно.

– Может, в другой день я не была бы так уверена, но вчера, как всегда по понедельникам было так пусто, что мы уже хотели закрывать. Даю слово, от силы человек двенадцать. Муж подтвердит это.

– Вы знаете Оскара? – спросил он напрямик.

Она не пошевелилась, но комиссар почувствовал, что ей не хочется продолжать разговор.

– Какого Оскара?

– Мужчина в возрасте, невысокий, коренастый, с проседью.

– Такого не знаю. Мясника зовут Оскаром, но он – высокий брюнет с усами. Может, Фред знает…

– Пригласите его.

И Мегрэ остался один в пурпурном тоннеле. В темноте зала светлый прямоугольник двери был экраном, на котором, как в старых немых фильмах, двигались смутные силуэты.

Перед ним на стене висели фотографии Арлетты в неизменном черном платье. Оно обтягивало ее тело так плотно, что девушка казалась еще более нагой, чем на тех вызывающих фотографиях, которые лежали в кармане у комиссара.

Утром у Люка он почти не обратил на нее внимания. Это была маленькая ночная бабочка, таких он много встречал. Запомнилась ему только молодость девушки и показалось, что тут что-то не так. Он сразу вспомнил ее хриплый голос. Так говорят все, кто слишком много курит и пьет. Он вспоминал ее беспокойные глаза и то, как он помимо своей воли смотрел на ее грудь. Его тогда захлестнула аура женственности, запах теплой постели, который исходил от нее. Он редко встречал женщин, буквально источающих секс, хотя этот имидж совсем не вязался с детским страхом в ее глазах, а тем более с квартирой, которую он только что видел, квартирой со старательно натертым паркетом, стенным шкафчиком для щеток и тщательно убранной кладовкой.

– Фред идет.

– Вы ему рассказали, зачем я здесь?

– Я только хотела узнать, не видел ли он этих двоих. Он абсолютно уверен, что за четвертым столиком никого не было. У нас, знаете ли, столики в ложах пронумерованы. В пятой сидел американец, который выпил целую бутылку виски, и большая компания в одиннадцатой. Официант Дезире вам подтвердит это сегодня вечером.

– Где он живет?

– Где-то в предместье. Не знаю точно. Утром возвращается к себе на поезде с вокзала Сен-Лазар.

– Кто еще у вас работает?

– Кузнечик, он швейцар и заодно курьер, разносит проспекты. Оркестр и девушки.

– Сколько их?

– Кроме Арлетты – Бетти Брюс, вот ее фотография слева. Она исполняет акробатические танцы. И Таня, она в перерывах между своими номерами играет на пианино. Вот и все. Конечно, есть и другие – приходят с улицы выпить рюмку и снять клиента. Но они у нас не работают. Мы здесь как одна большая семья. Ни у Фреда, ни у меня нет больших амбиций. Когда накопим немного денег, будем жить себе спокойно в нашем домике в Бурживале. Вот идет муж.

Невысокий, но крепко сложенный и хорошо сохранившийся мужчина лет пятидесяти, черноволосый, с едва пробивающейся сединой, вышел из кухни, на ходу надевая пиджак на рубашку без воротничка. Было видно, что одевался он поспешно, так как на нем были брюки от смокинга и домашние туфли на босу ногу.

Хозяин кабаре тоже оказался спокойным. Даже куда более спокойным, чем жена. Скорее всего, фамилия Мегрэ была ему известна, но видел он его впервые и шел медленно, чтобы приглядеться.

– Фред Альфонси, – представился он, протягивая руку. – Жена вас ничем не угостила?

Стол перед комиссаром был пуст.

– Вы в самом деле ничего не хотите? Но и ведь не возражаете, если Роза принесет мне чашку кофе.

Так звали его жену. Она ушла на кухню, а Альфонси сел перед комиссаром, положил локти на стол и замолчал.

– Вы уверены, что никто тут не сидел прошедшей ночью?

