Текст книги "Реквием по тонтон-макутам"

Автор книги: Жерар де Вилье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Жерар де Вилье
Реквием по тонтон-макутам

Глава 1

Эстиме Жоликер расстегнул свой старый полотняный пояс, на котором висел ржавый «смит-и-вессон 41 магнум», и положил его на край могилы рядом с соломенной шляпой и бумажным пакетом, в котором лежали три плода манго. Встав, гаитянин потянулся и зевнул. Было ровно шесть часов утра, и солнце еще не пекло. Через три часа температура станет адской. Кладбище Порт-о-Пренса, как и весь город, было настоящим пеклом. Если бы мертвецы не были защищены толстыми могильными плитами из цемента или из мрамора, они бы растеклись как масло. Слава Богу, гаитяне следовали традициям: чтобы достойно похоронить родственника, себе отказывали в еде, а в случае необходимости дочери выходили на панель.

Об этом Эстиме, художник по нагробным надписям, кое-что знал. Девочки, которыми он пользовался взамен на красивую эпитафию на новенькой могиле, позволяли ему не прибегать к услугам прогнивших доминиканок из маленьких дешевых борделей с улицы Карефур. Кроме того, его принадлежность к тонтон-макутам останавливала редких грамотных клиентов исправлять его весьма приблизительную орфографию.

Гаитянин взял горшок с краской, подошёл к могиле и прочитал вслух, для себя, то, что он уже написал: «Прощайте, Несравненный Лидер, равный Веспасиану, Мустафе Кемалю Ататюрку, Неизвестному Маррону из Сан-Доминго! О, Франсуа Дювалье, пусть земля Гаити, которую Вы так горячо любили, будет Вам пухом!»

Он несказанно гордился тем, что его выбрали для написания эпитафии доктору Франсуа Дювалье, пожизненному Президенту Республики Гаити, Верховному главнокомандующему Вооруженными Силами, силами полиции и добровольцами Национальной Безопасности. Его больше знали под именем «Папа Док». Он умер неделю тому назад. Вокруг могилы на подставках лежали венки.

Железная решетка, выкрашенная в синий цвет, окружала маленький мавзолей, в который вела дверь, запертая на ключ. Надгробие еще не было замазано цементом.

Внизу аллеи появился тощий кладбищенский сторож. Каждое утро он открывал решетку, отделяющую восточную часть кладбища от улицы Жан-Мари Гийу.

Могила Папы Дока находилась при входе в аллею, куда вела решетка. В течение дня сюда прибывали официальные делегации, за которыми тайно наблюдали тонтон-макуты, замечая тех, кто не так горячо выказывал свое горе.

Люкнер Камброн, министр в правительстве Папы Дока, раз и навсегда выразил кредо режима: «Настоящий дювальерист всегда готов убить своих детей, а дети – своих родителей».

Мудрая предусмотрительность!

Такая резолюция сулила Эстиме Жоликеру долгие дни работы. Франсуа Дювалье был мертв, но дело дювальеризма продолжал Жан-Клод, сын Папы Дока, новый кругломордый пожизненный Президент. Американцы называли его «Назначенный преемник»...

Шаркающей походкой прошел старый смотритель, испуганно поздоровавшись с Эстиме. Тот, подняв кисть и готовясь приступить к завитушкам, даже не повернул головы.

День обещал быть торжественным: в девять часов в «мерседесе-600» приедет поклониться могиле своего великого отца Жан-Клод Дювалье, новый пожизненный президент. С улицы был слышен шум такси. Из-за жары в Порт-о-Пренсе рано вставали... Скоро на аллеях появятся первые посетители.

Прежде чем приступить к работе, Эстиме Жоликер решил, что одно манго не повредит ему. Он положил кисть и взял один из фруктов, лежащих рядом с шляпой. Откусив от манго, он еще раз перечитал надпись.

Из всех упомянутых героев Эстиме слышал только о Неизвестном Марроне из Сан-Доминго. У него изо рта тек сок манго, лоб был наморщен; он сгорал от желания прибавить еще что-нибудь к эпитафии, чтобы показать свою приверженность дювальеризму, и подумал о выражении «Верховный Благодетель», но решил, что его смогут упрекнуть в излишней мягкости: надо было найти что-нибудь пожестче и определеннее.

