Текст книги "Пятнадцатый этаж (СИ)"

Автор книги: Жанна Д.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Annotation

Когда одна дверь счастья закрывается, открывается другая, но мы часто не замечаем ее, уставившись взглядом в закрытую дверь. /Х. Келлер/

========== Часть 1 ==========

– Мариш, встретимся?

– Сними номер, завтра.

– Что номер-то? Может, к тебе? Ты же одна живёшь!

– Нет, Коль, у меня мама дома. Если бы не мама, я бы давно замуж вышла и встреч в номерах не ждала.

– Так я женат, как бы ты замуж вышла?

– Ну, не за тебя, это точно.

– А я думал, что ты меня хоть немножечко любишь…

– Нет, ни тебя, ни кого другого. Да я и себя не люблю, и мир вокруг тоже не люблю. А ты говоришь…

– Мариша, знаешь, почему так тянет к любовнице?

– Почему?

– Потому что любишь как в последний раз. Жена ведь будет и завтра, и послезавтра, и всегда, а любовница – нет. Найдёт себе другого и его любить будет. Женщину ценишь, если теряешь, но всё ещё хочешь. Вот потому любовницы и желанны. Их теряешь каждый раз, вставая с постели.

– Ну ты и философ. А женщины, по-твоему, ветреные штучки, у которых сегодня один, а завтра другой?

– Да нет! Далеко не все. И я таких не знаю. Вот моя жена отличается завидным постоянством. Говорит, что любит. И ждёт. Точно ждёт, каждый день ждёт с горячим ужином и целует по возвращении.

– Видишь, хотя бы с женой тебе повезло. Только зачем ты ей изменяешь? Вот вопрос.

– Да я не изменяю. И люблю я её.

– А я?

– Тебя я лечу от одиночества. И тоже люблю по-своему. Ну что ты улыбаешься? Мариша, что? Ты мне друг, сестра. Не знаю. Тебе нужен мужчина, поговорить с кем-то нужно, да «козлом» назвать, в конце концов. Вот я и есть. И спать тебе с кем-то нужно. Чтобы тело к телу, тепло к теплу. Ты же молодая баба. А поглядишь – впечатление, что жизнь вся там, позади, осталась.

– Жалеешь меня?

– Нет, принимаю участие в твоей жизни. Пытаюсь быть её составляющей. Мариша, я никогда не спрашивал тебя, что случилось, почему ты развелась, почему он уехал. Я никогда не задавал тебе лишних вопросов.

– Вот и не задавай! Он виноват! Это всё, что я про него помню.

Она опустила глаза и быстро поморгала, пряча слёзы. Нет, тушь не боится влаги и не потечёт, просто Коля не должен видеть, как свежа её рана. Он ведь забыл давно, а может, и не знал. Они расстались сразу по окончании института. Она замужем уже была, а он женился через год после её замужества.

Только ни он в её великую любовь не верил, ни она в его. А может быть, ошибались оба. И та самая великая любовь была не между ними в студенческие годы, а потом, когда своих половинок встретили. Он со своей живёт и детей растит, а она одна. Всё произошло позже, пока Коля был в центре на специализации, да в ординатуре учился.

– Мариш, я про твоего пациента поговорить хотел, про Прокофьева. Что ждём-то? Боли есть, печень увеличена, калькулёзный холецистит налицо, а ждём-то чего?

– Коль, мне кажется, что хоть и всё налицо, но оперировать рано, а боли даёт что-то другое. Погляжу завтра и решим. Я вот про твоё заведование поговорить хотела. Почему ты до сих пор ИО? Что главный думает?

– Говорит, что человек будет, вернее, есть. Но у него там проблемы с увольнением. Так что мне не светит. Как был рядовым, так и останусь.

– Обидно, да?

– Обидно! Я ж, Мариша, не так уж и плох в деле, и организатор я неплохой. Но тот вроде кандидат. А сама что? Ты бы мать попросила, она бы поспособствовала. Её-то все помнят и чтут.

– Это ты так в точку, про «все помнят и чтут». И я помню и чту. Ну что, пора тебе, да и я засиделась.

– Мож в гостиницу сегодня, ну, на часок? Соглашайся.

– Нет, сегодня мне домой. Завтра давай.

– Сниму, с утра прям забронирую. Пойдём, провожу тебя.

– Нет, я сама. А то ещё кто увидит и подумает… Мало ли что подумает. Жене твоей доложит. Тебе оно надо?

