Текст книги "Решительный сентябрь (журнальный вариант)"

Автор книги: Жанна Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

«Расти большой – не будь лапшой»

1.

За перемену на доске «Комсомольского прожектора» успела появиться красочная «молния».

На зелёном листе картона были наклеены небольшие фотографии. Сергей даже не подозревал, что у Славы может быть такое мужественное лицо. Под фотографиями печатными буквами написано: «Учащиеся, равняйтесь на комсомольцев 25-й группы, сдавших нормы ГТО на „пять с плюсом”!»

Обида на брата вновь стеснила сердце. Точно пришпоривая её, Сергей принялся мысленно припоминать брату все мелкие обиды, на которые раньше не обращал внимания… Небось, как по дому дежурить или в магазин бежать, так Сергей, помоги, выручи…

Сергей щёлкнул Славкину фотографию по носу и показал ему язык. Брат на фотографии улыбался свысока. Сергей вытащил из кармана огрызок карандаша и пририсовал брату усы, отчего Славка стал походить на кота.

– И бороду, – подсказал Вальтер, дыша Сергею в затылок.

Посомневавшись секунду, Сергей начиркал щедрую бороду, как у дореволюционного генерала.

Вальтер прыснул от смеха.

– Серый, дай карандаш, я ему ещё роги нарисую…

– Бог в помощь, красавцы!

Бас прогремел сверху и неожиданно. Мстители струсили и кинулись было врассыпную, но второй раскат грома пригвоздил их к месту.

– Куда?! Напакостили и в кусты?

Над ними возвышался черноглазый бородач в коричневой замшевой куртке и фирменных джинсах. В руке он держал несколько блестящих никелированных циркулей.

– По призванию работаете, или чужая слава дышать не даёт?

– Славка и не чужой вовсе. Он Серёгин брат. Мы его за дело разрисовали, чтоб не выставлялся!

Сергей предупреждающе ткнул Вальтера локтем в живот: кто их знает, здешних? Мало ему своих неприятностей… Надо любой ценой выбираться из этого ПТУ, да побыстрее. Он опустил покаянно голову и промямлил:

– Дяденька, мы больше не будем так делать. Мы признаём свою вину. Отпустите нас, пожалуйста-а…

Бородач брезгливо скривил губы. В чёрных глазах вспыхнула ярость.

– Меня зовут Виктором Львовичем…

– К-комиссар! – вырвалось у Сергея.

– Значит, полностью признаёте свою вину? Раскаялись? – продолжал издевательски комиссар, не обратив внимания на Серёжкин испуганный вскрик. – Кто-то здесь говорил, что за дело разрисовали, или мне послышалось?

– А что? И за дело, – упрямо сказал Вальтер.

– А если за дело, почему за свою правду не дерётесь? Или исподтишка сподручнее?

Сергей обозлился.

– А правде без свидетелей верят, да? Верят?

Вальтер поддержал его:

– Подумаешь, усы нарисовали! Так ему и надо! Мы думали, что он человек, мы к нему за помощью… А ему наплевать на нас!

– Ладно, поговорили, и хватит. Снимайте «молнию» и пошли. Думаю, нет на свете такой беды, которую три мужика с головой не смогли бы расхлебать.

2.

Ребята следом за комиссаром вошли в комнату со стеклянной табличкой: «Партбюро». Здесь было тихо и прохладно.

Виктор Львович взял у Вальтера «молнию» и, подвинув рулоны, разложил её на столе.

– Возьмите в гильзе резинку, – мастер кивнул на письменный стол, – и постарайтесь убрать следы вашей самодеятельности. Я скоро приду.

Положив циркули на верхнюю полку шкафа, он вышел.

Сергей подошёл к письменному столу, достал из коробки резинку, подошёл к «Молнии» и начал осторожно стирать карандаш. Снимался он легко, но на глянцевой поверхности оставались всё же заметные вмятины.

– Валька, ты чего карандашом так давил… Смотри, следы остаются. Силу девать некуда?

– А ты поплюй, а потом разотри, я уже так сколько раз делал.

– На своего брата поплюй и разотри, – сказал Сергей. – Что будем сначала стирать – рога или усы?

В кабинет вошёл оживлённый комиссар. Подойдя к столу, он кинул взгляд на «молнию».