Выбросив кожуру манго, он снова взялся за кисть, размышляя об ударной формулировке.

Из раздумий его вывела машина, остановившаяся перед решеткой. Он повернул голову. Эта была «пежо-брейк» серого цвета, похожая на десятки маршрутных такси, курсирующих по Порт-о-Пренсу и вечно ломающихся. Три человека вышли из машины и направились на кладбище. Первый был в черных очках, у него были короткие курчавые волосы, солидный живот, одет он был в голубой пуловер. Его спутник, такой же темнокожий, был одет в белую рубашку с короткими рукавами и в полотняные брюки. Из-за пояса была видна рукоятка небольшого револьвера.

«Макут», – подумал Эстиме. Их были сотни в Порт-о-Пренсе, тысячи на Гаити, и часто они не знали друг друга. Может быть, эти приехали из далекой деревни в центре Гаити отдать последние почести горячо любимому руководителю. Официально тонтон-макуты назывались добровольцами Национальной Безопасности и подчинялись только Президенту. Жоликер гордо, выпрямился и по-военному приветствовал гостей кистью.

Но его рука остановилась на полдороге.

Два первых человека расступились перед третьим, одетым в белую куртку с галстуком, в руках у него был тяжелый автоматический «кольт-44».

Пистолет был направлен на Эстиме Жоликера.

Он сжался, узнав лицо человека с приплюснутым носом. Его фотография была вывешена во всех комиссариатах, во всех отделениях тонтон-макутов. С приказом убить его при встрече.

Это был Габриель Жакмель, ренегат, бывший начальник тонтон-макутов, правая рука Президента, ставший врагом общества номер один для дювальеризма. Официально считалось, что он скрывается в горах.

Гигант улыбнулся, показав ослепительные зубы. Стволом кольта он показал в сторону мавзолея.

– Открывай!

Завороженный ужасом, Эстиме Жоликер не ответил. Что делает Габриель Жакмель в самом центре Порт-о-Пренса? Казалось, бывший шеф тонтон-макутов был уверен в себе. Кольт казался крохотным в его ручище. Он был выше своих спутников на целую голову.

– Открывай, – повторил гигант, – или я разнесу твою дювальеристскую башку.

Курок кольта был взведен. Мерзко улыбаясь, Жакмель наблюдал за Жоликером. С пистолетами в руках его телохранители следили за кладбищенской оградой. Не прячась. При виде вооруженного человека в Порт-о-Пренсе не задавали вопросов. Болота по дороге в Ибо-Бич были полны трупами тех, кто забыл об этом правиле.

Эстиме Жоликер посмотрел на пустынную аллею. Смотритель скрылся в своей сторожке у центрального входа. Если закричать, он не услышит. Он взглянул на свои пистолет. До него три метра. Он опустил руку с зажатой кистью.

– Что ты хочешь? – наконец выговорил он.

Габриель Жакмель приблизился к нему:

– Ты не знаешь, что Он сказал мне однажды по телефону? Что я принесу Ему свою голову! Ну а я пришел за его головой... Я буду всюду показывать ее... Давай, открывай!

Эстиме Жоликер почувствовал, как его лоб покрывается потом. Это было хуже святотатства. Как и все гаитяне, он верил в Вуду. Многие дювальеристы твердо верили, что Папа Док будет продолжать преследовать своих врагов как «зомби». Но для этого нужно было, чтобы труп оставался целым.

– Я никогда не дам тебе ключа, – гордо сказал он. – Клянусь дювальеристской революцией!

Улыбка Габриеля Жакмеля сразу исчезла.

– Идиот!

Он повернулся:

– Тома!

Телохранитель в черных очках приблизился в тот момент, когда Эстиме Жоликер нырнул за своим «смит-и-вессоном». Художник-макут поднялся, держа оружие за рукоять, но еще в кобуре, Краем глаза он увидел, как его противник вынул что-то из штанины. Он увидел блеск лезвия и почувствовал ожог в горле. Он хотел закричать, но ни один звук не вырвался. Из горла ударила струя крови, испачкав Габриеля Жакмеля. Эстиме внезапно склонился набок, его голова была почти что отделена от туловища ударом мачете, тело содрогалось в конвульсиях. Его убийца склонился над ним, наступив на голову ногой, чтобы еще больше увеличить страшную рану.

