Текст книги "Час эльфов"

Автор книги: Жан-Луи Фетжен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

X
ДОГОВОР

За ночь выпало более чем на ладонь[24]24
  В Средние века все меры длины соответствовали частям человеческого тела: палец (дюйм) -2,7 см, ладонь – 7,6 см, стопа – 32,5 см, локоть – 52,5 см.


[Закрыть] свежего снега, покрывшего все, вплоть до ветвей деревьев и замерзших болот, одинаковой белизной, одним и тем же глухим безмолвием, которое, казалось, никому из них не хотелось нарушить. Они ехали верхом разрозненно – кто группами, кто поодиночке, с неспешностью, которая выводила из терпения Лео де Грана, тем более сейчас, когда Лот уже показался вдали. Ллиэн оставила спутников далеко позади, она была с непокрытой головой, одетая лишь в свою муаровую переливающуюся тунику. Как только на горизонте показались высокие башни королевского города, она незаметно отделилась от них, как будто ее рыжая кобыла Ильра с белой звездочкой на лбу решила чуть ускорить ход. Ни Мерлин, ни Дориан, ни любой другой эльф, гном или человек из сопровождавших королеву не мог ее догнать. Но надо сказать, что все полудикие лошади табуна Лама, на которых они ехали, больше подчинялись своим собственным законам, чем ударам пяток своих седоков. Королева ехала без седла и удил и тихо напевала песню, которой когда-то ее научил Тилль, и которую лошади очень любили. Сегодня это забыто, да и показалось бы абсурдным, но эльфы знали язык животных. Не все, конечно, и не всех животных, но Ллиэн знала достаточно, чтобы сказать своей кобыле, что хочет остаться одна, а Ильра передала остальному табуну это известие долгим ржанием, из которого люди и гномы ничего не поняли.

Никакой грусти не было в сердце королевы, и если она осталась в одиночестве, то не потому, что ей хотелось погоревать над своей судьбой. Наоборот, тишина этого заснеженного пространства наполняла ее простым ощущением счастья, которое сама она едва ли могла объяснить. Она утратила привычку к холоду и дрожала в своей тонкой тунике. Несколько дней верхом утомили ее, а мышцы ног гудели от постоянного сжимания боков лошади. Но нетронутый пейзаж давал ей иллюзию нового мира, где может родиться новая жизнь, мира, с которого смыты кровь и ужас, почти разрушившие его за последние годы и тяжести которого она больше не ощущала. Каждый шаг уносил ее все дальше от Аваллона и от ее дочери, но она не печалилась. Рианнон, по крайней мере, жила в покое, вдали от всего этого безумия… Что бы ни случилось, маленький народец будет заботиться о ней до скончания века. Даже если ей самой не суждено вернуться…

Им понадобилось всего несколько часов, чтобы подготовить лошадей и снаряжение, собрать выживших из войска Утера и покинуть Броселианд, повернувшись спиной к поляне эльфов, чтобы, возможно, никогда туда больше не вернуться, – но даже от этого она не испытывала горечи. С момента своего отъезда, двумя днями раньше, она, напротив, чувствовала в своем сердце какую-то легкость. Осознание того, что ей пришлось снова сесть на Ильру, вернуло ее на несколько лет назад, в то время, когда жизнь казалась легкой и понятной. И потом, даже если она и старалась об этом не думать, все же за этими далекими островерхими башнями был Утер.

Вдруг ее кобыла встряхнулась, выведя королеву из задумчивости, и легким галопом пустилась в снежное поле, оставляя ей время лишь ухватиться за гриву.

– Я сказала, чтобы нас оставили одних! – раздалось ржание Ильры.

– Я сделал все, что мог, – фыркнул гнедой, с черными ногами и хвостом конь, на котором сидел Лео де Гран. – Но он мне все время делал больно – то дергал за узду, то колотил ногами по бокам!

– Королева Ллиэн, подождите меня! – закричал герцог. – Мне надо с вами поговорить!

Однако королева скакала дальше, словно и не слышала его, а его проклятая скотина спотыкалась на каждом шагу, как будто никогда в жизни не ходила под всадником.

– А что если нам немного пройтись?

