Текст книги "Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений"

Автор книги: Жан-Ноэль Робер

Помимо терм, неотъемлемым правом римлян являлись зрелища. Власть брала на себя заботу об удовлетворении потребности в них народа. Стоит вспомнить об архитектурных памятниках, в которых происходили эти забавы, поскольку они составляют часть «архитектуры наслаждений» Рима.

Поразительно, но эта архитектура практически отсутствовала вплоть до эпохи Помпея и Цезаря. Конечно, сами зрелища возникли куда раньше (а некоторые из них, например, конные состязания, восходят ко временам зарождения Рима). Однако проводились они только в определенные дни. Долгое время население Рима довольствовалось лишь театральными представлениями, которые устраивались на подмостках или в деревянных зданиях. Но с этими развлечениями плохо сочеталась республиканская мораль, и потому сенат отказывал в постройке «прочного» здания для театра. Потребовался авторитет Помпея, чтобы это случилось – каменное здание театра появилось только в 55 году до н. э., хотя деревянный театр приблизительно на век старше. Что касается амфитеатра, то он возник еще позже, когда Куриону в 52 году до н. э. пришла в голову мысль объединить два деревянных театра, чтобы показывать народу гладиаторские бои. Первый каменный амфитеатр был построен в 27 году до н. э. Большой цирк, предназначенный для бегов, является, таким образом, самым старым памятником архитектуры развлечений. Его строительство датируется V веком до н. э., но в то время он лишь отдаленно напоминал цирк. Он был реконструирован после пожара при Цезаре и мог вмещать 150 тысяч человек, располагавшихся по обеим сторонам на трибунах длиной 645 метров. Нерон расширил его еще больше, и его вместимость достигла 250 тысяч человек. Мы еще будем говорить о том, что эти сооружения наряду с термами считались излюбленными местами наслаждений римлян.

Но это все публичная архитектура. Имеет смысл остановиться и на частном жилье римлян. Здесь также прослеживаются эволюция, стремление к достижению максимального наслаждения – прежде всего, конечно, у представителей привилегированных классов.

Достаточно сравнить жилища первых обитателей Рима с роскошными частными особняками, возводившимися в последний век Республики, не говоря уже о частных дворцах Империи. Изначально частный дом включал атриум, таблиний– сердце дома, спальню хозяина, – и маленький сад позади дома. Археологи убедились, что по происхождению это были не городские, а сельские дома. Полное отсутствие роскоши и даже бедность обстановки объяснялись самой жизнью римлян, которые большую часть времени проводили вне дома. Однако постепенно дом расширяется и становится для человека богатого и уважаемого средством продемонстрировать окружающим свое превосходство. Патроны каждое утро принимают клиентов в атриуме и любят похвастаться своим богатством. Хозяин дома гордится внутренним декором, обстановкой и ценностями, которыми он обладает. Правила хорошего тона требуют, чтобы хозяин показал своему гостю самые красивые предметы, посуду и обстановку. Но это, конечно, привилегия людей богатых, ибо бедняки по-прежнему селятся в съемных домах. Известно, что в IV веке до н. э. в Риме насчитывалось 46 602 съемных жилища и только 1790 частных домов.

Понемногу римский дом расширяется, а сад превращается в перистиль, обрамленный колоннами по образцу греческих царских парков. Никакого сомнения, что это стремление к роскоши внутри жилища происходит под греческим влиянием. Дом, изначально закрытый снаружи, чтобы предохранить своих обитателей от жары, как бы открывается с помощью этого сада-перистиля. Дома богатых римлян приобретают практически царские размеры и соперничают друг с другом в роскоши и великолепии. Как известно, дом Цицерона на Палатине стоил более 3 миллионов сестерциев, а дом Клодия – почти 15 миллионов! Плиний сообщает, что в конце диктатуры Суллы самым красивым признавался дом Лепида, но 35 лет спустя он оказался лишь на сотом месте! Роскошь проявляется как в декоре, так и в обстановке: кровати, стулья, столы, шкафы украшены бронзой и серебром. Повсюду хозяин велит расставить мраморные кратеры ^[53] 53
  Кратер– сосуд для смешивания жидкостей, преимущественно вина с водой; имел широкое горло, вместительное тулово и две ручки.