– Я бы в первую очередь снял рога, – серьёзно сказал он. – А усы и борода у него, так или иначе, когда-нибудь вырастут. Кстати, что ты Сергей, я знаю, а с твоим другом мы ещё не успели познакомиться.

Сергей ухмыльнулся.

– Он – Вальтер Скотт.

– Да ну?! – поразился комиссар и почтительно склонил перед Вальтером голову. – Я счастлив, сэр. Ваши книги читал в детстве запоем. И давненько прибыли к нам, мистер Скотт?

Вальтер покраснел и сердито глянул на Сергея.

– Ну, чего ты в самом деле? Сам первый придумал, и сам…

– А что? – удивился Сергей. – Даже очень подходит: Вальтер – Валька, Скотт – Быков. Смешно, правда?

– Тебе смешно, конечно, – согласился Виктор Львович. – А ему?

Опять прозвенел звонок, двери кабинета распахнулись, и вошли гурьбой Славка и другие ребята из 25-й группы. Увидев Сергея и Вальтера, Славка застыл посреди кабинета, не зная, как реагировать на сюрприз, и поэтому молчал, переводя настороженный взгляд с брата на комиссара.

Сергей также застыл у стола от неожиданности и страха. Ему и в голову не пришло там, в зале, когда он веселился, разрисовывая фотографию брата, что Славка увидит её при нём. Первая мысль, посетившая опустошённую страхом голову, была – спрятать. Он нагнулся, поднял с пола подшивку «Смены», накрыл фотографию и улыбнулся брату дрожащей улыбкой.

– Виктор Львович, вы просили зайти, но не сказали кому. Мы пришли все, – сказал Славка и показал брату из-за спины кулак.

Сергей отвернулся. Тоже, нашёл чем пугать…

– Вячеслав, – негромко сказал Виктор Львович, – посмотри, пожалуйста, на свою фотографию. Она там, на столе, под «Сменой».

Славка шагнул к столу, возле которого, затаив дыхание, тосковали ребята, сдвинул подшивку и уставился на свой портрет. Карандаш ребята успели стереть, но следы остались, и Славка разглядел рога, усы и бороду… Он тут же представил себе, как его изуродованная фотография висела в коридоре, а возле неё корчились от хохота парни, показывая пальцами на рога… И Настя, конечно, видела.

– Над портретом моим издеваться решил? Я тебе покажу сейчас!

– Так вот что тебя волнует? – удивился комиссар. – А почему твой собственный брат так поступил, это тебя не удивило?

– Этому типу ещё и не такое может в голову прийти! – закричал Славка. – И дома, и в школе чёрт те что творит, теперь в училище пожаловал!

Сергей был так огорошен происходящим, что даже не сопротивлялся, когда Славка схватил его за шиворот.

– Караул! – крикнул Вальтер. – Люди, куда вы смотрите?! Брат убивает брата!

– Это ещё ничего, – сказал Виктор Львович, – а вот Иван Грозный сына убил…

Славка уже понимал, что перешёл в своём гневе границы и выглядит смешным, но остановиться не мог, и от этого обида и злость на брата ещё усилились. Он опять шагнул было к Сергею, горя желанием вытолкать брата взашей, но сзади него снова раздался ласковый бас комиссара:

– А в царском флоте нижних чинов палками по пяткам бивали. Ты бы попробовал…

Ребята рассмеялись. Виктор Львович резко встал.

– Димитриев, выйди в коридор и сосчитай до ста.

– Зачем?

– Вопросы будешь задавать, когда успокоишься. Иди, иди…

Почти в ту же минуту вошла взволнованная Настя.

– Виктор Львович, – с порога начала она, но, увидев в кабинете почти всю 25-ю группу, смутилась и нерешительно сказала: – Там «молнию» кто-то снял. Я думала, может, вы? Может, мы неправильно что-то сделали? Списки физрук дал…

В кабинет вошёл Слава.

– Виктор Львович, – твёрдо сказал он, – я досчитал до тысячи.

Он не смотрел на брата, но Сергей чувствовал, что Слава не успокоился, и дома его ждёт кое-что похуже тряски за воротник. И от этой многообещающей перспективы страх перед братом неожиданно исчез, уступив место тупому отчаянию.

