Текст книги "Эмбарго"

Автор книги: Жерар де Вилье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Малко замер, потонув в Марте: сердце его бешено колотилось в груди. На ощупь, двигаясь, как утопающая, Марта сняла трубку и прижала к ней губы. Малко услышал безразличный и почтительный голос шофера.

– Мистер Кросби хочет с вами поговорить.

– Благодарю вас, Сэм, – ответила Марта.

Машина по-прежнему ехала со скоростью сорок пять миль. С нереальным урчанием. Марта молча попыталась вырваться от Малко. Но он крепко держал ее, обхватив рукой бедро.

– Дорогой! Почему вы не позвонили мне раньше?

Марта прекрасно владела своим голосом. Малко был неподвижен, как каменная статуя, прижавшись к ней до судорог. Разозлившись, он слегка пошевелился, и Марта Кросби едва сдержала смех.

Чтобы положить телефонную трубку, шофер повернулся в профиль. Малко увидел его взгляд, зная, что тот их не видит. Впечатление было достаточно пьянящим...

Громкий голос Ричарда Кросби вторгся в «кадиллак» сквозь помехи.

– Я не мог позвонить раньше. Вы уже уехали из «Максима».

– Ничего, дорогой, – сказала Марта, – вечер был восхитительный. Наш друг, князь Малко, требовал тебя, но я надеюсь, что вы скоро сможете встретиться. Он хотел поговорить с тобой о твоих винах... Я отвезла его в отель...

– О'кей, – сказал Ричард Кросби, – я не знаю, сколько пробуду на ранчо...

Малко, погруженный в Марту, слышал весь разговор. Слова Ричарда Кросби звучали так, словно муж Марты обращался прямо к нему. Любопытное ощущение. Он спросил себя, догадывался ли о чем-нибудь Ричард Кросби. Теперь Малко знал, где тот находится.

Это было уже достижением.

– Я с удовольствием встречусь с ним, когда вернусь, – продолжил Ричард Кросби.

– Отлично, – сказала нежная Марта. – Береги себя, дорогой.

Толчок положенной трубки совпал с крутым поворотом, в результате которого Малко еще глубже погрузился в Марту. Без единого слова они снова занялись любовью. На этот раз Малко, не сдерживаясь, ринулся в ее чрево.

Закрыв глаза, с полуоткрытым ртом, она снова погрузилась в наслаждение, которое ей пришлось прервать...

Когда она почувствовала, что Малко кончил в нее, это вызвало у нее оргазм, почти такой же неистовый, как и первый. Опустошенный, обессиленный, он еще мгновение прижимался к ней. Затем она соскользнула набок, к сиденью, выпрямилась и села. Еще не отдышавшись, блестя глазами, она наклонилась, чтобы поднять трусики, натянула их, опустила платье и сняла трубку.

– Сэм, отвезем князя Малко в «Ридженси».

Она достала серьги, снова надела их, похлопала по той серьге, которая плохо держалась, и положила ногу на ногу с поскрипыванием нейлона, которое чуть было вновь не пробудило у Малко желание. Это была опять безупречная кукла с витрины... Она повернулась к Малко и тихо и не очень уверенно сказала:

– Вы меня изнасиловали. Это ужасно. Мне стыдно.

Золотая медаль за лицемерие на следующих Олимпийских играх была уже завоевана. «Кадиллак» замедлил ход, въехал под какую-то арку. Они остановились у «Ридженси». Шофер выскочил из машины и открыл Малко дверцу.

Марта ждала, выпрямившись на сиденье. Малко поцеловал ей руку.

– Я в восторге от этого вечера.

– Как только Ричард будет в городе, я дам вам знать, – сказала Марта.

Она очень благопристойно поцеловала его в обе щеки и дружески махнула ему рукой, когда «кадиллак» тронулся. Малко наблюдал, как длинная синяя машина удалялась по Луизиана Роуд. Грег Остин был прав. Мадам Кросби была помешана на своем теле.

Все еще взволнованный, он задумчиво пересек пустынный холл, поднялся в свой номер и разделся. Он приехал в Хьюстон не для того, чтобы выполнять причуды светской дамы, а чтобы разгадать тайну убийства Патриции Хайсмит.

