Текст книги "Людовик XIV. Слава и испытания"

Автор книги: Жан-Кристиан Птифис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Двор и придворная система

С окончательным водворением королевского правительства в Версале исчезает та легкая, галантная, игривая, богемная и даже немного безумная атмосфера, что царила при французском дворе в шестидесятых годах XVII века, когда придворное общество переезжало из замка в замок или сопровождало короля на войне. Меняется время – изменяется стиль. Отныне все подчиняется строгому уставу, двором правит порядок. Придворное общество – это прекрасно отлаженный механизм, в котором четко определены обязанности и роли каждого.

Час подъема короля

Покоряется строгому графику и сам Людовик XIV. В половине восьмого утра его будит главный камердинер. Пока в спальню входят первый медик и первый хирург, слуги открывают портьеры, меняют сорочку короля и подают ему чашу со святой водой. Далее – время «первого приема», или «малого подъема»: в покои короля позволено войти обер-камергеру, первому камер-юнкеру, главному гардеробмейстеру, гардеробмейстеру, первому камердинеру и нескольким привилегированным дворянам. Король умывает руки со спиртом, молится, встает, натягивает льняную рубашку и широкий халат и садится в свое кресло. Цирюльник прилаживает короткий парик «a la brigadiere» и раз в два дня бреет короля. В это же время Людовику сообщают первые новости.

За этим церемониалом следует «второй прием»: в комнату проникают ординарный медик и хирург, затем появляется главный аптекарь, казначейский контролер, парламентские докладчики, кабинетные секретари и дворяне, владеющие «должностным патентом», который дает им право входить к Его Величеству, когда он сидит на стульчаке.

«Большой подъем» начинается с «входа в комнату». Присутствующих на утреннем приеме может быть около сотни: герцоги и пэры, кардиналы, послы, маршалы Франции, министры и государственные секретари. Король надевает сорочку с широкими рукавами, чулки, куртку; далее следуют перевязь, голубая лента ордена Святого Духа и камзол. Затем монарх преклоняет колени на скамейке для молитвы, после чего окружающие удаляются.

День короля

Право сопровождать короля в его рабочий кабинет, где он «отдает приказы», дано немногим. Между девятью и десятью часами Людовик присутствует на мессе в королевской часовне. К нему еще можно обратиться, когда он направляется на мессу или возвращается с нее, однако перед этим следует предупредить капитана охраны. Затем начинается Совет, по завершении которого король принимает послов. В час дня – обед. Во второй половине дня Людовик отправляется на охоту или совершает прогулки. Вечерняя молитва с явлением святых даров длится с пяти часов вечера до шести, в зависимости от времени года. В «дни апартаментов» король развлекается в обществе придворных до позднего ужина, назначенного на десять часов. Вечер проходит в семейном кругу в его кабинете и заканчивается церемонией отхода ко сну. На следующее утро все начинается снова…

Ранг и этикет

Преимущество этикета в том, что он может определить ранг каждого и, введя «кодекс рангов», придать большое значение иерархическому положению придворных, что крайне необходимо в рамках сословного общества. Конечно, этикет превращает жизнь короля в череду ритуалов и церемоний, но это постоянное принуждение, как это ни парадоксально, предоставляет ему свободу: так, король может удалить надоедливого собеседника или уклониться от чересчур настойчивого просителя. Правило, запрещающее кому бы то ни было обращаться к королю первым, оставляет Людовику право самому выбирать собеседника и общаться с тем, с кем он пожелает. На первый взгляд, кодекс рангов кажется смешным и незначительным. В действительности же все эти правила не что иное, как система изощренных политических предписаний. Так, сидеть в присутствии короля могут немногие: законнорожденные королевские дети (Великий Дофин и его дети, Месье, брат короля), дети Гастона Орлеанского и Месье, принцессы крови, иностранные принцессы и герцогини. Принцам крови, герцогам и пэрам этого права не дано. Во время публичных аудиенций открывают одну створку двери или две, в зависимости от ранга входящего. Принцессы и герцогини, проводящие время в обществе королевы, имеют право на знаменитый табурет. Во время торжественных заседаний парламента принцы крови занимают соответствующие скамьи, пересекая зал Большой Палаты по диагонали; герцоги и пэры должны идти вдоль стен…

