Текст книги "Прикованный к красному ядру"
Автор книги: Жан-Патрик Маншетт
Соавторы: В.-Ж. Сюссманн
Жанр:
Вестерны
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
13
С сапогами в руках Грин перелез через подоконник, встал на землю и прикрыл окно. Он и на два шага не отошел от борделя, когда ствол оружия, блеснув в воздухе, уперся в его грудь.
– Не двигайся! – раздался приказ.
– Артур? – сообразил Грин.
– Да. Но обычно меня зовут начальником полиции.
Грин застыл. Сегодня ему уже не проехать Рио-Гранде.
14
Туманным утром возле кузницы стояли в ряд заключенные. Кузнец готовил цепи и все остальное. Каторжники жались к стене, спасаясь от холода. Их охранял вооруженный конвой. Один из конвойных, сидя верхом на муле, хотел подтолкнуть первого в очереди заключенного. То был Грин.
Солнце поднялось из тумана и осветило небо. Грин повернулся к солнцу и улыбнулся, не обращая внимания на стражника. Конвойный взял дубину, привязанную к седлу, и ударил Грина. Тот упал, голова обагрилась кровью.
– Красное ядро этому на ногу! – крикнул конвойный.
Часть вторая
1
Надпись гласила: «Частное владение. Вход воспрещен!» Один из охранников плантации с угрюмым видом ехал верхом на муле по краю дороги, ведущей к частному владению. Он страдал недержанием мочи, к тому же было довольно жарко. Мухи вились вокруг мула и человека, пахнувших примерна одинаково. Мул смотрел в землю, человек – на экипаж, который только что остановился перед въездом на плантацию. Наездник пришпорил мула и проехал вдоль повозки, в которой сидели шесть арестантов в серой одежде и соломенных шляпах. Все они были в цепях и прикованы к литым ядрам, покрашенным в красный цвет. Охранник сделал гримасу и обратился к двум стражникам в униформе, сидевшим на козлах.
– Мы ждали только одного с красным ядром и пятерых легко осужденных! – посетовал он.
– Начальник стражи сказал, что вы получите то, за что платили, – ответил возница.
– Ах, вот как! Поттс, оказывается, еще должен радоваться, – пробурчал ехавший на муле.
Имя Поттса не вызвало у Грина, сидевшего в повозке, никакой реакции. Он уже догадался, куда возвращается. Возница спрыгнул вниз и опустил борт повозки. Арестанты медленно спускались. Сначала большой массивный негр. Возница заглянул в список и увидел, что его зовут Болт. За ним Ле Васо, неповоротливый белый, с тупым выражением обожженного солнцем лица и потухшим взглядом. Затем Толливер, тоже белый, лет пятидесяти, довольно подозрительного вида.
При виде следующего у стражника инстинктивно дернулось лицо. Это был стройный породистый чернокожий со сверкающими зубами. Он небрежно ступил в красную пыль и окинул взглядом окрестности. Хлопок покрывал долину. Флаш улыбнулся.
– Хорошо! – выдохнул он то ли с удовлетворением, то ли с насмешкой.
Стражник не любил Флаша. Этот негр ходил с высоко поднятой головой, делая вид, что ему на все плевать.
Как будто специально, чтобы окончательно испортить и без того плохое настроение конвоира, следующий арестант был несносным представителем расы хозяев. Старый, скрюченный, с бегающими глазками, Ля Трим вонял на три метра кругом, то есть еще сильнее, чем сам конвойный.
Последним спустившимся арестантом был Грин. Он был грязен, след от удара дубинкой, который он получил, еще был виден у него над ухом. Он тоже озирал поля, до горизонта покрытые густым цветущим хлопком. Конвоир дал подписать свой список человеку с плантации, передал ему досье на арестантов. Затем, пока повозка делала полукруг, человек с плантации проверил, хорошо ли заряжено его ружье, пришпорил своего мула и направил ружье на Болта.
