Текст книги "Дьявол"

Автор книги: Жорж Минуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

ДЬЯВОЛ
Жорж Минуа

Введение

Дьявол – фигура иррациональная: порождение нашего разума, который пытается найти логическое объяснение феномена зла при столкновении с действительностью. И хотя для неверующего человека это – мифологическое существо, а для верующего – реальное, различие на самом деле не столь серьезно, как может показаться. Дело в том, что активность вымышленной фигуры может проявляться не менее самостоятельно и эффективно, чем фигуры реальной. Вымысел, обогащенный фантазией – как коллективной, так и индивидуальной – родившись, начинает жить и действовать самостоятельно. Наиболее продвинулась в осмыслении феномена зла западноевропейская культура: понятие «дьявол» всегда играло здесь основную роль, отнюдь не потеряв актуальности и в связи с достижениями современной цивилизации.

Дьявол неотделим от Бога. Он неотъемлемая часть религиозного мировоззрения, являясь духом, сверхъестественным существом, совершенно несовместимым с материалистическим мировоззрением. Однако и в религиозной сфере явно демонстрируется иерархическое разнообразие, наблюдаемое в том положении, которое отведено данному феномену. Политеистические религии, в общем-то, не особо в нем нуждаются. Внушительные пантеоны богов, в которых полномочия каждого строго ограничены рамками многовековых традиций, характерны соперничеством «всех против всех», которого оказывается достаточно для объяснения существования зла: оно вызвано дуалистической природой этих существ, несущих, в зависимости от тактических интересов, то благо, то зло. В противоположность язычеству, монотеистические религии не могут обойтись без понятия дьявола. Если существует единый Бог, являющийся источником и блага и зла, единственный путь пристойно оправдать его за второе – каким-то образом выстроить генеалогию зла. Тут на сцену и выступает дьявол. Другого выхода просто нет. Но сразу вырастает громадная проблема – необходимость объяснить, каким образом это инфернальное существо оказывается способным столь серьезно вмешиваться в сотворение всего сущего.

Чем больше Бог сливается с Абсолютом, тем он мощнее, добрее, универсальнее, а как следствие – тем выше потребность в дьяволе. Вот почему христианская концепция дьявола оказывается наиболее законченной. Здесь мы приходим к парадоксальному выводу: только сатана может спасти Бога. И действительно, как истинно верующий мог бы хоть на миг уверовать в единого всемогущего и всемилостивого Бога в отсутствие сатаны, на которого можно списать все невероятные физические и моральные страдания, на которые человек обречен в земной юдоли? Как столь совершенное существо, как Бог, могло сотворить столь жалкий мир? Как сказал Джон Уисли, «нет дьявола – нет Бога». И, конечно, эта формула допускает инверсию; это неразделимая пара.

Рассматривая мировые религии, можно убедиться в верности подобного постулата. Дьявол как персонифицированный источник зла получил свой реальный статус лишь в рамках великих монотеистических религий, в частности – христианства. В структуре последнего он оказывается столь незаменимым, что эта религия изнутри обречена перманентно подвергаться атакам манихейского дуализма. Дьявол совершенно необходим и с точки зрения религиозной концепции спасения. Если будут спасены только истинно верующие, что делать с прочими? Этот момент объясняет, почему дьявол занимает столь важное место в сектантских религиозных движениях, отличающихся ограниченным кругом членов, где спасение касается только адептов этих движений, а все остальные, таким образом, предаются во власть темных сил. Сатана возник в иудаистских апокалиптических сектантских сообществах. Эти секты христианского толка отводили ему главную роль, а некоторые – возводили в культ, объявляя истинным творцом мира.

Возникнув в недрах религиозного мировоззрения, дьявол проник и в светскую культуру, пустив в ней глубокие корни. Церковь, породившая этого неудобного персонажа, стремится ограничить его значение. Однако совсем избавиться от него она не может, иначе неизбежно сама погрузится в пучину неразрешимых противоречий, начав отрицать самое себя.