– Хоть до миллиона, – сказал Сергей с горечью. – Как к тебе за помощью, так – «мышиная возня», а за свой портрет убить готов. Я-то тебя ни разу не убивал, а ты моего хомяка кому-то отдал, и вообще… только себя любишь. Бабушка сама тебе это говорила. Скажешь, нет?

Славка повернулся и взглянул на брата в упор. Глаза у него стали зелёными от злости, хотя, он и сдерживался изо всех сил. А Сергей лез в драку с отчаянием щенка.

– Я думал, ты справедливый, а ты… Только о себе думаешь. У меня галстук отняли, а тебе хоть бы что! Конечно, не у тебя же…

– Что скажешь теперь, Димитриев? – спросил комиссар.

Слава упрямо вскинул голову и, кося глазом на Настю, сказал:

– Мальчишка от рук отбился, а вы хотите, чтобы я потакал ему?

– Не понимаю, – сказала Настя, – он же к тебе за помощью пришёл… У него что-то случилось, а ты из-за какой-то фотографии… брата не видишь.

Сергей в отчаянии прикусил кончик галстука.

– Галстук съешь, – ласково сказал Виктор Львович. Он отвёл Серёжкину руку и удивлённо присвистнул: – Ого! С ума сойти! Я такого ещё не видал. Ну-ка, ну-ка, покажи… «Сергей, будь смелым, умным, а главное, живым!» – прочёл он надпись на галстуке. – Какая точная мысль! Я тоже считаю, что важно быть живым. Сам придумал?

Сергей польщённо улыбнулся.

– Не-ет, это ребята в пионерлагере на память писали.

– У меня такой тоже есть, – сказал Вальтер, – сейчас мода такая.

– Мода? Ничего себе! А ну-ка, пионер, сними свою тряпочку. Посмотрим, что там ещё, в угоду моде, намалёвано.

– Это не тряпочка, это памятный галстук…

– Снимай, снимай, посмотрим.

– Пожалуйста. – Сергей неохотно снял галстук и протянул его комиссару.

Виктор Львович расправил галстук и с пафосом прочёл:

– «Люби меня, как я тебя, и будем вечные друзья…» Просто и мудро. Та-ак, дальше: «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…» Увы! Бедный Есенин.

Сергею стало стыдно. Надписи, которыми он так гордился прежде, теперь, в устах Виктора Львовича, звучали издевательством.

– А что, я виноват, что ли? Сейчас все так делают. Вон хоть у них спросите. – Сергей кивнул на молчавших ребят.

Они так же, как и Сергей, не понимали, с чего разошёлся комиссар.

Виктор Львович швырнул галстук на стол и сказал в сердцах:

– Неужели непонятно? Превратили пионерские галстуки в пошленькие альбомчики для благоглупостей… Не знаю, как вам, а мне стыдно!

Виктор Львович сунул руки в карманы, прошёлся по кабинету, хмурясь и покачивая головой.

– Безобразие, ставшее традицией, – с недоумением сказал он. – В голове не укладывается: «Люби меня, как я тебя», «Расти большой – не будь лапшой»…

Виктор Львович остановился. На лице и во взгляде его была растерянность.

– Послушайте, парни. Вы что, и в самом деле не понимаете, насколько всё это, – он кивнул на стол, где лежал злополучный галстук, испещрённый чёрной сыпью изречений, – насколько всё это гнусно? Так ведь можно дойти, что и на отрядном знамени: «Люби меня, как я тебя…»

Ребята ошеломлённо молчали. То, что для комиссара было очевидно с самого начала, для них явилось полной неожиданностью. Сергей выразил общее мнение:

– Скажете тоже… Знамя – совсем другое дело.

– Да? – иронически вопросил комиссар. – А как насчёт того, что галстук – частица Красного знамени? Или пионеры об этом позабыли?

Сергей смутился и в растерянности взглянул на брата, но, увидев Славкино каменное лицо, сник, поняв, что помощи ждать неоткуда.

– Виктор Львович, я согласна с вами, – сказала Настя медленно, – пионеры… ещё малы, а пионервожатые?

Ребята поддержали её одобрительными возгласами. Защищая Сергея, они защищали себя, потому что у каждого хранился дома такой же «памятный» галстук.

Славка не выдержал и сказал, скорее для Насти, чем для всех остальных:

– А пионервожатые – по инерции бездумья.