Низкопоклонство

Для большинства придворных нет большей чести, чем жить подле короля, подобно его «слуге». «Я охотно разорился бы, чтобы стать им, – говорит маршал Люксембургский, – я бы продал, как барон де Лакрасс, свой последний арпан земли». Бюсси-Рабютен, находясь в ссылке, жестоко страдает. «Да, сир, – пишет он, – я люблю вас больше, чем весь мир, и если бы я не любил Его Величество больше, чем самого Бога, возможно, со мной не произошли бы все эти несчастья».

Зависть двора

Этикет пробуждает зависть и тщеславие, усиленные еще и тем, что при дворе нет ничего незыблемого. Придворные стремятся сблизиться с теми, кто выше по рангу, и отличаться от тех, кто стоит на ступеньке ниже. Так, принцы крови стремятся занять положение, какое занимают при дворе члены королевской семьи, и воюют с герцогами и пэрами, которые, в свою очередь, хотят оказаться на месте принцев крови. Эти маленькие «приоритетные» войны заставляют позабыть о кровавых битвах Фронды.

Политика «мелочей»

В «придворных войнах» король берет на себя роль третейского судьи: он улаживает ссоры, порожденные этикетом, регламентирует непредвиденные случаи, предписывает правила. Чтобы установить свою власть «мирным путем» и контролировать механизм двора, он жалует пенсии, вознаграждения, подарки к Новому году, он дает свое согласие на покупку или продажу должностей, доверяет административные, дипломатические или военные поручения… Говоря словами Сен-Симона, Людовик пускает в ход «химеры», «мелочи», посредством которых он легко играет на самолюбии, зависти или честолюбии своих подчиненных: это может быть право присутствовать в спальне короля на утреннем приеме, право держать сорочку или подсвечник, заходить за стойку королевской кровати, быть приглашенным в Марли… Порой этим «пустячком» может быть улыбка короля, его любезное слово или даже взгляд.

Сен-Симон, свидетель своего времени (1675-1755)

Сын фаворита Людовика XIII, Луи де Рувруа, герцог де Сен-Симон, сделавший короткую военную карьеру, в 1695 году женится на дочери маршала де Лоржа. Придворный, отличающийся живым умом, тонкий и проницательный наблюдатель, приверженец этикета, Сен-Симон защищает права герцогов и пэров. Благодаря герцогу Орлеанскому он делает политическую карьеру во времена регентства, будучи членом Совета регентства и послом в Мадриде. В последние, годы жизни, с 1739 по 1750 год, используя свои заметки и «Дневник» Данжо, Сен-Симон издает «Мемуары», документальная ценность которых не знает равных: под его пером оживает замкнутый, персональный мир героев двора Людовика XIV. Фанатик системы рангов, тоскующий по временам монархов, окруженных крупными вассалами, он часто несправедлив по отношению к Людовику и его окружению. С его ненавистью к королю может сравниться лишь едкость герцогини Орлеанской, однако его свидетельства, богатые, точные, полные красок, бесценны. Оригинальный, живой стиль Сен-Симона, его яркий и образный язык по праву возводят автора «Мемуаров» в ранг гениев французской словесности.

Культ короля

В отличие от Эскуриала, огромного дворца Филиппа II Испанского, Версаль не был выстроен вокруг своей часовни: она меняла расположение множество раз. Последняя версальская часовня, созданная Жюлем Ардуэноммансаром, появилась в период 1689-1710 годов. Тем не менее под лоском ханжества, царящего главным образом среди придворных, можно разглядеть начавшуюся секуляризацию власти. Кто при дворе еще верит в «чудотворные» свойства короля, который каждый год неукоснительно выполняет свои обязанности «чудотворца», прикасаясь к больным золотухой?