Резким ударом он отрубил голову, забрал пистолет и спрятал его за поясом.

– Поторопитесь! – приказал Жакмель.

Тома обшарил карманы Эстиме Жоликера, вытащил маленький плоский ключ и протянул его начальнику.

Гигант поспешил по ступеням мавзолея, вставил ключ в скважину и открыл дверь. Тома с мачете в руках подбежал к нему.

Худой телохранитель оттащил труп Эстиме Жоликера за ноги и спрятал его за решеткой. Затем последовала голова, держащаяся на лоскутах кожи. Посреди аллеи осталось только пятно крови. Затем он вошел в мавзолей, закрыл за собой дверь. Габриель Жакмель склонился над каменным надгробием, закрывающим могилу, вцепившись в край. С другой стороны ему помогал Тома. Оба тяжело дышали, усилие исказило их лица.

– Давай, – сказал Жакмель.

Вместе они напрягли мускулы. Тома, выругавшись, выпустил плиту из рук: ему на печень давил пистолет.

Жакмель напряг свои выдающиеся мускулы, глаза вылезли из орбит. Камень сдвинулся на несколько сантиметров. Негр выпрямился с торжествующим криком. Его сведения оказались верны: камень еще не был заделан цементом..

Возбужденные, Тома и Люк бросились на помощь своему шефу. Втроем им удалось сдвинуть надгробие, показался гроб. Габриель Жакмель злобно усмехнулся. Реванш был близок. Он чудом вырвался из рук людей Папы Дока. Теперь все на Гаити будут знать, что у него голова Франсуа Дювалье.

– Отрежь ее осторожно, – сказал он с иронией, – не сделай ему больно.

Выигрывая, он мог позволить себе быть великодушным.

– Внимание!

Это прошептал Люк. Трое мужчин напряглись. Тома рискнул выглянуть. Перед могилой застыла в экстазе молодая негритянка. У нее были тонкие черты лица, очень темная кожа. Одета она была как крестьянка: тюрбан и короткое белое платье, открывающее худые мускулистые ноги. Было видно, что она шевелит губами.

Она молилась.

Габриель Жакмель осторожно приподнял голову, держа кольт. Он мечтал прострелить ей голову, его губы свело гримасой ненависти. Идиотка! Девушка невозмутимо пожирала глазами могилу покойного пожизненного Президента.

Она явно не торопилась уходить. А для троих мужчин каждая потерянная секунда была смертельно опасной.

С лицом, искаженным ненавистью, Жакмель прошептал Тома:

– Поди убей ее, быстро.

Надо было быть внимательным. Если девушке удастся с криком убежать с кладбища, это может привлечь тонтон-макутов, бродивших поблизости. Шофер их машины скроется, а они останутся в Порт-о-Пренсе, и вся полиция бросится на их поимку. Самые преданные дювальеристы поклялись, что, если Габриель Жакмель попадет им в руки, они живьем сдерут с него кожу.

Тома выпрямился и спрятал еще липкое от крови мачете в штанину. С самым естественным видом он отодвинул решетку мавзолея и вышел.

Девушка скрестила руки и издала сдавленный крик, она была слишком напугана, чтобы убежать. Тома подскочил к ней, взял за руку.

– Не бойся, идиотка, я не зомби! Девушка продолжала дрожать, не произнося ни слова. Сквозь легкое платье виднелась ее грудь.

– Все в порядке, – повторил Тома по-креольски. – Мы охраняем тело нашего любимого президента.

Девушка посмотрела на него большими темными глазами, уже немного успокоившись.

Подойдя к ней поближе, Тома начал осторожно вытаскивать из брюк мачете. Надо было отступить назад и нанести удар. Вдруг сзади него раздались детские крики. Он резко обернулся: три малыша наблюдали за ним из-за решетки. Не раздумывая, он потянул девушку к могиле:

– Пойдем, сама увидишь, что Президент там... Завороженная, девушка пошла за ним. Тома втолкнул ее в мавзолей и закрыл дверь. В ужасе увидев перед собой кольт Габриеля Жакмеля, она вскрикнула, но рука Тома заткнула ей рот. Он схватился за мачете.