[Закрыть], бронзовые канделябры, статуи… В Помпеях в доме Менандра был найден великолепный столовый серебряный сервиз. Стены украшают терракотовой плиткой, штукатуркой под мрамор, фигурной и расписной мозаикой. Живопись также меняется: сначала небольшие картины, затем все более крупные, изображающие красоты природы. Перспективы уходят в бесконечность. Воображаемая архитектура словно воспроизводит театральные декорации. В начале Империи художники находятся в поисках более элегантного и уравновешенного искусства. Появляются картины, поражающие своей необычностью. Витрувий отмечал, что в Золотом дворце Нерона настенные росписи были выполнены в богатом и пышном стиле, с изображением фигур, помещенных в причудливые геометрические рамки, обогащенные растительными элементами и фантастическими персонажами. Однако эти фантазии, похоже, были мимолетными, поскольку спустя короткое время они сменились более классическими изображениями. Помпеи оставили нам огромное количество живописных мотивов. Заметно, что художник чаще обращался к реальному миру. Стены украшались пейзажами, в которых почти всегда имелись маленькие домики. Среди лужаек и деревьев – стада и пастухи, тона по преимуществу пастельные. Но понемногу эти пейзажи становятся излишне вычурными и верх берет нечто сверхъестественное и ирреальное. Особенно вдохновляли художников экзотические сюжеты, связанные с Египтом. Но больше всего сегодняшнего туриста поражают изображения человеческих и божественных существ, чьи взгляды и позы кажутся совершенно реальными. То это сцены повседневной жизни – например встреча на Форуме или покупка хлеба у булочника; то лица, как, например, лицо того же булочника, глядящего на всклокоченного крестьянина, рядом с которым кокетничает его жена; то персонажи с виллы Мистерий, готовящиеся к какой-то церемонии.

Многие из этих домов мы можем наглядно представить после раскопок в Помпеях. Вот, например, план Дома Фавна, названного так из-за статуи танцующего Фавна, стоящей в центре первого атриума.

Рисунок 1.План Дома Фавна (Помпеи).

Буквами обозначены: А – вход (а – лавки, b – спальни); В – тосканский атриум (с – дополнительные комнаты); D – таблиний; Е, F – осенний и зимний триклинии – столовые; С – четырехколонный атриум; G – перистиль; I – баня; H – кухня; M – экседра (гостиная) с мозаикой Александра; N, О – летние столовые; Р – большой перистиль; Q – второй вход.

Этот дом считается одним из самых красивых частных домов той эпохи. Построенный во II веке до н. э., он включал сперва один атриум и один перистиль. Потом дом был расширен еще на один атриум и перистиль. Вход в дом выполнен в виде маленького коринфского храма, стены которого украшены штукатуркой. В первом атриуме много мозаик: здесь и изображение кота, поедающего куропатку, и три голубки. Стены комнат украшены картинами. С каждой стороны таблиния расположены триклинии, предназначенные для разных времен года. Первый перистиль был украшен двадцатью восемью колоннами, поддерживающими ионический фриз. С другой стороны перистиля одна из комнат украшена самой знаменитой мозаикой того времени, изображающей победу Александра Македонского над Дарием, – теперь она находится в музее Неаполя. Другой перистиль, более поздний и больших размеров, предлагает взору два ряда колонн, дорических внизу и ионических вверху. Этот огромный перистиль, окруженный сорока четырьмя колоннами, заключает в себе прелестный садик. Можно представить, как хорошо было прогуливаться по верхней галерее, замыкавшей этот сад с южной стороны. По своим размерам и декору этот дом имел поистине царский вид, и изменения в нем в полной мере демонстрируют стремление к роскоши и комфорту. Первый перистиль, видимо, был признан слишком маленьким и недостойным обретенного благосостояния.

