Текст книги "А еще я танцую"

Автор книги: Жан-Клод Мурлева

Соавторы: Анн-Лор Бонду
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И поосторожнее со шнапсом!

Зато Моцарт и «Реквием» не вызывают у меня никаких возражений. Это вам можно. Это хорошо. Противопоказаний не выявлено. Чего не могу сказать о себе. Несколько раз меня посещала дурная мысль писать под великую музыку, и я поддавался искушению. Ощущение во время работы было такое, что я – гений. Правда, потом, когда я перечитывал написанное (в тишине), оно сменялось на прямо противоположное. Это примерно то же, что лететь самолетом: летишь не ты, а самолет.

Впрочем, речь не обо мне. Сейчас у нас на повестке дня один срочный вопрос – вы и ваш банкир. Если не хотите иметь бледный вид, заранее наведите справки – что за пьесу будете смотреть. Только не переусердствуйте, не то он решит, что вы зануда. Найдите золотую середину. Типа: я интеллигентная женщина, но не выпячиваю свою интеллигентность.

Если после спектакля он (что вероятно; а вернее, более чем вероятно) пригласит вас к себе чего-нибудь выпить на прощанье, умоляю: не соглашайтесь сразу. Сделайте вид, что колеблетесь. Двух секунд будет вполне достаточно. Лично на меня мгновенное согласие производит ужасающее впечатление. Должен признаться, что профурсетки всегда меня пугали.

Ева звонит. Прощаюсь, но ненадолго.

Пьер-Мари, тренер

26 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина, это опять я. Наконец-то никто не дергает. В доме тепло. На душе покой. В желудке – тарелка прекрасных горячих спагетти. Там же – бутылка пива «Хайнекен» объемом 0,33 литра. И я в вашем полном распоряжении.

С чего начнем? У меня такое впечатление, что наши брошенные цыплята размножаются со страшной скоростью и разбредаются кто куда. Например: что это за кабинет, о котором вы упоминаете в своем письме от 11 марта? Меня давно интересует этот вопрос.

Но сначала я хотел бы вернуться к нотации, которую вы прочитали мне в тот самый день. Не спорю, я ее заслужил, потому что повел себя как баран, но позвольте сказать пару слов в свое оправдание. Вы ни в коем случае не являетесь персонажем романа. Вы ЖИВАЯ (именно так, заглавными буквами). Да, вы существуете во всей своей целостности и полноте (прошу прощения, но это слово не имеет отношения к вашему телосложению; я употребил бы его, даже если бы вы были худышкой). Кстати, в скобках (я презираю многоточия, но злоупотребляю скобками; с другой стороны, кто без греха? К тому же, согласитесь, скобки кое-что добавляют к тексту, тогда как многоточия, напротив, его чего-то лишают). Итак, в скобках. Позвольте задать вам чудовищно нескромный вопрос. Если я осмеливаюсь его сформулировать, то только потому, что догадываюсь, как вы не любите запретных тем, следовательно, не должны на меня обидеться. Ладно, довольно ходить вокруг да около. Сколько вы весите? Понимаю, звучит глупо. С какой стати мне интересоваться вашим весом? Но, видите ли, с тех пор, как вы мне написали: «Я высокая и толстая», мне не дает покоя вопрос: насколько? Какой у вас рост? 1 метр 78 сантиметров или 1 метр 92 сантиметра, как у меня? Это ведь разные вещи. Вы весите 81 килограмм или 156 килограммов? Ну вот, спросил. Можете не отвечать. Скобка – толстая – закрывается. Я ведь вас никогда не видел и не слышал вашего голоса. Для меня вы – черные буковки на экране монитора плюс плод моей фантазии. Только, пожалуйста, не взнуздывайте снова лошадь своего гнева (ух ты, красиво получилось, надо будет вставить в будущий роман – если будущий роман когда-нибудь будет). Я для вас – тоже абстракция, хотя вы можете посмотреть на мои фотографии. Но вы же знаете, что в реальности человек, слава богу, может не иметь ничего общего со своими фотографиями.

А теперь самое интересное. Наверное, я действительно разбирал вас по косточкам, как персонаж романа, но известно ли вам, что ту же самую процедуру я постоянно проделываю сам над собой? Видимо, поэтому мне и удается двигаться по жизни, оставаясь более или менее целым и невредимым. Какие бы беды и горести ни сваливались мне на голову, у меня всегда есть последнее утешение: я смогу их описать. Видоизменить и превратить в сырье для своего искусства. И испытать наслаждение, если я сделаю это хорошо. Главный смысл моей жизни, Аделина, в сочинительстве. Я должен просить за это прощения?