– Подожди, – прошептал Жакмель. Ему пришла на ум мысль. Теперь он уже ничего не боялся, девушка была не страшна.

– Стань сюда, – грубо скомандовал он ей, указывая в угол. – Как тебя зовут?

– Мари-Дениз, – выдохнула она.

– А знаешь, как меня зовут?

– Нет.

– Габриель Жакмель.

Он раздулся от сознания собственной значимости. Девушка в ужасе задрожала. В бытность свою тонтон-макутом Габриель Жакмель наводил страх на население Порт-о-Пренса. Его излюбленным занятием было убивать нищих палкой: они производили плохое впечатление на туристов...

– Не убивайте меня, – произнесла с мольбой молодая негритянка.

Габриель Жакмель угрожающе поднял руку.

– Если твоя кричать, моя отрубать тебе голова! Из внутреннего кармана куртки он достал длинную отвертку. Он не хотел ни с кем разделить радость открыть крышку гроба Франсуа Дювалье. Подавленная ужасом, девушка скрючилась в углу. В нескольких сотнях метров отсюда ее ждали деревенские подружки на углу Марсового Поля, они собирались пойти на базар на бульваре Жан-Жак-Десалин.

Под отверткой скрипнул винт. Несмотря на угрозу, Мари-Дениз вскрикнула. Габриель Жакмель резко поднялся, его глаза горели от ярости. Схватив девушку за горло, он заставил ее выпрямиться. Одной рукой он начал медленно душить се. Так он действовал на допросах в казармах Десалин. Девушка яростно вырывалась, работая бедрами, животом, грудью. На ней было такое легкое платье, что Габриелю Жакмелю показалось, будто она голая. Внезапно его ярость сменилась животным желанием. Подняв ей голову, он впился ей в рот толстыми губами. Но она крепко сжимала зубы. Пьяный от страсти, он отпустил ее шею и ударил но лицу. Затем другой рукой он рванул перед ее платья. Грудь Мари-Дениз была острой, крепкой и высокой, гораздо более светлой, чем ее лицо. Наверное, в ее жилах текла кровь белого человека.

Именно в этот момент Тома и Люк, взявшиеся за отвертки, радостно вскрикнули: крышка гроба наконец поддалась! Габриель Жакмель посмотрел вниз через плечо. Жуткое зловоние заполнило маленький мавзолей. Жара не пошла на пользу Папе Доку. Секунду Жакмель раздумывал, затем обхватил одной рукой талию Мари-Дениз, а другой, подняв ей платье, сорвал с нее трусы. Молодая негритянка разразилась рыданиями, даже не сопротивляясь.

Грубое лицо Жакмеля стало поистине звериным. Давно уже у него не было такой красивой девушки. Он лихорадочно рванул молнию на брюках. Затем просунул колено между ног негритянки, приподнял ее, сразу же овладел ею и, довольный, заурчал. Держа девушку за бедра, он поднимал и опускал ее вдоль стены. В подземелье были слышны только его урчание и прерывистое дыхание. Негритянка больше не плакала. С остановившимися глазами, искаженным лицом, она полностью отдалась ему.

Габриель Жакмель зарычал еще громче и впился ногтями в эластичные бедра. В последний раз он так сильно прижал ее к стене, что Мари-Дениз закричала от боли. Ей казалось, что у нее в животе раскаленное железо. Жакмель сразу же отодвинулся и, довольный, вытерся о ее платье.

Мари-Дениз наблюдала за ним, ей было страшно, но одновременно она чувствовала себя польщенной. Человек, только что трахнувший ее, был для нее, как и для всех простодушных созданий, воплощением страшного мифа, абстрактным злом. Но вообще таким же мужчиной, как и остальные... Немного успокоившись, она чихнула. Склонившись над открытым гробом, Жакмель потерял всякий интерес к ней. Мари-Дениз следила за движением лезвия мачете.

Внезапно она почувствовала тошноту и отвернула голову, когда Жакмель поднял черный зловонный комок и осторожно положил его в пластиковый мешок, который держал Тома. Резкая вонь усилилась. Тома закрыл мешок с головой Папы Дока. Стоя на коленях. Жакмель, действуя мачете, вскрывал грудь мертвеца: ему нужно было и его сердце.