– Послушайте, господин комиссар, я знаю, кто вы, а вы обо мне не знаете ничего. Может быть, вас дезинформировал кто-нибудь из полиции нравов… Эти господа иногда заглядывают ко мне. Такая уж у них работа. А если они не сказали, то я скажу, что у меня ни разу не было никаких нарушений. Я – тихий и спокойный человек.

Эти слова звучали странно из уст крепыша со сломанным носом и ушами экс-боксера, как цветная капуста.

– А значит, когда я говорю, что за этим столиком никого не было, значит – никого не было, у меня скромное заведение. Здесь работает немного людей, и я всегда на месте, чтобы все были на глазах. Могу точно сказать, сколько посетителей здесь было этой ночью. Достаточно просмотреть счета в кассе. На них написаны номера столиков.

– Арлетта со своим парнем сидели в «пятерке», так?

– В «шестерке». Направо – четные номера, слева – нечетные.

– А за боковым столиком?

– В «восьмерке?» Где-то в четыре ночи там сидели две пары. Вроде парижане, которые у нас никогда не были и зашли из любопытства, но быстро сообразили, что это не для них. Выпили бутылку шампанского и сразу ушли. А я закрыл кабаре.

– И вы не видели ни за одним из столиков двух мужчин? Один средних лет, чем-то похож на вас?

Фред Альфонси знал, с кем имеет дело, и, улыбаясь, ответил:

– Если вы будете со мной откровенны, мсье, то, может быть, я попробую вам помочь. Вам не кажется, что хватит играть в кошки-мышки?

– Арлетта мертва.

– Что?

Он подскочил от неожиданности и закричал в сторону кухни:

– Роза!.. Роза!..

– Да слышу я, иду.

– Арлетта умерла!

– Что ты болтаешь!

Она прибежала с удивительной для женщины ее комплекции быстротой.

– Арлетта?

– Ее задушили сегодня утром в спальне, – добавил Мегрэ, внимательно глядя на нее.

– Какой кошмар!.. А кто этот мерзавец?

– Вот это я и хотел бы узнать.

Роза громко высморкалась. Казалось, вот-вот расплачется. Она, не отрываясь, смотрела на стену – там висела фотография девушки.

– Как же так? – спросил Фред, направляясь к бару.

Он выбрал бутылку выдержанного коньяка, наполнил три рюмки, первую подал жене, вторую молча поставил перед Мегрэ, который только смочил в ней губы.

– Она подслушала здесь этой ночью разговор двух мужчин о какой-то графине?

– О какой графине.

– Не знаю. Одного из них звали Оскар.

Альфонси не дрогнул.

– Выйдя отсюда, она пошла в окружной комиссариат, чтобы сообщить об услышанном. Оттуда ее привезли к нам, на набережную Орфевр.

– Поэтому ее и убили?

– Скорее всего.

– Ты видела этих двоих, Роза?

Она покачала головой. Оба были взволнованы.

– Клянусь, господин комиссар, если бы эти двое были здесь, я бы запомнил это и не скрыл бы от вас. Мне незачем хитрить. Вы хорошо знаете, как это бывает в подобных нашему увеселительных заведениях. Люди приходят сюда не смотреть какую-то программу экстра-люкс и не танцевать под хороший джаз. Это не кабаре высшего разряда. Вы читали наши рекламные листки. Если у людей есть деньги, к нам они не придут. Но если все же не находят, на чем остановиться, тогда уже причаливают к нам, крепко поддатые. Большинство ночных таксистов имеют с нами договор, конечно, не задаром. И когда посетители выходят из дорогих кабаков, портье им также рассказывают о «Пикрате». Обычно это иностранцы, которые надеются увидеть что-то экзотическое. А экзотической была только Арлетта, когда раздевалась. На секунду, после того, как снимала платье, оставалась совсем нагой. Я велел ей побрить лобок. Так, по-моему, приличней. А после выступления ее обычно приглашали за один из столиков.