Однако до отказа от сакрального еще далеко! На самом деле объектом поклонения становится персона самого короля! Он – великий жрец божественного таинства, которому верные слуги воскуряют фимиам льстивых речей. Наисправедливейший судья Людовик вознаграждает и наказывает, подобно всемогущему богу. Никогда еще обожествление монархии, в котором принимает участие и духовенство во главе с Боссюэ, не заходило столь далеко. Королевское ложе превращается чуть ли не в церковный алтарь: у него останавливаются даже в отсутствие короля, дабы поклониться ему, подобно тому как склоняются перед святыми дарами… Все эти правила и церемонии суть явное проявление королевского величия.

Вознаграждение-наказание

В апреле 1702 года Сен-Симон, недовольный тем, что его не повысили в чине (ему была обещана должность бригадного генерала), увольняется из армии «по состоянию здоровья». Людовик XIV этим крайне недоволен. «Ну что ж, сударь, – слышит от него Шамийяр, – вот и еще один человек покинул нас!» В свою очередь, когда Маленький герцог участвует, как обычно, в церемонии отхода ко сну, король впервые за все это время велит ему держать канделябр. Великолепный жест! Королевская милость, вызвавшая зависть двора, в действительности была немым упреком…

Придворные

Быть придворным – дело непростое. Завидующий, наблюдающий, человек при дворе должен постоянно бороться, чтобы избежать западни, удержаться в своем положении и сохранить благорасположение короля. В дворцовых джунглях, где царит дух интриг и соперничества, ударов ниже пояса предостаточно. Угроза забвения или утраты королевской благосклонности вынуждает придворного разрабатывать настоящие стратегии ради того, чтобы снискать взгляд Его Величества, его фаворитки или одного из министров. В подобном соревновании невозможно победить, не будучи бдительным: придворному следует быть в курсе всех событий и кулуарных сплетен, ему нужно вступать в союз с могущественными людьми и аккуратно избегать тех, кто впал в немилость. «Воздержитесь от общения с госпожой де Монтеспан или госпожой Лозен, – пишет осторожная госпожа де Ментенон своему брату, – в противном случае о вас скажут, что вы ищете знакомства с „недовольными"». Помимо этого, придворный должен уметь владеть собой: это единственное средство сохранить власть над другими.

Жизнь при дворе вынуждает всех, кто хочет удержать свой статус, входить в излишние расходы: частный особняк, кареты, лошади, великолепные туалеты, слуги – ради всего этого приходится влезать в долги, пускать в ход все свои средства и постоянно хлопотать о пенсиях и милостях, лишь усиливающих зависимость придворного от своего правителя.

«Одомашненное» дворянство

Придворный быстро усваивает золотое правило двора: чтобы быть, нужно блистать – чтобы блистать, нужно иметь – чтобы иметь, нужно нравиться! Установив придворную иерархию дворянства, «подневольного по доброй воле», Людовик XIV «одомашнил» его, лишив его представителей политической автономии. Во время его правления двор становится эффективной системой надзора за великими мира сего. После помилования принц Конде, отказавшись от своих честолюбивых амбиций, верно служит своему хозяину. Его сын Анри Жюль, большой ходатай, томится в ожидании королевского приема наравне с другими придворными. Однако в Шантийи у этого семейства есть собственный, довольно эклектичный двор, сторонящийся версальского общества, и Конде дарует милости своим собственным сотрапезникам. Впрочем, высшая знать пользуется львиной долей налогового капитала, который по-прежнему служит финансовой опорой монархии, и не упускает своего при распределении доходов, поступающих из провинций. Разумеется, версальский двор привлекает к себе не всю знать. Принимая во внимание систему «проживания в течение трех месяцев», двор в лучшем случае принимает в своих стенах от восьми до десяти тысяч дворян, то есть 4-5% членов второго сословия. Три тысячи дворян живут в замках, другие обитают в городах. Провинциальная знать понимает, что ей необходимо как можно скорее привить себе вкусы и нравы столичного двора. Правила хорошего тона и хорошего вкуса, введенные дворцом Солнца, постепенно распространяются среди дворянских слоев королевства.

