Текст книги "Под страхом смерти. Преступление нелюдима"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Значит, если вычесть из тридцати тысяч двадцать, остается десять. Десять тысяч франков своих собственных. Таких больших денег Шеншоль никогда не имел, с тех пор как... Да, можно сказать, с самого рождения.

Но будет нелегко... Лучше остановиться у этого бистро и выпить большую рюмку водки. А потом еще, на Антибской площади.. Нет, там, пожалуй, не стоит – его могут увидеть знакомые.

Шеншоля пугало все: и темнота, и свет. Большой ключ от виллы оттягивал карман куртки. Кстати, он ведь не забыл сказать голландцам, что по соседству с ними живет Ага-хан? Муж перевел. У жены вырвался возглас восхищения. Об этом «соседстве» было сказано, конечно, только для красного словца, потому что от дворца Ага-хана «Пурпурные скалы» отделяло не меньше двенадцати вилл. Да и вообще, Ага-хан уехал на несколько месяцев в Индию. После полудня у Шеншоля было достаточно времени, чтобы все обдумать. Он уже давно изучил территорию виллы и знал, что в конце сада, около теплиц с выбитыми стеклами, находится ров, куда прежде (когда еще держали садовника) складывали перегной. В оранжерее оставался кое-какой инструмент

Не снимая шляпы и перчаток (ибо он все еще носил перчатки), Шеншоль начал с того, что выкопал в перегное большую яму Потом...

Он даже захватил с собой ароматические пастилки от кашля. Он не решался зажечь фонарь и двигался на ощупь. При каждом его шаге раздавался шум: какие-то шорохи и похрустывания, а иногда словно бы звук чьих-то шагов, шепот.

Шеншоль не сумел бы сказать, ради чего он это делал. Ради жены, или ради сына, или же?..

В общем, Нелюдим поступал так потому, что ему всегда не везло. И последняя неудача: он обнаружил в стенном шкафу полу-разложившийся труп именно в тот день, когда ему удалось сдать виллу за тридцать тысяч франков.

Он привез большой мешок на велосипедной раме. Захватил карманный фонарик, которым так и не воспользовался.

Надо было еще выпить! Даже вода, и та стекала с «Пурпурных скал» с каким-то зловещим журчанием. И вдруг совсем некстати взошла луна...

Завтра утром эти жизнерадостные люди, чисто вымытые, хорошо одетые, довольные собою, ринутся в дом, распахнут истлевшие рамы, подымут целые фейерверки пыли и обнаружат, что у кресел подломаны ножки. Н-да...

Попробуют включить центральное отопление и...

Но к тому времени они уже заплатят. Будет поздно.

Он почувствовал под пальцами бороду. Мешок оказался мал. Никогда не подозревал Шеншоль, что так трудно засунуть в мешок человеческое тело.

Он снова засыпал яму перегноем. Но теперь его оказалось слишком много, так что его пришлось разбросать по земле и притоптать. Подумав о том, что останутся следы, Шеншоль пошел за граблями.

Когда он вернулся домой, был уже час ночи. Он не был пьян.

– Это ты? – спросила жена, словно это мог быть кто-нибудь другой.

Шеншоль ответил, что это он, и прошел в кухню. Достал из буфета бутылку вермута – единственную! Иногда ведь приходилось угощать клиентов, а вермут – самое дешевое, и притом вполне приличное вино.

За кремовыми шторами казино мелькали тени. Люди кидали на игорные столы тысячи, десятки и сотни тысяч франков...

– Что ты делаешь, Пьер?

Да, его звали Пьер. Он не ответил, потому что в этот момент пил прямо из горлышка.

– Пьер! Где же ты?

– Здесь,– пробормотал он наконец.

– Почему ты не идешь сюда?

Почему? Да потому, что вермут стал Шеншолю поперек горла, и вдруг его начало рвать прямо посреди кухни.

– Уверена, что ты опять нализался...