Комиссар согласно кивнул, достал из кармана часы и взглянул на них.

– По-моему, Димитриев точно определил. Не думать всегда легче, чем думать. Сергей, сколько стоит галстук?

– Семьдесят восемь копеек.

– В канцтоварах, – вставил Вальтер, – в широком ассортименте.

Комиссар презрительно усмехнулся.

– Дешёвка! Вот вам и ответ на вопрос, Настенька. Для таких пионервожатых цена пионерского галстука всего-то семьдесят восемь копеек… Ладно, красавцы, на сегодня достаточно. Через десять минут обед. Дежурный, стройте группу. А вы, Димитриев, задержитесь…

Сергей затосковал. Неужели всё сначала?

– Слава, – комиссар помолчал, потом подошёл и положил руку Славке на плечо, – ты обижен?

Слава не ответил.

– А он, как считаешь? – Виктор Львович кивнул на Сергея, стоявшего возле шкафа со скомканным галстуком в руке. – Он шёл к тебе, Слава. К старшему брату. Конечно, выходка с фотографией, мягко говоря, наивна, но за ней стоит большая обида, понимаешь? Я оставил тебя не для того, чтобы разбирать обиды или читать нотацию. Я просто хочу сказать тебе, Слава, что равнодушие – страшная вещь. Хамство, которое творят с пионерскими галстуками, тоже от равнодушия. Смотри, Слава, ты мой ученик, я тебя в жизнь веду, в твои руки даю настоящее дело… Я хочу, чтобы ты знал: своё мастерство я в холодные руки не отдам.

– Да что я, злодей из детской сказки, что ли? Не могу же я нянькой за ним бегать. Своих дел невпроворот. Мало я с ним дома вожусь!

– Ты сейчас слов не понимаешь. Сегодня брата, а завтра друга побоку из-за своих дел? Разойдутся тогда наши дорожки…

…Сергей поплёлся к лестнице, путаясь в суматохе непривычных мыслей, словно было два Сергея: одному всё понятно, а другому всё непонятно. И сегодняшний день, и все предыдущие, начиная с того злополучного дня, когда он польстился на даровую тачку с макулатурой, точно спутались в колючий клубок, и, как ни старайся, всё равно не найдёшь в этом клубке ни конца, ни начала. Хорошо Светлане или той же Нарыковой, горько думал Сергей, для них всё делится на чёрное и белое, хорошее и плохое – середины не бывает. А бабушка утверждает, что чёрного и белого цветов в природе вообще нет… Как же быть-то?

Рейнеке Лис

1

Телефон зазвонил, едва Сергей открыл дверь в квартиру.

– Тебе сегодня звонили тысячу раз, – сказала бабушка из кухни, – и, судя по голосу, некое заплаканное юное существо.

– Почему заплаканное? – спросил Сергей, снимая трубку.

– Потому что оно говорило в нос.

– Алло, я слушаю.

В трубке зашуршало, треснуло, и тотчас раздался приглушённый тонкий голос:

– Пожалуйста, если можно… Серёжу.

– Серёжа слушает.

В трубке помолчали, собираясь с духом.

– С-серёжк… это я… Нарыкова Маруся.

– Ну, и что ты мне скажешь, Нарыкова Маруся?

Даже отсюда, на расстоянии нескольких кварталов, он почувствовал, как растерялась Маруся.

– Сергей, это хамство! – сказала бабушка, появляясь на пороге кухни.

Сергей слушал молчание в трубке и ждал. Ждал с некоторым волнением, хотя ещё секунду назад досадовал из-за её звонка.

– Я… я хотела тебе сказать… ты был не прав, ты не должен был так… Света даже заплакала и по…

– Это всё?

Маруся помолчала, потом сказала:

– Да.

– Берегите лес от пожара, – посоветовал Сергей и повесил трубку.

– Ну знаешь, – сказала бабушка, – как ты посмел так разговаривать с девочкой? Ты, мужчина…

И бабушка туда же… Кажется, весь мир, все люди на этой планете объединились сегодня против него.

– Дай мне поесть.

Марина Павловна зажгла газ, поставила на огонь кастрюлю с судом и стала напротив Сергея.

– Что с тобой?

– Ничего…

– Я не люблю быть назойливой, но… может быть, к ненароком обидела тебя? – спросила Марина Павловна.