– Иди вперед! Остальные следом!
Он подождал, пока люди двинутся, затем на хорошей дистанции последовал за ними с наведенным ружьем. Он знал свое ремесло.
– Небольшая колонна пересекла поля, белые от цветущего хлопка. Там работали бригады по шесть человек, возле – каждой шестерки каторжников находился вооруженный охранник верхом на муле. На плечах у людей были полотняные мешки, куда они бросали сорванный хлопок. Они не были закованы.
Ля Трим внезапно споткнулся на красной тропе, запутался в своих цепях и рухнул на большого черного Флаша, который упал на идущего перед ним. Как домино, четверо первых в колонне с проклятиями обрушились в пыль, спутавшись цепями и ногами. В ярости Болт ударил кулаком в живот Васо. Флаш встал между ними.
– Это не он! – сказал высокий негр и показал на Ля Трима, который все еще лежал на земле. – Он!
С непроницаемым лицом Болт приблизился к вонючему старику, который хныкал, тщетно пытаясь ползти. Болт схватил красное ядро, к которому тот был прикован, и протащил его на живот старика.
– Не двигаться. Всем стоять на месте, куча дерьма! – приказал страж, наводя на людей ружье.
Красные ядра застыли. Стражник разглядывал заключенных. Начавшаяся среди них склока заинтересовала его. Глаза его остановились на Грине.
– Держу пари, ты рад возвращению.
Грин удивленно взглянул на него.
– Ты меня не узнаешь? А должен бы. Ведь это я тот ублюдок, который имел несчастье пустить тебя к Поттсу и в которого ты стрелял.
Грин не реагировал. Улыбнувшись, стражник резко пришпорил мула, тот вздрогнул и лягнул Грина, который опрокинулся в красную пыль. Всадник сделал полукруг, вернулся к Грину. На этот раз удар был очень сильным. Грина подбросило в воздух, и он головой ударился об землю. Он уже не поднимался. Стражник повернул мула и остановился, направив ружье на Болта.
– Подберите его.
Болт и Ле Васо подняли Грина и отправились дальше, за ними Флаш, Ля Трим и Толливер. Стражник, довольный собой, поехал следом.
– Говорят, – пробормотал Толливер, – Грину дали пятьдесят лет, из них тридцать за побеги.
– Черт побери, – с горечью сказал Ля Трим, – у меня шестьдесят пять лет, и без единого побега.
– Потому что ты кретин, – миролюбиво заметил Флаш. – Надо быть последним идиотом, чтобы изнасиловать жену судьи.
– Кто бы мог знать! – возразил Ля Трим со вздохом.
Небольшая группа людей продолжила свой путь. Вскоре арестанты прибыли по назначению и выстроились в большой комнате, служившей Поттсу конторой. Владелец осмотрел их, сделал гримасу и потряс головой.
– Честное слово, не понимаю, зачем Этот болван, начальник стражи, послал вас сюда. У него просто безмозглая башка!
Все, кроме Грина, улыбнулись и даже начали смеяться.
– Ничего смешного! – крикнул Поттс, и смех прекратился. – Черт возьми! Что касается Грина, то мы обязаны его вновь взять, но вы не сможете работать как надо. Не сможете, таская за собой эти ядра…
Поттс зажег одну из своих черных сигар.
– Короче, – заявил он, – я жду, что вы оправдаете мои расходы на вас, ребята. Я обстряпал здесь неплохое дельце и, делая деньги, хочу, чтобы это продолжалось.
Выпустив дым, владелец оглядел аудиторию, ожидая реакции. Ее не было.
– Вы теряете время, – произнес кто-то за спиной Поттса.
Грин поднял брови. В полутьме конторы только что показался Прюитт. За это время он изменился, лицо было изрыто морщинами, горькая складка пролегла у рта, веки сморщились от усталости или от алкоголя.
– Может, я и теряю время, но никому не завлечь меня в охоту за сокровищами, – едко пробормотал хозяин.