ГЛАВА I
Прообразы дьявола в героических мифах и ветхом завете

Природа дьявола – быть в оппозиции, быть врагом. Такова семантика как древнееврейского корня «stn» (сатана), так и древнегреческого «diabolos». Таким образом, для него не существует никакой возможности реальной независимости. Он может существовать лишь как функция того, чему или кому он противостоит. Следовательно, неотъемлемой частью этого понятия становится схватка. И первые черновые наброски рассматриваемого персонажа достаточно отчетливо можно различить в мифах героев и космогонических мифах Ближнего Востока. Эти сюжеты имеют важное значение в возникновении иудео-христианского дьявола, который позаимствовал многие атрибуты из вавилонской, ханаанской (а возможно – и древнеегипетской) мифологий.

I – Древнеегипетские и вавилонские героические мифы

Это, безусловно, политеистические религии. И сонм богов только начинает разбиваться в них на два противоборствующих лагеря, пока еще не олицетворяющих в законченном виде добро и зло. В Древнем Египте битва бога Сета со своим братом Хором напоминает противостояние в манихейских легендах. В сражении Сета с Хором последний изображается с головой сокола, черная окраска которой символизирует плодородные берега Нила. Сет изображается в виде змеи, свиньи, – короче, скотского происхождения, что подчеркивается выступающей мордой, иногда – красного цвета, символизирующего губительную жару пустыни. К нему обращались в периоды голода, засухи и эпидемий. Убийца своего отца, Осириса, оскопленный своим братом Хором, у которого он сам вырвал глаз, он выглядит вполне отрицательным божеством. Однако за ним числятся и благие дела: он спасает Ра от змея Апопа и защищает египтян во время войны. Суть его противоборства с Хором – отражение древней борьбы династий фараонов Верхнего Египта (Хор) и Нижнего Египта (Сет). Возможно, впоследствии на возникновение в образе Дьявола таких атрибутов, как рога и хвост, повлиял ряд внешних черт Анубиса, красный цвет и облик животного – Хора и Сета, а также – множества «специальных» демонов, таких, например, как «тот-который-живет-червями», «тот-который-питается-отбросами», «тот-у-которого-отталкивающее-лицо».

Центральный эпизод вавилонской мифологии – героический миф: сказание о Гильгамеше и Хуваве, датируемое третьим тысячелетием до нашей эры. Это самая древняя эпическая поэма в литературе: она написана более чем за тысячелетие до первой записи библейских текстов. В той далекой древности эту историю знали по всему Ближнему Востоку, и она, несомненно, оказала свое влияние на эволюцию иудео-христианского дьявола, что замечательно доказал Нейл Форсайт в своей знаменитой работе «Старый враг. Сатана и героический миф» (Neil Forsyth.The Old Enemy. Satan and the combat myth.).

Герой Гильгамеш в сопровождении друга Энкиду отправляется в кедровый лес, охраняемый чудовищем Хувавой про которого говорится, что «ураган – его голос, уста его – пламя, дыханье – смерть!» Пришел ли он просто вырубить лес или, как это можно понять из более поздних вариантов, освободить свой народ от зла, персонифицированного в Хуваве? Поначалу побеждает Хувава, но затем Гильгамешу удается его убить. После чего герой относит голову побежденного врага царю богов Энлилю, что привело того в ярость в связи с тем, что Хувава был демоном, олицетворяющим его дурные наклонности и своего рода исполнителем его низменных поступков. В результате Энлиль наслал на страну череду бедствий.