Помимо тайной жизни Марты Кросби он, по крайней мере, за этот вечер узнал еще кое-что. Где находится Ричард Кросби. Больше ничего не оставалось, как поехать на его ранчо.

Глава 9

Мэри О'Коннор тщательно закрыла дверь своего дома и с корзинкой в руке засеменила через сад. Над Кембриджем, старым жилым кварталом Бостона, сияло яркое солнце, однако холод был резким и пронизывающим. В доме, где жила Мэри О'Коннор, из-за старинной системы отопления в большинстве комнат можно было окоченеть. Мэри О'Коннор снимала пальто, только когда ложилась спать. Репортеры местной телестанции так и застали ее за ужином на кухне, до самых глаз закутанную в зимнюю одежду. После этой передачи старая дама получила столько писем и телеграмм с выражением симпатий, что она решила усилить свою борьбу. Это было месяц назад.

Она направилась по Браттл-стрит и прошла мимо бензозаправочной станции на углу Ричмонд-стрит. Хозяин станции Ёрл радостно поздоровался с ней:

– Доброе утро, миссис О'Коннор. Вас подвезти?

Мэри О'Коннор улыбнулась, отрицательно покачала головой и ответила своим ясным и твердым, несмотря на шестьдесят восемь лет, голосом:

– Нет, спасибо, Ёрл, я поеду автобусом.

Огромный «понтиак» уже месяц не выезжал из гаража. Мэри О'Коннор была не из той породы людей, которые проповедуют другим то, чему не следуют сами. Она целиком посвятила себя крестовому походу за экономию энергии, который мог бы показаться несколько наивным, чтобы помочь своей стране выдержать эмбарго. Однако, будучи сентиментальной, Мэри О'Коннор скорее симпатизировала арабам. Как добропорядочная жительница Бостона она всегда питала недоверие к евреям, отождествляя их с космополитическим Нью-Йорком. Один из ее дядей знал Лоуренса из Аравии, и она выросла на героических сказках о бедуинах.

Но она не могла вынести того, что арабы пытались навязать свою волю, как она сказала в телепередаче.

Мэри О'Коннор, внучатая племянница одного из президентов США, была несгибаемой старой дамой, обладавшей отчаянной смелостью. В ее жизни было много испытаний. Двое из ее сыновей погибли в последней войне, одна из ее дочерей разбилась на частном самолете, ее муж многие годы был парализован, но она продолжала идти по жизни с тем же спокойствием и уверенностью в том, что все это было угодно Богу. Каждый траур добавлял ей несколько лишних морщин, но линия ее поведения не менялась. Спокойно и смело встречать превратности судьбы. В данном случае победа не вызывала никаких сомнений в ее простой душе. Бог покровительствовал Америке. И так было всегда. Чтобы заслужить его помощь, достаточно было вести себя прилично...

Подъехал автобус, следующий в сторону центра, и с шипением затормозил. Мэри О'Коннор с трудом поднялась по высоким ступенькам. Водитель почтительно приветствовал ее. Дама ее возраста и социального положения, заставляющая себя ходить и ездить на автобусе, имея при этом шофера и машину, была достойна уважения.

– Как дела сегодня? – ясным голосом спросила Мэри О'Коннор.

Ее выцветшие глаза были бледно-голубыми с сиреневым отливом, зубы – искусственные, разумеется, – очень белыми.

Автобус снова тронулся, миновав бензозаправочную станцию. Ту самую, где месяц назад Мэри О'Коннор начала борьбу.

В тот день ее разбудил какой-то шум. Несмотря на то, что было только без четверти семь, она отважно встала, чтобы спуститься вниз и посмотреть, что происходит. Возле бензозаправочной станции Ёрла дрались два шофера, и каждый считал, что его следует обслужить первым. С введением эмбарго очередь занимали с шести часов утра, несмотря на то, что Ёрл открывал только в семь. Машин тридцать. Конфликты возникали почти всегда, и Ёрл держал при себе дробовик на случай, если дело обернется плохо. Однажды один из клиентов захотел выкачать у него весь бензин, угрожая ему домкратом...

Мэри О'Коннор, стоя на снегу в халате и домашних туфлях, стала твердой рукой разнимать обоих соперников, говоря, что джентльмены так себя не ведут. Они были настолько удивлены, что их назвали джентльменами, что моментально прекратили драться.