Кармелид повернул раскрасневшееся от злости лицо, и нехотя успокоился, глядя на невинно улыбавшегося Мерлина.

– Дадим лошадям возможность прокладывать нам путь, – сказал он, спешившись. – В таком снегу они быстро устают… А мы пойдем по их следу, так будет легче.

Лео де Гран проворчал что-то в знак согласия и поставил на землю ногу, скорчившись от боли. Несмотря на все лечение и нежную заботу Блодевез, его плечо оставалось онемевшим, и вряд ли он сможет в будущем двигать рукой.

– Я предпочел бы промерзнуть до костей в снегу, чем терпеть эту проклятую клячу. Никогда не видел ничего подобного. Невозможно заставить ее двигаться быстрей!

– Возьмете мою лошадь, когда будет надо, мессир герцог. Она идет хорошо.

Кармелид обернулся к мужчине-ребенку, такому худенькому по сравнению с ним, в своем длинном синем плаще и тяжелой меховой накидке, которая, казалось, пригнула его к земле, и согласился, кивнув головой, что можно было принять за знак благодарности. Он открыл было рот, чтобы поговорить с ним, но не нашел, однако, подходящих слов. Странно, но герцог чувствовал, что его вот-вот стошнит, и так было каждый раз, когда он оказывался в его присутствии, с момента их отъезда из Броселианда, но он относил это недомогание на счет своего ранения. Мерлин поистине был странным существом, таким худым и тщедушным, что герцогу и в голову не приходило считать его опасным, как о том перешептывались люди с Озера. Это был всего лишь нескладный ребенок, со стариковскими белыми волосами, которые придавали ему занятный вид, вот и все. Все остальное было россказнями кумушек и историями друидов.

Наконец улыбнувшись, он наклонился, подхватил горсть свежего снега, протер себе лицо, затем небрежно хлопнул Мерлина по плечу, чтобы привлечь его внимание, и указал на королеву, лошадь под которой перешла на шаг.

– Я бы сказал, что она меня избегает, – сказал он, понизив голос. – Но я все же хотел бы узнать, почему мы еле плетемся, в то время как до Лота осталось несколько лье. Если бы мы слегка прибавили, то могли бы добраться еще до наступления ночи, черт побери! Не понимаю, почему не пришпорить коней и в кои-то веки не поспать в тепле!

– Неужели правда? – сказал Мерлин. – Я и не думал, что мы так близко… Вы знаете, эльфы неважные наездники… Во всяком случае, хуже, чем королевские рыцари. Но почему вы сами не поедете вперед? Поезжайте и предупредите короля о нашем приезде!

Кармелид искоса взглянул на него, затем резко повернулся в сторону нескольких всадников, ехавших следом, и посмотрел на длинную, насколько хватало глаз, цепь пехотинцев, которые шли за ними.

– Ваши люди будут нашим эскортом, – сказал Мерлин, проследив за его взглядом. – И потом, сейчас уже нечего опасаться. Если бы монстры хотели напасть на нас, они бы уже давно это сделали.

– Это верно…

– Скажите королю, что мы будем ждать его на берегу озера.

Мерлин свистом подозвал своего коня, подхватил поводья и наклонился к его ноздрям, словно что-то хотел сказать ему. Кармелид, все еще колеблясь, взял поводья из рук Мерлина и затем, вдруг решившись, вскочил в седло.

– Разыщи барона Мейлира, – сказал он. – Пусть возьмет на себя командование отрядом.

– Будет сделано, мессир герцог. И когда увидите Утера, скажите ему, что я буду ждать его в условленном месте у озера, ранним утром. Я думаю, что королева не захочет входить в город. Так будет лучше…

Не ожидая ответа, Мерлин хлопнул по крупу коня, и тот сразу резко пошел галопом, вздымая вокруг себя облако снега, обогнал королеву и вскоре исчез из виду.

– Куда это он поехал? – громко спросил кто-то позади него.

– В Лот, ты же видишь, – сказал, повернувшись к Брану, Мерлин. Он перестал ухмыляться, когда увидел гнома и его спутников, неловко примостившихся на лошадях, слишком высоких и широких для их коротких ног.