Сергей поднял голову и с внезапной жалостью посмотрел на бабушку, на её круглую спину, распухшие ноги в войлочных тапочках. Бабушка… большая, сильная… Почему она сейчас вдруг увиделась маленькой и беспомощной? Может, потому, что он за лето перерос её почти на голову? Сергею захотелось подняться и погладить бабушку по голове, как всегда до сих пор делала это она.

– Что ты… не обижайся, ба…

Марина Павловна, наклонив голову, посмотрела на Сергея поверх очков.

– Не надо меня жалеть. Я ещё не совсем старая.

Сергей смутился, отвёл глаза.

– Ну, что ты такое говоришь, – пробормотал он, – никто тебя и не считает старой.

Марина Павловна принялась нарезать хлеб.

– Если так, тогда скажи, где ты был так долго?

– У Славки.

– Не мог подождать, пока он придёт домой?

– Не мог… Да только ему плевать на меня с высокой горы.

– Не верю.

И тут Сергей взорвался.

– И ты не веришь?! Ну, и не надо! Можете никто не верить! Думаешь, я эту проклятую тачку сам взял? Думаешь, взял, да? Мне Ефимов её дал. Бери – для тебя старался! Товарищ! Только не говори никому… Он скромный! Я же не знал, что она краденая… Думал, он у матери на работе набрал… Скромный! Я правду тогда сказал, а она не поверила… И ещё галстук хотят отнять! Я и сам этот галстук швырнул! Я…

Сергей запнулся. Ему не хватало воздуха и не хватало слов.

Марина Павловна села на табуретку, положила руку на стол. Сухие пальцы вздрагивали. Она посидела секунду и сказала спокойно, не поднимая глаз на Сергея.

– И правильно сделал. Грош ему цена, значит, была тому галстуку. Твоему…

– Не грош, а семьдесят восемь копеек, – поправил Сергей запальчиво.

Марина Павловна кивнула, соглашаясь, и спросила, по-прежнему не глядя на Сергея.

– Что же ты так переживаешь? Из-за этих копеек?

Сергей смотрел на бабушку, не понимая, куда она клонит? Ждал, что она продолжит, но бабушка молчала, и тогда он сказал с обидой:

– Я за правду переживаю.

– За правду не переживают. За правду борются.

– Я борюсь.

– Тем, что сам швырнул галстук? Это не борьба… это, милый мой, истерика.

Сергей покраснел и отвернулся. Слёзы были близко, он напрягся, чтобы сдержать их. Бабушка не выносила слёз.

Марина Павловна тяжело поднялась, упираясь ладонями в толстые доски стола, налила в тарелку бульон и поставила перед Сергеем.

– Ешь, пока не остыл.

Сергей поспешно хлебнул, обжёгся и начал ожесточённо дуть в тарелку.

– Швырнул… Тебе легко говорить, а они все, как ненормальные. Сбор, сбор… честно признайся… Далась им эта тачка!

Бабушка пододвинула ему хлеб.

– Скажи мне, мальчик, для тебя самого тоже дело только в тачке?

– Тачка – мелочь, – поспешно сказал он, – главное не в этом.

Конечно, бабушка права. Главное не в тачке. Главное в подлости Ефимова.

– А если она не хочет верить? – неожиданно для себя вслух спросил Сергей.

Бабушка ответила так, будто слышала, о чём он думает:

– Не верит, потому что не знает, где правда.

– Ба, неужели ты ничего не можешь придумать? Помоги мне…

Марина Павловна грустно улыбнулась и покачала с отрицанием головой.

– Милый мой мальчик, я не стану ничего придумывать за тебя. Первый раз в жизни ты столкнулся с неправдой, с подлостью, и должен сам защитить то, во что веришь. А иначе всю жизнь будешь жить по чужой подсказке.

Сергей взглянул на часы. Было начало седьмого, Вальтер обещал подойти к шести. Сергей прошёл в коридор и снял курточку.

– Уходишь? – спросила бабушка.

Сергей оглянулся. Бабушка стояла на пороге кухни. Сергей ждал, что бабушка спросит, как обычно: «Ты куда?», но она не спросила.

– Ты не волнуйся, я скоро, – сурово сказал Сергей.