– Она спала с посетителями? – прямо спросил Мегрэ

– По крайней мере, не здесь. И не во время работы. Пока кабаре открыто, я не разрешаю девочкам выходить. Они должны задерживать посетителей как можно дольше, чтобы те побольше выпили и, уж наверное, обещают им встретиться после работы.

– И встречаются?

– А как вам кажется?

– Арлетта тоже?

– Наверное, и она тоже.

– А вчера с этим молодым человеком?

– Думаю, нет. Он имел, как бы это сказать, серьезные намерения. Однажды зашел сюда с товарищем случайно и сразу влюбился в Арлетту. Был еще пару раз, но никогда не оставался до закрытия. Наверное, рано встает по утрам.

– У нее были другие постоянные клиенты?

– Вы, наверное, не поняли. У нас нет завсегдатаев. Это люди с улицы. Хотя, естественно, они все похожи.

– А дружки у нее были?

– Не знаю, – ответил холодно хозяин.

Мегрэ невольно посмотрел на жену Фреда.

А вам не случалось…

– Прошу не смущаться. Роза не ревнива. Это уже давно ее не волнует. А если вы хотите знать, то да, случалось.

– У нее?

– Никогда не переступал ее порога. Здесь. В кухне.

– Он уж такой! Исчезнет на минуту, не успеешь оглянуться, а уже вернулся. А потом возвращается и девчонка. А ощипывается, как курица!

Это ее забавляло.

– Вы что-нибудь знаете о графине?

– О какой графине?

– Все равно. И еще я хотел бы получить адрес Кузнечика. Как этого парня зовут по-настоящему?

– Тома. Мы ничего о нем не знаем. Вырос сиротой. Не имеем понятия, где он ночует. Но после обеда вы найдете его на скачках. Это его единственная страсть. Еще по одной?

– Спасибо.

– Как вам кажется, репортеры сюда сегодня сбегутся?

– Может быть, когда узнают…

Комиссар не мог понять, доволен ли Фред перспективой такой рекламы, или наоборот, это его пугает.

– В любом случае, я к вашим услугам. Думаю, что сегодня лучше открыть кабаре, как обычно. Если вы придете, то сможете допросить всех по очереди.

Когда Мегрэ возвратился на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, машины прокурора уже не было. Карета скорой помощи с телом девушки как раз отъезжала. У парадного стояла группка прохожих. Правда, их было меньше, чем он ожидал.

Комиссар застал Жанвье в привратницкой, около телефона. Повесив трубку, инспектор сообщил:

– Уже есть новости из Мулена. Семью Лёлё нашли: отец, мать и сын, банковский клерк. Их дочь, Жанна Лёлё, брюнетка небольшого роста с приплюснутым носом, оставила родной дом три года назад и не подает признаков жизни. Родители о ней даже слышать не хотят.

– Значит, портретного сходства нет?

– Нет. Она на пять сантиметров ниже Арлетты и вроде бы не собиралась делать пластическую операцию.

– О графине никаких новостей?

– По-прежнему ничего. Я допросил жильцов подъезда «Б». Толстая блондинка, что подглядывала на лестнице, – гардеробщица в театре. Заявила, что ее не касается, что делается в доме, но, тем не менее, она слышала, как кто-то поднимался вверх минуты за две до прихода девушки.

– Значит, она слышала и шаги Арлетты? А откуда такая уверенность?

– Утверждает, что узнает ее по походке. А по-моему, она постоянно торчит под дверью и подсматривает.

– Она видела этого мужчину?

– Говорит, что нет, но он шел медленно, как ходят пожилые, тучные, или люди с больным сердцем.

– Она не обратила внимания, когда он вернулся?

– Нет.

– А может быть, это кто-то из живущих наверху?

– Она утверждает, что знает походку всех соседей. Я спрашивал также девушку из квартиры рядом, она работает в пивной. Зря только разбудил. Она ничего не слышала.

– Это все?