Гномы почти никогда не использовали лошадей – ни на войне, ни на охоте, ни даже в путешествиях. У них было разве что несколько пони, рост и неторопливый аллюр которых были для них более приемлемы. Как и все принцы под Горой, Бран тем не менее получил некоторые навыки верховой езды, и ему удавалось более или менее сохранять лицо, но Судри и Онар имели совершенно бледный вид и, того и гляди, были готовы отдать Богу душу. Без сомнения, если бы снег был не такой глубокий, они бы тысячу раз предпочли пойти пешком.

– Он предупредит Утера, так, что ли?

Тон его голоса насторожил Мерлина, и он глубоко вздохнул, испытывая некоторое раздражение.

– И что же? – сказал он, беря под уздцы лошадь Брана. – А ты, наверно, хотел бы вернуться в Лот, снова созвать Совет и рубануть ему по другой руке, для ровного счета?

– Очень смешно, – проворчал гном.

– На этот раз позволь действовать мне, хорошо? Этой ночью…

Мужчина-ребенок замолчал, потрепал лошадь по шее, затем отошел от него и повернулся в сторону города.

– Этой ночью я буду говорить с Утером.

На берегу озера оставались только эльфы и небольшая группа гномов. Когда они остановились там, менее чем в одном лье от города, день уже клонился к вечеру, и Мейлир де Трибюи не колебался ни секунды. Большинство людей были ранены, они находились на пределе сил и умирали от голода. Провести ночь на морозе в снегу, находясь так близко от цели, казалось ему верхом глупости. И тогда, втянув головы в плечи, чтобы не встретиться взглядом с эльфами, испытывая невыразимый стыд и чувство вины от того, что остались в живых, остатки королевской армии прошагали перед ними и вскоре растворились в сумерках.

Бран и его спутники развели огонь. Эта идея даже не пришла в голову эльфам, однако они сгрудились у костра с чувством признательности и с благодарностью согласились выпить горячего вина, предложенного им гномами. Ближе к ночи все они постепенно захмелели, кроме, разумеется, Кевина, который опасался, что из-за вина у него может дрогнуть рука, и расположился на сторожевом посту на ветвях дерева, чтобы охранять лагерь. Затем Мерлин пустился рассказывать одну из бесконечных историй, долгих и запутанных, которые так любили существа с голубой кожей, причем из любезности говорил на общем языке, несмотря на то, что не все эльфы понимали его. И все время, пока он говорил, Судри и Онар не переставали подогревать вино, имевшееся у них, судя по всему, в изобилии в многочисленных мехах, которыми они были нагружены. Это был приятный вечер, несмотря на сильный холод, леденящий их спины за пределами огненного круга: ясное небо было полно звезд, лунный свет мерцал в водах озера. Несмотря на расстояние, ветер иногда доносил из города запахи людских жилищ – жареного мяса, пота и экскрементов, но это было терпимо и не слишком противно, как если бы они шли следом за Лео де Граном.

Следопыт Тилль присел рядом с королевой, и его сокол, белый, как привидение, в ночном мраке, застыл позади него, а Мерлин тем временем продолжал свою историю.

– Это напоминает мне другой костер, – сказал Тилль совсем тихо, так чтобы только она могла его слышать. – В тот день шел дождь, и Утер был среди нас…

Ллиэн повернулась к нему и улыбнулась. От вина глаза ее блестели, и было видно, что ей тут нравилось.

– Но ведь это было так давно, правда? – сказала она беззаботно.

Она допила вино и перевернула свой кубок вверх дном.

– Мой кубок пуст, сеньор Бран!

– Иду, иду!

– Ты видишь, как все изменилось, дорогой Тилль, – начала она снова более громко, пока Бран наливал ей вино. – Раньше мы доверяли людям и ненавидели гномов. Спасибо, господин Бран… Никогда бы ни один из нас не подумал выпить горячего вина, приготовленного их руками, из боязни быть отравленным или просто чтобы не потерять лицо. А нынче все это осталось так далеко…

Бран отставил пустой котелок, от которого еще валил опьяняющий пар вина и специй, потом достал из одного из многочисленных карманов выщербленную глиняную трубку, тщательно набил ее и зажег от уголька, с удовольствием поглядывая на Ллиэн, словно ждал от нее занимательной истории. Но у нее не было настроения шутить.

