Текст книги "Решительный сентябрь (журнальный вариант)"

Автор книги: Жанна Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Жанна Александровна Браун
Решительный сентябрь (журнальный вариант)

Мы хотим познакомить вас с новой повестью ленинградской писательницы Жанны Браун «Решительный сентябрь», которая скоро выйдет отдельной книгой в издательстве «Детская литература».

В повести много сюжетных линий, героев и проблем. В ней рассказывается о школьниках и учениках ПТУ, о пионерском галстуке, о настоящей дружбе и о любви. Особое место в повести занимает мастер ПТУ Виктор Львович, которого ученики уважительно называют – Комиссар.

«Искорка» предлагает своим читателям журнальный вариант некоторых глав из этой повести. Речь в них пойдёт о шестикласснике Сергее Димитриеве, который попадает в сложную ситуацию и в борьбе за своё честное имя совершает немало ошибок. Встреча в ПТУ с Комиссаром помогает ему не только увидеть свои ошибки, но и найти верное решение. Оказывается, мало самому быть честным человеком, нужно и другому помочь встать на ноги.

«Искорку» интересует мнение читателей об этой повести. Как бы они поступили на месте Сергея!

Ждём ваших писем.

Дорога на эшафот

1

Сергей стоял в коридоре возле открытого окна и тихо злился. Через несколько минут звонок, а Вальтера всё нет. Именно в эту минуту к нему подошла Маруся Нарыкова. Сама подошла. Сергей даже растерялся вначале и ничего не мог с собой поделать, а язык стал чужим и понёс околесицу самостоятельно.

– Димитриев, – сказала Маруся, – после уроков наше звено идёт собирать макулатуру.

– Обойдётесь без меня, – сказал язык. Сергей похолодел. Сейчас Маруся отвернётся от него и уйдёт. И всё… А сам он никогда в жизни не решится заговорить с ней.

– Почему ты грубишь? – удивилась Маруся. – Это же не я придумала. И потом… почему ты так на меня смотришь?

– Как?

– Ну, так…

– Нужна ты мне… – сказал язык, а Сергей попытался отвести взгляд и не мог.

Маруся склонила голову к плечу и улыбнулась.

– Не упрямься, Димитриев, ты же не хочешь, чтобы наше звено было хуже других, правда? Я на тебя надеюсь. Пойдёшь?

И тут Сергей наконец опомнился, прикусил язык и кивнул.

Маруся опять улыбнулась и побежала в класс. Сергей стоял и смотрел ей вслед. Он чувствовал себя счастливым.

Вадик Ефимов с разбега стукнул Сергея по спине.

– Привет, Серый! Ты чего стоишь и рот до ушей?

– А мы с Нарыковой пойдём после уроков макулатуру собирать, – сказал Сергей и щедро предложил: – Пошли с нами?

Вадик скривил губы.

– Нашёл дурака… Мне вся эта макулатура – во! – и он провёл ребром ладони под подбородком. – Давай лучше после уроков в кино.

Сергей медленно спускался с облаков. Земля была всё ближе, и на этой твёрдой земле стояли кинотеатры, а в кинотеатрах шли новые фильмы…

– Нет, – сказал Сергей, – я же обещал.

– Нашёл с кем связываться, – возмутился Вадик, – да плюнь ты на эту донну Маню! Подумаешь, стала звеньевой и воображает.

Земля всё ещё кружилась под ногами. Сергей виновато улыбнулся.

– Нет. Она ждать будет.

– Скажите пожалуйста… – насмешливо протянул Вадик и пропел: – Ах, эти синие глаза…

Сергею показалось, что его голова попала в горящую печку, так жарко стало щекам. Наверное, вся школа слышала, как издеваются над Нарыковой.

– Ты что сказал? – переспросил он. – А ну, повтори!

Ефимов отступил на шаг.

– Пошутить нельзя! Жени-и-их!