Вот дурная баба! Шеншоль никогда не пил. Из-за печени.

– Подписали?

– Что?

– Твои клиенты... Сняли «Пурпурные скалы»?

– Они приедут завтра утром.

– А ты веришь этому?

Шеншоль вдруг оцепенел от ужаса. А если они и впрямь не приедут завтра? Он ведь не знал ни их фамилии, ни адреса. Только успел прочесть на автомобильном номере «HL» и даже цифр не запомнил...

– Я всю ночь не сомкнула глаз... Как раз напротив остановилась яхта, и матросы все время пели, не знаю уж, на каком языке...

А сам-то он разве спал? Во всяком случае, когда в восемь часов утра Шеншоль открывал ставни н официант из соседнего бистро поздоровался с ним, маклер казался еще более нелюдимым и хмурым, чем обычно.

Он уже заранее знал, что эти голландцы... Следовало предвидеть это, раз они даже не торговались.

– Ту-ту!

Шеншоль вскочил и подбежал к окну. Увы! Это оказался пикап бакалейщика, снабжавшего яхты... А там, на яхте, песочили палубы, драили медяшку и сушили паруса, развесив их, как белье, на утреннем солнце.

Ах, эти голландцы, с их разряженными детьми, с боннами (так они называли нянек), с горничными и с кухаркой! Они наверняка сейчас замирали от восторга, любуясь морем из окна какого-нибудь отеля-люкс: «Не лучше ли посмотреть другие виллы, прежде чем решиться снять «Пурпурные скалы»?

А как же труп? Шеншоль бросил перчатки где-то по дороге. Перчатки под свиную кожу.

– Ту-ту!

Почтальон. Письмо из Парижа. Шеншоль ждал его. Подтверждение телеграммы. На бумаге штамп москательного магазина. Напечатано на машинке.

«Весьма удивлен, что Вы не позаботились собрать более полные сведения о съемщиках, которые... И прошу Вас приложить все старания, чтобы...»

И этот человек тоже не нуждался в десяти тысячах франков...

– Ты не забыл про микстуру, Пьер? Знаешь, ты вчера принес мне книгу, которую я уже читала. Тебе придется...

– Тр-р-р!

Рокот, похожий на гудение самолета. Еле слышный скрип тормозов. И – тишина, словно вздох облегчения.

Машина здесь. Огромная, великолепная машина голландцев. Они показались Шеншолю еще красивее, здоровее и ослепительнее, чем накануне. Верх автомобиля был поднят. Три девочки, напоминавшие бутоны, сидели на передних местах. Рядом с шофером – две бонны в синих форменных платьях.

– Вы приготовили договор?

– Нет... Я не думал, что вы приедете так рано. Я...

Еще более угрюмый и нелюдимый, чем всегда. Нарочно. И чем сильнее чувствовал он нетерпение голландцев, тем дольше возился с перепиской договора о найме в трех экземплярах, подсчитывал стоимость гербовых марок, отыскивал их в столе, читал вслух инвентарную опись...

– Должен предупредить, что, если даже вы берете на себя приведение виллы в порядок, стоимость уборки по договору не входит в оплату найма. Кроме того, вам придется внести дополнительно залог в размере пяти тысяч франков на случай непредвиденного ущерба...– Ничего не поделаешь, таким уж он уродился! – Чек попрошу вас выписать на мое имя. Так... Тридцать... и пять тысяч гарантийных... И еще пять тысяч за уборку. Плюс десять тысяч комиссионных...

Девочки смотрели во все глаза на бурлящую жизнь порта. Мать с нетерпением следила через витрину за тем, что происходило в конторе.

– Вот ключи. Если хотите, чтобы я сопровождал вас... Но предупреждаю, что у меня только велосипед...

– Что ты делаешь, Пьер?

– Ничего.

Занавеска из металлических бус отделяла контору от каморки г-жи Шеншоль.

– Они заплатили?

– Да,– бросил он почти злобно.