– Звонил Люка. Он вернулся в контору и ждет указаний.

– Оттиски пальцев?

– Только наши и Арлетты. Рапорт мсье получит вечером.

Мегрэ обратился к консьержке:

– Здесь нет жильца по имени Оскар?

– Нет, мсье комиссар. Но как-то раз был телефонный звонок. Какой-то мужчина с непарижским выговором сказал: «Прошу передать Арлетте, что ее ждет Оскар в обычном месте».

– Когда примерно это было?

– После ее переезда, через месяц или два. Я потому и запомнила, что ей был только один звонок.

– Она получала письма?

– Иногда, из Брюсселя.

– Мужской почерк?

– Нет, какой-то малограмотной женщины.

Через полчаса Мегрэ и Жанвье, выпив наскоро по кружке в пивной «Дофин», приехали на набережную Орфевр.

Едва Мегрэ открыл дверь своего кабинета, как вбежал молодой Лапуэнт. У него были покрасневшие веки и воспаленные глаза.

– Патрон, я должен с вами срочно поговорить.

Когда комиссар, повесив шляпу и плащ, повернулся, то инспектор кусал губы и изо всех сил стискивал пальцы, чтобы не расплакаться.

Глава III

Лапуэнт начал говорить, повернувшись спиной к Мегрэ, а лицо прижав к оконному стеклу.

– Когда я увидел ее утром здесь, то не мог понять, за что ее забрали. По дороге на Жавель бригадир Люка рассказал мне, в чем дело. А сейчас, когда мы вернулись, я узнал, что она мертва.

Мегрэ сел и медленно произнес:

– А я и не подозревал, что тебя зовут Альбер.

– После всего, что она сообщила, Люка не имел права отпускать ее без охраны.

Он говорил с интонацией обиженного ребенка, и комиссар не смог сдержать улыбки.

– Иди сюда и садись.

Лапуэнт укоризненно вздохнул, как будто Мегрэ был в чем-то виноват. Потом неохотно занял место на стуле по другую сторону письменного стола, опустил голову, и они с комиссаром, который пускал из трубки мелькие колечки дыма, напоминали отца и сына во время важного и не очень приятного разговора.

– Ты недавно работаешь у нас, но должен понимать: если бы мы нянчились с каждым, кто к нам приходит, то не имели бы времени ни на сон, ни на то, чтобы съесть всухомятку хотя бы бутерброд. Я прав?

– Да, патрон. Но…

– Но что?

– С ней было по-другому.

– Почему?

– Потому что вы уже знаете – это был не пьяный бред.

– А вот теперь, когда ты немного успокоился, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все.

– Как я с ней познакомился?

– Лучше с самого начала.

– Я встретил приятеля, однокашника по школе в Мелане. Он редко бывает в Париже. Мы пошли в город с моей сестрой. Потом проводили ее домой и уже вдвоем отправились на Монмартр. Знаете, как это бывает, зашли туда, зашли сюда, а когда выходили из последнего кабака, какой-то карлик подсунул нам проспект «Пикрата».

– Почему карлик?

– Он выглядит на четырнадцать лет, но лицо все в мелких морщинках, как у старика. Крутится и скачет, как уличный мальчишка. Может, поэтому его прозвали Кузнечиком. А поскольку рестораны, которые мы посетили в тот день, не произвели на приятеля впечатления, мы решили, что в «Пикрате» найдется нечто пикантное.

– Когда это было?

Лапуэнт подсчитал про себя и удивился, даже смутился от полученного результата:

– Три недели назад.

– Тогда ты и познакомился с Арлеттой.

– Она подсела за наш столик. Мой товарищ принял ее за шлюху. Потом мы даже поссорились на улице.

– Из-за нее?

– Да. Я сразу увидел, что она не такая, как другие.

Мегрэ слушал и, не торопясь, чистил трубку.

– И ты вернулся на следующую ночь.

– Я хотел извиниться за приятеля.