За кулисами дворцовых декораций

Великий век – эпоха контрастов и светотеней – далек от того, чтобы избавиться от средневековых страхов и суеверий. На дне Парижа, скрытого от глаз утонченного галантного общества блистательными дворцовыми декорациями, обитают колдуны, ведьмы и алхимики, совершающие омерзительные преступления и святотатства. О взаимопроникновении этих двух миров может поведать курьезное «дело о ядах».

«Дело о ядах»

Процесс маркизы де Бренвилье, начатый в 1676 году, – всего лишь мрачная прелюдия к основному действию. В момент казни на Гревской площади эта алчная порочная женщина, отравившая отца и двух братьев и пытавшаяся убить сестру, мужа и дочь, признается в том, что «в этой отвратительной торговле ядом» замешаны многие, в том числе и «состоятельные люди». Правда, маркиза не сообщает их имен.

Через три месяца произведен арест двух колдуний Босс и Вигуре, а затем, спустя немного времени, задержана Екатерина Монвуазен, так называемая «мамаша Вуазен». Признания и показания задержанных раскрывают истинные масштабы драмы. Оказывается, Париж наводнен ведьмами, алхимиками, акушерками и порочными служителями культа, которые входят в уголовные банды, соперничающие между собой в той или иной степени. У этих группировок есть своя сложная сеть «филиалов», охватившая провинции, рассадники костоправов и колдунов на любой вкус.

Торговля ядами

Чаще всего подобной торговлей занимается мелкий люд: прачки, старьевщики или торговцы фруктами. Не брезгуют ею и маргиналы (беглые слуги, солдаты-дезертиры и даже дворяне, поставленные вне закона), промышляющие всевозможными видами прибыльных продаж: черной магией, поисками сокровищ, продажей чудодейственных мазей, абортивных микстур и ядов, например знаменитого «порошка наследства». Порой шарлатаны занимаются своим уголовным бизнесом, прикрываясь магическими ритуалами; некоторые священники, как, например, аббат Коттон или Гибур, подписывают соглашения с дьяволом, продают освященные облатки, по заказу проводят черные мессы и сатанинские церемонии, в ходе которых порой приносят в жертву младенцев. Чтобы расследовать преступления подобного рода, в апреле 1679 года король учреждает в Арсенале особый суд, главным докладчиком которого становится не кто иной, как главный наместник полиции Лареньи. За три года эта «Огненная палата» выпускает триста декретов об аресте, помещает в тюрьмы около двухсот человек и выносит сотню приговоров, тридцать шесть из которых приведены в исполнение.

Очерненный двор

Прорицатели, колдуны и отравители набирают клиентов среди зажиточных людей, в том числе и в рядах дворянства шпаги и мантии: так, к их услугам прибегают графиня де Суассон, принцесса де Тенгри, герцогини де Буйон и де Вивонн… Некоторые мечтают стать фаворитками короля. По чьему-то навету в тюрьму на недолгое время попадает маршал Люксембургский, обвиненный в сделке с дьяволом. Даже Расин заподозрен в том, что он отравил свою любовницу, актрису Дюпар.