Созданию радостной атмосферы способствовал сад с многочисленными деревьями, стрижеными кустарниками, которым садовник придавал разнообразную форму, и фонтанами. К устройству сада, в большей степени присущего сельским домам, мы вернемся позднее.

Такие богатые дома строили не только ради великолепного декора. Они должны были еще быть удобными и доставлять своим владельцам максимальное наслаждение жизнью. Одним из самых изысканных мест в таких домах, разумеется, была баня. Богатый владелец ежедневно наслаждался ею вместе с несколькими восторженными друзьями. Сенека не без юмора пишет об этом после посещения старинной виллы Сципиона, чьи бани темны, а пол просто вымощен камнем. Сципион Африканский удалился на свою виллу в 184 году до н. э. Во времена Сенеки (50–60 годы до н. э.) никто уже не мог бы удовлетвориться омовением, совершенным в подобных условиях:

«Кто бы теперь вытерпел такое мытье? Любой сочтет себя убогим бедняком, если стены вокруг не блистают большими драгоценными кругами, если александрийский мрамор не оттеняет нумидийские наборные плиты, если их не покрывает сплошь тщательно положенный и пестрый, как роспись, воск, если кровля не из стекла, если фасийский камень, прежде – редкое украшение в каком-нибудь храме, не обрамляет бассейнов, в которые мы погружаем похудевшее от обильного пота тело, если вода льется не из серебряных кранов… Сколько… изваяний, сколько колонн, ничего не поддерживающих и поставленных для украшения, чтобы дороже стоило. Сколько ступеней, по которым с шумом сбегает вода. Мы до того дошли в расточительстве, что не желаем ступать иначе как по самоцветам… Теперь называют гнездом мокрицы ту баню, которая устроена не так, чтобы солнце целый день проникало в широченные окна, не так, чтобы в ней можно было мыться и загорать сразу, чтобы из ванны открывался вид на поля и море» ^[54] 54
  Сенека.Нравственные письма к Луцилию, 86, 6–8.


[Закрыть].

Самые богатые граждане устраивали снаружи дома кроме перистиля еще и большие парки, предназначенные услаждать чувства и разум. Римляне всегда были чувствительны к природе, и даже в городе имелось много зелени. Иногда недостаток места вынуждал создавать висячие сады с деревьями и цветами, где можно было принимать солнечные ванны. Даже в перенаселенных народных кварталах окна украшали цветами. Уже во времена Гракхов один из Сципионов владел большим садом. Лукулл, победитель Митридата, имел самый красивый сад своего времени. Цезарь сделал свои сады общедоступными, передав их в общее пользование в завещании. Молва сохранила воспоминания о садах Саллюстия на Квиринале, Торквата на Каэлии, Поллиона, Помпея, Луция, Кайя, а также садах Мецената на Эсквилине, которые занимали площадь 300 на 100 метров. Многие из этих садов спускались к Тибру террасами, с которых открывался великолепный вид. Даже центр города свидетельствовал о любви римлян к природе: лес Азиля на Капитолии, лес Весты около Форума, лес Стернии у подножия Эсквилина, лес Сатурна на севере Авентина, лес Марса на Марсовом поле остались напоминанием о том времени, когда Рим был всего лишь сельским городком.

Для одних эти места были идеальным местом для любовных свиданий, для других – источником уединения для размышлений, для третьих – поводом встретиться с друзьями, чтобы насладиться беседой.

Ибо из всех наслаждений, известных римлянам, возможно, самым большим было наслаждение беседой. Все названные нами общественные места благоприятствовали этому: сады, термы, базилики, Форум, места для зрелищ… Всему иному римлянин предпочитал общение с другом, дружескую беседу. Очарование словом порой заводило его слишком далеко. Общественные отношения основывались на дружбе, а это вело к образованию групп и союзов.