Сергей размахнулся и ударил Ефимова кулаком. Вадик схватился за ухо. И тут как нарочно из-за угла коридора вывернулась Полинка Воробьёва, самая сведущая девчонка в школе. Она всегда всё видела, всё слышала, про всё знала. Ребята прозвали её Интерпол.

– Ага! – закричала Полинка. – Дерётесь?!

– Сама ты дерёшься, – буркнул Сергей и сунул руки в карманы. Он вообще не любил драться, а с Вадиком Ефимовым они жили в одном доме, на одной лестнице.

– Ну конечно! Думаете, я слепая? Я всё-всё видела своими глазами! Ты, Димитриев, ка-а-к размахнулся, – остренький носик Полинки подрагивал. – Ефимов, бедненький, тебе очень больно?

Вадик опустил руку. Ухо было багровым.

– А то нет… – процедил он. – Ладно, Серый, запомни: за мной не пропадёт!

2

Сергей влетел в кабинет русского языка. И тут же рядом с ним плюхнулся на скамейку толстяк Вальтер. Галстук набок, пиджак нараспашку.

– Во, дал космическую скорость, – тяжело отдуваясь, сказал он. – Куц рядом со мной щенок! Серый, ты чего такой сердитый?

– Ничего! Мог бы один раз не позавтракать.

С порога класса раздалось твёрдое:

– Здравствуйте!

Нина Андреевна вытащила из портфеля кипу тетрадей с контрольными работами, положила её на стол перед собой и ладонями аккуратно, с боков, выровняла стопку.

– Порадовали вы меня, нечего сказать, – она села и раскрыла верхнюю тетрадь. – Диву даюсь, как вас только перевели в шестой класс с такой грамотностью! Я бы вас всех оставила на второй год по русскому языку. Всех, за исключением Ефимова, Нарыковой и Быкова. Эти вытянули на четвёрку. Остальные: тройки и двойки. Стыдно сказать… шестой класс! Димитриев? – Она окинула класс вопросительным взглядом.

Сергей встал.

– Я – Димитриев, а что?

– Иди к доске.

– Покойному было двенадцать лет, – скорбно прошептал Вальтер.

Диктовала Нина Андреевна громко, отчётливо.

И Сергей написал: «Он сделал палезное дело и сам был не сказано рад этому».

Вальтер делал ему какие-то непонятные знаки. Интерпол писала что-то в воздухе пальцем.

– Всё? – спросила Нина Андреевна.

Сергей опустил руку, перечитал написанное и решительно исправил в слове «сделал» «с» на «з».

– Подумай и проверь ещё раз, – сказала Нина Андреевна.

– А чего? – спросил Сергей. – По-моему, всё правильно…

– По-твоему, может быть, а вот по-русски… Скажи мне, Димитриев, ты за всю свою жизнь выучил как следует хоть одно правило?

– Выучил.

– Какое же?

– Уличного движения.

Ребята хохотали, словно возле доски стоял Юрий Никулин. Сергей тоже заулыбался. Он весело оглядел класс, и отовсюду на него смотрели бедовые лица заговорщиков. Каждый из ребят мог оказаться на его месте, да и был не раз, поэтому казнь у доски не считалась позором.

И Маруся смеялась, но смеялась беззвучно, только вздрагивали крылышки чёрного фартука и щурились глаза, но в их развесёлой синеве виднелась жалость.

Сергей поперхнулся от этой улыбки.

– Возьми свою, с позволения сказать, работу и завтра останешься после уроков на дополнительные занятия.

Всё это происходило в классе среди нормальных людей, но Сергея среди них не было. Его не стало сразу, точно жалость в глазах Маруси обладала убийственной силой. Сотни людей всходили на эшафот, но за всю историю человечества никто ещё не сходил с эшафота после казни. Сергей был первым. Тысячу лет он шёл от доски к своему столу и тысячу лет набирался мужества пройти мимо Маруси и не превратиться в горстку пепла.

После занятий Сергей хотел незаметно улизнуть домой. Жизнь потеряла для него теперь всякую привлекательность. И даже поломанный отцовский радиоприёмник, о котором он хотел говорить с Вальтером, из большой беды стал песчинкой.