Это вмешательство подало Мэри О'Коннор одну идею. На следующий день в шесть часов, тепло одевшись, она вышла на улицу с огромным кофейником и чашкой. Она прошлась вдоль длинной очереди, предлагая каждому водителю кофе и обращаясь к ним со словами ободрения.

В этот день ни одного конфликта не было.

На следующий день без четверти шесть туда приехали репортеры. Еще через день о затее Мэри О'Коннор узнала вся Америка. Шестой канал неожиданно стал предоставлять ей по вечерам десять минут Prime Time,[10]10
  В самое хорошее время (англ.)


[Закрыть]чтобы она уговаривала своих сограждан приспосабливаться к эмбарго. Через одиннадцать дней опрос показал, что у передачи Мэри О'Коннор, названной «Stand-up»,[11]11
  «Встаньте» (англ.)


[Закрыть]наивысший рейтинг. Наравне с шоу Джона Карсона. Через месяц открылась еще одна истина. Бостон был единственным в США городом, где бытовое потребление энергии добровольно сократилось больше, чем повсюду! По призыву Мэри О'Коннор тысячи бостонцев согласились не отапливать свои дома по ночам, чтобы сохранить топливо для нужд промышленности.

Федеральное управление по энергетике направило Мэри О'Коннор приветственную телеграмму, поощряя ее продолжать свою деятельность.

Накануне вечером она выступила в своей передаче, сообщив, что решила вывести свой крестовый поход за пределы Бостона и что она уже сделала предложение мэру Филадельфии. О проведении серии прямых передач о практической экономии энергии. Ей было тяжело уезжать из Кембриджа, но как она сказала своей старой горничной, прослужившей у нее двадцать восемь лет:

– Мы в состоянии войны, Этель, надо идти на фронт.

Этель была не согласна. Считая, что Мэри О'Коннор в ее возрасте лучше было бы играть в трик-трак. Ее доля в доходах солидного издательства обеспечивала ей весьма комфортную жизнь.

Мэри О'Коннор встала. Автобус подъехал к супермаркету. Замедлив ход, водитель остановился в ста ярдах от обычной остановки. Он сделал это специально для нее и крикнул:

– Удачи вам, миссис О'Коннор!

Она весело помахала ему своей тростью и пошла по улице. Ей нравилось, что люди ее любят.

* * *

Около половины двенадцатого Ёрл увидел, как Мэри О'Коннор прошла мимо его бензоколонки. Она шла медленно с тяжелой большой сумкой, опираясь на трость, высоко держа голову. Поскольку он в это время отпускал бензин, то не смог поздороваться с ней. Протирая ветровое стекло машины клиента, он стоял к ней спиной. Светило солнце, стало чуть теплее.

Мэри О'Коннор почти дошла до своего дома, когда увидела, что к ней направляется мужчина, погруженный в чтение газеты. Широко развернув газету, он медленно шел по тротуару, и она подумала, что он может ее задеть. Чувствуя себя усталой, она остановилась, опершись на трость, чтобы немного отдышаться. Незнакомец все приближался, ничего не замечая вокруг, увлеченный чтением. Когда он оказался менее чем в метре от старой дамы, она загородила ему тростью дорогу и громко крикнула:

– Молодой человек, смотрите, куда вы идете!

Незнакомец продолжал идти вперед. Мэри О'Коннор нахмурилась. Она терпеть не могла рассеянных или плохо воспитанных людей.

– Молодой человек! – еще громче повторила она.

Газета была в одном шаге от нее. Неизвестный наконец остановился. Но не сложил свою газету. Без очков Мэри О'Коннор видела лишь колыхавшиеся перед ее глазами листы с напечатанными буквами. Она смутно видела какую-то дыру в газете и некий черный предмет за ней. Раздался глухой взрыв, слышимый лишь на расстоянии нескольких метров.

Мэри О'Коннор почувствовала легкий удар, похожий на щелчок, у основания носа. Она инстинктивно попятилась, подняв трость и открыв рот, чтобы возмутиться. Крик остановился у нее в горле. Ей показалось, что какая-то гигантская рука сжала ей грудную клетку; острая боль пронзила грудь. Как если бы она вдохнула пламя. В глазах у нее помутилось. Уже теряя сознание, она пошатнулась, уронила свою сумку и рухнула на тротуар.