– Мне чтобы улыбнулась ты надо. Я твою улыбку так редко вижу. И то она другая какая-то. Я же помню, как ты улыбаться умеешь.

– Разучилась я, Коля! Совсем разучилась.

– Эх, жаль, красивая ты баба, но всё делаешь, чтобы не видел этого никто. Сама себя ты, Марина, в яму жизненную погрузила, а я стараюсь, стараюсь, да не вытащу никак. А жаль, ты и баба что надо, и хирург хороший. Да только от жизни прячешься. А её жить надо. По лестнице вверх идти, а ты на площадке застряла и стоишь. Что я тебе рассказываю, взрослая, небось. Ну пошли, пора. А то меня Светка ждёт, да и дети. Мож провожу?

– Иди уже. Хороший ты, Коля. Иди, тебя действительно ждут.

Расстались они прямо у дверей кафешки. Он сел в свой автомобиль и поехал домой, а она решила прогуляться. Возвращаться в свою квартиру страшно не хотелось.

Мыслями всё возвращалась к Коле.

Он был достоин заведования и хотел получить это место, но… Нет, не понимала она главного, и придирок его к Николаю тоже не понимала.

Очень интересовало, что же там за человек такой, которого ждут. Кандидат наук, говорит Коля. Но этого мало. Надо, чтобы руки на месте и человеком был. Ещё не сработаются, не дай Бог. А это уже страшно. Этого вот совсем не хочется. Работа – это то самое, где она живёт. Всё остальное склеп. А работа – жизнь.

Омрачать эту самую настоящую жизнь чужим и незнакомым начальником ой как не хочется. Хочется покоя. С Колей покой. С Колей комфортно и светло.

И зачем она тогда с Колей рассталась? Ведь все, весь их поток, на котором учились, их поженил аж с первого курса. Что ей было надо? И Коля вовсе не прочь был с ней семью создать.

Она зашла в сквер и присела на лавочку. Расслабилась, подставив лицо последним лучам заходящего солнца.

Красота-то какая вокруг. Начало осени.

Берёзки уже желтеют. Вон та, у тропинки, совсем жёлтая, а сейчас в лучах прямо золотая. А рядом зелёная ещё. Вот почему – и растут возле друг друга, а всё у них по-разному?

Так и у людей: рождаются все практически одинаково, а потом жизнь у каждого своя, и взрослеют каждый сам по себе, и живут кто чем, и стареют тоже все по-разному. И никто судьбы своей не знает, и судьбы детей своих тоже не знает, да и родителей.

Подумала, что надо вставать и идти домой, там мама ждёт. Нет, не ждёт. Хотя, кто его знает.

Ладно, мама дома, и мама нуждается в дочери. Вот и весь сказ.

Пока шла – собирала листья, целый букет набрала.

Что бы ни было, а жизнь-то продолжается. Вот и осень пришла, а скоро заведующий новый приедет. Всё перемены. Хорошие, плохие, главное – перемены. Жизнь течёт.

Оставила свой букет у входа в парк и слилась с толпой людей, спешащих по своим домам.

========== Часть 2 ==========

Лифт поднял Марину на пятнадцатый этаж. Вот и квартира, вернее, дверь, а за ней дом, родной дом, где должен быть покой. И где мама. Самый дорогой и любимый человек…

Только с мамой покоя никогда не было, а теперь и подавно.

Встала перед дверью, никак не решаясь её открыть. Туда ведь как в ад. Только никто не знает этого и не узнает.

Мама слишком большая величина была когда-то. Великий хирург, новатор, профессор медицины.

Мама, чей портрет висел над её письменным столом в детстве, та, на которую она так хотела быть похожей.

Да и в хирургию пошла по материнским стопам, и фамилию её носила, не отцовскую.

С отцом вообще какая-то мутная история вышла. Марина знала, кто он, иногда видела его на городских конференциях, но он её не замечал и не узнавал. А как узнать, когда видел дочь последний раз года в три. А ей уже тридцать. К тому же вела она себя тихо, фамилия у неё на лбу не написана. Обидно было, конечно, что не интересовался он ею никогда. Отец всё-таки. До сих пор обидно.

Вот его сын вовсю афишировал, чей сын, и когда практику у них в отделении проходил, твердил, что на хрен ему не нужна эта хирургия, у него отец заведующий отделением в областной психиатрической, и он там работать будет.