Больше всего он боялся, что за ним увяжется верный Вальтер и придётся что-то говорить и что-то объяснять, но друг неожиданно погиб на последнем уроке географии и теперь потел возле карты, отыскивая пустыню Гоби в Африке.

В раздевалке стояла Интерпол.

– Димитриев, как не стыдно! Тебя ждут, ждут, а ты прохлаждаешься.

– Кто меня ждёт?

– Нарыкова, кто же ещё?

Вот именно, кто ещё? Как будто Нарыкова ждала его каждый день. И ещё неизвестно, ждёт ли? Эта Интерпол что угодно может придумать…

– Брось, – сказал Сергей как можно равнодушнее и отвернулся.

– Ах, вот как, его ждут, а он брось? – громче чем надо запищала Полинка. – Нарыкова мне сама сказала: «Иди посмотри, где там Димитриев». Она тебя в скверике ждёт.

МАК У ЛАТУРА

1

Скверик был через дорогу от школы. Маруся сидела на скамейке. На коленях у неё лежал свёрнутый полиэтиленовый мешок. Увидев Сергея, Маруся встала.

– Димитриев, я жду, жду, а тебя всё нет… Договорились же. Я уже думала, что ты не хозяин своему слову. Все ребята разошлись, только мы с тобой отстаём…

«Мы с тобой!» Сергей просто ошалел от радости.

– Нарыкова, спорим, тебе не допрыгнуть до этой ветки?

– До какой?

Сергей показал на толстую ветку. Ребята иногда устраивали здесь турниры, и Сергею ещё никогда не удавалось допрыгнуть. Но это было раньше, а сейчас он знал – допрыгнет.

– Ты с ума сошёл. Высоко! – испуганно сказала Маруся.

Сергей швырнул на землю портфель, разбежался, взлетел над землёй и повис на ветке, раскачиваясь, как обезьяна.

– Ага! – торжествуя, закричал он. – А ты не верила!

Сквозь листву он видел запрокинутое к нему, восхищённое лицо Маруси и готов был висеть на этой ветке до конца жизни.

Смеялся город. Веселилась улица. Звенели смехом трамваи. Прохожие плыли над землёй. И всё вокруг было расцвечено яркими красками.

– Давай теперь я понесу, – Сергей забрал у Маруси мешок из полиэтилена, а заодно и портфель. Случайно оглянувшись, он увидел, как из школы вышел Вальтер и остановился на углу, озираясь. Наверное, искал его. Сергей хотел было крикнуть, позвать Вальку с собой, но в это время Маруся таинственно приложила палец к губам и прошептала:

– Тс-с-с-с… Смотрит…

Возле подворотни притаилась урна: два красных шарика на железной ножке. Стояла и холодно присматривалась к улице.

– Как будто марсианин спрятался под землю и выставил глаза. Похоже, правда?

– Ага, – сказал Сергей, – притворился урной, а сам наблюдает за нами… Ты Бредбери прочти. Хочешь достану?

– Я читала.

Сергей остановился поражённый.

– Брось… разве девчонки серьёзные книги читают?

Маруся тоже остановилась.

– По-твоему, выходит, девчонки не люди, да?

– Почему? Люди. Только я думал, они всё больше про любовь читают.

– Ну, конечно, – обиженно перебила его Маруся. – Кому это интересно, про любовь… Я, например, терпеть не могу про любовь.

Сергей засмеялся.

– А вот и неправда! Я сам видел, как ты Бальзака читала!

Маруся покраснела, как будто её уличили в чём-то нехорошем.

– Ну, конечно… Много ты понимаешь! Бальзак про жизнь пишет, про людей… Бальзак великий французский писатель!

– Кто? Бальзак? Бальзак женский писатель, если ты хочешь знать! Вот Дюма – это сила! Это, я понимаю, великий писатель!

Маруся открыла рот, хотела что-то сказать, но ничего не сказала, только тряхнула головой, повернулась и, пошла вперёд.