Что он делал? Искал последний, римский адрес этого венгра, которого, разумеется, не было в Риме, раз в шкафу...

– Ты собираешься делать мне массаж?

– Сейчас.

Ага, вот! Отель «Эксцельсиор».

Да, теперь-то уж совершенно ясно, что не г-н Сариш написал ему тогда из Рима. Секретарь? Возможно... А жена г-на Сариша стояла рядом, черт возьми!

«Сударыня!

Я осмеливаюсь писать Вам, чтобы сообщить о том, что после Вашего...»

Шеншоль заколебался между словами «поспешного» и «неожиданного», а потом оставил и то, и другое:

«...поспешного и неожиданного отъезда я произвел, согласно распоряжению владельца виллы и инструкции агентств по сдаче внаем помещений, полную инвентаризацию здания и...»

– Пьер!

Какая-то обшарпанная парочка усердно изучала его объявления. Эти люди, может быть, отнимут у него целый день только для того, чтобы сиять за бесценок одну комнату, где им разрешат стирать и готовить. Резким движением Шеншоль опустил штору перед самым их носом.

«...и при составлении описи помещений оказалось, что ввиду особого ущерба (о чем Вы, конечно, помните!) Вы остались должны мне в качестве возмещения за убытки и процентов сумму в...»

Ну-с, какую же сумму?

– Да замолчи ты, бога ради! – рявкнул он на жену – Я работаю, не понимаешь, что ли?

– А что ты делаешь?

– О, ч-черт!

«...сумму в тридцать тысяч франков, каковую прошу Вас перевести мне возможно скорее. В противном случае я буду вынужден...»

Вынужден – что?

«...передать следственным органам это дело, которое, я уверен, является просто недоразумением...»

– Ты куда?

– Получить по чеку. Никогда ведь не знаешь...

– Закрой как следует дверь. А то в прошлый раз ты забыл и...

Шеншоль получил по чеку. И отправил письмо, предварительно

еще раз проверив адрес и надписав в последнюю минуту на конверте: «С пересылкой адресату».

Вернувшись домой, он собрался было посмаковать стаканчик аперитива, но вдруг почувствовал резкий укол в области печени.

– Не позже, чем через неделю...

Он спрятал десять тысяч франков «излишка» в папку с надписью «Спорные дела».

– Пьер!

– Не могу.

– Да чем ты там занят?

– Работаю.

Он и впрямь работал. Набрасывал черновик письма на случай, если г-жа Сариш ответит и вышлет ему тридцать тысяч франков. А тогда...

«Я в отчаянии, что приходится снова беспокоить Вас. Но Вы, конечно, понимаете, что дело, в котором мы оба заинтересованы, не может не сопровождаться большими затратами...»

...Полгода спустя умерла г-жа Шеншоль. Умерла она одна, в темной комнате, когда он был занят составлением нового плана...

В «Спорных делах» уже лежало сто тысяч франков. Г-жа Сариш с любовником, во всяком случае с секретарем покойного мужа, находилась в Каире.

«Дорогая сударыня и клиентка!

В силу непредвиденных обстоятельств я поставлен в очень щекотливое положение и, к величайшему моему сожалению, вынужден...»

Теперь Шеншоль обращал так мало внимания на сына, что даже не знал, когда он приходит домой, да и возвращается ли вообще на ночь. Никогда он не давал юноше денег, или давал ничтожную сумму – пять франков в неделю. И пил кофе в бистро, чтобы сэкономить на древесном угле.

Нет, никогда не удастся ему получить с этой женщины ее долг сполна. Изо дня в день Шеншоль только и делал, что писал, писал, писал...

«...Умоляю Вас, поставьте себя на место бедного человека, который...»

Сто двадцать... Сто пятьдесят тысяч франков в «Спорных делах»... Но разве кто-нибудь мог сказать Шеншолю, что ЭТО стоит именно столько и что он не продешевил?

Перевод В. Гинзбургаи В. Финникова