Наконец ребра сломались, и Жакмель просунул руку в грудную клетку и вытащил сердце при помощи мачете, Тома снова открыл мешок. Жакмель бросил в него зловещие останки и выпрямился. Затем он спокойно вытер руки о разорванный саван.

– Ты видела? – спросил он Мари-Дениз.

Потеряв от ужаса дар речи, она перекрестилась. Жакмель подошел к ней и ударил по лицу. Потом он снова схватил ее за горло, но сжимал уже не так сильно, приблизив свое лицо к ее.

– Когда мы уедем, – отчеканил он, – ты выйдешь отсюда и расскажешь всем, что я забрал голову Франсуа Дювалье.

Мари-Дениз покорно склонила голову. Она еще чувствовала в своем теле горячий член Габриеля Жакмеля, похожий на раскаленный стальной брусок.

Тома вышел из мавзолея первым, за ним Люк, последним, оглядываясь, – Габриель Жакмель. А Мари-Дениз не пошевелилась. Ее голое тело странно контрастировало с открытым гробом. Маленькие капли пота усеяли ее смуглое тело.

* * *

«Мерседес-600» с номером 22 остановился перед решеткой на улице Жан-Мари Гийу. Два мотоциклиста, следовавшие впереди, поставили ноги на землю. Один из них был полицейский в синей форме, другой – тонтон-макут в жилетке на голое тело, на груди у него висел старый автомат «томпсон». Сзади прикрытие осуществляли черный «форд», набитый полицейскими, и еще одна машина с пятью макутами.

Несколько макутов высыпали из машины, чтобы обследовать местность до приезда Президента. Они ругали его за беспечность: он никогда не был вооружен. Франсуа Дювалье редко выходил из дворца и всегда имел при себе два пистолета. Не считая американского карабина с увеличенным магазином, который он держал у себя на столе. Мудрая предосторожность, которая позволила ему умереть в своей постели.

Сразу же один из тонтон-макутов, очень худой, в соломенной шляпе и бежевом свитере – из-за пояса у него торчала никелированная рукоять пистолета, – увидел, что дверь усыпальницы открыта. Вытащив пистолет из кобуры, он обежал памятник и наткнулся на тело Эстиме Жоликера...

Он сразу же бросился к «мерседесу» и склонился над открытым стеклом.

– Быстро уезжайте, – сказал он, – здесь опасно. Жоликер убит.

Шофер сразу включил газ, за ним последовала машина с полицейскими. Макуты рассыпались по кладбищу. Маленький макут в клетчатой рубашке – в каждой руке по никелированному кольту – толкнул дверь мавзолея и замер: гроб был открыт, в углу неподвижная сидела Мари-Дениз, закутавшись в лохмотья. Она бесстрастно смотрела на вторжение макутов. Худой в клетчатой рубашке грубо схватил ее и вытолкнул на поверхность. Сразу же ее окружили несколько макутов. На их лицах читались тревога и ярость. На всякий случай один из них взял ее за правый сосок и сдавил изо всех сил. Мари-Дениз застонала. На улице прохожие ускорили шаг.

Шеф тонтон-макутов посерел от ярости. Он увидел раскрытый гроб и изуродованный труп.

– Кто сделал это? – прошептал он. Перед его потерянным взглядом Мари-Дениз обрела дар речи.

– Габриель Жакмель, – выдохнула она. – Он был очень злой. С ним были еще двое.

Она бессвязно рассказала, что произошло. Три маку-га, стоявшие на посту в аллее, запрещали проходить к могиле. Не то время выбрали для посещения. Шеф быстро задумался. Прежде всего нужно было помешать распространению этой новости.

– Кроме тебя, никто не видел? – спросил он.

– Никто.

Он отечески положил ей руку на плечо.

– Ты хорошая девушка, – сказал он по-креольски. – Мы отвезем тебя на рынок, но тебе не следует болтать.

Отойдя от нее, он тихо сказал что-то двоим из своих людей. Те сразу же схватили молодую негритянку и грубо втолкнули ее в машину, которая тотчас уехала.