Сергей удивлённо смотрел на обиженную спину Маруси. Он не понимал, что случилось. Разве человек не имеет права на своё мнение? Он догнал Марусю и осторожно тронул её за рукав:

– Нарыкова, что ты, в самом деле? Брось…

Маруся отдёрнула руку.

– В зоопарк привезли больших крокодилов, – грустно сказал Сергей, – а для крокодильчат места не хватило. Теперь они стоят в очереди в кассу за билетами…

Маруся остановилась.

– Зачем им билеты?

– На родителей посмотреть. Денег у них нет, а крокодиловым слезам никто не хочет верить.

– Димитриев, – смеясь, сказала Маруся. – Ты невозможный человек! Я и не знала, что ты такой… такой выдумщик!

– Я не выдумщик, – сказал Сергей печально, – я человек, набитый обрывками информации, как справочник туриста. Так говорит моя бабушка.

– А ещё что говорит твоя бабушка?

– Много чего. Например, что прогресс двигают женщины.

– Почему?

– Потому что у мужчин для такой долгой работы не хватило бы времени.

Недавняя ссора была забыта.

Они вошли в парадные двери старинного дома. Здесь было полутемно, и из-за этой полутьмы разноцветные витражи в овальных окнах лестничных площадок светились, напоминая арабские сказки.

– Вот бы нам набрать здесь сразу мешок макулатуры, – мечтательно сказала Маруся. – А то есть такие лестницы, что и заходить не хочется.

Сергей кивнул. Он уже не слышал, что говорила Маруся. В голове у него всё быстрее и быстрее закручивались слова, приобретая иной, неожиданный смысл. Он взбежал на несколько ступенек вверх, остановился и повернулся лицом к Марусе.

– Может, сто, а может, и тысячу лет назад, далеко-далеко, в незнакомой стране, – таинственным голосом начал он, – жил да был МАК у горы ЛАТУР. МАК был весь с головы до ног сделан из старой бумаги. Голова из книг, колпак из обложек, борода и нос из старых газет. Гора ЛАТУР тоже была бумажной. А раз МАК был бумажный, то люди считали, что у него и душа бумажная, и не дали ему никакой фамилии. Звали его просто: МАК У ЛАТУРА.

Наверное, тысячу лет сидел МАК у своей горы. Люди считали, что всю старую бумагу нужно выбрасывать, и с каждым годом всё выше становилась гора из забытых новостей, сказок и легенд. И только самые умные приходили в гости к МАКУ. Мак вынимал из горы какую-нибудь очень старинную бумагу и читал им разные сказки. Люди приходили к нему скучные, а уходили весёлые и сразу начинали совершать подвиги…

Но однажды какой-то глупый человек бросил на МАКА горящую спичку. И на том месте, где сидел МАК и стояла гора ЛАТУР, вспыхнул большой костёр… Прошло много лет. И вот снова люди, которые хотят совершать подвиги, решили собрать МАКА и сказочную гору ЛАТУР, а для этого им нужно много-много старой бумаги…

– Это ты сам придумал? Вот сейчас?

Сергей перевёл дыхание.

– А чего?..

Маруся покачала головой.

– Счастливый… Я бы так не смогла.

Сергей подбросил портфель, поймал его и съехал по перилам вниз к лифту.

– Ладно, Нарыкова, идём по квартирам быстрей, а то ребята нас так не дождутся.

Но оказалось, что в этом старинном доме жили на редкость хозяйственные люди. Они хранили старую бумагу как память и предпочитали сказке быль. Обойдя весь дом, ребята набрали всего несколько журналов и кипу серых от пыли газет.

– Димитриев, – жалобно сказала Маруся, – мы ещё не набрали ничего, а я ужасно устала…

– Иди в скверик и подожди меня, – сказал Сергей, – я сейчас быстро обойду следующий дом. Чего-нибудь да соберу.

– Ну конечно, как это я брошу тебя одного?

– Иди, иди, – сурово сказал Сергей, чувствуя себя настоящим мужчиной.