– А что он ей такого наговорил?

– Предлагал ей деньги, чтобы она с ним переспала.

– И она отказалась?

– Конечно. Я пришел пораньше, когда в кабаре еще почти никого не было. Она согласилась выпить рюмочку.

– Рюмку или бутылку?

– Бутылку. Хозяин не разрешает девушкам сидеть с гостями, если те заказывают только по рюмке. Я должен был взять бутылку шампанского.

– Понятно.

– Знаю, о чем вы подумали. Но она все-таки пришла к нам, а кто-то ее потом из-за этого задушил.

– Она говорила тебе, что ей грозит опасность?

– Прямого разговора на эту тему не было, но я чувствовал, что в ее жизни есть какая-то тайна.

– Какая, например?

– Это трудно объяснить. Все равно никто мне не поверит, ведь я ее… люблю… любил…

Последние слова он произнес тихо, поднял голову и посмотрел на комиссара, готовясь дать отпор. Но в глазах Мегрэ он не увидел и следа иронии.

– Я хотел, чтобы она изменила свою жизнь.

– Ты женился бы на ней?

Лапуэнт смешался:

– Я об этом не думал. Скорее всего, сразу не женился бы.

– Но не хотел, чтобы она показывала свое тело в кабаре?

– Я уверен, ей самой это было противно.

– Она так говорила?

– Это сложнее, патрон. Понимаю, у вас другая точка зрения. Я тоже знаю женщин из таких кабаков. Прежде всего, трудно понять, что она думает на самом деле: пила она много. А вы знаете, что эти женщины вообще не пьют. Иногда делают вид, чтобы раскрутить клиента, но им подают сироп вместо ликера. Разве не так?

– Так.

– А Арлетта пила, когда хотела. Почти каждый вечер. Иногда напивалась до такой степени, что перед ее номером мсье Фред должен был удостовериться, что она держится на ногах.

Лапуэнт так сжился с кабаре, что говорил «мсье Фред», как, наверное, называли хозяина его люди.

– Ты никогда не оставался там до утра?

– Она не разрешала.

– Почему?

– Потому что я ей сказал, что ухожу на работу рано утром.

– Ты признался, что работаешь в полиции?

Лапуэнт снова покраснел.

– Нет. Но рассказал о моей сестре, с которой я живу. Арлетта всегда напоминала мне, что пора идти. Я никогда не предлагал ей денег. Все равно она бы их не взяла. Позволяла мне заказывать только бутылку шампанского и выбирала подешевле.

– Тебе кажется, она была влюблена в тебя?

– Когда мы виделись в последний раз, я был в этом убежден.

– Почему? О чем вы разговаривали?

– Всегда о том же самом. О ней и обо мне.

– Она рассказывала, откуда она родом, чем занимаются ее родители?

– Она не скрывала, что у нее фальшивый паспорт, и говорила, что будет ужасно, если кто-нибудь узнает ее настоящую фамилию.

– У нее было образование?

– Не знаю. Она не говорила на эту тему. Не говорила вообще о своей жизни. Вспоминала только о человеке, который влиял на нее и от которого она никогда не освободится. Добавила, что уже слишком поздно. И что я не должен часто приходить, так как это причиняет ей боль. Поэтому мне и показалось, что она если еще не любила, то уже начинала меня любить. Во время нашей последней встречи она все время держала меня за руку.

– Она уже была пьяна?

– Может быть. Наверное, выпила, но отдавала себе отчет в том, что говорит. Я ее всегда видел такой: нетрезвая, подавленная, но… веселая.

– Ты спал с ней?

Лапуэнт посмотрел на комиссара почти с ненавистью:

– Нет!!!

– Но собирался?

– Нет!

– Она тебе не предлагала?

– Никогда.

– Намекала, что она девица?

– Она должна была терпеть притязания мужчин и презирала их. Почему?

– Все потому же.

– То есть?

