Текст книги "Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук"

Автор книги: Жинетт Парис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Чудовища, таящиеся в психике, не нуждаются в отпущении грехов

Чтобы следовать по пути от противного и уклониться от деструктивных сил, необходимо получить ясное представление о том, чего следует избегать. Мы можем обратиться за вдохновением к литературе и кинематографу и представить эти разрушительные силы в виде чудовищ, демонов, диких зверей, электронных жучков, вирусов, инопланетных существ. Подойдет любой из этих образов. Давайте назовем «монстром» то, что другие называют неврозом. Различие между понятием невроза и образом конкретного монстра очень велико. Оно обозначает границу между естественными и гуманитарными науками. Символические образы разворачиваются в историю, тогда как невроз – это описанное в медицинских терминах нарушение. Абстрактное представление о неврозе обедняет воображение и ведет к клиническому лечению, в то время как история с действующим в ней монстром бросает вызов и призывает к героическому приключению. Нам всем нужно встретиться лицом к лицу со своими монстрами, малыми и великими, заурядными и необычными.

Монстр – и в мифологии, и в кино – определяется как злонамеренное существо, обладающее разрушительной силой и представляющее угрозу для людей. Присутствие психического монстра вызывает к жизни героя, который сразится с ним или перехитрит его, чтобы спасти людей. Например, в семье первый, кто осмелится нарушить привычный деструктивный порядок (будь то коварная, как змея, зависимость, зверь домашнего насилия, проклятие эгоцентризма или демон ипохондрии), становится мифологическим героем.

Все виды психоанализа начинаются со встречи с этими внутренними монстрами. Прежде всего, я осознаю, что этот психический вирус находится во мне, может разрушить и меня, и нас, и их. Если чудовище правит бал, то деструктивные силы вырываются на свободу. Должно пройти время, прежде чем человек почувствует, что он готов к героической встрече, и это одна из причин большой продолжительности анализа. Джозеф Кэмпбелл⁸ показал, как герой нередко поначалу пытается отказаться от трудной задачи и хочет остаться дома. Но в действительности варианта остаться дома нет: Элли и Тотошка уже не в Канзасе.

Поэты-романтики, у которых Юнг черпал свое вдохновение, представляли психологических монстров в виде тени – той нашей части, куда не пробивается свет разума. Внутренние чудовища селятся в тени, поскольку их природа иррациональна. Это скелеты в шкафу, ошибка в компьютерной программе, ночь оживших мертвецов, вторжение чужих – странных ползучих тварей, живущих под гнетом бессознательного подавления. Наши чудовища питаются за счет трусости и нежелания признать их, но уничтожить их навсегда невозможно. Христианская стратегия войны с дьяволом и победы над ним весьма ограниченна по сравнению с возможностями, которые предлагаются мифологическим героям, чьи стратегии включают находчивость и мудрость, любознательность и ум.

Христианская атака на тень и ее отрицание основываются на отрицании человеческого тела и желаний. Такая тактика, возможно, была вполне оправданна в ту пору, когда христианство обращало орды варваров в свою веру, поскольку она выполняла мощную цивилизующую функцию, однако вскоре она превратилась в бесчеловечную фантазию устранения чудовищ. Началось это с демонизации фигуры Диониса, который считался богом, пока христиане не превратили его в дьявола. Греческий Дионис был противоречивым персонажем: опасным, трагичным, разрушительным, но при этом божественным. Темный по сути, он воплощал в себе животную витальность всех форм существования⁹. Глубинная психология объединяется с язычеством, утверждая политеистическую природу психики и указывая, что Бог так никогда и не одержал окончательной победы над Сатаной. Иррациональность психики соотносится с Эго так же, как Дионис – с Аполлоном. Это противостояние не между богом и дьяволом, но между двумя богами, двумя важнейшими принципами, борьба которых есть часть необходимого равновесия. Более того, эти боги не единственные, они делят сцену со многими другими божествами.

Фантазия о победе бога над дьяволом не только создала огромную тень религии христианства, но и проникла во многие наши психологические установки. Религия любви, игнорирующая тот факт, что она является одной из самых кровопролитных в истории¹⁰, несомненно, имеет проблемы с тенью. Точно так же человек, не желающий встретиться со своей тенью, проецирует ее на других, настаивая при этом, что именно они воплощают в себе те неудобные чувства, которые его идеальный образ не может принять. Если говорить о психологии, то существует другой подход, который не предполагает ни войны с монстром, ни изгнания демонов. Скорее, он предлагает политеистическую стратегию энергетического баланса между иррациональным Дионисом и волевым Аполлоном, между авторитарным Зевсом и хитроумным Гермесом.