Особенно примечательна эволюция, которую претерпела эта история в шумерской и вавилонской традициях. Со временем фабула приобрела черты космогонического и символического мифа и преобразовалась уже в настоящее сражение между силами добра и зла. Лес превратился в трагическое царство темных сил. Хувава, «соперник» и некоторые добавившиеся эпизоды напоминают нам образы, знакомые по Библии. Здесь возникает охраняемое змеем священное дерево. Из древесины этого дерева богиня Инанна собиралась изготовить кое-какие предметы. Имя Хувава встречается в форме «Хумбаба» в манускриптах Мертвого моря. С течением времени этот образ претерпел эволюцию, точно так же менялся и библейский образ сатаны: от простого поначалу воплощения зловещих сторон образа Яхве к самостоятельному статусу гения зла.

Тема сражения постоянно повторяется в вавилонской мифологии. Тексты, относящиеся к схватке Нинурты с демоном воды Асагом, датируют примерно XIX веком до н. э. Как и Г ильгамеш, Нинурта сперва терпит поражение, а затем побеждает Асага, что позволяет ему создать оросительную систему, которая кладет начало развитию цивилизации. Еще в одном мифе стране угрожает гигантское чудовище Лаббу, чей хвост стер с неба треть звезд (как дракон в Апокалипсисе). Это чудовище, вышедшее из моря, было побеждено героем-богом, который стал затем царем.

Еще один миф, относимый к XII в. до н. э. – «Энума-элиш». В нем бог Мардук сражается с морским чудовищем – женщиной Тиамат и рассекает ее на две части: небо и землю. В результате люди могут заниматься сельским хозяйством, но существует угроза потопа. И, наконец, ассирийский сюжет, рассказывающий о битве Нинурты с птицей Анзу, интересен тем, что он впервые посвящен борьбе с властью верховного божества Энлиля. Анзу – птица, вестник бога, в которой можно усмотреть прототип взбунтовавшегося ангела. Текст, найденный в библиотеке Ашшурбанипала в Ниневии, вкладывает в ее уста следующие слова: «Он затаил в своем сердце желание опрокинуть власть Энлиля: «Я возьму таблицы судеб. Я буду издавать божественные указы. Я удержу свою власть. Я стану законодателем». Анзу похищает таблицы, и боги поручают Нинурте их возвратить. Тот вступает в трудную борьбу. Дело в том, что Анзу, пользуясь таблицами, препятствует замыслам бога. Так уже в аккадской мифологии возникает идея «дьявола» – явно отрицательного существа, в стремлении к всемогуществу взбунтовавшегося против богов и олицетворяющего все земное зло. Здесь мысль о силе зла пошла дальше, чем в предыдущих случаях, однако не доходит до рождения дьявола в полном смысле слова. Тут вполне явственно проступает пессимистический настрой данной культуры. Всю ее пронизывают мысли о зле, грехе, виновности. Ответственность выглядит разделенной между богами и людьми. Последние были созданы из крови убитого по приказу Мардука демона Кингу – существа, творящего зло, которое люди и воплощают по своей природе. Зло передается по наследству, как указывают некоторые аккадские тексты, например, «Шурпу» и «Маклу», возможно, даже из-за древнего прегрешения. Более того, зло существования было навязано людям демонами с отвратительной внешностью: змеиными, львиными, собачьими головами. В их числе – ассирийский Пазузу с четырьмя крыльями, головой летучей мыши и хвостом скорпиона; это один из прообразов дьявола. Бог защищает каждого человека. Но стоит последнему совершить грех – и Бога сменяет демон-мучитель. Чтобы его прогнать, порой требуется пройти через нелегкий ритуал экзорцизма (изгнания бесов).