– А сейчас я больше никому не доверяю, – сказала она грустно. – И сама не заслуживаю ничьего доверия….

– Как ты можешь говорить такое? – воскликнул Дориан. – Ты остаешься нашей королевой, и мы, по крайней мере, последовали за тобой!

Ллиэн пристально взглянула на него сквозь сноп вылетевших из огня искр.

– Ты забыл своего брата, – сказала она на языке эльфов, чтобы гномы не поняли их слов. – Если бы это ты проснулся в ту ночь, чтобы отнять у меня Рианнон, я бы убила тебя, мой бедный Дориан, мой младший брат, как я убила Блориана…

– Это была роковая случайность, – прошептал он, отводя глаза. – Ты не знала, что это был он…

– Принц Блориан сделал так, потому что считал это правильным, – вмешался Мерлин. – Он хотел спасти королеву от того, что он принимал за проклятие. Но боги распорядились по-другому, вот и все.

– Боги? Ха! Ты думаешь, боги захотели, чтобы гномы исчезли навсегда?

Бран откашлялся, чтобы привлечь внимание, и поднял руку, как ученик, желающий ответить урок.

– А я думаю, что боги наказали нас, потому что мы забыли их, – сказал он тоже на языке эльфов.

Затем, не показывая, что он заметил их удивление, он продолжал на всеобщем языке:

– Под Черной Горой больше никто не верит в богов, и даже в талисманы. Каледвх был в наших глазах не более чем сокровищем в ряду других сокровищ. Если бы мы не потеряли веру, а мой дядя король Тройн хранил бы его лучше, наша династия не была бы обесчещена и вся эта история не произошла бы.

Он глубоко вздохнул, выпустил из трубки клуб дыма и добавил:

– …И я был бы дома, в Казар-Ране, в тепле, вместо того, чтобы мерзнуть на этой проклятой равнине.

– Бедные гномы, им всегда холодно, – насмешливо фыркнул Тилль. – Он напоминает мне Цимми…

При этих словах Судри, посвященный в магию камней, которого Бран сделал своим советником, встрепенулся.

– Ты знал Цимми? – спросил он.

– Еще бы…

Тилль краем глаза глянул на королеву. Но в ней гном пробудил только хорошие воспоминания.

– Однажды он чуть не убил меня одним своим колдовсгвом, – сказала Ллиэн с улыбкой, от чего слова ее звучали не так мрачно. – Мы все были погребены под поднявшейся землей, именно тогда Тилль потерял свою собаку… Однако после он стал моим другом.

– Это был самый великий маг под Черной Горой, – пробормотал Судри. – Говорят, он погиб, забрав с собой целую армию гоблинов…

– Это правда, – подтвердила Ллиэн. (Гоблинов было тогда не так много, но кому нужна сейчас эта правда?). – В тот день он спас нам жизнь…

Глаза трех гномов блестели от удовольствия, словно они услышали только что самую прекрасную историю в своей жизни. Наверное, они довольно улыбались, но из-за густоты их бород этого не было заметно.

– Не правда ли, это знак того, что времена меняются? – спросил Мерлин. – Королева Высоких эльфов спасена гномом – главным знатоком камней. Бран с нами здесь, в этот вечер, в то время как его брат Рогор…

От злобного взгляда, который гном метнул в него, Мерлин не закончил свою фразу, впрочем, этого было и не нужно.

– Мы жили в простом мире, – сказал он. – Каждое племя противостояло другим, защищенное, словно доспехами, ненавистью и уверенностью, слепо веря в собственную правоту и так же слепо отвергая все, что казалось чуждым. Если что и не заслуживает больше доверия, так этот мир. Добрые гномы, злые эльфы – со всем этим пора кончать. Только глупцы верят, что народ может быть плох или хорош. Посмотрите на нас… Боги выбрали нас, чтобы изменить мир, и мы его изменим, потому что вместе мы сильнее и богаче. Нам еще многое предстоит понять друг о друге и потерять многое в наших войнах…

– Ты забываешь о людях, Мирддин! – бросил Дориан. – Они не хотят ничего, никогда и ни с кем делить.