– За то, что они с ней делали. Первый раз это случилось, когда она была почти девчонкой. Не знаю, при каких обстоятельствах это произошло, но душевную травму она получила. Ее преследовало это воспоминание. Она постоянно говорила о каком-то человеке, которого ужасно боялась.

– Оскара?

– Она не говорила, как его зовут. Вы. наверное, думаете, что дразнила меня и что я наивный мальчишка, правда? Пусть будет так. Но она мертва, а это значит, что повод для страха у нее был.

– Тебя никогда не тянуло к ней в постель?

– В тот вечер, – признался Лапуэнт, – когда я был там с другом. Вы ее видели только перед смертью. Такую, какой она была сегодня утром, – уставшую до безумия. Если бы вы познакомились с ней раньше, вы бы не спрашивали. Ни одна женщина…

– Ни одна женщина…?

– Это трудно объяснить. Все мужчины хотели ее. Когда она выступала…

– Скажи, она спала с Фредом?

– По необходимости, как и с другими.

Мегрэ старался определить, как далеко зашла Арлетта в своих откровениях.

– И где?

– На кухне. Роза об этом знала, но не смела протестовать, так как боялась потерять мужа. Вы ее видели?

Мегрэ кивнул.

– Она сказала, сколько ей лет?

– Мне показалось, лет пятьдесят.

– Ей по меньшей мере семьдесят. Фред на двадцать лет моложе. В свое время она была одной из красивейших женщин Франции, дорогая содержанка. Она Фреда искренне любит, но боится открыто ревновать и предпочитает, чтобы все это происходило у нее на глазах. Она считает, что в этом меньше риска, вы понимаете?

– Понимаю.

– Она боялась Арлетту больше других и неустанно за ней следила. Но благодаря Арлетте публика валила в кабаре. Другие две – это милые девушки, которых полно в ночных кабаках на Монмартре.

– Что случилось последней ночью?

– Ничего. Я сидел там до полтретьего.

– За каким столиком?

– За «шестеркой».

Он говорил, не как завсегдатай, а скорее, как работник «Пикрата».

– Кто-то был в соседней ложе?

– В «четверке» было пусто. В «восьмерку» пришла большая компания. Неплохо развлекались.

– Значит, если кто-то сидел в «четверке», ты бы это заметил?

– Конечно. Я не хотел, чтобы кто-то слышал, о чем мы говорили, и время от времени вставал, чтобы заглянуть за карьер.

– А ты не заметил за каким-нибудь другим столиком седоватого мужчину в годах, коренастого, сильного?

– Нет.

– А не казалось тебе во время вашего разговора, что Арлетта кого-то подслушивает?

– Нет. А кого она подслушивала?

– Хочешь участвовать в следствии?

Лапуэнт удивленно посмотрел на Мегрэ и неожиданно закричал с импульсивной горячностью:

– Вы мне позволяете, несмотря на!..

– Слушай, это важно. Выйдя из кабаре в четыре часа утра, Арлетта отправилась в комиссариат на улице Ла Рошфуко. По словам дежурного бригадира, она была чрезвычайно взволнована и едва держалась на ногах то ли от усталости, то ли от выпитого. Она говорила о двух мужчинах, которые занимали четвертый столик, в то время как она с тобой сидела за шестым. До нее вроде бы донеслась часть их разговора.

– Зачем она это придумала?

– Не знаю. Когда узнаем, то следствие сдвинется с места. И еще одно: эти двое разговаривали о какой-то графине, которую один из них собирался убить. Когда они уходили из кабаре, Арлетта видела сзади мужчину среднего возраста, коренастого, плотного, волосы с проседью. А во время их разговора она узнала, что его зовут Оскар.

– Но ведь тогда и я бы это слышал…

– Я говорил с Фредом и его женой. Они тоже уверены, что четвертый столик не был занят и что никто похожий на Оскара не был этой ночью в «Пикрате». Может, Арлетта что-то узнала, но по каким-то причинам не могла или не хотела сказать, откуда. Ты говоришь, что она была нетрезва, но все-таки решила, что никто не будет проверять, где сидели клиенты в эту ночь. Понимаешь, что я имею в виду?