Маруся покорно улыбнулась и побежала в скверик. Сергей вихрем пронесся по парадным и черным лестницам следующего дома.

– Серый!

Сергей оглянулся. Возле дома, подпирая плечом стену, стоял, сунув руки в карманы форменных брюк, Вадим Ефимов. Стоял так, будто кого-то поджидал.

Сергей вспомнил про утреннюю ссору и радостное настроение стало понемногу замирать. Он хотел было сделать вид, что не слышит, но потом решил, что Ефимов может расценить это как трусость. Ефимов смотрел на него и улыбался, словно никакой ссоры вообще не было. Сергей насторожился. Что это с ним? Уж что-что, а прощать обиды просто так Ефимов не умел.

Вадик отделился от стены и дружелюбно спросил:

– Много набрали?

Сергей поставил на землю до половины наполненный мешок. Ефимов сочувственно покивал головой.

– Не густо…

– Да уж… – сказал Сергей, чтобы что-нибудь сказать. Он не мог решить, как ему держаться с Ефимовым. До сих пор они особенно не дружили, но и никогда не ссорились.

– А я тебя ждал, – сказал Ефимов.

– Меня? – Сергей нахмурился. – Посчитаться хочешь?

– Всё помнить – мозгов не хватит. Чего не бывает… – великодушно сказал Ефимов. – Иди-ка сюда.

Он повернулся и пошёл впереди Сергея. Сергей свернул за угол и не поверил глазам своим. Между пожарной лестницей и ящиком с песком стояла деревянная тачка, груженная двумя громадными рваными мешками с макулатурой.

– Где взял? – только и нашёлся Сергей.

– Там уже нету, – скромно сказал Вадим. – Бери, для тебя приготовил. У матери этого добра в жилконторе вагон. Я-то за своё звено распинаться не собираюсь. Да и какая разница, кто сдаст, верно? Государству-то всё одно.

Сергей во все глаза смотрел на Ефимова, чувствуя себя в эту минуту стопроцентной свиньёй.

– Ты, понимаешь, ты…

– Не надо, Серый, – перебил его Ефимов, – я же сказал: чего не бывает, верно? С одним условием: про меня никому не говори – тайна покрыта мраком. Ну, я исчезаю! Бывай!

2

Возле приёмного пункта во дворе универмага собралось всё звено с мешками и авоськами, набитыми бумагой. Вальтер тоже был здесь, он сидел на ящике, поджидая Сергея.

Тачка с мешками была встречена такими воплями, что их силе позавидовали бы самые дикие дикари.

– Это всё Димитриев! – сияя глазами, говорила Маруся.

– Граждане, качать Серёгу! – вопил Вальтер, гордый неожиданным успехом друга.

Сергей отбивался.

– Бросьте! Не надо, ребята! Это не совсем я, то есть, понимаете…

Но его никто не слушал.

Из будки выглянула приёмщица и заявила: «Если школьники не прекратят сумасшедший дом, я закрою пункт и пусть они девают своё добро куда хотят».

Во двор вбежал краснолицый дядька в зелёной дворницкой курточке и длинном брезентовом фартуке.

– Я тебе покажу воровать! – хриплым голосом закричал он. – Я тебе…

– Спокойнее, дядя, – сказал Вальтер, – не забывайте, вокруг вас дети.

– Бандиты вы, а не дети, – ещё громче закричал дядька. – На минуточку оставил тачку, кружку пива выпить, прихожу, а её нет! Хорошо, один ваш малец подсказал, куда её уволокли!.. Ворьё! Привыкли чужими руками жар загребать! А ещё в красных галстуках.

– Я не вор, – деревянными губами выговорил наконец Сергей.

Его никто не услышал. Ребята растерянно сбились в кучу, а Маруся как стояла, так и осталась стоять рядом с Сергеем, только лицо её стало серым, как бумага, которой были набиты мешки. Дворник откатил тачку и схватил Сергея. Пальцы у него были железными, они сомкнулись вокруг Серёжкиного предплечья капканами. Вальтер опомнился, подскочил к дворнику и стал вырывать Сергея из его рук.