Зло – неотъемлемая часть бытия живого существа. Подобная констатация, часто встречающаяся в ближневосточных религиях, требует объяснения. Вавилонская мифология неуверенно прощупывает различные направления: случайной ответственности, идущей от человека; дурных действий, исходящих из божественного мира, где духи и крылатые демоны перемешаны с амбивалентными, а значит – совершенно непредсказуемыми богами (начиная с шумерских Диммы и ненадежной богини Ламашту, насылающей родильную горячку, до владычицы преисподней Эрешкигаль). В столь тягостном мироздании люди и боги почти равны друг другу, их жизнь складывается из взаимного причинения страданий. Одновременно отсутствует или слабо просматривается иерархия ответственности за все это зло. Вспомним также, что древние евреи в VI веке до н. э. в течение 50 лет жили в Вавилоне, соседствуя с этим сомнительным пантеоном. Еще ближе к ним, поскольку очень долго жили на одной территории, оказываются хананеяне. Их мифы о плодородии походят на крупное сражение. Например, Баал, сын великого бога Илу, сражается с Мо, подземным богом смерти и бесплодия. И снова, как и в других героических сюжетах, «светлая» сторона сначала оказывается побежденной. Баал даже погибает. Однако его сестра и супруга Анат продолжает борьбу и убивает дракона-змея, одновременно добиваясь возрождения Баала и возвращения плодородия. В других мифах борьба ведется против Ямы, морского чудовища, олицетворяющего хаос, а также против Латана «того, который извивается» (змей); его можно узнать в библейском Левиафане.

Элементы героических мифов Вавилона и Ханаана, существовавших во втором тысячелетии до н. э., вновь появляются в Библии, а позднее в Апокалипсисе. Их слишком много для того, чтобы счесть простым совпадением: «большой дракон, древний змей, соблазнитель мира». Это животное, выходящее из моря и уподобляемое в Апокалипсисе сатане, впрямую связывает нас с месопотамскими мифами, знакомыми древним евреям на протяжении веков.

II – Греко-римское влияние

По мнению философа Цельса, христианский сатана многим обязан мифам о древнегреческих богах и героях, в частности – рассказу о войнах с титанами и гигантами. Это борьба Зевса и его сына Диониса, олицетворяющих силы жизни, против титана Крона – пожирателя собственных детей, а также борьба между нематериальными и материальными силами. Эта же тема борьбы со злом присутствует в рассказах о схватках между Г ераклом и Лернеиской гидрой и между Тезеем и Минотавром. С другой стороны, эринии, богини со змеями вместо волос, способны налагать божественное проклятие. Конечно, у древних греков отсутствует дьявол, поскольку и боги у них – всего лишь бессмертные люди со сверхъестественными способностями. Они обуреваемы теми же страстями, что и мы, точно так же способны как на добро, так и на зло, и это в полной мере относится к их владыке Зевсу. Наиболее «дьявольские» признаки можно увидеть у Пана. Он в волосах, рогатый, с головой козла. Это бог сексуального наслаждения и плодовитости. Для столь враждебной ко всему плотскому религии, как раннехристианская, легко было усмотреть в этом божестве предтечу дьявола. И в дальнейшем она придала последнему некоторые черты этого древнегреческого божества. Конечно, это не вполне корректная интерпретация. В греческом политеизме присутствуют две существующие в природе силы: Добро и Зло, однако здесь еще отсутствует их четкое воплощение в двух обреченных на непрерывную борьбу существах. Платон, живший, как мы помним, за четыре с лишним сотни лет до рождения Христа, утверждал даже, что зло представляет собой всего лишь отсутствие добра, не-сущее. Ну, а «демоны» Сократа – это всего лишь то, что мы называем «гениями», «духами» – без отрицательного подтекста.

Ксенократ и Аристотель тоже разработают демонологию: существуют добрые и злые демоны, вселяющиеся в тела живых существ. Эту мысль можно найти и у Плутарха, для которого демоны – это промежуточные духи, которые могут либо вознестись до высоты богов, либо быть низвергнутыми на уровень людей. Злые духи вдохновляют на дурные поступки. Стоики отрицали абсолют: как хорошего, так и плохого.

Интересен миф о мистических тайнах, согласно которому люди родились из пепла сожженных титанов, что и объясняет их дурные наклонности. Но так же, как в титанах заключались части сожранного ими Диониса, так в человеке имеется и божественная частица. О дьявольском же существе вопрос не встает.