Мужчина уже успел сложить газету, спрятав в нее какой-то черный предмет – металлическую трубку длиной в двадцать и диаметром в один сантиметр, оканчивающуюся неким подобием рукоятки. Он удалился, не обернувшись. Своим серым пальто с поднятым воротником, серой шляпой, большим носом, карими глазами и оттопыренными ушами он напоминал закоченевшего Микки Мауса. Он тщательно сложил газету и сунул ее в карман; миновав автозаправочную станцию, он повернул на Ричмонд-стрит. В десяти метрах дальше стоял какой-то «фольксваген» с работающим двигателем. Мужчина сел в него, и машина тут же тронулась с места. Тот, кто сидел за рулем, сразу же спросил по-арабски:

– Дело сделано?

– Сделано, – ответил его приятель.

Он вынул из кармана стеклянную ампулу, разбил ее и стал жадно вдыхать ее содержимое. Это вызвало ощущение жара, но и облегчение тоже. Это было противоядие, которое ему обязательно нужно было принять, чтобы не отравиться синильной кислотой.

Черная трубка, которую он засунул в карман пальто, была специальным пистолетом, изготовленным КГБ. Десятки таких пистолетов были переданы палестинским террористам. В трубке было помещено запальное устройство и очень тонкая стеклянная ампула, заполненная синильной кислотой. Пружина приводила в действие маленький заряд, выталкивающий ампулу вперед на расстояние до двух метров... Освобожденный от ампулы яд растворялся в воздухе и вызывал мгновенную смерть от сужения кровеносных сосудов, как при остром сердечном приступе.

Стрелку надо было принять некую таблетку перед тем, как стрелять, и вдохнуть содержимое ампулы с противоядием сразу же после выстрела, чтобы избежать недомогания и рвоты.

«Фольксваген» направлялся к аэропорту Логан. Через час оба араба должны были вылететь в Хьюстон. Ануар, тот, который стрелял, был единственным, кто умел пользоваться этим оружием. Прежде чем приехать, он упражнялся на двух собаках. У него еще оставалось семнадцать ампул с цианидом, спрятанных в консервной банке.

Его приятель, чья конспиративная кличка была Джаллуд, вел машину медленно. В случае какой-нибудь аварии их могли обыскать, а это было бы катастрофой. Ануар снова увидел лицо старой дамы, не испытав при этом никакого волнения. Он был доволен, что возвращается в Хьюстон, где было тепло.

* * *

Ёрл первым заметил, что Мэри О'Коннор неподвижно сидит на тротуаре; голова ее была опущена на грудь, трость валялась рядом. Он выругался, бросил шланг и кинулся к старой даме.

– Черт возьми! Она сломала ногу!

В тот момент, когда он подбежал к ней, остановилась какая-то машина, и водитель пришел к нему на помощь.

Мэри О'Коннор была мертвенно-бледной, глаза ее остекленели, рот был открыт. Когда Ёрл дотронулся до нее, она упала вперед. Он мгновенно понял, что она мертва. На глаза его навернулись слезы. Он попытался склониться ко рту старой дамы и вдохнуть в нее немного жизни.

Напрасно.

Спустя десять минут на полной скорости подъехала патрульная машина и остановилась возле толпы зевак, окруживших тело. Но двое полицейских ничего не смогли сделать. Только через десять минут появился наконец врач с черной сумкой в руке. Он сразу же сделал старой даме укол фенокардиола, не питая, впрочем, никакой надежды. Пульса уже не было.

– Сердце не выдержало, – сказал он. – В этом возрасте такое бывает. Но она наверняка не мучилась...

С помощью полицейских они перенесли Мэри О'Коннор в ее дом. Они укладывали ее на кровать, когда явился, немного опередив своих коллег, репортер из «Бостон Глоб». Смерть Мэри О'Коннор была национальным событием.

Глава 10

Маленький двухмоторный «Куин Эр» летел над техасскими лугами уже добрый час. Насколько хватало глаз видны были лишь дороги, чахлая растительность да редкие ранчо. Никто, кроме гремучих змей и нескольких сумасшедших, не отваживался жить в этой унылой местности. Малко посмотрел вниз. По правую сторону от самолета показалась блестящая лента взлетно-посадочной полосы. Пилот посмотрел на карту и сообщил:

– Это ранчо Кросби. Связаться с ним по радио?