Зажатая между двумя тонтон-макутами, Мари-Дениз не осмеливалась проронить и словечка. Они ехали по улице Жан-Мари Гийу до улицы Паве. Оставив справа Марсово Поле, где ее ждали подружки. Но она побоялась сказать об этом. Затем они свернули налево и выехали на бульвар Жан-Жак Десалин, проехав рынок, не останавливаясь. На пересечении с улицей Дельмас, на выезде из Порт-о-Пренса, тот, который не вел машину, улыбаясь, положил ей руку на ногу. Затем он без стеснения взял руку Мари-Дениз и положил ее на свой живот.

Покорная Мари-Дениз рассеянно ласкала своего соседа. Она подозревала, что произойдет что-то в этом роде. Ободренный, мужчина взял ее за затылок, и она покорно склонилась над ним.

Через два километра, не доезжая до городка имени Симоны Дювалье, тонтон-макуты остановились на краю дороги перед пустырем, примыкавшим к военному аэродрому. Тот, который уже добился благосклонности Мари-Дениз, держал девушку, пока его товарищ насиловал ее. Затем он снова воспользовался ею. Потом шофер выстрелил в упор ей в ухо. Как ему и было приказано.

Глава 2

Не торопясь, Малко пересек большую комнату, полную секретарш и подчиненных Давида Уайза. Это всегда было приятной формальностью. Большинство из тех, кто работал здесь, знали его. Слыша, как замедляется ритм пишущих машинок, он знал, что его высокая тонкая фигура, белокурые волосы и золотистые глаза приводят в смущение скромных, но не лишенных шарма сотрудниц Центрального разведывательного управления. К титулу светлейшего князя была добавлена репутация авантюриста, что превращало его в несбыточную мечту неизвестных секретарш из громадного здания в Лэнгли.

Этель, секретарша Дэвида Уайза, улыбнулась ему. Случайно или нарочно, она сидела на стуле боком к нему, высоко скрестив ноги. «Крепкие и длинные ноги, о которых можно мечтать», – подумал Малко.

– Вы можете войти, – сказала она, – Мистер Уайз и мистер Стоун ждут вас.

Не зная, как звучит его титул, она никогда не обращалась к нему по имени.

Она нажала кнопку на столе, открывая дверь в кабинет своего босса, начальника Отдела планирования ЦРУ Дэвида Уайза. Малко толкнул дверь и вошел, провожаемый взглядом Этель. Он почему-то подумал, что ничего не знает о ней.

* * *

– Чудо, что он еще жив... Один из самых больших мерзавцев на Караибах. Предательство он впитал с молоком матери.

Малко взял фотографию, протянутую ему Рексом Стоуном, начальником сектора «Северные Караибы» в Отделе планирования. Другими словами, Багамы, Куба, Ямайка, Сан-Доминго и Гаити. Массивный мужчина с очень голубыми глазами, говорящий с тягучим луизианским акцентом. Кондиционированный воздух боролся с влажной июньской жарой Вашингтона. Из трех мужчин один Малко, как всегда элегантный, был в пиджаке и галстуке. Правда, восьмиунцевый альпак можно было носить и в это отпускное время.

Он рассмотрел фотографию: негр, идущий по улице прямо на телеобъектив. Очень высокий, мощные квадратные плечи, приплюснутый нос, глубоко спрятанные глаза, кожа как у старой рептилии.

– Похож на игуану... – заметил он.

Рекс Стоун взревел от радости.

– Именно так. Враги так и зовут его: Игуана. Поскольку у него нет друзей... Жюльен Лало. Семьдесят восемь лет. Когда мы заняли Гаити в 1915 году, он поступил к нам на службу и оказал немало услуг... Понемногу выдавая людей. Уйдя в 1934 году, мы искренне считали, что гаитяне сварят его в котле... А вот и нет! Он снова начал выдавать. На этот раз другим хозяевам, и удачно выпутался. Благодаря нам он заработал даже кучу денег: в той неразберихе он добился лицензий на импорт. Затем он предавал по очереди всех президентов и, естественно, примкнул к Дювалье, помогая ему уничтожать мулатов. Хотя у него темная кожа, он сам мулат. Тем не менее, он был близко связан с этой старой канальей Папой Доком... И продолжал понемногу работать на нас. Чтобы не потерять сноровки... Кроме этого, его мысли заняты только траханьем. Предпочитает белых женщин. Кажется, все жены членов дипломатического корпуса побывали в его постели. Неплохо для его возраста.