При таком подходе отдается должное трудоголику Гефесту, воинственному Аресу (Марсу), сильному Посейдону, мрачному Гадесу, одновременно проявляется почтение сексуальной Афродите, любительнице природы Артемиде, хозяйственной Гестии, мудрой Афине и царственной Гере. Все эти (и многие другие) божества являются архетипическими репрезентациями различных сторон нашей жизни. Когда мы перестаем обращать внимание на воплощаемый ими принцип, мы калечим себя и растрачиваем впустую огромное количество психической энергии.

Подобно тому как мы обследуем ребенка с проблемами в обучении, мы можем обследовать тех чудовищ, которые находятся внутри нас, и увидеть проблемы, которые мы создаем для них, желая «искупить» их существование. Психические монстры противостоят как демонизации («Проклинай меня, как хочешь; с меня все как с гуся вода»), так и искуплению («Нимб не налезает на мою рогатую сущность»). Тем не менее есть способ добраться и до них: монстры нуждаются в узнавании, просвещении, вовлечении. Похоже, что эти мнимые существа, живущие в нашем воображении, хотят, чтобы мы их признали, выделили им храм в нашем внутреннем городе, включили их в психическое сообщество. Психоанализ как раз представляет такие возможности. В кабинет аналитика приглашаются все, с радостью приветствуются даже самые недоверчивые, самые поврежденные, самые сексуальные, самые глупые части нашей личности. В ходе психоанализа открываются все шкафы, а скрывающиеся в них скелеты и демоны вытаскиваются на свет. Чудовища извлекаются из-под кровати и получают место за столом. Мы стремимся встретиться с каждым из них, познакомиться поближе, пообщаться с глазу на глаз. Психика достаточно велика, чтобы вместить огромное множество сущностей и принять их все, именно в этом проявляется то, что архетипическая психология называет психологическим политеизмом.

Чудовище может быть заразным

Будучи членом семьи, группы или даже просто пары, мы существуем внутри психологической сети, психологического окружения, обладающего психической атмосферой. Тяжелая атмосфера подобна психической диктатуре. Несколько могучих монстров диктуют свой стиль (паранойяльный, депрессивный, враждебный, безразличный, грубый, манипулятивный, обвинительный) и вызывают страдание, ведь душевные состояния гораздо более заразны, чем мы привыкли думать. В ходе анализа мы прилагаем массу усилий, чтобы установить свои «психологические границы» («Это твое чувство, будь добр, не проецируй его на меня. Ты мог бы собрать свои грязные носки, разбросанные по всей комнате? А пока ты это делаешь, пожалуйста, заодно собери и свои проекции»). Однако, как ни старайся установить границы, большинство чувств очень заразны. Не существует совершенного фильтра. Следующий случай показывает, что ненависть, страх, тревога, депрессия и паранойя заразны не меньше, чем могут быть заразительны смех, радость и любовь.

Психологические вирусы

Когда моя жена на меня сердится, она не произносит ни слова. На ее лице застывает отсутствующее выражение. Она занимается своими повседневными делами, обдавая меня арктическим холодом, находясь в состоянии молчаливой необъявленной войны. Со стороны она выглядит так, как будто смотрит телевизор или о чем-то думает. Но я-то знаю, что она вынашивает какие-то мысли, излучает частицы враждебности, похожие на микроскопические пузырьки воды в освежителе воздуха. Я вдыхаю частицы ее злобы, и они заражают меня. Не существует двери, стены или наушников, которые могли бы защитить меня от этого настроения. В конце концов я начинаю выглядеть агрессором, потому что, пытаясь освободиться от жесткой хватки, сдавившей мне сердце, хлопаю дверью, огрызаюсь или становлюсь нервным. Я кажусь враждебно настроенным, но я чувствую, что защищаю себя от смертельного холода, который мне не по силам, он чудовищен и опасен.

Не надеясь больше ни на что другое, этот мужчина обратился к жене с просьбой пойти на семейную терапию. Она согласилась сходить на консультацию и уже на второй сессии была готова вызвать на сцену монстра своей обиды. Она обратилась к нему по имени: «Я знаю тебя, мрачное чудовище. Ты – мой молчаливый гнев». У нее возник вопрос к этому монстру: «Зачем ты хочешь разрушить мой брак?». Разговор с монстром стал для нее откровением. Позднее и муж обнаружил в себе чудовище. «Я знаю тебя. Ты как каток для укладки асфальта. Ты – мое чувство неполноценности. Я знаю, ты прячешься там – в тени, заставляя меня впадать в гнев, когда меня не замечают».