– Ты говоришь, как Ллэндон, – заметил Мерлин. – Но ты ошибаешься, и он тоже. Люди нуждаются в нас сегодня, даже если еще не знают об этом.

– Пойди скажи это Утеру!

Мерлин улыбнулся.

– Не беспокойся, Дориан. Я скажу ему…

День не спешил заниматься. От озера и рвов с водой поднимался холодный туман, затопляя городские укрепления и заснеженную равнину морозным сиянием. Вдоль берегов вода застыла. Это не был настоящий лед – всего лишь тонкая корочка, но ведь зима еще только вступала в свои права. Совсем скоро лодки и камыши окажутся в ледяном плену, а потом белое одеяло укроет все до самой весны…

Им понадобилось немало времени, чтобы добраться по затвердевшему снегу к Мерлину, спокойно сидящему на полуразвалившихся мостках, болтая в воздухе ногами. Ульфин прокладывал путь своему королю, высоко поднимая ноги при каждом шаге, ломая наст и иногда падая, если снег проваливался слишком глубоко. Было все еще довольно темно, чтобы можно было разглядеть Мерлина – им был виден лишь его расплывчатый силуэт, но наверняка на его лице блуждала всегдашняя, действующая на нервы, улыбочка, и они уже заранее почувствовали раздражение.

– Надеюсь, у тебя были веские причины, чтобы поднять нас в такую рань, да еще в такой собачий холод! – крикнул Ульфин, как только они подошли поближе.

– Посмотрите-ка на этого королевского рыцаря! – насмешливо сказал мужчина-ребенок. – На локоть снега – и он уже причитает, как старуха!

Потом Мерлин проворно вскочил, подобрал свою меховую накидку и зашагал по качающемуся мостику.

– А что тогда говорить мне, ждущему вас уже несколько часов?

Наконец они подошли к нему, отряхнули свои занесенные снегом плащи и молча посмотрели на него, со смущением и неловкостью старых друзей, разошедшихся из-за глупой ссоры. Странно, но Мерлину показалось, что Утер постарел за эти последние недели. Лицо его было прежним: все те же длинные темные волосы, тот же шрам, сбегающий от уха к подбородку, хотя отнюдь его не портивший, – но молодость ушла. Взгляд его был усталым, упрямым, отмеченным грузом судьбы, которая, возможно, предназначалась не ему. Без сомнения, возвращение Лео де Грана и остатков его войска сыграло свою роль. Глядя на круги под глазами и сероватый цвет лица короля, Мерлин готов был поспорить, что они провели ночь в разговорах, не сомкнув глаз ни на минуту.

– Ты видишь, – сказал он, когда король отвел глаза, – что ты ошибся. Из-за своей гордыни ты потерял почти всю армию, и можешь снова все потерять, если будешь упорствовать…

– Опять ты со своей болтовней, да? – прорычал Ульфин, массивный, как гора, по сравнению с ним. Казалось, он готов был сбросить Мерлина в воду с высоты мостков.

– Оставь, – сказал Утер. – Он прав.

Мужчины обменялись усталыми взглядами, и Ульфин отошел на несколько шагов, оставив их одних.

– Ллиэн здесь? – прошептал король.

– И Ллиэн, и Бран, и кое-кто еще, – ответил Мерлин. – Ты можешь держать с ними совет, но только если пойдешь со мной. Они не войдут в город… после того, что произошло.

Утер кивнул головой.

– Не так-то легко быть королем, знаешь ли… Я сделал то, что считал правильным, но, впрочем, я не думаю, что события развивались бы по-другому, послушай я тебя. Ну, вернул бы я Меч гномам, и что тогда? Войско Лео де Грана победило бы? Гномы потерпели поражение, так уж случилось. Возможно, когда-нибудь они станут великой нацией, но сейчас нам нужно подкрепление, и немедленно… И потом, что за важность, эти гномы. Что говорит Ллиэн? Помогут ли нам эльфы?

– Эльфам не нужна твоя война, – сказал Мерлин. – Они считают, что ты их предал.