Малко положил фотографию на стол.

– Прекрасный образчик человечества.

Презрение, смешанное с толикой интереса, отразилось в его золотистых глазах. Конечно, подоплека разведки была не очень привлекательной. Что будет делать он, дворянин, на этой галере? Он еще не знал, чего Дэвид Уайз хотел от него, но начало было многообещающим.

– Этот парень из вашего последнего набора?

– Это будет ваш лучший союзник в Порт-о-Пренсе, – слащаво объявил Рекс Стоун. – Он всех знает, стоит только направить его данные предателя в нужную сторону.

Малко не успел запротестовать, голос Давида Уайза пригвоздил его к креслу.

– Этот парень о'кей, – добавил он.

По его мнению, все, кто предавал свою страну в пользу США, были чистыми душами.

Рекс Стоун доставал уже из пачки на столе вторую фотографию.

– Конечно, вы предпочтете эту женщину? На фотографии была изображена девушка в шортах, вылезающая из «форда Маверик». Были видны ее стройные ноги и вызывающая грудь, обтянутая майкой. Лицо было круглым и нежным, большие глаза, волосы ниспадающие на плечи. Невозможно было определить, к какой расе она принадлежит. Малко сразу же почувствовал больше интереса к возможной миссии.

– Кто это?

– Симона Энш. Ее отец в изгнании в Пуэрто-Рико. Он признанный руководитель всей антидювальеристской оппозиции. Остальные члены его семьи были убиты людьми Дювалье. Дочь живет рядом с Порт-о-Пренсом в горах. Вряд ли найдется другой человек, который ненавидел бы семейство Дювалье больше, чем она.

Рекс Стоун быстро убрал фотографию и продолжал:

– Она будет счастлива увидеть вас, особенно если вы привезете ей свежие новости от ее отца...

Все это было весьма таинственным. Войдя в кабинет, Малко знал, что его будущая миссия связана с Гаити, больше ничего.

Дэвид Уайз позволил своему сотруднику забавляться с фотографиями, не проливая свет на дело.

Малко был наготове. Он хорошо знал бесцеремонность, царящую в спецслужбах.

Рекс Стоун подчеркнуто улыбнулся:

– Недурна, правда? Не скажешь, что она черномазая. Малко не пошевельнулся. Действительно, эти профессиональные шпики были неисправимыми шалопаями: ни малейшего намека на учтивость.

Рекс Стоун вытащил из папки еще одну фотографию и протянул ее Малко.

– Еще один ваш будущий друг...

На фотографии, сделанной со вспышкой, была пара, пьющая шампанское в забегаловке, претендующей на роль ночного ресторана. Женщина с яркой шевелюрой была красива и вульгарна, мужчина походил на танцора из общества, у него был большой жестокий рот и маленькие усики. На мизинце правой руки сверкал громадный перстень.

– Сезар Кастелла, – объявил Реке Стоун. – Самое лучшее украшение СИМ, тайной полиции покойного Трухильо в Сан-Доминго. Раньше любил стрелять из пулемета по доминиканским крестьянам, отказывающимся платить налоги. В настоящее время безработный. Когда Трухильо убили, мы спрятали его в нашем посольстве в Сан-Доминго. Это избавило его от серьезных неприятностей. Я знал с полдюжины людей, мечтавших окунуть его в кипящее масло. Затем ему позволили выехать на Гаити. Там он заплатил за свою визу тем, что выдал всех доминиканских агентов, работавших в Порт-о-Пренсе. По справедливости говоря, вся южная часть кладбища в Порт-о-Пренсе должна носить его имя. Так он и остался в Порт-о-Пренсе, Дювалье терпел его. Мы ему подкидываем немного денег.

– Почему же вы помогаете такому подонку? – спросил Малко в сердцах.

Американец пожал плечами.

– Хорошие профессионалы всегда нужны...

Малко чуть было не спросил, может ли Сезар Кастелла рассчитывать когда-нибудь на медаль Конгресса...

– А женщина?

– Его жена. Бывшая проститутка. Спит с одним высокопоставленным макутом из-за вида на жительство...

Малко вздохнул и отдал фотографию. Сезар Кастелла... Еще один прекрасный образчик страдающего человечества. Видя его явное отвращение. Давид Уайз поспешил успокоить:

– Все эти люди – пешки. Вот интересующий нас человек.