В июле 1680 года дочь «мамаши Вуазен» признается, что ей было поручено передать королю в Сен-Жермене прошение, прописанное жесточайшим ядом. При помощи двух сообщниц она должна была уничтожить и юную любовницу короля, мадемуазель де Фонтанж. Обвинительница дает понять, что в обоих случаях в дело была замешана госпожа де Монтеспан, но «мамаша Вуазен», казненная в феврале, разумеется, не может это подтвердить или опровергнуть. Со своей стороны, аббат Гибур сознается в том, что он вел черные мессы в присутствии женщины в вуали, которая, как ему сказали, была госпожой де Монтеспан. Подобные обвинения судьи слышат и от других ведьм и колдунов, однако их показания требуют подтверждения.

Последствия дела

Сегодня большинство историков уверены в том, что госпожа де Монтеспан доставала возбуждающие средства (чтобы давать их королю без его ведома), однако другие обвинения не вызывают у них доверия. То, что она принимала участие в черных мессах, точно не установлено. Двойная попытка отравления короля и мадемуазель де Фонтанж была делом рук ее камеристки, мадемуазель Дезейе, жертвы одной из многочисленных интрижек короля. Людовик XIV, ошеломленный разоблачениями «Огненной палаты», остерегается произвести арест или даже заслушать дело о «гордячке Мортемар», предпочитая сомнение истине. Тем не менее король не бездействует: королевским указом о заточении без суда и следствия он помещает в отдаленные крепости тех, кто осмелился произнести подобные обвинения в адрес матери его узаконенных детей. Там они будут пребывать до конца своей жизни.

Страх перед цареубийством

«Дело о ядах» разоблачило множество заговоров, участники которых покушались на жизнь короля. Во главе одного из них стоял Пинон дю Мартуа, советник парламента, разорившийся в результате падении Фуке: он намеревался умертвить монарха при помощи ядовитого отвара, изготовленного двумя пастухами, известными своими смертоносными зельями. На самом деле над Людовиком XIV, как и над его предком Генрихом IV, постоянно нависала угроза покушения на его жизнь. Убить короля, наместника Бога на земле, отца всех народов, краеугольный камень собора, называемого обществом, было в те времена самым гнусным преступлением. Оно неотвязно преследовало правителей, вызывая у них страх, оправдывая их беспощадные действия. При малейшем подозрительном жесте или сомнительной реплике королевская полиция бросала подозреваемого в подземные застенки. Вскоре под замком оказались и мифоманы с сумасшедшими, в силу того что они произносили угрозы или даже разоблачали воображаемые заговоры. Этот страх перед тем, что касается преступления, связанного с оскорблением величества, в большей степени объясняет атмосферу тайны, которой была окружена полиция, тогда как она, в свою очередь, объясняет причины столь страстной критики, направленной против произвола, начавшегося в XVIIf веке.

Жан Кардель

В ноябре 1685 года, спустя немного времени после отмены Нантского эдикта, Жан Кардель – французский торговец-протестант, живущий в Мангейме, – обвинен, без каких-либо доказательств, одним из своих братьев по вере в заговоре против «священной персоны Его Величества». Схваченный солдатами, он отправлен в Бастилию. Пфальцский курфюрст высказывается против незаконного вторжения на свою территорию, но принимает доводы Людовика: все коронованные особы солидарны в борьбе против преступления, направленного на «оскорбление Величества». Жан Кардель проведет в Бастилии тридцать лет, где и умрет; удерживать в тюрьме его будут лишь на том основании, что он является подозреваемым.

ГЛАВА IX.
РЕЛИГИОЗНЫЕ РАСПРИ (1679-1685)

Исключительное положение Франции

Эдикт Фонтенбло от 17 октября 1685 года, отменяющий Нантский эдикт и запрещающий публичное отправление протестантской религии (названной «религией, именующей себя реформированной», или R.P.R., согласно выражению того времени), вне всякого сомнения, был наиглавнейшей ошибкой Людовика XIV. Каким образом и в каких условиях было принято подобное решение?