Смотрела на него тогда, а чувств не было. Хотя брат, почти родной, вернее, родной по отцу. Чувства вообще, наверное, у неё атрофировались. Вот и сейчас – открыть дверь и войти. Целая проблема. А войти надо, и сиделку отпустить тоже. Для Марины-то там мать. А для сиделки – посторонняя женщина. Хотя не совсем посторонняя, сколько они лет в одной операционной с матерью её отработали. Да почти столько, сколько сама Марина живёт. А потому, когда беда случилась, могла только её позвать. Тётю Валю.

Тётя Валя всё знала и помалкивала.

Вот за умение держать язык за зубами, Марина и ценила её больше всего.

Ну всё, стоять тут уже просто глупо. Пора заходить.

Дверь соседней квартиры отворилась и на пороге возникла соседка.

– Марина, а что, Татьяна Сергеевна с ума сошла? Давно? То-то я её не вижу совсем, думала уехала куда.

– С чего вы взяли? – молодая женщина от неожиданности даже поздороваться забыла.

– Так вы не в курсе, Мариночка? Она сегодня с балкона выброситься пыталась. Всё кричала, что её бьют и насилуют, а потом: «Витя, я иду к тебе!». Ужас такой, и глаза безумные. У нас же как-никак этаж-то пятнадцатый. А женщина, такая крупная, её в квартиру втащила. И нам всем, кто на балконы повыскакивал, крикнула: «А ну, пошли все! Цирк окончен». Вам, может, помощь какая нужна, а, Мариночка?

– Спасибо. Нет, нам ничего не нужно. Мама больна, понимаете, больна. Я буду вам очень благодарна, если об этом не станут кричать все мальчишки во дворах и на лавочках судачить соседки тоже не будут.

– Что вы, Мариночка, что вы! Я молчу. Ну надо же! Горе-то какое!

Больше рассуждений входить или не входить домой у Марины не было. И палец жал на звонок.

– Она спит, – первое, что произнесла тётя Валя, открыв дверь.

– Давно?

– Витя! Витя! Витечка! Родной мой, ты пришёл? – раздался голос матери.

– Уже не спит, – сиделка только выдохнула.

– Кроме «Витечки» что-то есть?

– Нет, Мариша. Нет. Ей хуже, ты и сама это понимаешь. Я её на стул посадила и кровать перестилала, когда она на балкон выскочила. Еле успела! Я тебе знаешь, что скажу…

– Сейчас скажете, я поздороваюсь с ней.

– Всё одно не узнает…

Марина села на кровать рядом с матерью.

– Что же ты творишь, мама? Я же люблю тебя.

Марина взяла в свои руки её холодную ладонь, как бы пытаясь её согреть.

– Витя. Витечка, ты пришёл? Я так ждала, – слёзы катились по лицу совсем нестарой женщины, она улыбалась, гладя руку дочери, представляя, что это её бывший муж.

– Мариночка, я тут закрыла всё, она не выберется, пойдём, супчику поешь, да поговорим.

– Ты отдохни, мама. Я сейчас.

Суп и вправду был вкусным и горячим.

– Так что вы сказать-то хотели? А, тётя Валечка?

– В больницу её надо. Да! И не смотри так. Её надо в больницу под присмотр, и решётки на окнах. Ради неё надо, понимаешь?

– Загорского вызову. Там решим.

– Что твой Загорский, только деньги у тебя берёт. Мариш, я не верю ему.

– Мама верила.

– Татьяна Сергеевна спала с ним, не любила, но спала. А кого любила, того зовёт всё время.

– Что же он ушёл от неё? Если она его любила?

– А я знаю? Только причина у него была, Таня не подарок. Жёсткая, грубая, сама знаешь. Но ты дочь, тебе идти некуда. А он муж был. Нашёл себе другую, ласковую, и ушёл.

– Вызову Загорского.

– Звони, я послушаю, что их величество скажет.

Позвонила, выслушала расценки платного отделения. Нет, она это не потянет. Самой же тоже надо и за квартиру заплатить, и поесть – каждый день желательно.

Маминых сбережений уже не осталось, все ушли за время болезни. Тётя Валя тоже не бесплатно с ней сидит.

Вся надежда у Марины только на себя.

– Ну, так что делать-то будешь, Марина? – слова тёти Вали вернули в действительность. – Пойми, не спать ночами ты не можешь. Тебе в операционную на утро. Там люди. Да кому я это всё объясняю. Надо в стационар.