Бабушка кивнула.

2.

Вальтер сидел на ящике возле штабеля пустой тары и даже не оглянулся на хлопок двери. Сердился за опоздание. Сергей хотел было дружески ткнуть его в бок, дескать, не сердись, так получилось, и замер в удивлении. По двору неспешно шёл Виктор Львович, поглядывая на таблички с номерами квартир над подъездами.

Сергей нагнулся к Вальтеру:

– Глянь, комиссар… ищет кого-то.

А Виктор Львович уже шёл к ним, улыбающийся, простецкий, ну прямо добрый старый друг, а не малознакомый мастер ПТУ, которого даже бесшабашный Славка побаивается.

Вальтер хотел было встать, но комиссар помахал рукой.

– Сидите, сидите, – великодушно разрешил он, поддал ногой пустой ящик и, ловко перевернув его, уселся рядом.

– Итак, что же вы намерены предпринять? – поинтересовался он, как бы продолжая прерванный разговор.

– С кем? – не понял Сергей, всё ещё пребывая в замешательстве. – Со Славкой? Так его нет дома.

Виктор Львович засмеялся, потянул Сергея за руку и усадил рядом.

– Знаю. Почему вы убежали?

Сергей промолчал.

– Я же обещал – расхлебаем беду вместе. Не поверили мне?

Сергей снова промолчал.

Виктор Львович грустно вздохнул.

– Понятно. Один человек совершил подлость… и весь мир рухнул? Никому нельзя верить? Насколько я сумел понять, прощать этого товарища…

– Он нам не товарищ, – резко сказал Сергей.

– Прошу прощения. И что же вы намерены теперь делать с ним? Только прямо, по-мужски?

– Бить, – сказал Вальтер с вызовом.

Сергей кивнул. Он пока тоже не видел иного выхода. Если по-мужски…

Комиссар покивал головой.

– Неплохо, красавцы. Только позвольте задать два маленьких вопроса: во-первых, он позволит себя бить? И, во-вторых, стоит ли?

Вальтер широко ухмыльнулся.

– Стоит, не сомневайтесь. Вадим не из тех, кто сдачи даёт.

– Трус он, – презрительно сказал Сергей, – только исподтишка умеет.

– Плохо, красавцы. Думаю, не выйдет у вас с дракой. Драться можно с сильным и на равных. А вот труса мне бы моя мужская гордость бить не позволила.

Вальтер вскочил и встал перед комиссаром оскорблённый и негодующий.

– А ему гордость позволяет подлости делать? Тоже нашли объяснение – если трус, так всё прощать, да? Нет уж!

Он посмотрел на Сергея – дескать, не молчи, не дай погибнуть святому делу. Они должны выдать Вадиму по заслугам, наказать за подлость!

– Погоди, Валька, не суетись. Дай подумать.

Несмотря на то что у Сергея тоже чесались кулаки при одном упоминании фамилии Ефимова, он всё же хотел дослушать комиссара. Ещё утром, не задумываясь, он стал бы за предложение Вальтера. А сейчас точно повернулась в нём за этот день какая-то шестерёнка на сотую долю градуса и не давала нестись вперёд, как прежде, без оглядки.

– А что вы предлагаете? – хмуро спросил он комиссара.

– Вот это разговор мужчин, – Комиссар улыбнулся. – Думаю, красавцы, надо пойти к Ефимову домой и поговорить с ним по-человечески. Может быть, до нас никто ещё не говорил ему, что подличать вредно для здоровья?

Из-за штабеля ящиков неожиданно вышла Маруся. Бледная и решительная – отсюда хоть прямо на баррикаду.

– Я с вами, – сказала она, – я всё слышала.

– На экране серая мгла, – пискнул Вальтер.

Комиссар поспешно вскочил, уступая Марусе свой ящик.

Сергей смотрел на неё, не зная, радоваться или огорчаться. Он был уверен, что телефонный разговор навсегда рассорил их. И вот…

– По-моему, тебя не звали, – буркнул он и отвернулся.

Гордая Нарыкова даже бровью не повела. Видно, тоже поняла кое-что за это время.

– Неважно. Я сама. Мы же товарищи…

– Товарищи? А я и не знал… И давно?

Комиссар взял Сергея за плечо.

– Послушай, это не по-мужски.