И снова Утер кивнул головой, потом вздохнул и приподнял брови с безрадостной улыбкой.

– Тогда с чем же ты ко мне пришел?

Мерлин улыбнулся в ответ. Бледное зимнее солнце поднималось, подсвечивая туман розовыми отблесками. Как никогда, мужчина-ребенок казался не имеющим возраста, с его коротко стриженными белыми волосами и бледностью кожи. Несмотря на беспечное выражение, которое сохранялось на его лице при любых обстоятельствах, его глаза излучали бесконечную грусть, такую глубокую, что она могла вызвать слезы у тех, кто ее видел.

– Я предлагаю свою помощь, – сказал он, – если она тебе все еще нужна… Видишь ли, я ведь тоже ошибся. Я полагал, что любой ценой надо найти равновесие, как было в старые добрые времена, но уже слишком поздно, и это не имеет теперь никакого смысла… Я помогу тебе, Утер, даже если ты не тот, в кого я верил. Я помогу тебе потому, что считаю, что в конечном итоге монахи правы: надо иметь одну-единственную землю, один-единственный народ и одного-единственного Бога.

– Одного-единственного короля.

Мерлин удивленно взглянул на Утера, и тот пояснил:

– «Одна земля, один король, один Бог…» Если ты хочешь, чтобы тебе доверяли, старайся быть точным.

Мужчина-ребенок пожал плечами и отвернулся, любуясь восходом солнца над озером.

– Это неважно, потому что тебе ведь никогда не стать этим королем, – сказал он не поворачиваясь. – И ты это знаешь не хуже меня… Женившись на Игрейне, ты отказался от своей судьбы, даже если это было нелегко, как ты говоришь. И все же…

Он опять повернулся лицом к королю и взглянул на него с такой лихорадочностью в глазах, что тот отшатнулся.

– …и все же ты Кариад даоу рауанед, Возлюбленный двух королев, о котором говорят древние легенды. В этом, по крайней мере, я уверен. Предначертано, что из твоей крови родится примирение на всем свете, и я думал, что это Моргана окажется ребенком из пророчеств. А может быть, и не она. Может быть, это будет твой сын… Что мы можем об этом знать, а? Впрочем, вы, люди, подчиняетесь только мужчинам!

– М… мой сын? – пробормотал Утер. – Артур? При чем тут он?

– Да, Артур… Артур-медведь… Почему бы и нет?

Утер оглянулся, инстинктивно ища глазами Ульфина, и увидел его сидящим неподалеку на пеньке. Рыцарь напрягся, как только их взгляды встретились, но Утер жестом успокоил его. Ему никто не был нужен, чтобы защититься от Мерлина, даже если порой его нелепая экзальтация придавала ему вид одержимого.

– Я помогу тебе, Утер, но надо, чтобы ты доверился мне на этот раз. Обещай, что будешь подчиняться мне…

Утер пристально посмотрел на него, Мерлин был вне себя и выглядел совершенно безумным, и он снова отшатнулся назад.

– Да, – сказал он. – Конечно…

– Что значит «конечно»? Ты хоть понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? Чтобы я помог, мне нужен твой сын, Утер. Мне нужен Артур!

– Но, черт возьми, что тебя так разобрало! – воскликнул Утер, грубо отталкивая его от себя. – Ты прямо как сумасшедший! Что ты еще замышляешь?

– Я пытаюсь спасти тебя, глупец!

Оба мужчины сверлили друг друга долгими взглядами, потом Мерлин неожиданно снова улыбнулся своей беззаботной улыбочкой и зашагал, не обращая внимания на короля.

– Иди за мной, – бросил он через плечо. – Ллиэн ждет нас!

Они шли недолго. Мерлин продвигался вдоль озера до тех пор, пока они не заметили у перелеска столб белого дыма, вертикально поднимавшийся в небо. Небольшая группа устроилась невдалеке от берега, в углублении, защищенном от ветра рощицей серебристых берез, у которой стояли палатки. Сначала Утер различил только гномов, сидящих у костра, и неподалеку – несколько лошадей. Но когда они подошли ближе, мимо их ушей просвистела стрела и с негромким шорохом вонзилась в снег точно перед ними. Они подняли головы и увидели Кевина, который, смеясь спрыгнул с дерева. Потом они заметили белого сокола Тилля, которого проводили глазами, пока он не подлетел к своему хозяину, стоявшему рядом с принцем Дорианом. Оба эльфа были всего в нескольких шагах, столь неподвижные под своими муаровыми туниками, что напоминали стволы деревьев в снегу, мимо которых они бы прошли, так их и не заметив. Но те не смеялись.