Религиозный дуализм

Современному обществу, избравшему принцип свободы убеждений и вероисповедания, входящий в основные права и законы, трудно представить – а еще сложнее понять – тот энтузиазм, с каким французское общество (не только католическое духовенство, но и общая масса французов) встретило этот эдикт. Люди Великого века, действительно, не стремятся поддерживать идею религиозной толерантности. В народном сознании, отмеченном печатью религиозных войн, подобная идея ассоциируется с фактором социального разрушения. Нантский эдикт, принятый во Франции, придал ей исключительное во всей Европе положение, сделав ее единственным государством, узаконившим религиозный дуализм. Конечно, религиозная свобода во французском королевстве сильно ограничена: общество позволяет исповедовать идеи Кальвина или Лютера, но отказывает в праве свободного вероисповедания другим религиям. Так, с присутствием еврейских общин, объекта явного остракизма, мирятся лишь в некоторых городах (Мец, Марсель, Бордо…). С другой стороны, к религиозной ситуации, сложившейся в других европейских странах, в полной мере подходит знаменитая поговорка «Cujus regio, ejus religio» («Чья власть, того и вера»). Религиозные меньшинства изгоняются из общества или преследуются. В Соединенных Провинциях католики становятся мишенью многочисленных дискриминационных действий; в Англии в конце 1678 года под предлогом «папистского заговора» на католиков обрушивается волна гонений и преследований. Очевидно, что в подобных условиях большая часть французского общества считает эдикт Генриха IV компромиссом, от которого пришло время отказаться…

Положение протестантизма

После подписания в Алэ «Эдикта милости», лишившего в 1629 году гугенотов их политических прав и гарантов безопасности, протестантизм, утратив добрую часть своего прозелитизма, стал менее динамичным. Он замыкается в себе, держа оборону, но оставаясь при этом жизнеспособным в интеллектуальном отношении. Его церковная организация, включающая в свою структуру собрания, провинциальные синоды и национальный синод, стоит на прочной платформе. Все это, по мнению католической оппозиции, несет в себе угрозу. Протестантизм становится инородным телом в организме монархии, отпечатком «республиканского духа», вскормленного опасными идеями, идущими из Женевы, Амстердама или Лондона. В некоторых регионах – например, в Онисе или Нижнем Лангедоке – протестантизм занимает доминирующую позицию; в откупных и финансовых ведомствах ему также отведено значительное места. Общая масса протестантов – отнюдь не скромные бедные крестьяне! «Еретические» убеждения разделяет высшая придворная знать или люда, приближенные ко двору: герцог де Лафорс, маршалы Тюренн и Шомберг, командующий военно-морским флотом Дюкен…

Процесс подавления

Отмена Нантского эдикта долгое время считалась прямым следствием возвращения Людовика XIV к религии. Действительно, начиная с 1679 года, под влиянием госпожи де Ментенон, Боссюэ и преподобного отца Лашеза король становится благочестивым и набожным. Он прилежен в исполнении религиозных обязанностей, он ходит на мессы, причащается и участвует в церемониях поклонения святым дарам. Говоря словами Сен-Симона и нескольких других свидетелей эпохи, король, дабы искупить прежние грехи, решил покаяться «за счет гугенотов». Сегодня историки отходят от этой гипотезы, несколько упрощающей реальное положение вещей. В действительности «эдикт Фонтенбло» не был следствием «обращения в веру» Людовика – он был результатом длительного процесса подавления, движущей силой которого, впрочем, король не являлся. Общественное мнение, государственные органы, парламенты, провинциальные штаты (особенно провинциальные штаты Лангедока), черное и белое духовенство – все эти общественные силы желали подавления кальвинизма, и каждая из них с удивительным упорством и неистовством добивалась поставленной цели.