Известно, каким успехом в Риме пользовалась профессия адвоката. Римлянин любил судиться и охотно подавал жалобу из-за сущего пустяка. Вот почему появление в Риме во II веке до н. э. греческих философов явилось для самых образованных граждан весьма важным событием. До этого они не позволяли себе слушать эпикурейцев, рассуждавших о том, что жизнь имеет своей целью наслаждение и надо уметь наслаждаться ею. Выступления других греческих философов – например в 155 году до н. э. – также не принесли особого успеха, и велико же было удивление римлян, когда они услышали скептика Карнеада, в один прекрасный день похвалившего их за справедливость, а на следующий день смутившего их совершенно противоположным тому, что он говорил накануне.

Хотя римляне и были болтливы и падки на разговор, их разум оставался во многом крестьянским, и подобные тонкости не могли долго служить предметом обсуждения. Некоторые из философов, впрочем, имели в Риме большое влияние в политике, и такие известные люди, как Гракхи или Сципион Эмилиан, проводили много времени в их компании и пользовались построениями философов, чтобы проводить свою линию в политике.

Вместе с философами в Рим к огромной радости юных римлян, оставивших военную службу, приходят ораторы. Эти мастера словесной эквилибристики готовы были рассуждать по любому поводу. Их юные ученики также спорят на самые различные, а иногда и неожиданные темы. Отец философии Сенека, профессионально занимавшийся риторикой, оставил нам несколько примеров тем, предложенных ученикам: например, составить закон, согласно которому соблазненная женщина должна выбирать между осуждением на смерть своего соблазнителя или браком с ним без приданого. Представим себе, что той же ночью некий мужчина совершает насилие над двумя женщинами; одна требует его смерти, другая хочет выйти за него замуж; начинается судебное дело… Или другие темы: Юпитер упрекает Солнце в том, что оно уступило свою колесницу Фаэтону; речь Медеи о принесении в жертву своих детей; Ахилл, давший волю своей ярости против Агамемнона, и т. д. Именно на подобных упражнениях оттачивали свое искусство самые знаменитые ораторы в истории Рима, например Цицерон. Молодые люди отправлялись также в Грецию, чтобы получить образование у великих учителей и совершенствоваться в искусстве слова.

Именно таким путем римлянин познавал новое наслаждение – наслаждение литературой. Многие пишут и подобно Марциалу увековечивают себя в своих «книжицах». К тому же книга была дорогим подарком: она представляла собой свиток папируса, накрученный на палку, или, реже, маленькую тетрадь из пергамена, сшитую вручную. Обладание же библиотекой было роскошью, доступной лишь очень богатым гражданам. Но в городе существовала публичная библиотека, где можно было почитать книги. Чтобы понять всю важность этого заведения для римлян, отметим, что в IV веке н. э. в городе было 28 публичных библиотек и в каждой находилось по 30 тысяч томов. Многочисленны были и книжные лавки, особенно на Форуме. Самые знаменитые книжные торговцы в Риме, Сосии, держали лавку на Форуме, при входе на улицу Тосканцев, рядом с храмом Кастора и Поллукса. Книжные лавки были местом встреч читателей, а также авторов, обсуждавших последние публикации. Хотя писали многие, настоящую известность снискали лишь отдельные авторы. Римляне, похоже, были очень требовательны, и Марциал писал:

 
Верь мне, умна чересчур сделалась Марса толпа.
Больших насмешников нет нигде: у взрослых и старых,
И у мальчишек-то всех – как носорожьи носы.
Браво лишь громкое ты услышишь, даря поцелуи,
Как на военном плаще к звездам подбросят тебя ^[55] 55
  Марциал.Эпиграммы, I, 3.


[Закрыть].
 