– Да. Но почему она назвала именно это имя?

– Ее никто ни о чем не спрашивал. Если она это сделала, значит, была какая-то причина. Или цель. И именно эта цель может вывести нас на след. Это еще не все. В комиссариате она говорила очень уверенно. Но у нас, когда немного протрезвела, стала осторожнее. Люка передал мне, что она отрицала все, что говорила раньше и утверждала, что она наплела все это спьяну. Но сейчас-то мы знаем, что эта была не ложь.

– Конечно!

– Они вернулась к себе, и кто-то, выйдя из шкафа, задушил ее. Значит, он хорошо знал Арлетту, ориентировался в квартире, и скорее всего, имел от нее ключи.

– А графиня?

– Мы до сих пор ничего о ней не знаем. Может быть ее еще не убили или еще не нашли тело. И то, и другое возможно. Арлетта никогда не рассказывала о графине?

– Никогда.

Лапуэнт с минуту рассматривал поверхность стола, а затем спросил уже совершенно другим тоном:

– Как вам кажется, она очень мучилась?

– Нет. Это сделал необычайно сильный человек. Она даже не защищалась.

Она еще там?

– Нет, ее отвезли в Институт судебной экспертизы.

Я могу ее увидеть?

– Поешь сначала.

– А что мне потом делать?

– Поедешь в ее квартиру на Нотр-Дам-де-Лоретт. Возьми ключи у Жанвье. Мы там уже были. Но, может, ты найдешь какую-нибудь деталь, мелочь, которая приведет тебя к убийце.

– Большое спасибо! – горячо поблагодарил юный инспектор, уверенный, что Мегрэ специально дал ему это задание, чтобы подчеркнуть свое расположение к скорбящему от горя влюбленному.

Комиссар не нашел в себе силы показать Лапуэнту фотографии Арлетты, края которых торчали из папки на столе.

Ему сообщили, что два репортера ждут в коридоре и просто жаждут информации. Мегрэ пригласил их к себе в кабинет, вкратце обрисовал дело и дал каждому по одному снимку Арлетты в черном шелковом платье.

– Я прошу вас также написать, – добавил он, – что мы будем благодарны Жанне Лёлё, которая живет сейчас под другой фамилией, если она к нам обратится. Гарантируем ей полную секретность. Совершенно не хотим ее компрометировать.

Обедать домой комиссар пришел поздно. Но все равно решил вернуться на набережную Орфевр и просмотреть в архиве досье Альфонси. Париж казался призрачным из-за мелкого холодного дождя, а люди нетерпеливо бежали вперед, как будто хотели выбраться из этого гигантского аквариума.

Досье Альфонси было обширным, но зацепиться было не за что. В двадцать лет записался в Африканский легион. До службы жил за счет проститутки с бульвара Севастополь, и два раза его задерживали за участие в кровавых драках.

Через несколько лет он появился в Марселе, где стал вышибалой в публичном доме. Тогда ему было двадцать восемь.

Еще не был главарем, но уже занимал определенное место в иерархии подонков Старого порта.

Имел большие хлопоты в связи с несовершеннолетней девочкой, для которой сделал фальшивые документы и продал в кабаре «Парадиз» в Безье.

А спустя еще несколько лет на итальянском корабле выехал в Панаму в сопровождении пяти или шести женщин известного толка и там тоже стал знаменитым в своем кругу человеком.

Когда Альфонси исполнилось сорок лет, он вернулся в Париж и сошелся с Розали Дюмон, которую все звали Розой, стареющей хозяйкой массажного салона на улице Мартир. Часто бывал на скачках, на соревнованиях по боксу, и ходили слухи, что он – подпольный маклер. В конце концов, Фред женился на Розе и открыл кабаре «Пикрат», которое сначала было маленьким баром, куда приходили только знакомые и соседи бывшего владельца.