Утер сбросил свой плащ, чтобы каждый его узнал, и подошел к остальным. Бран и его гномы встали. Они что-то варили в котле. Пахло очень вкусно… Вокруг костра снег растаял и образовал круг земли, в котором там и сям из грязи торчали пучки травы.

Но именно ее он искал глазами и увидел ее, когда она отделилась от дерева, у подножия которого сидела. И вновь он почувствовал спазм в горле от ее невероятной красоты. Он остановился перед ней, не в силах сказать ни слова или пошевельнуться, охваченный прежним чувством, которое делало его слабым, как ребенок. Ллиэн была еще прекрасней, чем в его воспоминаниях, еще прекрасней, чем в его снах, и его отделяли от нее лишь несколько туазов снега, а она застыла в своей муаровой тунике и смотрела на него нежным и в то же время отстраненным взглядом. Наверное, ему не надо было останавливаться – надо было подойти и заключить ее в объятия, но теперь было уже поздно, и он остался стоять как вкопанный слишком далеко, чтобы ее коснуться, неподвижный и молчаливый (и лишь гораздо позже, обдумывая все заново, он спросил себя, не заколдовала ли его Ллиэн).

– Что это варится? – послышался сзади голос Мерлина, излишне радостный, чтобы не звучать фальшиво. – Я умираю от голода и холода. Может быть, поедим для начала? Мессир Ульфин?

– Честное слово, не откажусь, если Бран нас пригласит…

– Конечно, я тебя приглашаю, – проворчал гном. – Я вас обоих кормил уже так часто, что одним разом больше, одним меньше…

Ллиэн отделилась от березовой рощицы и подошла к остальным, пройдя так близко от Утера, что он почувствовал исходящий от нее аромат свежей травы, но не сказала ему ни слова, даже не взглянула на него.

Тогда он последовал за ней, дрожа от холода, потому что сбросил свой плащ; вскоре все расселись вокруг костра, на размокшей, но теплой земле, и стали руками есть из одного общего котла.

Утера слегка разморило, и он напрасно пытался придумать какую-нибудь шутливую фразу, чтобы, по крайней мере, привлечь взгляд Ллиэн, но Мерлин не дал ему заговорить.

– У нас не так много времени, – сказал он, – и мы слишком многое потеряли по вине короля и его глупой гордыни.

Потрясенный услышанным, Утер едва не задохнулся и ошарашено взглянул на мужчину-ребенка, но тот лишь нахмурился в ответ.

– Утер признал свою ошибку, – продолжал он, – и здесь он потому, что хочет спасти то, что с нашей помощью еще можно спасти. Самое важное сегодня – это отбросить монстров за пределы земель Логра.

– Какая же армия это сделает? – спросил Дориан. – Нас семеро, плюс калеки, которых мы вывели из леса?

– Король все еще располагает значительными силами, – ответил Мерлин.

И снова устремил свой взор на короля, требуя от него молчания. И молодой правитель молчал, хотя внутри у него закипало жгучее желание узнать, куда клонит Мерлин.

– В Лоте еще осталось достаточно людей, не считая тех, что есть в соседних герцогствах. Может быть, их хватит, чтобы одержать победу над Безымянным и отбросить его к Границам.

– И что же? – проворчал Бран. – Мы-то здесь для чего?

– Это еще не все. В прошлом монстры уже были разгромлены армией в десять раз большей, чем король может собрать сегодня… Однако они вернулись… Существует угроза, дорогой Бран, что оружием нельзя победить…

– Может быть, скажешь, что ты задумал? – вмешалась Ллиэн.

Мужчина-ребенок, прерванный на полуслове, повернулся к королеве, выбитый из колеи ее внезапной резкостью. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить нить своих размышлений, и он даже покраснел под взглядами собравшихся.