Будучи юной девушкой, каждое Рождество я была вынуждена встречаться с одним из моих кузенов во время ежегодных семейных сборов. Он раздражал меня больше всех на свете. Он преследовал меня, навязывая разговоры об автомобилях и деньгах. Ему очень хотелось рассказать, сколько он заплатил за очередной тюнинг и полировку своей машины, или же он пускался в подробное описание всех своих недавних выгодных покупок. Он не просто был самым большим занудой из всех, кого я знала; по какой-то причине его болтливая, бесцеремонная, навязчивая персона ужасно меня расстраивала. Я пользовалась любым возможным предлогом, чтобы избежать встречи с ним, но он все равно умудрялся меня поймать. Я говорила, что мне надо в туалет или поесть; я невнятно лепетала, пытаясь что-то объяснить; я заливалась краской от смущения – ни одна из моих стратегий избегания не срабатывала. Чудовище очень похоже на этого кузена; оно – часть семьи, от него никуда не денешься. Что бы ты ни делал, куда бы ни направлялся, оно всегда с тобой.

Спрятаться от этого монстра не проще, чем заставить замолчать Эго. Единственное, что помогло мне в истории с моим кузеном, – это любопытство. Почему, подумала я, этот парень с кучей денег так озабочен незначительными покупками по сходной цене? Что для него машина? Почему он не чувствует, что мне нет никакого дела до автомобилей, не говоря уже о ценах на полировку? Что такого в нем и во мне, что делает его присутствие для меня таким мучительно скучным? Что такого ужасного для меня в этой скуке? С тех пор общение с ним перестало быть проблемой и превратилось в интересную психологическую загадку. Когда он умер, мне было горько, ведь мне уже был любопытен его особый способ бытия в мире, у меня возникла какая-то странная привязанность к нему, моему старому знакомому семейному пугалу.

Сходная стратегия хорошо работает с психологическими монстрами, потому что возможность просвещения души начинается с любознательности. Любознательность помогает стать хорошим детективом, хорошим ученым, хорошим студентом, хорошим аналитиком и хорошим клиентом аналитика. Нам надо стать любознательными и, взяв в руки психологическую лупу, стараться внимательно разглядеть возможные подсказки о природе конкретного монстра. Душа не станет учиться, если к ней подойти с нетерпением, агрессией или презрением. Ремень не помощник ребенку, который учит стихотворение. Наши демоны – в точности как этот ребенок. В следующем примере техника активного воображения помогла пациенту представить способ «обучения» его монстра с использованием уважения и терпения, какое понадобилось бы для непослушного ребенка.

Мой монстр – склонный к морализаторству бухгалтер

Мой внутренний мучитель – это бухгалтер, который знает, на какие кнопки надо нажать, чтобы включить мое чувство вины на полную катушку. Он нашептывает мне: «Ты растратил все семейное состояние… ты растратил все семейное состояние… ты растратил все семейное состояние… Посмотри на свой инвестиционный портфель, посмотри, как незначительно выросла сумма, доставшаяся тебе в наследство. Все твои инвестиционные стратегии провалились. У тебя отрицательный рост. Быть бедным значит быть никем. Вот твой брат – хороший инвестор, посмотри, какой он богатый. Быть бедным позорно. Тебе должно быть стыдно!»

Я поговорил с этим внутренним обвинителем. «Ты понимаешь, что разговариваешь со мной, как будто ты – голос моей совести? Ты хоть видишь, что я единственный в семье, кто не стал алкоголиком? Ты что, действительно считаешь, что это разумно – свести все к росту инвестиционного портфеля? Хорошо, давай я покажу тебе другую балансовую ведомость. Может быть, тебе понравится взглянуть на жизнь по-другому. Может быть, тебе понравится то, чему я хочу научить тебя».

Для работы с субличностями в активном воображении можно сначала представить их голоса, позы, привычки, а потом начать задавать вопросы, которые не должны напоминать судебное расследование, а скорее вопросы любознательного путешественника. Турист не ведет себя, как детектив, допрашивающий подозреваемого, он просто интересуется: «Почему жилые дома в Париже, Риме и Мадриде развернуты фасадом внутрь, во двор, а в Нью-Йорке, Далласе и Чикаго предпочтение отдается панорамному виду с высоты? Просто захотелось спросить! Любопытно. Чудище, скажи мне: почему ты так расстраиваешься, когда этот парень говорит о машинах?»