– Бесполезно, – сказал Малко, – спускаемся.

Пилот не стал настаивать. «Куин Эр» был зафрахтован кем-то, кто, как ему было известно, был связан то ли с ФБР, то ли с ЦРУ.

Пока «Куин Эр» разворачивался против ветра, Малко заметил два стоящих на полосе самолета. Один – белый «ДС-9» и второй – самолет поменьше. Значит, Ричард Кросби и Нафуд Джидда находились на ранчо. Еще утром Малко решил отправиться сюда. Ему не хотелось ждать следующего каприза Марты, чтобы повидаться с Кросби. Грег Остин легко узнал, где расположено ранчо, и позаботился о материально-техническом обеспечении. «Куин Эр» снижался, равномерно покачиваясь в яростных порывах обжигающего ветра. В тот момент, когда колеса коснулись края полосы, с ранчо выехал какой-то джип и на полной скорости помчался к тому месту, где они собирались остановиться.

– Э, – сказал пилот. – Вы уверены, что вас ждут?

В лучах солнца в джипе блеснули несколько ружейных стволов. «Куин Эр» снизил скорость и замер. Подъехал на полной скорости джип. Он остановился в тридцати метрах от «Куин Эр». Из него выскочили трое мужчин. Один из них вскинул винтовку к плечу, прицелился в самолет и выстрелил. Пуля подняла фонтанчик пыли в метре от лестницы, которую спускал пилот...

Вторая пуля вырвала пучок травы почти что из-под ног спрыгнувшего на землю Малко. Стрелявший, белокурый гигант с голубыми глазами и смуглым лицом, подошел к Малко.

– Убирайтесь вон! – крикнул он с сильным техасским акцентом. – Это частное владение.

Держа оружие у бедра, он угрожал Малко. Тот не шелохнулся. Как если бы не видел оружия.

– Я друг мистера Кросби, – изысканно вежливо сообщил он. – И приехал повидаться с ним. Надеюсь, что он здесь.

Да и где еще он мог быть, разве что отправился охотиться на гремучих змей... Грубые черты лица техасца слегка разгладились.

– Мистер Кросби здесь, – сказал он, – но он уезжает.

Малко повернул голову к низкому коричневому строению, едва заметному среди деревьев. На его пороге появился мужчина в рубашке. Массивный, широкоплечий, с очень черными волосами и короткой шеей. Держа в руках атташе-кейс, он приближался к Малко, рассматривая его скорее с удивлением, чем с враждебностью. За ним шел второй мужчина, по-видимому, его пилот. Мужчина явно не узнавал Малко. Тот опередил его.

– Мистер Кросби, я очень сожалею, что пришлось вас побеспокоить. Я князь Малко Линге и...

Лицо техасца мгновенно просияло.

– А! Любитель вин!

Он крепко пожал Малко руку. Мужчина с голубыми глазами тотчас же опустил винтовку и удалился.

– Но откуда вы узнали, что я здесь?.. И почему приехали без предупреждения?

Малко приготовился к этому вопросу.

– Я зафрахтовал самолет, чтобы немного изучить Техас, – объяснил он. – Я спросил своего пилота, знает ли он, где находится ваше ранчо, и он показал мне его. Поскольку я увидел самолеты, то подумал, что вы здесь, и позволил себе... Очень жаль, что вас не было вчера вечером. Не знаю, говорила ли вам мадам Кросби о моей книге о винах...

– Да, да, – с жаром сказал Ричард Кросби. – Я с удовольствием покажу вам мой винный погреб. К сожалению, я должен немедленно отправиться в Корпус-Кристи. Я не знал, что вы прилетите.

Малко разглядывал его сквозь свои темные очки. Несмотря на его внешнюю жизнерадостность, Малко чувствовал, что он напряжен. Даже если он и торопился, то должен был по крайней мере предложить ему выпить стаканчик на своем ранчо. Как бы угадав его мысли, техасец, казалось, внезапно решился:

– Пойдемте, выпьем по стаканчику, – сказал он, – у меня друзья, которые приехали сюда отдыхать.