– На сколько? Лучше не будет.

– Не знаю, тебе отдых нужен.

– Ага, больную мать на чьи-то руки, а сама отдых себе устрою?

– А если ты сгоришь? Кому нужна твоя больная мать будет? Ты молодая, Марина. Тебе бы свою жизнь устроить. Дитё родить.

– Дитё? Родителей хоронить страшно, а детей… Нет, не о том вы думаете.

– Хорошо, думай сама. Я пойду, отдохнуть мне надо. А ты всё равно с мужиком встречаешься, так забеременела бы, родила. А я помогу.

– Нам с вами мамы хватает.

– Сама старая будешь, кто тебе стакан воды подаст?

– Благодарные пациенты.

– То-то они Тане много подали и помогли. Любовник и тот скотина, нет, чтоб помочь, заработать на горе пытается. Подумай. Подумай, Мариночка, над моими словами.

– Я подумаю. Что-то тихо. Неужели спит?

Татьяна Сергеевна спала и улыбалась во сне. Марина тоже улыбнулась ей. Потом проводила тётю Валю, села с книжкой. Зачиталась. Часа три было тихо. А как ложиться спать – началось:

– Витя! Витя! Да где же тебя черти носят? Я пашу как проклятая, я работаю, а ты что? Не уходи, Витя! Не Уходи! Витя! Витя!

========== Часть 3 ==========

Утром после обхода Марина, подошла к Коле.

– Отпусти меня сегодня. Очень надо.

– Ты же просила номер снять… Нет, Мариш, не могу. И номер не снял. После обеда нам нового зава представлять будут. Нужно быть на рабочем месте.

– Кто он, знаешь?

– Нет, понятия не имею. Шеф сказал, что сюрприз. И почему он? Может быть, она?

– В хирургии? Скорей всего, мужчина.

– А твоя мать? А ты?

– Исключение. Бывают же исключения, да?

– Бывают, и порой очень талантливые.

– Ну, это ты загнул, я обыкновенная. Да, ты вчера спрашивал про Прокофьева из третьей палаты, я его выписываю.

– Как так?

– У него опоясывающий лишай, Herpes zoster, оперировать всё равно невозможно, да и боли давал он, а не желчный.

– Но камни есть?

– Есть. Поносит он свои камни ещё какое-то время. Мы договорились о последующей операции, после выздоровления.

– Подозревала, да?

– Да. Почти уверена была, ждала высыпаний. Так отпускаешь? Плановых операций у меня сегодня нет.

– Мариш, вернись к обеду.

– Я очень постараюсь, но не обещаю.

– Марина, не подставляй меня, а? Ну будь ты человеком!

– Буду! За свои поступки отвечу, не беспокойся.

Вышла из клиники и поймала такси. До областной психиатрической добралась без проблем. Правда, охранник её пропускать не хотел, но она его убедила – не к пациенту же шла, к врачу. Почему-то волновалась, настолько, что коленки дрожали.

В каком отделении работает отец, пришлось спросить у проходившей мимо санитарки. Та её даже проводила до дверей. В отделение её не пустили, он вышел к ней сам.

– Марина! Не ожидал увидеть. Но я тебе рад.

– Я вам не очень, но мне пришлось. Наверное, даже наступая на собственную гордость.

Он улыбнулся как-то тепло.

– Марина, дочка, не делай выводов, когда ты ничего не знаешь.

– Ну, с дочкой вы, конечно, погорячились, Виктор Петрович.

– Неужели, Марина Викторовна?

– А что? Нет?

– Марина, я за твоей жизнью следил всегда. Не высовывался, на глаза тебе не показывался, но следил. Я не знаю только тех двух лет, что ты уезжала…

– А что вы ещё знаете?

– Знаю, что у твоей матери болезнь Альцгеймера. Ты об этом пришла поговорить? Или высказать свои детские обиды? Так с ними ты припозднилась.

– Она вчера чуть не прыгнула с балкона.

– Понятно. Хочешь, чтобы я её положил? Но на сколько? Месяц, два. Три. А что потом? Ей место не в отделении, а в пансионате.

– Я боюсь за неё.

– Понимаю. Давай обсудим. Может быть, придём к какому-то решению. Почему пришла ко мне-то? Её же Загорский наблюдает?