– Вы же ничего не знаете, она…

– Не имеет значения, – перебил комиссар, – идёмте.

Они поднялись на пятый этаж, и Вальтер решительно позвонил в квартиру Ефимовых.

– Кто там? – спросил за дверью Вадим, разглядывая их в глазок.

– Ты же нас видишь, – сказал Сергей. – Выйди, поговорить надо.

– Не выйду, – сказали за дверью, – ты драться будешь.

– Не буду, успокойся.

– А зачем тогда бородатого мужика приволок? Хочешь выманить, а сам…

Маруся не выдержала, подошла ближе.

– Ефимов, не бойся. Мы только поговорить с тобой хотим.

– Ого! И Нарыкова здесь? – словно бы обрадовался Вадим. – Культурненько обставили, нечего сказать. И Быков? Вся шайка-лейка собралась! Суд Линча хотите устроить? Ничего у вас не выйдет, привет!

Было слышно, как он, нарочно топая, прошёл в комнату и захлопнул дверь.

Комиссар в удивлении поскрёб бороду:

– Н-да-а… Вы предупреждали меня, что мальчик не Евпатий Коловрат, но так откровенно трусить просто неприлично.

– Пойдёмте отсюда, – сказала Маруся, – противно.

Сергей в сердцах стукнул кулаком по двери Ефимовых.

– Ну нет. Я заставлю его выйти! У кого есть спички?

Виктор Львович достал коробок, протянул Сергею.

– Только без глупостей, слышишь?

Сергей вытащил спичку и вставил её в звонок. В квартире раздался непрерывный пронзительный вой.

Вальтер довольно потёр руки.

– Здорово! Сейчас мы выманим Рейнеке Лиса из норы.

Звонок неожиданно умолк, а из-за двери раздался хохот Вадима.

– Я вывернул пробки, жених! Ах, эти синие глаза…

Сергей с ненавистью смотрел на кожаную, выстеганную ромбиками дверь с блестящим кружочком английского замка. Ему казалось, что это не замок, это сам Вадик смотрит на него одним глазом, чистым и светлым, как тогда в школе… И это кожаное самодовольство не прошибить ничем!

Комиссар стоял молча, пощипывая бороду, сосредоточенный и хмурый, точно решал в уме сложную задачу.

– Серёга, я пошёл, здесь нам больше делать нечего, – сказал Вальтер. – А мне ещё географию учить. Нарыкова, ты идёшь?

Маруся повернулась к Сергею, секунду постояла в нерешительности, хмуря брови и покусывая губу, потом вытащила из кармана сложенный треугольником галстук и, опустив глаза, протянула Сергею.

– Вот… считай, что ничего не было.

Всё что угодно ждал от неё Сергей, но это… В первое мгновение он чуть не рассмеялся в лицо Нарыковой. Он переживал, мучился, бегал, как дурак, в училище к Славке, натерпелся позора, а оказывается, всё просто: не было – и всё. И всё! Ай да Нарыкова – Донна Маня с синими глазами! Настоящий товарищ. Принципиальный человек. Сначала сразу честно не поверила и смело осудила его публично, а потом сразу честно поверила и не побоялась исправить ошибку…

Сергей оглянулся на дверь Ефимовых – самодовольную, добротную, кожаную дверь, за которой притаился Вадик и слушает, и улыбается розовой улыбкой. Ему, конечно, тоже все сборы-разборы ни к чему. Не пойман – не вор. Напакостил – и шито-крыто…

– Было. Понимаешь ты? Было!

Маруся испуганно взглянула на комиссара: «Ну объясните хоть вы, если он сам не понимает… Вы же старший».

Но комиссар молчал и смотрел на Сергея светлыми глазами.

– Серый, не заводись! – крикнул Вальтер. – Нарыкова права. Что тебе ещё нужно?

Если бы Сергей сам знал, что ему нужно! Но то, что предлагала Нарыкова, было не помощью, не справедливостью, а подачкой. Он не сердился на неё, понимая, что она хочет ему добра. И «классная мама», и Светочка, и Вальтер – они все хотят по-хорошему, чтоб тихо-мирно… Сергею не хотелось обижать Вальтера и Нарыкову – раз они пошли с ним, значит, верят ему, но и снова вилять, как тогда в кабинете директора, он тоже не хотел.