На этот раз речь шла об официальной фотографии, снятой в кабинете Президента Франсуа Дювалье. Тот положил руку на плечо настоящего гиганта с ярко выраженными негроидными чертами и торжественным выражением лица. К сердцу он прижимал заряженный автомат «томпсон».

– Габриель Жакмель, – объявил Стоун. – Во время медового месяца с Папой Доком. Одни из его старых друзей. Помогал во время его выборов благодаря зарядам динамита, хитроумно подсунутым его противникам. Умный, сильный от природы. Поссорился с Папой Доком по идейным мотивам. До внезапной отставки занимал высокие посты.

Малко изучал грубые черты лица, невыразительные глаза.

– Кем он был?

– Начальником тонтон-макутов.

Через кабинет с кондиционером пролетел ангел, с крыльев которого капала кровь. Видя выражение лица Малко, вмешался сам Давид Уайз:

– Уже два года, как он рассорился с Дювалье, – объяснил он. – За его голову назначили высокую цену. В Порт-о-Пренсе говорят, что через несколько дней после смерти Франсуа Дювалье он отправился на кладбище, осквернил его могилу, отрезал голову и вырвал сердце Президента. Еще лучше.

– Он их съел? – спросил Малко в ужасе. Дэвид Уайз натянуто улыбнулся:

– Нет. Это все истории, связанные с Вуду. Многие на Гаити считают, что Папа Док обладал магической, сверхъестественной силой. Жакмель решил воспользоваться этим...

– Вы что, теперь верите в магию? – удивленно спросил Малко.

Телеграмма от Давида Уайза, вызывающая в Вашингтон, оторвала его от забот, связанных с австрийским замком. Что, в общем-то, его устраивало. Несколько месяцев назад он решил продать свой дом в Покипси, штат Нью-Йорк. Благодаря тому, что он вложил десятки тысяч долларов в свой замок, в нем можно было жить, по крайней мере, в одном из его крыльев, и он хотел воспользоваться этим, пока какой-нибудь шпион не отправит его к праотцам. Потому что, увы, конца работам в замке и в парке не было видно... Далек еще тот день, когда он сможет послать Центральное разведывательное управление подальше и жить на доходы от своих земель. Уже не говоря о том, что Александра предпочитала платья от Диора его тракторам. Между замком, требующим реставрации, и дорогостоящей невестой лежало расстояние, равное его карьере шпиона, не имеющего себе равных.

С момента начала этой конференции он знал только, что ЦРУ замышляет что-то на Гаити, где недавно умер Президент Франсуа Дювалье. А от Гаити до Кубы всего лишь пятьдесят километров...

Но что именно?

На столе зазвонил один из телефонов. Дэвид Уайз снял трубку. Малко узнал голос Президента США, усиленный встроенным громкоговорителем.

– Дэвид, немедленно приезжайте ко мне. И он положил трубку, не дожидаясь ответа. Начальник Отдела планирования невозмутимо положил трубку. Благодаря вертолету, взлетающему с крыши здания № 2, он будет в Белом Доме через десять минут.

– Продолжайте без меня, – сказал он, – я понадобился Президенту.

Он взял из шкафа пиджак, пожал Малко руку и вышел из комнаты. Малко подумал, не связан ли вызов к Президенту с их разговором.

Рекс Стоун зажег сигарету, машинально перебирая фотографии.

– Зачем вы показываете мне все это? – спросил Малко.

Сотрудник ЦРУ улыбнулся.

– Прежде всего потому, что вы должны будете встретиться с ними. И потом, эти фотографии могут спасти вам жизнь. Несколько месяцев назад наш агент должен был встретиться с одним гаитянином, он знал только его имя. У него не было фотографии. На встречу пришел тонтон-макут, выдав себя за другого. Нашего человека больше никогда не видели...

Звучит вдохновляюще.

– Надеюсь, что ваш фотограф был более осторожен... Лукавый огонек блеснул в глазах американца. Он достал из папки новую фотографию и протянул ее Малко. Тот нахмурил брови: на ней был изображен пастор в строгом черном костюме с библией в руках. Толстощекое лицо, которое старили роговые очки.