– Так он ещё и трепло? А мама ему доверяла…

– Марина, ты взрослая девочка, должна понимать, что Таня не доверяла никому, кроме самой себя. Я же сказал, что никогда не выпускал из своего поля зрения ни тебя, ни её.

– Она зовёт вас.

– Не меня. Того, кого представляет её умирающий мозг. Ты думаешь, если я появлюсь, она узнает меня?

– Может быть, стоит попробовать?

– Фантазёрка.

– А вдруг?

– Хорошо.

Он усадил её в автомобиль и, не спрашивая адреса, повёл машину по направлению к их дому.

– Мариша, ты же замужем была, что у тебя-то не сложилось?

– Виктор Петрович, вы мне чужой человек, и я не стану говорить о себе с вами.

– Значит, дело не в карьере и амбициях. Прости.

– Да ладно.

Всю оставшуюся дорогу молчали. Только встречались глазами периодически, когда очень хотелось рассмотреть и понять, кто же на самом деле тот человек, который рядом. Не чужой же человек, кровный родственник, однако. И его глаза были такими тёплыми, что почему-то согревали Маринину душу. Не хотелось их отпускать. В его взгляде таяли все детские обиды. А их за все годы врозь ой сколько накопилось.

Машину припарковал у самого подъезда. Открыл дверь и подал Марине руку. Так же молча вошли в лифт и поднялись на пятнадцатый этаж. Тётя Валя открыла двери. А из квартиры раздавалось:

– Витя! Витенька! Ну где тебя черти носят, не дозовёшься никогда! Ви-и-итя!

========== Часть 4 ==========

Утром на работу Марина чуть не опоздала. В ординаторскую влетела перед самой планёркой.

– Марин, ну я же просил! Ну неужели так трудно пойти человеку навстречу? —

Коля внимательно посмотрел на её лицо и сбавил тон. Косметика, даже очень умело наложенная, не скрывала опухших глаз. – У тебя всё в порядке?

– Всё! У меня всё в порядке. Что? Меня уволили, объявили выговор? Что случилось? Я не могу сегодня познакомиться с новым завом?

– Он просил тебя зайти, как придёшь. Кстати, нормальный мужик вроде. Из самого́ центра прибыл. Что у нас забыл, не говорит.

– Прям из самого́ центра?

– Из самого́. Кандидат наук. Грамотный, обход вчера делал, я про твоих больных сам докладывал. Мариш, он не ругался, зайти просил.

– Поняла. Мне сейчас для полного счастья только разгона от начальства и не хватало. Кабинет обжил?

– Да.

– Зовут его как?

– Антон Сергеевич Поляков. Молодой, чуть старше нас.

Марине казалось, что её облили холодной водой.

– Поляков? Ты не шутишь?

– Вы знакомы?

– Встречались. Ладно, я пошла.

Постучала в дверь с новой табличкой. И вошла.

– Здравствуй, вызывал?

– Марина! Рад видеть.

– Зачем ты приехал?

– Работать. И…

– Что «и»? Другого места для работы не нашлось? – она почти кричала.

– Марина, я был не прав тогда, я испугался. Как ты не понимаешь? Я просто испугался, я был не готов к такому обороту. Да, я подлец, скотина, как угодно, но я понял всё. Я хочу быть рядом с вами. Я его отец.

– Кого? Антон, ты зря приехал. Его давно нет. Он умер, не дожив до года. Ты испугался и был не готов, а я была готова? Ты думаешь, мне было не страшно? Только в отличие от тебя я его любила. Антон, сейчас будет планёрка, потом у меня операции. Две.

– Я видел расписание. Где он похоронен?

– Здесь, то есть на кладбище.

– Я имею право тоже туда сходить?

– Конечно, он ведь и твой сын тоже. А сейчас пойдём на планёрку, умоляю. И мы с тобой давно никто друг другу. Господи, что происходит? Такое впечатление, что все и всё против меня. Пойдём, Антон. Я покажу тебе его могилу, когда будешь готов.

– Сегодня?

– Нет, сегодня я не могу, у меня планы после работы.

– Плохо выглядишь. Ты здорова?

– Кажется, нет. Сбываются самые худшие иллюзии.

– Я могу пойти с тобой на операции.

– Зачем?

– Раньше нам нравилось ассистировать друг другу.

– Это было слишком давно. Мы опаздываем, а я не люблю опаздывать.

– Я знаю. Хорошо, как скажешь. Но это моё отделение и оперировать ты будешь со мной.