Этруски и латины также игнорировали подобное понятие. Среди сборища римского пантеона попадались крайне неприятные фигуры, например, Какус, демон огня, Робиг, демон ржи (болезни) пшеницы, Вейовис, лемуры. Но ни один из этих маленьких гениев зла не достигает истинного статуса дьявола, который никак не стыкуется с древнеримским прагматизмом. Впрочем, это говорит еще и о том, что централизованная авторитарная политическая власть не является условием, достаточным для появления понятия абсолютного зла. Классическая языческая религия не знает дьявола, он не был известен как в узких рамках небольшого греческого полиса, так и на бескрайних территориях тоталитарной Римской империи правления Императора Траяна.

III – Сатана и древнееврейский дракон

Эту же неспособность и нежелание создать существо – олицетворение абсолютного зла, истока зла в мире: на физическом, психическом, моральном уровнях, – мы находим и у древних евреев. Библейский народ не знал дьявола, тот полностью отсутствует в Ветхом Завете. Этот факт заслуживает особого внимания, поскольку слишком часто позднейшие новации в христианстве утверждаются таким образом, словно они всегда присутствовали или о них упоминалось в Писании.

Бог Яхве в Ветхом Завете тщетно пытается быть необыкновенным. Он очень похож на своих ближневосточных предшественников: двойственен, далек от того, чтобы воплощать абсолютное добро: порой он поворачивается к нам весьма сомнительными сторонами, ведет себя не лучшим образом, например, требуя уничтожения врагов своего народа и в то же время обрекая последний на страшные испытания. Без каких бы то ни было явных причин, он вступает в борьбу с Иаковом и даже пытается умертвить Моисея (Исход, 4, 24–26). Первые рассуждения на моральную тему в эпоху пророков (с VIII века до н. э.), еще связанные с мифологией соседних народов, закончились попыткой отделить Зло от Яхве и приписать его другим персонажам.

В качестве таковых были выбраны его нематериальные служители, которым Бог препоручал не самые благодарные дела, например, Азазель, от которого он даже требует (в книге Левит), чтобы были принесены жертвы. Эти ангелы-вестники, обремененные низменными заботами, прекрасно вписываются в верное окружение Бога и порою проявляют весьма серьезное усердие. Типичный пример содержится во Второй книге Царств (24, 1516): «И послал Господь язву на Израильтян от утра до назначенного времени: и умерло из народа, от Дана до Вирсавии, семьдесят тысяч человек. И простер Ангел руку свою на Иерусалим, чтобы опустошить его; но Господь пожалел о бедствии, и сказал Ангелу, поражавшему народ: довольно, теперь опусти руку твою».

Этот ангел похож на сатану, которого Яхве посылал, чтобы преградить дорогу валаамовой ослице. Но в книге Иова отражена старая история, записанная в VI–V веках до н. э.; его роль серьезно уточняется: «сатана» – слово с древнееврейским корнем «stn» означает «противостоящий», «тот, кто ставит препятствие». Это звание, а не имя собственное; и в «Септаугинте», переводе Ветхого Завета на древнегреческий, оно звучит уже как «diabolos» – от глагола «diaballein» – ставить препятствие. Он входит в свиту Бога, он – один из «бене Элохим» – «сынов Божьих». Этот верный служитель Яхве бродит по Земле и действует только с благословения последнего. В его компетенцию входит роль обвинителя и исполнителя низких деяний. Это он подвергает Иова испытаниям, насылая на него бедствия. Похожим образом он действует в одном из вариантов книги пророка Захарии, датируемом концом VI века. Здесь он выступает в роли обвинителя в судебном процессе над великим иереем Иисусом Навином; мы видим «…сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему» (Книга пророка Захарии, 3, 1).