– Да не брал он вашу тачку! Пустите его! Не имеете права хватать, слышите!

Дворник легко, одной рукой отбросил Вальтера.

– О правах заговорили! Воровать у тебя тоже есть право? Вот я вас обоих сведу в милицию.

Сергей стоял неподвижно, безвольно опустив руки, и тупо смотрел на тачку. Вальтер повернулся к нему. Толстые губы его вздрагивали, казалось, добродушный, невозмутимый Валька вот-вот заплачет.

– Валька, честное слово, не брал я её. Это Ва…

– Эх ты… МАК У ЛАТУРА, – тихо сказала Маруся, повернулась и пошла со двора. Сергей растерянно смотрел ей вслед.

– Привет вам, птицы! – сказал Вальтер. – Тачка с неба свалилась?

– Ладно, Валька, потом…

Сергей схватил портфель и помчался к школе. И всё время, пока он бежал, перед его глазами мелькало розовое улыбающееся дружеское лицо Ефимова.

Вадик с ребятами из редколлегии стоял в вестибюле и наблюдал, как Интерпол старательно прикалывает к щиту на стене отрядную стенгазету. Краска на газете ещё не просохла, и Ефимов вслух переживал, что образуются потёки и испортится внешний вид газеты.

Сергей подбежал к Ефимову и рывком повернул его к себе.

– Ты… тачку… где взял?!

– К-какую тачку? – удивился Ефимов, бледнея.

– Обыкновенную! Какую мне подсунул!

Интерпол спрыгнула со стула и подскочила к Сергею, негодующе тряся бантом.

– Димитриев, опять за старое принялся?!

Ефимов попятился к ребятам.

– Братцы, да он тронулся! – оправившись от испуга, насмешливо крикнул он. – Тачкой какой-то бредит! Ты что, Сергей! Как, братец, работягой заделался? Тачечки, молоточечки…

Сергей рукавом вытер пот, размазав грязь по лицу, и в смятении уставился на Ефимова. Пока он бежал в школу, ему казалось – стоит только схватить Вадима за руку, и всё прояснится… Но Вадим ускользал от ответа.

– Говори, где взял тачку?

– Не видел я никакой тачки! – Ефимов возмутился так искренно, что Сергей на секунду усомнился: может, ему всё это приснилось?

– Ты же её мне сам подсунул!

– Я?! У тебя что, свидетели есть?

Сергей ошеломлённо замолчал. Свидетели? Какие свидетели? Так вот оно что…

– Подлец! – крикнул он и, подняв обеими руками портфель, обрушил его на голову Ефимова.

Интерпол завизжала пронзительно, будто пожарная сирена, и повисла на Сергее мёртвой хваткой. Ребята навалились, отобрали портфель и оттащили Сергея от Ефимова, держа за руки. Ефимов дрожащими пальцами размазывал по лбу кровь. Она стекала по брови на щеку и мелкими каплями расплывалась на белом крахмальном воротнике рубашки.

Возле Ефимова суетилась Интерпол.

– Это что же такое получается? – кричала она. – Прямо озверел! И утром я своими глазами видела! Просто сумасшедший дурак!

– Если каждый будет портфелями размахивать, – поддержали Полинку ребята.

– Серый, ты совсем уже, как с цепи сорвался!

– Разобраться надо!

– А чего разбираться? Ефимов всё время в пионерской был.

В вестибюль вошла Маруся. Лицо её было заплаканным, волосы растрепались. Увидев её, Сергей задёргался, пытаясь вырваться.

– Нарыкова! – крикнул он. – Ну хоть ты-то поверь! Я не виноват, честное слово! Нарыкова!..

Но Маруся прошла мимо, не взглянув на Сергея.

Вот и всё.

Летел счастливый поезд. Звенели рельсы. Пели песню колёса. Светилось небо радугой. И вдруг: трах-бах! Исчез поезд. Сломалась радуга. Пропала песня. И ничего, ничего не осталось. А много ли человеку надо?