Она лишь развела руками.

***

После операций Марина вышла на улицу подышать и позвонить тёте Вале. Всё-таки хорошо, что Антон пошёл на операции вместе с ней. Она, кажется, срывается, она не может работать, она растерялась. Да, просто растерялась и не знала что делать, когда открылись непредвиденные обстоятельства, не смогла собраться, думать о деле и быстро принимать решения. В результате решения принимал он.

Как теперь работать?

Ей страшно.

Просто элементарно страшно. А страх – самый худший советчик.

И ещё Антон…

Почему она рада его появлению?

В то, что можно пить чай из склеенной чашки, она не верила.

Да нет, конечно, она не пойдёт на сближение с ним и не простит. Такие вещи не прощают. Никогда.

Накатила усталость.

Марина прислонилась к дереву и замерла. А может быть, уснула.

Ещё Коля. Как объяснить ему, что и его тоже она не хочет не видеть, не слышать, не ощущать?

Хочется остаться одной, совсем, как на необитаемом острове. Так, чтобы кричать, выть в голос, биться головой о баобаб и никого… и никто чтобы не слышал и не мешал.

И никому не пришло в голову руку помощи протянуть.

Ведь, не дай Бог, возьмёшься за эту руку, а она отпустит, когда только-только успокоишься и поверишь.

– Замёрзнешь. Пошли, будем чай пить и разбирать полёты. – Голос Антона прозвучал слишком близко, а она не могла открыть глаза.

– Я налажала.

– Марина, я спрашиваю тебя как твой заведующий – что происходит? После сегодняшней операции я вынужден разобраться и отстранить тебя на время.

– Слушаюсь, Антон Сергеевич. Как скажете. Да, вы имеете право и отстранить, и лишить, и бросить, и отвернуться. Всё в ваших руках. Какого чёрта ты припёрся сюда? Что, в стране было мало отделений, которые мечтали бы о хирурге твоего класса? Но ты выбрал именно это! Тебе мало его смерти, ты моей хочешь?

– Марина!

– Марина Викторовна, и на «вы», пожалуйста. – Она подняла вверх руку с указательным пальцем. – Ещё, ты подсидел Колю. Он хотел это место и эту должность. Он долго шёл к ней. У него семья и двое детей. Он не играет людьми в отличие от тебя.

– Ты только что забыла, что мы на «ВЫ» и по имени-отчеству! Интересно получается у тебя всё, ты помнишь о его жене и детях, когда спишь с ним?

– Знаешь, кто ты?

– А ты знаешь? – Невероятным усилием воли Антон взял себя в руки. – Марина Викторовна, я жду ВАС у меня в кабинете через пятнадцать минут. Соберитесь, мобилизуйте мозги, оставьте никому не нужные эмоции. Я приехал работать, и я буду работать. И вы будете работать. И включать голову, и не теряться у операционного стола. Ясно?

– Да.

Он развернулся и ушёл в отделение.

А она стояла и смотрела ему вслед.

Вспомнился тот день, и скандал и то, как он кричал, что не может выносить всё, что происходит, и ушёл. А она точно так же смотрела ему вслед.

Тогда ей было не всё равно, а сейчас?

И сейчас не всё равно. Только тогда он уходил навсегда, а теперь она должна собраться и придумать себе оправдание. Потому что через пятнадцать минут ей необходимо ответить за свои поступки и ошибки.

Интересно, почему она должна, а он нет?

Может быть, сказать ему правду? Что всё дело в усталости. И он поймёт!

Нет, не поймёт. Он её заведующий. Начальники подчинённых не понимают.

========== Часть 5 ==========

В отделении шефа не было. «Оперирует, что-то экстренное и большое». Так сказал Коля. А потом внимательно посмотрел на Марину и спросил:

– Марин, кто он тебе?

– Муж, бывший.

– Смеёшься?

– Отнюдь.

– И что теперь?

– Ничего, будем сосуществовать в новых условиях.

– А как же я?

Марине стало смешно. В первый раз за весь этот напряжённый день её отпустило – от вопроса, заданного с такой обиженной, почти что детской интонацией. Причём мягко так отпустило.

– А что ты? Ты ж со мной только как лекарь, как скорая медицинская помощь. Так что всё норм. Вылечилась, в услугах больше не нуждаюсь.

Коля растерялся.

– Так ты с ним теперь сойдёшься?

– Не знаю. Коль, а ты расстроился никак? Другом семьи будешь…

– Не, ну Марина!..