Надо сказать, что римский писатель-любитель не отличался скромностью. Часто его литературное наследие ограничивалось письмами, но он предназначал их для всеобщего прочтения. В лучшем же случае речь шла о поэмах и других сочинениях. Так, например, в высшем обществе проводились «публичные чтения», красноречиво называвшиеся «декламациями». Здесь существовали строгие правила, касавшиеся как манеры декламатора, так и поведения аудитории; первому полагалось проявлять побольше скромности, второй – побольше снисходительности. Не рекомендовалось замечать ошибки в произведении автора, ибо легко можно было превратить его в своего врага из-за литературных мелочей, тем более что и он мог отомстить критику, когда тот предложит собравшимся свой собственный шедевр. Впрочем, ничто не мешало впоследствии тайно донести до каждого свое истинное мнение о данном произведении. Ибо – как и всегда – с любезностью часто соперничала ревность. Плиний Младший в одном из своих писем возмущается по поводу общего безразличия, которое выражают из зависти слушатели публичного чтения: «Откуда такая важность, такое высокоумие? Это вялость, заносчивость, недоброжелательство, а вернее безумие – потратить целый день на то, чтобы обидеть и оставить врагом того, к кому пришли, как к близкому другу. Ты сам красноречивее? Тем более нечего завидовать: завидует слабейший. Да, наконец, выше ты его, ниже, равен ему – похвали, если он и ниже, если выше, если тебе равен. Если он выше и недостоин похвалы, то и тебя нельзя похвалить; если он ниже и равен тебе, то ты заинтересован в том, чтобы человек, которого ты обогнал или которому равен, казался очень значительным» ^[56] 56
  Письма Плиния Младшего, VI, 17. Перевод M. Е. Сергеенко.


[Закрыть]. Сам Плиний никогда не забывал об аплодисментах: после великолепного чтения, пишет он, «я многократно целовал молодого человека и не нагружал его ум никакими упреками, я подбадривал его своими похвалами».

Не все римляне понимали наслаждение от этих литературных состязаний, но все питали страсть к игре. Играли и дома, и у друзей, и в публичных местах. Некоторые невинные игры, в которые играли дети, очень любили и взрослые. Сам император Август любил играть с детьми в орехи. Вообще орехи в Античности были исключительно популярны. Можно назвать как минимум шесть разных игр, в которых их использовали: от самой простой, заключавшейся в точном разбивании ореха рукой с одного раза, до более сложных игр. Например, игрок пытался попасть с расстояния орехом в отверстие горшка или должен был угадать, сколько орехов его партнер прячет в каждой руке. Или другая игра: на земле выкладывался ряд орехов, и надо было прокатить один по наклонной плоскости. Самой трудной являлась игра, состоявшая в том, что мелом рисовали треугольник, пересекавшийся параллельными линиями, затем орех бросали таким образом, чтобы он перескочил через наибольшее количество линий, не выйдя за границы треугольника. Саркофаг музея в Ватикане представляет нам также очень известную игру: три ореха кладут на землю; надо бросить четвертый, чтобы он попал на три первых, не потревожив их. Выигравший забирал три ореха. На саркофаге изображены пять девочек и восемь мальчиков, увлеченных игрой. У некоторых в туниках лежит уже много выигранных орехов. Проигравший же бедолага таскает за волосы выигравшего.

Известно было и не менее шести настольных игр. Об их широком распространении свидетельствуют сотни игровых столов, предоставленных нам одним только Римом. Две игры напоминают шахматы. Одна воспроизводила военные действия на доске, очень похожей на современную шахматную. Каждый игрок имел тридцать фигурок разного цвета. Фигурки отличались по значимости: некоторые ходили по прямой линии, другие перепрыгивали через клетки. Игра заключалась в том, чтобы забрать как можно больше фигур противника или блокировать их. Когда проигравший не мог больше играть, выигравший объявлялся царем. Чем меньше фигур он потерял, тем значительнее была победа. Другая игра являлась разновидностью триктрака. Доска делилась на двенадцать вертикальных полос, пересекавшихся одной горизонтальной: итого получалось двадцать четыре клетки. Кроме пятнадцати черных и белых шашек игрок использовал еще и кости. Игроки по очереди бросали кости и в соответствии с выпавшим числом передвигали шашки. Таким способом надо было пройти с первой на последнюю клетку, следуя назначенным путем и по возможности исправляя плохие ходы. В эти игры играли и в высшем обществе, и в народе. Мощеные полы в базиликах и солдатских казармах сохранили следы таких досок, начертанных прямо на полу. Несомненно, это было излюбленное занятие солдат и праздношатающихся граждан.