Он засмеялся. Смех его был громким и жизнерадостным. И продолжил:

– Вернее, один друг и одна подруга. Для влюбленных здесь рай. И одновременно можно заниматься делами.

Они повернули назад, оставив пилота устраиваться в самолете. Они перешагнули через небольшой деревянный барьер, проложенный вдоль всего ранчо прямо по земле.

– Это чтобы гремучие змеи не являлись пугать моих друзей, – жизнерадостно сказал Ричард Кросби.

Ранчо было одноэтажным и, казалось, довольно запущенным. Техасец открыл дверь и пропустил Малко вперед. Тому понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. Вначале он заметил на диване белое пятно. Все шторы были задернуты из-за жары, и благодаря кондиционированному воздуху в комнате царила приятная прохлада.

– Представляю вам мистера Нафуда Джидду, моего друга из Саудовской Аравии, – сказал Ричард Кросби. – Князь Малко Линге.

Белое пятно зашевелилось и оказалось маленьким арабом в национальной одежде! В глубине Техаса он выглядел нелепо. Он поднялся и пошел Малко навстречу, протягивая руку, с сияющей улыбкой на губах.

– Но мы знакомы! Вы были на моем корабле в Монте-Карло...

– Точно, – признал Малко. – Я не ожидал вас здесь увидеть.

Какое-то странное ощущение возникло у него, когда он держал в своей руке пухлую ручку саудовца. Эта ручка, возможно, была причиной смерти Патриции Хайсмит.

Улыбка Нафуда Джидды стала еще шире.

– Ричард Кросби мой старый друг.

Кросби посмотрел на свои часы.

– Я вас оставляю, – сказал он. – Я в самом деле нужен парням из Корпус-Кристи.

Он повернулся к Малко.

– Приходите к нам завтра вечером на ужин. О'кей?

– С радостью, – ответил Малко.

Техасец уже вышел. Нафуд Джидда выглянул в коридор и позвал:

– Паприка!

Он заговорщически улыбнулся Малко.

– Мадемуазель Рихтер часто путешествует со мной. Она выполняет обязанности секретарши.

В коридоре послышался стук каблучков, и перед Малко появилось создание, так же сияющее белизной, как и Нафуд Джидда. Но белизна была несколько иной.

Белые атласные брюки были такими узкими, что можно было различить самые интимные части тела их хозяйки. Затем следовала полоска загорелой кожи, потом – крошечное белое болеро, оставлявшее открытыми две трети роскошной груди. Огромные голубые, притворно правдивые глаза, вызывающе красные пухлые губы и облако духов завершали ее образ. Она была похожа на секретаршу, как крот на жирафа.

– Представляю тебе князя Малко Линге, – сказал саудовец. – Это мой друг и мистера Кросби. Мисс Рихтер. Она предпочитает, чтобы ее называли Паприка.

Паприка подошла, протягивая руку. Ее рукопожатие было похоже на ласку.

– Что вы будете пить? – спросила она хриплым и низким голосом, который прекрасно подходил к ее внешности.

– Водку, если есть. Или шампанское.

– Я выпью апельсиновый сок, – сказал Нафуд Джидда.

Паприка повернулась, продемонстрировав округлые ягодицы, до предела затянутые в белый атлас, и проскользнула за бар. Они были странной парой. Нафуд Джидда наклонился к Малко и вполголоса сказал:

– Ненавижу путешествовать в одиночестве.

– Теперь, когда я познакомился с мисс Рихтер, – сказал Малко, – я вас вполне понимаю.

Молодая женщина вернулась со стаканами. Себе она налила огромный бокал коньяка «Гастон де Лагранж», оставив водку Малко. Они выпили, подняв тост за Ричарда Кросби как раз в тот момент, когда ранчо задрожало от шума взлетавшего самолета. Каждый раз, когда Малко смотрел в сторону Паприки, он встречал ее взгляд. Сдержанный, теплый, невинный.

– Эмбарго на нефть не мешает вашим делам? – спросил Малко.

Нафуд Джидда замахал пухлыми ручками.