Вездесущий остракизм

Таким образом, постепенно вырабатывается целый свод правил, ущемляющих религиозные права протестантов: так, им запрещено петь псалмы на улицах или проводить похороны (которые проходят за пределами католических кладбищ) в дневное время. Храмы, построенные со времен Нантского эдикта, разрушают. «Иноверцев» отстраняют от некоторых профессий: отныне они не могут быть членами правительственных органов, адвокатами, врачами, наборщиками или книгопечатниками… «Перебежчики», напротив, получают обильные вознаграждения и пенсии. Значительно ослабляет позиции протестантов при дворе обращение в католическую веру Тюренна в 1668 году. С 1676 года начинают свою работу «Кассы обращенных», поддержанные духовенством и возглавленные обращенным гугенотом Полем Пеллиссоном: они предоставляют денежную помощь обездоленным протестантам, которые стали «добрыми католиками». Эти действия не привели к значительным результатам.

Новая волна преследований янсенистов

После Нимвегенского мира король, как кажется, твердо намерен привести королевство к религиозной унификации. В жертву этому решению принесены не только протестанты: под прицел попадают и янсенисты. Гонения продолжаются с 1661 по 1668 год. От монахинь Пор-Рояля требуют подписать формуляр, изданный генеральной ассамблеей духовенства в 1657 году; в нем утверждается, что в «Августине» Янсения содержатся пять доктринально осужденных постулатов. Они соглашаются сделать это лишь при одном условии: формуляр будет снабжен соответствующей оговоркой, которая на самом деле обесценивает их добровольное обязательство. Ардуэн де Перефикс, архиепископ Парижский, бывший наставник короля, ожесточенно нападает на тех, кого он считает бунтовщиками. В августе некоторые из них отосланы в разные монастыри, однако их сторону принимают четыре члена епископата. Кризис оказывается столь сильным, что в Риме опасаются раскола. Ослабить конфликт удается в 1668 году новому папе Клименту IX. Начавшийся с этого момента период, который называют Церковным или Климентским миром, продлится десять лет; за это время августинианство во всех его видах будет развиваться «в подполье», в частности в судейской среде и в приходских семинариях. Однако в мае 1678 года монсеньор Франсуа де Арле де Шанваллон, наследник Перефикса, велит изгнать из Пор-Рояль-де-Шан духовников, послушниц и воспитанниц, оставляя в аббатстве лишь последних монахинь. Великий Арно, Ленен де Тильмон и Леметр де Саси, духовник монахинь Пор-Рояля, отправляются в изгнание.

Участь протестантов

У сторонников «религии, именующей себя реформированной» при дворе есть свой официальный представитель, именующийся «главным представителем протестантской Церкви». С 1668 года все прошения, представленные Совету и касающиеся гугенотов, проходят через него, поскольку король отказывается принять синодальные делегации. Должность эта поручена лояльному дворянину, генерал-лейтенанту королевской армии Анри де Массюэ, маркизу де Рювиньи. К сожалению, к мнению этого достойного человека мало кто прислушивается, а ему не удается пробить ту стену из лести, что возведена вокруг короля. После своей отставки он находит убежище в Англии, где умирает четыре года спустя. Очередная волна притеснений обрушивается на гугенотов в 1680 году. Отныне они не могут состоять на службе у короля или сеньора, им недоступны свободные профессии. Им запрещено заниматься некоторыми ремеслами, связанными с торговлей, а пасторы не имеют права исполнять свои обязанности на одном и том же месте более трех лет.

Начало «драгонад»

1681 год – время первых «драгонад». Метод прост. В то время из-за нехватки казарм войска, как известно, останавливались на постой в домах местного населения. Интендант Пуату Рене де Марийяк освобождает от этого «налога» тех, кто обратился в католическую веру, предоставляя им два года «отсрочки». Иными словами, он полностью освобождает от этой повинности католиков и взваливает всю тяжесть размещения драгунских войск на плечи протестантских семей. Драгуны, поселившись у «еретиков», ведут себя не хуже завоевателей в военное время, опустошая их подвалы, разоряя птичьи дворы и притесняя хозяев. Отречения, вызванные подобными действиями, еще сильнее отягчают бремя непокорных протестантов, ибо они вынуждены размещать у себя всех оставшихся солдат.