Нарцисс без надежды на искупление

Нарцисс – это психологический монстр, о котором написано очень много. Миф о Нарциссе весьма полезен, когда надо проиллюстрировать, что устремление прочь от негативного идеала порой работает лучше, чем нацеленность на позитивный идеал. Вместо того чтобы задаваться вопросом: «Как я могу искупить своего Нарцисса? Как мне стать более альтруистичным?» – можно полюбопытствовать: «Эй, Нарцисс! Как ты оказался в моей душе? Кто дал тебе власть? Что ты там задумал? Как, когда, с кем и в каком эмоциональном контексте ты захватываешь меня?» Нарцисс, получивший власть в психике, – весьма распространенное и трагическое явление, и вред от него всегда один и тот же. Нарциссизм неизбежно разрушает умение радоваться, так как радость всегда связана с Другим, даже если этот Другой – дерево, океан, щенок, луковица тюльпана, которая просится в землю, пока не сгнила. Что бы вы ни делали, для ощущения радости необходима какая-то связь с теми, кому будет польза от ваших действий. Если я отправляю свой чек в организацию, которая помогает поддерживать в здоровом состоянии жизнь океана, я испытаю радость, читая об улучшении состояния воды, потому что я уже ощутила свою связь с океаном. Сначала Нарцисс испытывает радость, видя свое отражение в зеркале (в тихой воде пруда). Он думает, что наконец встретил того самого Другого, которого он сможет полюбить. Радость исчезает, когда он осознает, что связь с этим Другим невозможна. Нарциссическая личность всегда стремится установить связь со своим идеальным Я, со своим чудесным, богоподобным образом Самости. Половину времени нарцисс тратит на любовь к себе, а вторую половину – себя ненавидит, но по-прежнему зациклен на себе.

Богоподобное в нас приносит радость, только будучи разделено с кем-нибудь. Даже самый большой затворник-ученый или самый робкий художник, работающий в уединении, может ощутить радость, если любовь к науке или искусству соединяет их с миром, с воображаемым Другим, который получит пользу от их достижений. Так как жизненная энергия и радость могут возникнуть только в связи с другими, то если власть захватывает Нарцисс или любой другой монстр, происходит иссушение сердца (судьба нимфы Эхо, полюбившей Нарцисса). Нарцисс не знает, что его самопоглощенность смертельно опасна и для него, и для Эхо. Он не понимает, что, глядя в лицо возлюбленной, он всего лишь любуется собственным отражением. Влюбленный в себя, он может только страдать от своей трагической судьбы, заключающейся в том, чтобы раствориться в зеркале. Ему не суждено уловить суть: «Дружище, взгляни, ведь в этой игре нет никого, кроме тебя».

Потерявшийся в зеркале – точный образ нарцисса, но есть и немало других историй, описывающих его образов. Одному из моих пациентов приснился сон о коконе, который так никогда ни во что и не превратился.

Мой плотный кокон

Я потратил годы, создавая кокон, который должен был защитить меня от чужаков, то есть от любых других людей. Я заточил себя в тюрьму, наматывая все больше и больше защитных слоев из нити бесконечных мыслей о себе, себе, себе. Я так и не узнал, что является радостью, а что – нет. Я обычно «покупаю» любовь в той или иной форме эмоциональной сделки. У меня было три брака, все по контракту. Я не верю, что могу выбраться из этого, отрастить крылья и взлететь. Я не верю, что способен испытать взаимную любовь.

Этот нарциссический монстр держал мужчину в плену кокона, не позволяя кому-либо другому приблизиться к нему. Как ребенок, которого держали запертым в чулане, Нарцисс плохо умеет устанавливать связи. Нарцисс – это всего лишь одна фигура, один миф. Многообразие монстров и понятие нарциссизма так же широко, как и число мифологических персонажей. Прекрасная Афродита может быть поглощена зеркалом и сосредоточена на себе так же, как и Зевс, Аполлон и все остальные божества греческого Пантеона. Все поиски мудрости в той или иной форме запускают этот разговор со слабым, примитивным, опасным человеком в нас. Фантазия об искуплении грехов направлена на избавление от монстров. Такая атака на обитателей нашей психики лишает нас внутреннего собеседника, который необходим нам для развития.