Не ответив, Прюитт прошелся вдоль шеренги арестантов. Он прихрамывал, волоча ногу. Надсмотрщик остановился перед Грином. Он ничего не говорил. Грин тем более. Поттс приблизился к первому в строю – мощному Болту.
– Я, как говорят некоторые, любопытен, – заявил он. – Почему тебя осудили? Только не ври, ваши досье у меня в конторе.
– Удар ножом, – сказал Болт.
– Однако… И кого же?
– Своего хозяина. Он увеличил мне плату за жилье.
Покачав головой, Поттс перешел к следующему.
– А ты?
– Я задушил одного, – заявил Ле Васо.
Он колебался. Поттс ждал подробностей.
– Он спер у меня мои башмаки…
– Но это, однако, не преступление! – воскликнул хозяин.
– Я их у него взял накануне, – объяснил чурбан.
Его приятели покатились со смеху. Поттс с отвращением пробормотал что-то сквозь зубы и двинулся дальше. Вопросительно поглядел на Толливера.
– Умышленный поджог, – четко ответил пятидесятилетний человек.
– И что же именно сгорело?
– Моя жена.
Теперь Поттс был перед Грином. Прюитт отодвинулся, оперся на бюро и глотнул виски. Поттс вытащил изо рта сигару и выпустил в лицо Грину облако дыма.
– Ага, это ты. Я знаю все, что надо знать, и мы с тобой еще приятно побеседуем на эту тему, когда Прюитт кончит распивать.
Грин не отвечал.
– Смотри-ка, – сказал хозяин. – Что это с тобой случилось? Прошлый раз, когда ты приходил в мою контору, то говорил без умолку. Политиканствующий янки не смог бы лучше!
Пожав плечами, Поттс сделал еще шаг. Зрачки его расширились, когда он уставился на Ля Трима.
– Насилие, – сказал старик.
– Она была красивой? – спросил Поттс.
В строю засмеялись. Ля Трим отвел взгляд.
– Я тебе задал вопрос.
– Темно было, – захныкал старик.
– Какая банда кретинов! – заключил Поттс. – Насилует женщину и не знает даже, как она выглядит.
Он повернулся к последнему в очереди.
– Ну ты хоть сотворил что-нибудь оригинальное?
– Двоеженство, – сказал Флаш.
– И за это тебе приклеили ядро?
Сверкающая улыбка озарила на мгновение черты негра.
– У меня было восемь жен.
– Восемь? Ого, – повторил Поттс. На него это произвело впечатление. – Красивые?
Вновь ослепительная улыбка.
– Роскошные!
– Белые, вся куча?
Улыбка погасла.
– Я не идиот, начальник.
– Месье Поттс, мой мальчик! – поправил хозяин. – С двумя «т». – Он снова уставился на высокого негра. – Держу пари, ты совсем истощен.
– Только не по этой части.
– «Не по этой части»! – колко повторил Поттс, поворачиваясь к остальным арестантам. – Вы отличная банда подонков! В то время как честные люди, вроде меня, надрываются на работе, эти спят двадцать четыре часа в сутки или творят зло повсюду. Все, кроме Грина, конечно. Он – то, что я называю – особый случай…
Хозяин отвернулся, ему было тошно.
– Черт, – вздохнул он, – этот начальник стражи в самом деле полный нуль, когда речь идет о торговле!
2
Лачуга была крохотной. Это было дощатое сооружение в ограде плантации, и на первый взгляд его можно было принять за конуру большой собаки, но оно предназначалось для человека. На этот раз для Грина. Там нельзя было ни стоять, ни лежать. Грин вынужден был все время находиться на коленях или на корточках. Здесь не было ни мебели, ни окна, ни света. Грин не знал, сколько ему придется здесь пробыть. Иногда дверца открывалась, и Прюитт избивал Грина. Наконец она отворилась в последний раз. Прюитт схватил Грина и выволок наружу.