Жанвье продолжал работать на Нотр-Дам-де-Лоретт, но не занимался больше квартирой Арлетты, а допрашивал соседей по дому и хозяев окрестных магазинчиков. А Люка один должен был разбираться с ограблением на Жавель, что не улучшило его настроения.

Уже начались сумерки, когда зазвонил телефон, и Мегрэ, наконец, услышал то, чего ждал.

– Говорят с Центрального пульта.

– Графиня? – спросил он.

– Да, какая-то графиня. Не знаем, ваша ли. Только что мы получили вызов с улицы Виктор-Массе. Несколько минут назад консьержка обнаружила труп одной из квартиранток. Похоже, что убили ее прошлой ночью.

– Так это графиня?

– Графиня фон Фарнгейм.

– Ее застрелили?

– Задушили. Больше мы ничего не знаем. На месте работают ребята из окружного комиссариата.

Мегрэ сразу же взял такси и потратил уйму времени, чтобы пробиться через центр Парижа. Когда машина проезжала по улице Нотр-Дам-де-Лоретт, он увидел Жанвье, который выходил из овощного магазинчика. Комиссар велел шоферу притормозить и окликнул инспектора:

– Садись! Графиня мертва.

– Настоящая графиня?

– Не знаю. Это рядом. Заметь – район тот же.

И в самом деле, какие-то полкилометра отделяли бар на улице Пигаль от квартиры Арлетты, и столько же было от этого бара до улицы Виктор Массе.

В отличие от Нотр-Дам-де-Лоретт, в воротах респектабельного солидного дома, перед невозмутимым полицейским толпилось человек двадцать зевак.

Комиссар здесь?

– Его не было. у себя, когда нам сообщили. Здесь инспектор Лоньон.

Бедный Лоньон! Как он хотел отличиться! Но фатальное стечение обстоятельств не позволяло ему это сделать. Как только он брался за какое-нибудь дело, то сразу же сталкивался с Мегрэ, который перебегал ему дорогу.

Консьержки на месте не было. Лестничная клетка отделана под мрамор. Ступеньки покрывал темно-красный ковер, укрепленный медными прутьями. В нос ударил затхлый воздух, как будто здесь жили одни старики, которые никогда не открывают окон. Стояла мертвая тишина. Ни одна дверь не раскрылась, когда комиссар в сопровождении Жанвье проходил мимо. Только на пятом этаже они услышали голоса, а в квартире сразу увидели длинный и унылый нос Лоньона. Он разговаривал с маленькой толстой женщиной. Ее волосы были собраны в твердый кок на макушке.

Комнату, в которую они вошли, мутно освещал торшер с пергаментным абажуром. Воздух здесь был еще более спертый, чем на лестнице. Мегрэ почему-то показалось, что они вдруг перенеслись далеко от Парижа, на край света, где не дул свежий ветер, не было пешеходов, быстро идущих по тротуарам, клаксонов такси и разбрызгивающих грязь автобусов, которые с визгом тормозили на каждом углу…

В комнате было так жарко, что Мегрэ сразу же снял пальто.

– Где она?

– В спальне.

Первая комната была чем-то вроде гостиной, вернее, когда-то служила ею. Здесь были нагромождены вещи, давно утратившие свой первоначальный облик. Так обычно выглядят квартиры, в которых имущество продается с молотка за долги хозяина.

Всюду валялись бутылки, и Мегрэ заметил, что все они были из-под дешевого красного вина, какое вливают в себя, заедая колбасой, рабочие на стройках. И колбаса нашлась здесь, но лежала не на тарелке, а на замасленном куске бумаги, а на ковре валялись обглоданные куриные кости. Сам ковер был вытертый и невероятно грязный, как и все остальное. Стул – без одной ножки, из кресла торчала волосяная набивка, а бумажный абажур был темным от пыли и давно утратил свою первоначальную форму.