Договорить она ему не дала. Заполнила истории, посмотрела ещё раз своих больных, заглянула в реанимацию к послеоперационным и с чистой совестью ушла домой – до завтра можно было расслабиться.

Нет, в её то положении расслабляться не приходится, но дорога до дома, несмотря на моросящий дождь, показалась глотком свободы.

Как ни странно, Марина была рада появлению Антона. Как будто ждала его. Нет, не ждала. Но пока встречались и потом ещё целый год жили вместе, она была счастлива. Тогда у них были планы, мечты, ожидания…

Всё было…

И всё закончилось с рождением сына. И так вот бывает.

Дом встретил всё теми же завываниями матери.

Тётя Валя сказала, что приходил Виктор вместе с Загорским. Говорили о пансионате, о стоимости и скидках. Не сошлись во взглядах, поссорились и ушли. Виктор Петрович обещал вечером вернуться.

Марина обрадовалась.

В последние дни она не понимала сама себя. Всю жизнь ненавидела отца за то, что он её бросил, а теперь искренне рада тому, что он зайдёт. Странно. Очень странно. Но, может быть, это результат полного одиночества? Эффект котёнка, слепого, неразумного, тыкающегося мордочкой в поисках родного тёплого живота. Ага! Пригреться, почувствовать родственную душу – ой, как хочется. А то ведь в голову такое порой приходит…

Она, конечно, гонит эти мысли. Грех же, грех. Но они появляются снова, и иногда выходом кажутся. Порой даже счастьем.

Может, по той же причине и Антону рада.

Интересно, как практически одновременно они вошли по второму кругу в её жизнь. И каждый из них в ней существовал ровно три года. В разные периоды, но именно по три года.

Она успела накормить ужином мать, и даже дать ей снотворное, и дождаться спокойного храпа, позволяющего расслабиться на какое-то время.

Села почитать журнал «Вестник хирургии», надо быть в курсе. Но звонок в дверь отвлёк. Испугалась, что сейчас этот звонок разбудит маму, и тогда пиши пропала надежда на мирный вечер.

Марина подбежала к двери, так и не надев тапки, открыла, думая, что это отец. Перед ней стоял Антон с букетом цветов и тортиком.

– Вечер добрый! Марина, прости за сегодняшнее. Мама дома? Я к ней тоже.

– Умеешь же ты вламываться в мою жизнь. Проходи.

И тут из комнаты раздалось:

– Витя! Ну наконец-то, поздно же ты! Завёл себе кого? Молодую? Я же старуха для тебя, да? Ви-и-итя!

– Что это? Марина, кто это кричит?!

– Мама это.

А тут в дверях появилась и сама Татьяна Сергеевна – с растрёпанными волосами и в расстёгнутом халате. Подошла к Антону, прижалась, обняла и, поглаживая по груди, проговорила:

– Я же не прощу тебя, Витя. Изменишь – не прощу!

– Татьяна Сергеевна, в комнату пойдёмте, отдохните, хорошо? – Антон говорил всё это Марининой матери, а сам смотрел на Марину, спрятавшую лицо в розы и тихонько всхлипывающую.

Ему удалось оставить Татьяну в комнате.

– Давно у неё так, Марина?

– Именно так с полгода, до этого она меня хоть узнавала. Теперь ты знаешь всё.

– Далеко не всё.

Марина налила воду в чайник и поставила его на плиту.

– Кушать будешь?

– Поел бы. Я с работы, только вот в кулинарию заскочил за тортом, мне Михайловна посоветовала, в какую.

– Михайловна плохого не посоветует. Ты руки мой и садись. Антон, мне так непривычно… И ещё, про маму никто не знает.

– Я понял, конечно. Про тебя тоже никто не знает, так?

– Да! Мама была слишком известным человеком. Я не имею права позорить её.

– Марина, твоя мать была человеком. Понимаешь, не идолом, а именно человеком. А потому она имеет право болеть и быть такой как все.

– Антон, ты не понимаешь!

– Всё! Я понял. Ты забыла, что она была моим руководителем, и я её немножечко знаю. И знаю тебя. Теперь мне всё понятно. И что с тобой происходит – тоже.

– Ты когда приехал? Ты ешь, вот, – Марина поставила перед ним тарелку и положила столовые приборы. – Я не готовила, это мамина сиделка варила. Я обхожусь тем, что есть.