У арестанта была многодневная щетина, лицо испещрено следами от ударов. Под носом запеклась кровь, глаза налиты кровью. Он был очень грязным. Его подбитые глаза зажмурились от резкого света.
– Тебе надо было меня прикончить, когда ты мог это сделать, – заметил надсмотрщик и ударил Грина. Его здоровенный кулак несколько раз опустился на лицо арестанта. Тот был слишком слаб, чтобы как-то реагировать. Он отупел от побоев, голода и бессонницы. Голова его болталась из стороны в сторону. Звук ударов ласкал слух Прюитта, и он с наслаждением продолжал избивать чуть живого Грина. Молодой человек рухнул на землю, не в силах больше шевельнуться. Губы его распухли и посинели, язык ощупывал разбитые зубы.
– Дерьмо! – с ненавистью сказал Прюитт. – Наколол меня с этим золотом.
Он пнул Грина ногой в бок, но тот уже почти не реагировал. Прюитт схватил его, поднял на ноги и толкнул вперед. Грин сделал несколько шагов, запутался в цепях и упал. Надсмотрщик опять поднял его.
– Тебе надо преподать урок. Другие с красными ядрами быстро поняли…
– Как и ты, хромоногий? – пробормотал Грин.
Рот Прюитта судорожно сжался. Он отвесил Грину сокрушительный удар по почкам. Каторжник издал вопль и упал на колени. Прюитт хлестнул его хлыстом по лицу. У Грина открылся рот, кровавая слюна закапала с губы и окрасила красноватую пыль. Прюитт усмехнулся. Он снова схватил Грина и потащил его к конторе.
3
– Теперь, – мягко сказал Поттс, – я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что некий хромоногий предпочел бы видеть тебя мертвым…
Поттс удобно устроился в своем вертящемся кресле. Он был мокрым от пота и, казалось, в хорошем расположении духа.
Грин пошатываясь стоял перед конторкой. Он оперся о край стола, чтобы не рухнуть.
Прюитт прислонился к стене и молчал. Он не отреагировал и тогда, когда Поттс намекнул на его ногу.
– Но, – продолжал Поттс, – приказывает здесь не он. И убивать арестантов, если хочешь знать, не в моих интересах. Тебе остается покориться и делать то, что от тебя требуется. И может быть… может быть, все образуется.
– Идите вы… – выругался Грин.
Прюитт хотел было наброситься на него, но Поттс стукнул кулаком по столу, и надсмотрщик остановился.
– Да, это нечто! – вздохнул Поттс. – За все время, что я руковожу, не видел большего идиота. Ты, наверное, самая дубовая башка, из всех что я когда-либо встречал на плантаций!
Хозяин порылся в бумагах, громоздившихся на его рабочем столе, и вытащил толстое досье.
– Грин, я все про тебя знаю. Черта с два ты участвовал в ограблении Фловердаля. Ты всего лишь непокорный разгильдяй, из тех, что уклоняются от призыва государства!
– Вы хотите сказать, что я трус, как остальные подонки, не так ли?
– Нет, конечно. Ты – штучка похуже, чем просто трус, – заметил Поттс.
– Если вы так прекрасно знаете все, что происходит у меня в голове…
– Я хочу знать! – отрезал хозяин.
– В таком случае, – холодно сказал Грин, – вы знаете, что я собираюсь тикать отсюда, как только смогу.
– Дубина, – сказал Поттс. – Дубовая голова, ты еще не понял, да? Ну ладно, кое-что я тебе сейчас покажу!
Хозяин встал и пошел к двери. Грин повернулся и с трудом последовал за ним. Прюитт остался в конторе и, как только фермер вышел, потянулся к бутылке.
Поттс шел впереди Грина через двор. Они приблизились к краю хлопкового поля. Вдали работали каторжники. Длинные повозки, запряженные мулами, перевозили то, что собрали люди. Поттс с удовлетворением осматривал свои владения.