– Не хочу я шито-крыто!

Сергей старался говорить спокойно, но не выдержал и сорвался на крик.

– Ты же правду хотела. Забыла? А теперь не надо честно признавать свою вину, да?

Маруся вспыхнула и попятилась, продолжая держать галстук в протянутой руке.

– Было, не было! – орал Сергей. – Вадима тоже не было, что ли? Ха-ха! Не волнуйтесь, будет, и ещё не раз, если шито-крыто!

Он оттолкнул с дороги руку Маруси с галстуком и помчался вниз, мимо растерянного Вальтера. Он слышал топот сзади, но не оглянулся и вылетел во двор, стремясь убежать как можно дальше ото всех: и от врагов, и от друзей.

Комиссар выбежал следом.

– Сергей, постой! Пойдём сядем.

Сергею не хотелось идти, но он не стал противиться, всё же звал его не кто-нибудь, а комиссар.

Вальтер и Маруся стояли возле штабеля и смотрели на него испуганно, как на ненормального.

– Видал? – спросил комиссар. – Подойти к тебе боятся.

– Я не кусаюсь, – буркнул Сергей.

Комиссар обрадовался.

– Слыхали? Он не кусается! Можете сесть.

Они сели, но не рядком, как прежде, а каждый на персональном ящике, и некоторое время молчали, не глядя друг на друга.

Первым не выдержал Вальтер.

– Знаешь, Серый, в другой раз предупреждай заранее, когда начнёшь с цепи срываться. Я лучше дома пересижу…

– Маруся, вы сами решили с галстуком? – негромко спросил Виктор Львович. – Вы действительно считаете это единственным и достойным выходом?

Маруся обрадовалась, что ей дали возможность объяснить.

– Когда Серёжа убежал… Ну зачем он убежал? И ещё галстук швырнул, это… это ни в какие ворота, понимаете? Света сказала, что наш класс положил на школу пятно, что Димитриева надо исключать, а потом директор в кабинете сказала, что не было ещё такого случая, чтобы исключали. Это позор на весь Ленинград…

– А ты откуда знаешь, если в кабинете? – спросил Вальтер.

– А Интерпол на что? – удивилась Маруся. – Света плакала, что Димитриев один во всём виноват, а директорша сказала, что такой сбор наделает много шума, а раз мы – дружина, то должны воспитывать… Я ведь тоже думала, что Димитриев… Серёжа… Я хотела знать, а он всё время кричал… так же нельзя, правда? А Света сказала – отнеси галстук своему Димитриеву и поговори с ним, раз звеньевая. А она его просто видеть больше не может, и всё…

– Пусть на своего Ефимова любуется, – упрямо сказал Сергей. – Он это любит, чтоб шито-крыто.

– И плевать, – сказал Вальтер, – здоровье дороже.

Комиссар встал.

– Ну, так вот, красавцы. Сбор будет. И непременно. Это я вам обещаю, потому что уверен – Сергей прав. Только пионерская дружина может решать, быть Сергею и Ефимову в пионерах или нет.

– А Сергей при чём? Вадим – подлец, а Серого из пионеров? – возмутился Вальтер.

– Сергей сам швырнул свой галстук, – жёстко сказал комиссар, – пусть на дружине и рассмотрят его поступок. Если быть принципиальными, то уж во всём. Ты согласен, Сергей?

Сергей кивнул.

Вальтер огорчился:

– Тогда всё. Вадим отопрётся, свидетелей нет… Сгорит Серёга алым пламенем.

– Не сгорит, – сказал комиссар. – А вы на что? Когда у человека есть такие верные друзья, он любую неправду сумеет побороть. А если говорить прямо, то за Сергея я не беспокоюсь, он сильный человек, я уже убедился в этом. Меня больше беспокоит Ефимов, вот кто в настоящей беде.

– Ефимов? – переспросила Маруся и оглянулась в растерянности на мальчишек – может быть, она ослышалась?

– Да, да, Ефимов, – повторил комиссар. – Понимаете, ребята, если сейчас, именно сейчас, мы не захотим помочь ему, как же он дальше жить будет среди людей? Спасать его надо, спасать от самого себя, вот что характерно. А это задача посложнее всех, которые вам приходилось решать до сих пор. Да и мне тоже.

Так что давайте думать.