– Да я не привередлив. Марин, я вчера вещи в гостиницу закинул и к обеду был в клинике. В гостиницу вернулся на ночь. Вот и всё. Я кофе пил на работе в автомате. Так что…

– Так что ешь. Что ещё знать хочешь? Про сына, да?

– Если можно. Марина, я не понимал тогда, а потом совесть мучила, но ты уехала. Я звонил несколько раз сюда. Татьяна Сергеевна сказала, чтоб забыл про всё, что было, и не появлялся. Что так лучше для всех. А с месяц назад я был на открытии реабилитационнного центра для детей с ДЦП. Походил, познакомился, пообщался, даже договорился, чтобы они Серёжу приняли, хотя бы на консультацию. А потом решил перевестись, добиться твоего прощения. И стать полноценным отцом Серёже. Я не знал. Даже не думал о таком.

– Он был очень тяжёлым. Развивался плохо, судороги были часто. Ты знаешь, я иногда желала ему смерти. Потому что жизнь его была наказанием. Он не понимал ничего. Не реагировал на меня. Самостоятельно не ел, жевать не мог. То есть всё только жидкое, только смеси. Так что я грешна по отношению к нему. Я много читала, я завидовала тем родителям, у которых дети с хоть каким-то намёком на интеллект. Я понимала тебя. Я мать, я должна была быть с сыном, несмотря ни на что. А ты имел право жить дальше. У меня заболел зуб, развился флюс. Я оставила сына с мамой. Стоматология вон, через дорогу. А когда вернулась – у Серёженьки опять судороги, и он не вышел из этого состояния. Кровоизлияние в мозг. Ему было одиннадцать месяцев и одиннадцать дней. Мама просила никому не говорить, что у неё такой внук. Просила её не позорить. Я поехала на старое место работы и уволилась. Устроилась в её родное отделение. Работаю. – Марина помолчала немного, а потом добавила, не удержав долгого тоскливого вздоха: – Если бы ты знал, как я устала…

– Ты приезжала и не сказала мне ничего?

– Уже начинались проблемы с мамой. Она забывала, что сделала, куда что положила, где взяла то или иное, потом стала теряться на улице. Её лечил её друг. Но результат ты видишь. Вот, слышишь? Тихо стало, это потому что она спит. А ночью она активна. У неё сбились внутренние часы.

– Марина, ложись, поспи. Я посижу. Я присмотрю за ней. Ты должна выспаться. А потом мы поговорим.

Марине показалось, что от этих простых слов Антона у неё внутри резко разжалась закрученная до упора пружина. Не было сил даже поблагодарить. Она просто кивнула, на автомате добралась до кровати, легла не раздеваясь и уснула – как убитая.

========== Часть 6 ==========

На работу Марина с Антоном пришли вместе.

С Колей столкнулись на улице у входа в приёмное отделение.

Поздоровался он очень уж ехидно и комплимент сделал, что выглядит Марина Викторовна сегодня как никогда свежо.

Правда, от истины далёк он не был. За долгое время Марина первый раз выспалась по-настоящему. Только вот Николай явно в свои слова смысл совсем другой вкладывал.

Антон его взглядом смерил и процедил сквозь зубы ответное приветствие.

А по отделению поползли слухи. Вот кто во что горазд наяривал, приписывая мыслимые и немыслимые грехи Марине Викторовне и новому заву. А ещё находились доброжелатели, готовые выслужиться, и несли все слухи и домыслы прямо заведующему – авось похвалит и личным доносчиком сделает. И он сделал: процедурную сестру в постовые перевёл, а дневную в ночную смену поставил.

Разговоры прекратились. Приглядываться и домысливать, конечно, не перестали. Но вслух не произносили. Решили все, что с «новым» шутки плохи.

Процедурная по старой памяти вылила все свои обиды и подозрения бывшему исполняющему обязанности – Николаю. И не просто так вылила, а пожалела его лысеющую голову. Так как именно она (голова его) – на очереди у нового зава на увольнение. Он Коле отношений с Мариной не простит. Вот так и сказала.

Коля думал…

Думал со вчерашнего дня. Сразу, как узнал, кем Поляков Марине приходится. И сам себе он не завидовал. Мало того, что терял Марину, к которой испытывал далеко не дружеские чувства. Так тут и работы почти лишился. Решился спросить прямо. А что в неведении сидеть? У него семья, дети. Работа для него важна и нужна.