Англия, Дания и Соединенные Провинции осуждают подобные методы, возражает против них и главный представитель протестантской Церкви Рювиньи. Рене де Марийяк, неоднократно получавший выговоры, в конечном счете смещен со своей должности. Король, до которого долетело лишь отдаленное эхо всех этих событий, порицает бесчинства «драгонад», но его намерение «искоренить ересь» все же остается непоколебимым.

«Дело о регалиях»

Генеральная ассамблея духовенства, проводившаяся раз в пять лет, неустанно призывает короля покончить с Нантским эдиктом, с «этой злосчастной свободой совести, разрушающей свободу детей Господа». Людовик XIV, до сего момента сопротивлявшийся сильному давлению со стороны французской Церкви, теперь нуждается в ее поддержке: он вступил в конфликт с папством по поводу «регалий», старинного закона, который позволяет королю взимать доходы вакантных епископств вплоть до назначения нового епископа, а также самому определять претендентов на сан каноника капитула. В феврале 1673 года королевская декларация, внушенная Парижским парламентом, распространяет право регалии на епископства, расположенные на юге Франции и не находящиеся под юрисдикцией короля. Подобные действия кажутся неприемлемыми лишь двум прелатам, сочувствующим янсенистам: монсеньору Павийону, епископу Алэ, и монсеньору де Коле, епископу Памье. Бурная ссора принимает парадоксальный оборот: иезуиты выступают против Рима в защиту галликанской Церкви, а янсенисты, множество раз осужденные Святым престолом, напротив, взывают к нему! В своих трех бреве, обнародованных в период с 1678 по 1680 год, Иннокентий XI приказывает королю отказаться от своих намерений и отменить декларацию, но духовенство Франции стоит на стороне Людовика. С одной и с другой стороны слышны угрозы об отлучении от церкви. Спор ожесточается. Король и папа вновь стоят на грани разрыва.

Чрезвычайная ассамблея духовенства

Заручившись поддержкой своего духовенства, король решает играть против Рима картой галликанства и довести игру до победного конца. На начало ноября 1681 года намечено чрезвычайное заседание генеральной ассамблеи духовенства. Открывая заседание, новый епископ Мо, Жак-Бенинь Боссюэ, произносит вступительную речь. В обмен на некоторые ограничения прав короля, предложенные архиепископом Реймса (монсеньором Шарлем Морисом Летелье), ассамблея дает согласие на действие регалии во всем королевстве. Однако Иннокентий XI не собирается идти на компромисс. Тогда, 19 марта 1682 года, ассамблея единодушно принимает «Декларацию духовенства Франции о церковной власти». Так на свет появляются знаменитые «Четыре Статьи».

Жак-Бенинь Боссюэ (1627-1704)

Родившийся в Дижоне, в семье должностного лица, Боссюэ обучается в коллегии иезуитов, а затем в Наваррском коллеже в Париже. Член Общества Святых Даров, он посещает духовные собрания Венсана де Поля, после чего в 1652 году рукоположен в сан священника. Будучи архидиаконом Меца, он отличается своим миссионерским энтузиазмом, его удивительные проповеди пленяют слушателей ораторской торжественностью, простотой риторики и теологической ясностью. С 1660 года он не раз проповедует при дворе во время постов и периодов, предшествующих Рождеству. Боссюэ в совершенстве владеет искусством погребальных речей: среди его шедевров – погребальная проповедь на смерть Анны Австрийской, Генриетты Английской, королевы Марии-Терезы и Великого Конде. В 1669 году он становится епископом Кондомским, после чего ему суждено стать наставником Великого Дофина. В 1675 году он пытается разлучить короля и госпожу де Монтеспан. Наконец, 2 мая 1681 года он назначен епископом Мо.

Декларация «Четырех Статей»