– О! У нас в Хьюстоне много друзей. Они понимают. Мы не во всем неправы. Я надеюсь, что это уладится. А пока дела идут своим чередом. Мой друг Ричард Кросби хочет построить на моей родине завод по производству метанола, и при этом возникает множество проблем. В данный момент я пытаюсь разрешить их с помощью Аллаха.

Лицо Нафуда Джидды было гладким и спокойным. Малко подумал, что пора его прощупать...

– Кстати, – сказал он, – вы помните Патрицию Хайсмит, ту очаровательную англичанку, за которой вы ухаживали во время турнира по трик-траку и которую недавно приглашали на свою яхту?

Джидда энергично закивал головой.

– Конечно! Она в Хьюстоне?

– Она мертва, – сказал Малко.

– Мертва!

На лице Джидды отразился неподдельный ужас.

– Как это случилось?

Малко посмотрел ему прямо в глаза.

– В тот день, когда она рассталась с вами и приехала ко мне. Вооруженные неизвестные ворвались в мой замок и убили ее.

Черные зрачки Нафуда Джидды не дрогнули. Он покачал головой.

– Но это же ужасно! Что произошло?

– Этого я не знаю, – ответил Малко. – Мне неловко говорить вам, но здесь замешаны арабы.

– Арабы!

Нафуд Джидда почти вскрикнул. Он медленно покачал головой с удрученным видом.

– Опять эти сумасшедшие палестинцы! Но почему эту очаровательную девушку? Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Полиция не...

– Полиция ничего не смогла сделать. С убийцами расправился мой дворецкий.

Нафуд Джидда с подавленным видом скрестил пухленькие ручки.

– Современная жизнь полна жестокости, – сказал он. – Но какое-то объяснение, конечно, есть.

Его очень черные глаза вглядывались в Малко, как бы желая найти это объяснение. На несколько мгновений воцарилась тишина, затем Джидда вздохнул и с явным стремлением сменить тему разговора спросил:

– Что вы делаете в Техасе?

– Сердце, – сказал Малко. – Обследование, которое я уже давно откладывал. Подарок к моему сорокалетию.

– Это отличная предосторожность, – согласился Джидда. – Многие мои соотечественники приезжают сюда для того же.

Он посмотрел на часы и с извиняющейся улыбкой поднялся.

– Настало время молитвы. Я вас ненадолго покину.

Он встал и исчез. Молодая немка сейчас же встала, и ее обтянутое блестящим атласом тело оказалось в десяти сантиметрах от Малко.

– Пойдемте, я вам покажу ранчо!

Она повела его по узкому коридору, который вел в комнату, где стояла только огромная кровать, покрытая медвежьей шкурой. На полу лежали шкуры пантер и коров. Стены были увешаны эротическими гравюрами. Паприка проворковала:

– Правда, шикарно?

Вихляя бедрами, извиваясь, как лиана, она пристально смотрела на него своими огромными голубыми глазами.

– Очаровательно, – согласился Малко.

Он отвел глаза от пола и уставился на Паприку. Ее груди, казавшиеся твердыми, как слоновая кость, гордо торчали из-под болеро. Ему показалось, что достаточно взять ее за руку, и она разляжется на огромной кровати.

Подавив свои дурные инстинкты, он первым вышел из комнаты, и они вернулись в гостиную. Нафуд Джидда не появлялся.

– Вы уедете с нами? – спросила она. – Мы сейчас возвращаемся в Хьюстон.

– Спасибо, – сказал Малко, – я на своем самолете. Впрочем, я очень скоро лечу назад.

Открылась дверь, и Нафуд Джидда вошел в гостиную. Лицо его было спокойным. Видимо, молитва подействовала на него благотворно.

– Разрешите с вами проститься, – сказал Малко. – Я должен вернуться в Хьюстон.

Саудовец крепко пожал ему руку.

– Мы, конечно, увидимся завтра вечером у Кросби?

– Итак, до завтра.

– До завтра, – добавила Паприка своим хриплым и тихим голосом.

Ее глаза говорили гораздо больше, чем слова. Малко вышел из ранчо, и жара охватила его. Подумать только, а в Вашингтоне было так холодно... Пилот появился из другого здания, в котором он ждал Малко.

– Возвращаемся, сэр?

– Да, – ответил Малко.