– Грин, – сказал Поттс, – ты мне стоил породистой кобылы, четырех дней работы моих стражников, которые они провели в поисках тебя, и тридцати восьми долларов семидесяти двух центов, которые я должен был заплатить государству, – моя часть расходов за твою поимку…
Хозяин порылся в кармане, вытащил одну из своих сигар, закурил.
– Может, вы хотите, чтоб я возместил издержки? – сказал Грин.
– Не пытайся со мной шутить, малыш!
– Дайте мне смыться отсюда. Вы не имеете права…
– Права! – воскликнул Поттс. – Бог ты мой! У меня есть все права, какие только можно пожелать. Прекрати свои шутки, Грин. Тебе бы стоило как следует задуматься.
Хозяин наклонился, схватил несколько цветков хлопка и бросил их в лицо Грину.
– Этот хлопок сделает меня богатым! Богатым, да-да, – серьезно сказал он. – И я намерен этим воспользоваться.
Затем он нагнулся, сгреб пригоршню красной земли и с яростью бросил ее в лицо молодому человеку. Красные комочки прилипли к потной коже Грина.
– Даже эти чертовы фермеры янки, – все больше горячась, продолжил Поттс, – ничего бы не смогли вырастить в этой пыли. А я смог. Я! Я приехал сюда совершенно один, и никто не протянул мне руку помощи. Теперь я скажу тебе одну вещь. Ты сейчас же отправишься в поле и будешь собирать мне хлопок.
Губы его дрожали, глаза сверкали. Он придвинул лицо совсем близко к грязному, испещренному синяками и кровоподтеками лицу своего пленника.
– В этом грязном мире, – сказал он, – и люди, и вещи прогнили. Надо биться, чтобы завоевать себе место. И у меня нет времени нянчиться с уродом, который не желает следовать тем правилам, которые это общество установило.
Он ощупывал взглядом лицо Грина, но тот ничего не отвечал.
4
Поля были обширны и сплошь покрыты хлопком. Часть его уже была собрана. Бригады арестантов работали быстро. Прикованные к ядрам трудились наравне с остальными, и Грин был среди них. Люди уже действовали механически. Они быстро срывали хлопковые волокна из коробочек и отправляли их в висевшие через плечо мешки. Вооруженная охрана дремала на своих мулах.
Прикованным к ядрам было не угнаться за другими бригадами – мешали цепи на ногах. Работа от этого замедлялась, производительность была низкой. Однако Поттса это не волновало.
Подошло время отдыха. Почуяв запах бекона и свиного бока, которые поджаривал под навесом черный повар, люди оживились. Первым из красных ядер подошел Болт и протянул свой котелок. Повар погрузил куда-то половник и положил в его котелок порцию фасоли и патоки.
– Следующий! – скомандовал повар.
– Как это следующий? – воскликнул Болт. – У меня нет ни свиного бока, ни бекона!
– Следующий!
Болт не понял. Флаш потеснил его, заставив уступить место. Он улыбался повару, сверкая всеми своими белыми зубами.
– Двойную порцию свинины для меня, дорогой, – заискивающе попросил он. – И не забудь бекон!
Два негра глядели друг на друга. Повар покачал головой и, посмеиваясь, обслужил Флаша: фасоль и патока.
– Какого черта! – воскликнул Флаш. – Я не буду жрать это! У других царская еда!
– Проходи, наглая рожа, – отрезал повар. – Ты будешь есть, как другие, если соберешь столько же хлопка, сколько и они. Если будете продолжать бить баклуши, останетесь на бобах. Пошел!
Резким движением Флаш поставил свой котелок перед поваром.
– Негр, – сказал высокий чернокожий, – я надеюсь, скоро, где-нибудь на днях, тебя потянет на Перл-стрит, в Гальвестон.
– И что тогда?