Довольно быстро, почти незаметным образом, сатана в библейских текстах становится более самостоятельным персонажем, более ответственным за творимое зло, что совпало с приходом к власти в IV веке партии священников. В борьбе с монархической властью они пытаются обелить бога, несущего ответственность за все зло, творимое на свете, и одним махом сделать именно сатану инициатором всех дурных намерений и дел. Разительный пример этой эволюции можно найти в истории переписи населения Израильского царства, производившейся в царствование Давида. Такая практика была запрещена еще моисеевым законом, хотя, с другой стороны, во Второй книге Царств (24, 1) сам Яхве подталкивает царя на это действие: «пойди, исчисляя Израиля и Иуду», а затем его же за это и наказывает. Для того чтобы не приписывать Богу подобной несправедливости, в написанной позже, во второй половине IV века, Первой книге Паралипоменон дается другая версия фактов. Об этой же истории автор пишет: «И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян» (Первая книга Паралипоменон, 21, 1). Здесь, как мы видим, Яхве уже не ответственен за нарушение закона, вина ложится на Сатану, который на этот раз действует по собственной инициативе. Ряд интерпретаторов усматривает в этой ситуации влияние религии персов и присущего ей дуализма: сатана перенимает зловещие черты Ахримана, о котором еще будет сказано ниже. Более того, в книгах пророков Исайи и Иезекииля возникает тема духа, взбунтовавшегося против Яхве. Поначалу это была просто метафора, с помощью которой народ Израиля обвинялся в неповиновении, за которое он был наказан падением Иерусалима и изгнанием. Однако вскоре, как это часто бывает с символами, образ получил самостоятельное развитие, превратившись после того, как утратил связь с событиям, его породившими, в миф космогонического масштаба: утверждается существование взбунтовавшегося отрицательного духа-соблазнителя.

Это совпадает по времени с тем историческим периодом, когда потеря Израилем независимости вносит смуту в умы, а пророческие видения видоизменяются, перемещаясь в область духа и приобретая вселенские масштабы. Если подобные видения не реализуются в плане земном, они применимы к миру божественному и к эсхатологии (религиозному учению о конечных судьбах мира и человека). Теперь божественный пласт получает свое выражение в форме апокалиптических «откровений». Образы апокалипсиса навеяны героическими мифами, наполненными драконами и змеями. Так, в откровении Исайи можно прочесть: «В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Книга пророка Исайи, 27, 1).

Этот обновленный образ сливается с образом сатаны; с другой стороны, усиливается дуалистическое персидское влияние. И, таким образом, появляется Дьявол. Однако окончательный шаг в канонических библейских текстах так никогда и не был сделан. Дракон, змей, чудовище, левиафан остаются символическими олицетворениями политических врагов Израиля, и им пока не приписывается самостоятельное бытие. Битва, которая кажется безнадежной в политическом плане, переходит поэтому в эсхатологический и космический планы, тогда как сатана постепенно становится козлом отпущения за нравственное зло. Во II веке до н. э., когда писались последние книги Ветхого Завета, эволюция феномена дьявола еще не была завершена. Когда же он появился во всеоружии, это произошло скачком, без переходной ступени, – уже в первых книгах Нового Завета. Он вездесущ и делит авансцену действия с Христом в Посланиях апостолов, Евангелиях, Деяниях святых апостолов и, наконец, в Откровении Иоанна Богослова.

Что же произошло в промежутке между двумя отмеченными временными точками. Для того, чтобы это выяснить, следует обратиться к странным тайным текстам «апокалиптической литературы» древнееврейских сект. Именно здесь, в закрытых сектантских кругах фанатиков, незаметно, почти подпольно, родился дьявол. Ни один из этих текстов не стал каноническим в христианской Библии. Это весьма примечательный факт, особенно в связи с тем, что созданный в апокрифах апокалиптический образ Сатаны немедленно был введен в первые же христианские тексты. Объяснение здесь единственное: первые христиане сами были диссидентской еврейской сектой.