– Я… я всего лишь делюсь своим мнением, – бормотал он. – Я пытаюсь найти ключ к этой войне…

– Продолжай, – ободрил его Утер. – Все равно, терять нам нечего…

Мерлин благодарно ему улыбнулся и сосредоточился, глядя в огонь. С этого момента он больше не поднимал глаз ни на кого из присутствующих.

– Прости меня, Бран, – сказал он надтреснуты голосом, как-то нерешительно – это было для нет столь необычно, что никого не оставило равнодушным. – Но я много думал над тем, что ты мне сказал: день обряда очищения королевы. С тех пор, как вы потеряли Экскалибур (слово «потеряли» вызвало среди части собравшихся недовольство, но он не обратил на это внимания), в ваших владениях больше не рождались дети. Твой народ вымирает, и не потому, что ваша армия побеждена в сражении при Красной Горе, а потому, что талисман вас больше не защищает. Я полагаю, что народ гномов, который мы знали, прекратил свое существование.

Бледный как полотно Бран усмирил жестом бурные возгласы Судри и Онара, готовых вскочить со своих мест, чтобы смыть оскорбление кровью. Мерлин находился совсем рядом с гномами, отделенный от них следопытом Тиллем, который, ясное дело, и пальцем бы не шевельнул, чтобы прийти ему на помощь. Каждый мог видеть, как ему было страшно, но он продолжил, несмотря ни на что.

– Простите меня, – сказал он еще раз. – Но я думаю, что это будет нашей общей судьбой. Просто вам выпало стать первыми…

– Ты полагаешь, что боги задумали конец света? – прошептал принц Дориан, и в его голосе сквозил страх.

– Я думаю, что мир меняется… Я думаю, что все племена Богини сольются в одно, а избранной расой станет та, которая соберет все четыре талисмана. Это не проклятие, это не конец света… Напротив, я верю, что боги хотят нового мира, наконец-то успокоившегося… Может быть, в этом и есть смысл жизни?

Долгая тишина возникла после слов друида. Теперь каждый из них смотрел в огонь, наблюдая, как потрескивают языки пламени под начавшимся легким мокрым снегом. Их волосы, меховые накидки, доспехи блестели от инея, но они оставались там, не чувствуя холода, погруженные в собственные мысли.

Какие-то сдавленные звуки вывели их из этого гипнотического состояния, и все одновременно оторвали взоры от костра. Это плакал Бран. Опустив голову на скрещенные руки, всхлипывая и вздрагивая плечами, безразличный к тому, что о нем могут подумать другие, он плакал о Болдуине и гномах Красной Горы, навсегда заточенных в потемках их обрушившегося города, возможно, уже мертвых и преданных забвению. Он плакал о своей загубленной жизни, о всех неродившихся детях, об ушедшей славе народа гномов, о жалком существовании, на которое отныне он обречен. Он плакал от усталости и лишений, потому что столько месяцев усилий, столько пройденных дорог, столько сражений и смертей, в конце концов, привели его сюда, на эту заснеженную равнину, к этой траурной речи Мерлина и концу всяких надежд. Несколько месяцев или даже несколько недель назад он реагировал бы точно так же, как Онар и Судри, наверное, гневно вопил бы и был бы готов вцепиться в горло Мерлину, чтобы тот подавился собственными словами. Но он повидал столько, что теперь понимал: друид говорит правду. Боги опустошили королевства гномов. Даже если вернуть Каледвх – это ничего не изменит…

Когда его рыдания стихли, он осознал ту немоту, которая воцарилась в их компании, и вытер глаза, прежде чем поднять голову. Он встретился взглядом с усталым и осунувшимся Утером. Это не был взгляд победителя. Утер постарел, он дрожал от холода, несмотря на жар огня и меховую накидку. Может ли так быть, что и люди приговорены к исчезновению и что только монстры останутся править миром? Эта мысль показалась ему невыносимой, и он вдруг почувствовал прилив ярости из-за подавленности короля. В конце концов, если Мерлин говорил правду, значит, судьба гномов теперь связана с судьбой людей!

Бран наклонился в сторону, к мужчине-ребенку.