Я обещала пациентам, согласившимся на публикацию своих историй, что расскажу кое-что и о своем монстре, которого я давным-давно окрестила «Девочкой со спичками». Этот воображаемый персонаж, с которым у меня происходит непрерывный диалог, никак не хочет оставить меня в покое. Однако мне кажется, что благодаря методу активного воображения она извлекает пользу из «обучения». Она обычно появляется в моменты полного одиночества, которые так необходимы писателю, чтобы писать и читать. Она заставляет меня усомниться в том, что я одна, и навязывает мне мысль, что на самом деле я одинокая, а может быть, даже всеми покинутая сиротка. Благодаря аналитической работе, это маленькое чудовище сейчас значительно меньше терзает мне душу. Вот пример воображаемого диалога с ней (ДСС).

Обучая Девочку со спичками

Жинетт: Это опять ты, маленькое инфантильное чудовище с жалобным голоском?

ДСС: Да. Я твой страх. Ты боишься, что тебя оставят в интернате.

Жинетт: Мне известна твоя тактика. Ты парализуешь меня паникой, заставляя думать, чувствовать и действовать, как будто я несчастная одинокая сирота, которая остается в интернате, когда другие уезжают домой на Рождество. Скажи мне, зачем ты будишь во мне ностальгию всякий раз, когда я украшаю новогоднюю елку? Странно. Откуда эта сцена идеального Рождества, сцена, которая вызывает такую грусть? Этого идеального Рождества никогда не было.

Как тебе удается вызвать ностальгию по тому, чего нет в памяти?

ДСС: Это просто. Я давлю на те чувства, которые весьма далеки от происходящего в реальности. Например, ты так хорошо расположилась в одиночестве, в тишине своего дома, сидя за столом перед компьютером. Твои пальцы на клавиатуре. Ты сосредоточилась на том, что пишешь. И тут появляюсь я и ввожу тебя в транс, и вот ты чувствуешь себя обделенной, одинокой, брошенной, дрожащей от холода в канун Рождества, и у тебя нет даже спички, чтобы зажечь ее и вообразить накрытые столы в доме тех, кто в отличие от тебя живет совершенной жизнью в красивом мире.

Жинетт: Бедное маленькое чудовище! Похоже, что именно тебя я бросила! Я понимаю, зачем ты хочешь навязать мне все эти печали, но на самом деле, они принадлежат тебе. Прошу прощения за то, что стыдилась тебя. Я игнорировала и подавляла твой голос на протяжении десятилетий, потому что ты так нелепа в своих страданиях.

ДСС: Да. Ты действительно оставила меня. Твое поведение в стиле «королевы самостоятельности» оскорбило меня. Я хочу твоего внимания. Хочу, чтобы ты помогла мне вырасти. Хочу, чтобы ты обучала меня. Я грубая, голодная, одинокая, плохо одетая, недоедающая. Я не умею вести себя в обществе. Я робкая, и больше всего я устала от своих переживаний, потому что в мире столько всего интересного – куда интереснее, чем фантазии о недоступных пирожных в витрине магазина.

Жинетт: Хорошо. Готовься к переменам, милая, потому что я устала от наших переживаний. Я точно не сирота, а взрослая женщина, обеспечившая себе пенсию и почти выплатившая кредит за дом. Вряд ли на данном этапе моей жизненной истории на меня обрушится голод, или я лишусь крыши над головой. Я, возможно, и не королева самостоятельности, но уж точно не одинокая сирота. У меня есть друзья, увлечения, сад и огромное количество книг, которые ждут своей очереди.

ДСС: Неужели ты любишь книги больше, чем пирожные?

Жинетт: Да, я люблю книги, и их у меня больше, чем я смогу прочитать, прежде чем уйду в мир иной.

ДСС: А каковы твои планы в отношении меня? Ты меня накормишь или почитаешь мне?

Жинетт: Я удочерю тебя, моя бедная Девочка со спичками. Иди сюда и займи свое место в моем сердце. Мое сердце – твой дом. Поверь мне, у тебя будут пирожные, книги и компания, только прекрати терзать мне душу. Оглянись вокруг. Жизнь может быть хорошей, теплой и восхитительной. Добро пожаловать на праздник!

Честно говоря, в моей психике есть другие персонажи, живущие в более глубокой тени, чем это маленькое чудовище, но и Девочка со спичками вполне реальна и смогла научить меня необходимости избегать христианской ловушки искупления. Моя психологическая креативность проистекает из того уважения, которое я теперь питаю к этим неискупляемым фигурам, воплощающим мое чувство неполноценности. Все монстры молят о шансе эволюционировать, ждут подходящего случая, чтобы появиться на сцене и выразить свое отвращение к фантазии об искуплении. Хотят они лишь одной простой вещи – чтобы им позволили поучаствовать в жизни. В обмен они могут нам кое-что дать. Они мечтают поучаствовать, поиграть, написать несколько глав в книге нашей жизни.