– Все будет отлично, все будет нормально. Я устрою, что ты такое подцепишь у одной из моих девиц, что век не забудешь! Негр, у тебя вся ряшка будет зеленая!
Повар проворно схватил котелок Флаша, опрокинул его, потом поставил перед разъяренным сутенером.
– Так, – сказал он, – это будет стоить тебе обеда.
Флаш в гневе удалился. Во дворе арестанты покатывались от хохота.
5
Стояла ночь. Керосиновая лампа слабо освещала палатку, где растянулись на соломенных матрасах люди с ядрами на ногах. Било жарко, на всех одно рваное покрывало, негнущееся от грязи. Насекомые роились вокруг лампы в спертом от вони потных тел и сигаретного дыма воздухе.
Грин лежал с тонкой сигаретой в зубах, повернувшись спиной к товарищам. Возле него примостился высокий чернокожий Флаш.
– Ты поднял бунт и за Союз?
– Я тебе уже три раза говорил.
– Да, – прошептал Флаш, – но это кажется таким…
– Здесь нечего понимать, – отрезал Грин. – Эти типы с Юга меня призвали, и я помчался на всех парах. Когда меня остановили на бегу, то Север захотел меня перехватить.
– Чего я не могу понять, – вмешался прислушивавшийся Толливер, – так это почему ты не защищался. Все на свете дерутся!
– Я – не все на свете, – сухо сказал Грин. – Север, Юг, Восток, Запад. Плевал я на все эти дерьмовые правительства.
– Ты в самом деле странный, – заметил старый Ля Трим своим хныкающим голосом.
– Точно, странный!
Это сказал Болт, простодушно качая курчавой головой.
– Тип, который не верит в правительство! – добавил он. – Никогда такого не видал. Это ненормально.
– Ты опять за свою чушь, – заметил Флаш.
Болт убежденно потряс головой:
– Это не чушь, то, что я говорю. Это жизнь так устроена.
И Болт громко пукнул.
– Прекрати! – приказал Флаш. – И так осточертело собирать целый день хлопок и жрать всякую гадость, а тут ты еще воняешь.
– Это не я. Это фасоль, – заявил Болт.
– Слушай, прекрати, а то я сбегу…
– Сбежать! – воскликнул Ля Трим, ухватившись за новую возможность принять участие в разговоре. – Сбежать! Я знал одного парня в Канзасе, ему оставалось тянуть всего неделю. Проклятый кретин выдержал в этой дыре девять лет, и надо же было, чтоб он утек! Он сказал, что не может больше выдержать даже минуты. Они его поймали на следующий день и пришили еще десять дет!
– Вот это да, это свинство, – убежденно заявил Болт.
– Все время болтаешь, – сказал Ле Васо. – Ты не знаешь, что это такое.
Толливер холодно взглянул на Васо. Тот замолк.
– Что ты хочешь этим сказать, будто я не знаю, что это такое? – раздраженно воскликнул Болт. – Я здесь такой же, как и ты. Разве нет?
Васо не поднимал глаз.
– Ты что-то хотел спросить у Грина, – пробормотал он.
Грин все еще лежал спиной к своим компаньонам. Он смотрел невидящими глазами на полотняную стенку палатки. Потухшая сигарета висела на губах, вполуха он прислушивался к арестантам. Он начинал в них разбираться. Что до Ля Трима, от него толку не будет. У старика никогда и не было достоинства. Толливер и Ле Васо, кажется, вместе, еще старая команда. С этих двоих тоже мало проку.
Оставались двое черных. Болт дурак. Никогда б он никого не зарезал и не оказался здесь, если бы его кожа была белой. Но раз уж он здесь, то отсюда не выберется. Что до Флаша…
Флаш интересен. Умный, хотя не сказать чтобы сговорчивый. Но какого черта! Он никогда ни на кого не рассчитывал, не будет и теперь. Он уйдет отсюда один. Скоро, По крайней мере…
– Здесь не о чем говорить, – сказал он громко.