В целом он был доволен поездкой. Оставалось лишь двадцать четыре часа до того, как он сможет наконец задать Кросби интересующие его вопросы.

– До завтра, – крикнул голос позади него.

Сверкающая белизной Паприка махала рукой. Он ощутил легкое сожаление. Все хорошее надо брать тогда, когда оно идет тебе в руки. Особенно при его профессии. Никогда не знаешь, что с тобой будет завтра.

* * *

Омар Сабет как ураган влетел в комнату, в которой один из его инженеров работал на телексе, установленном напротив кровати, некогда служившей брачным ложем Тому Пусу. Верхний этаж отеля «Астроуорлд», казалось, был обставлен сумасшедшим дизайнером. Тем не менее именно здесь, примерно в пятнадцати комнатах, по-дурацки обставленных несколько лет назад каким-то техасцем-оригиналом, уже в течение двух месяцев жили Омар Сабет и человек двадцать арабов, многие из которых были специалистами по программному обеспечению. К этой обстановке относились и кровать на колесиках Тома Пуса, и изображение какого-то тропического леса с огромным пластмассовым баобабом, и обтянутые бархатом будуары в стиле барокко, напоминающие спальню французской кокотки конца века. Вершиной всего был номер, в спальне которого был устроен бассейн и стояла кровать под балдахином, на которой мог резвиться целый полк. Этот номер был зарезервирован для Нафуда Джидды и Паприки.

На верхний этаж «Астроуорлда» можно было подняться только двумя специальными лифтами, которые запирались на ключ.

Омар Сабет помог взять напрокат компьютер и штук пятнадцать телексов. Они были соединены с другими телексами, установленными в крупнейших городах США: Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сент-Луисе, Филадельфии, Канзас-Сити и Сан-Франциско. В каждом из этих городов имелась группа осведомителей, которые должны были собирать все местные сведения, информацию об изменении настроения населения и местной прессы, данные о местной промышленности, об инцидентах, касающихся эмбарго. Вся эта информация обрабатывалась и вводилась в компьютер.

– Дай мне телеграммы, – потребовал Омар Сабет.

Оператор телекса, какой-то палестинец из Кувейта, протянул ему пачку бумаг, извлеченных из телекса. Омар Сабет снова вышел, прошел через весь коридор и вошел в комнату в виде ротонды, где был установлен компьютер. Рядом стояла большая черная доска, покрытая зеленой материей, чтобы нельзя было увидеть то, что было на ней написано. Омар Сабет протянул бумаги другому оператору.

– Через полчаса мне нужны свежие данные.

Он сел в соседней комнате и закурил сигару. Это был его единственный порок. Он не пил, жил замкнуто и даже мог обходиться без женщин. Однако Омар Сабет со своим носом с горбинкой, энергичным лицом, пронзительным взглядом и исходящим от него динамизмом очень нравился женщинам. С узкой талией, широкими плечами, без грамма жира, он являл собой великолепный человеческий механизм. Созданный как для любви, так и для убийства. До настоящего времени он в основном занимался последним.

– Готово, Омар! – крикнул Азиз, специалист по компьютерам.

Зажав в зубах сигару, Омар Сабет подошел к черной доске. Это был торжественный момент дня.

Покрывало, скрывавшее черную доску, было откинуто, и под ним оказался большой лист миллиметровой бумаги, приколотый кнопками, на котором выделялись две линии. Голубая линия пересекала лист, спускаясь вниз примерно под углом в тридцать градусов. Она изображала теоретическое снижение активности Соединенных Штатов из-за эмбарго, рассчитанное еще до его введения. В некоей точке она пересекалась с вертикальной черной линией. В этом месте чья-то неизвестная рука написала арабскими буквами «Победа». Это должен быть момент, когда давление станет настолько сильным, что США вынуждены будут либо капитулировать, либо начать войну, что весьма проблематично.

Чтобы рассчитать последствия эмбарго, в компьютер вводилось множество данных. Нехватка природного газа, а также косвенные или психологические факторы: политическое давление местных депутатов, чьи избиратели страдали от безработицы, вызванной отсутствием энергии; промышленников, вынужденных закрывать свои заводы; реакция простых американцев, столкнувшихся с нищетой. У некоторых заводов по производству шин или фотопленки запасы были лишь на одну-две недели.