И все же наибольшим успехом в обществе пользовались азартные игры. Возможно, дело было в том, что официально они были запрещены. Играть на деньги разрешалось только во время Сатурналий. Для азартных игр использовались мелкие монеты, кости или бабки. С монетами играли в нечто, напоминающее «орел и решку». Что касается игры в кости, очень распространенной в античном мире, то в нее играли при помощи двух или трех костей, с каждой стороны помеченных от одного до шести очков. Игрок помещал кости в рожок, горлышко которого было уже основания, тряс их и выбрасывал на стол. Выигрывал набравший большее число очков. Самым удачным считалось получить три «шестерки». Бабки пользовались таким же успехом, как и кости. Игре в них, несмотря на запрет, со страстью предавался сам император Август. Он рассказывал, что однажды проиграл 20 тысяч сестерциев! С бабками играли в «чет-нечет»: следовало, как и в игре с орехами, угадать число. Но играли также и в более сложные игры. Бабка, сделанная из металла, камня, слоновой кости, была четырехгранной: две грани были широкие (одна вогнутая, одна выпуклая) и две узкие (одна немного выдолбленная, другая плоская). В основном бабка падала на широкие стороны; если же она падала на узкую сторону, это означало выигрыш. Игрок, чтобы выиграть, должен был бросить бабки на стол рукой или при помощи рожка. Четыре стороны, соответственно сложности, стоили один, три, четыре и шесть очков. Каждый вариант носил собственное имя. Например, «бросок Венеры» – это когда выпадали 1, 3, 4 и 6, то есть каждая бабка падала разной стороной. Однако число выигранных очков отличалось от суммы стоимости каждой стороны: каждый вариант обладал собственной стоимостью. Так, «бросок собаки» (4 раза по 1) не стоил практически ничего, а 4 раза по 6 приносили только 6 единиц. Были такие броски, например «бросок Эврипа», цена которых доходила до 40 единиц. А за некоторые броски следовало платить штраф.

Играть любили все. Август писал, что во время Квинкватрий ^[57] 57
  Квинкватрии– праздник в честь бога Марса, а также Минервы. Праздновались 19–23 марта.


[Закрыть]он вместе с друзьями, «охваченный пылом игры», провел за игровым столом без остановки все пять дней праздника, а Ювенал упрекал одного игрока: «Есть ли безумие хуже, чем бросить сто тысяч сестерций – / И не давать на одежду рабу, что от голода дрогнет?»

Эта страсть была столь же пагубна, как страсть к танцу. Публичные танцы произвели в Риме настоящий фурор после Пунических войн, особенно среди молодежи, хотя они и осуждались моралью. В эту эпоху было открыто множество танцевальных школ. Сципион Эмилиан счел их неприличными. Посетив одну из них, он увидел там сыновей знатных людей в возрасте двенадцати лет, танцующих под аккомпанемент ударов в бубны. Сципион был шокирован этим зрелищем. Он признавал, что танец – это наслаждение, но наслаждение, которым не занимаются по случаю: никогда римлянин не станет танцевать на публике, не овладев этим искусством. Наслаждение победило мораль, и в период Империи вполне взрослые граждане были одержимы «демоном танца», будучи при этом «людьми серьезными». Сам Калигула был без ума от танцев. Он танцевал в любое время. Как-то ночью он приказал разбудить трех консулов, которым желал показать свои последние задумки. Они были препровождены во дворец, и император появился перед ними, завернувшись в великолепный плащ. Он танцевал, пел, а потом исчез так же внезапно, как и появился. Консулам не оставалось ничего другого, как вернуться в свои кровати.

Таким образом, жизнь в Риме могла быть весьма приятной и праздной, поскольку город предлагал каждому согласно его средствам все виды наслаждений – от самых вульгарных до самых изысканных. И для того чтобы предаваться им, не надо было обладать каким-либо особым талантом.