Пока что этой алхимии не поддалось одно-единственное несчастье, и вы знаете какое.

Иногда по ночам, в полусне, я ощущаю, что рядом со мной кто-то есть. Я слышу, как этот кто-то тихонько ворочается, чувствую исходящее от него тепло. Страшный сон кончился, говорю я себе и протягиваю руку, чтобы коснуться Веры, ее плеча, ее бедра, ее живота, и натыкаюсь на своего высокомерного кота, решившего нанести мне визит – такой у него возник каприз.

Горячо обнимаю вас, Аделина, и желаю вам провести прекрасный римский вечер.

Пьер-Мари

P. S. Я счастлив, что моя «Сумеречная мелодия» при перечитывании вас не разочаровала.

Р. Р. S. Время от времени я поглядываю на самого крупного из наших потерянных цыплят. Вон он, лежит в большом конверте на нижней полке моего книжного шкафа. Я заворожен его неподвижностью.

26 марта 2013 От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Из-за Моцарта и шнапса я вчера легла спать очень поздно. Не знаю, который из этой парочки виноват больше, но утром, глянув на себя в зеркало, я ужаснулась. Поэтому выслать вам свое фото сегодня никак не смогу, вы уж извините. Если мой «римский», как вы выражаетесь, вечер обернется полным фиаско, я это как-нибудь переживу. Но если я вдобавок ко всему лишусь еще и вашей дружбы, то это будет уже слишком. Поэтому позвольте мне пока выйти за боковую линию, то есть проигнорировать ваш вопрос (жестокий и прямой, но законный) о том, сколько я вешу. Обещаю, что обязательно на него отвечу. Позже, когда поднакоплю сил для хорошего удара.

Сейчас 17:00. Значит, у меня есть два часа, чтобы сотворить чудо красоты. Вообще-то говоря, мне бы давно следовало приступить к решению проблемы (проделать комплекс упражнений для брюшного пресса, нанести на лицо огуречную маску, приготовить отвар черной редьки), но вместо этого я пишу вам, попивая кофе и дымя сигаретой. Это очень дурно! Я должна повернуться лицом к реальной жизни, но по-прежнему отдаю предпочтение «черным буковкам» нашей переписки. Ай-ай-ай! Как нехорошо.

Ладно, вы уже все поняли. Ну не горит во мне нынче вечером огнь желанья. Сижу потухшая, растрепанная и жалкая. Что было вполне предсказуемо.

По результатам проверки сегодняшняя пьеса называется «Любовь – это блюдо, которое подают горячим». Автор – некто Никола Дюмениль. Углублять поиски я не решилась – уж больно отдает халтурой. Утешаюсь тем, что мой банкир – не сноб и не педант, так что головная боль мне не грозит. Что касается вашего совета относительно того, что хорошо воспитанная женщина должна встречать пресловутое предложение «зайти чего-нибудь выпить» легким колебанием, не думаю, что он мне пригодится: пожалуй, я обойдусь водой. Буду трезвой как стекло. Недоступной и загадочной. Что скажете?

Пьер-Мари, где вы откопали словечко «профурсетки»? Смотались за ним в XIX век? Может, вы еще свитер называете фуфайкой, а шарф – кашне? Объясните, бога ради!

Возвращаясь к нашим брошенным цыплятам.

Перед препятствием, на котором написано «Мой вес», я отступила, это правда, зато попытаюсь взять другое и расскажу вам, чем я занималась в своем «кабинете», пока не вывесила на двери табличку «Меня нет по случаю похорон». Обычно я настораживаюсь, когда меня спрашивают, кем я работаю, и вы сейчас поймете почему. Довериться вам меня побуждает великолепная история про снег и кипящий чайник – помните, когда отец возил вас к знахарке, умеющей заговаривать ожоги? Вы выросли в деревне, и ваши успехи не сделали из вас парижанина. Кроме того, вы говорили, что в поисках Веры обращались к экстрасенсам. Все это доказывает, что вы способны на восприятие тонких материй, на признание того, что не все можно объяснить рационально и что наше тело обладает тайным знанием, которого лишен разум.

Так вот, Пьер-Мари. На табличке, прикрученной к дверям моего кабинета, я выгравировала: «Аделина Пармелан. Консультант».

Звучит обтекаемо, банально и каши не просит.

Но молва сделала свое дело, и скоро местные жители узнали, что прячется за безликим словом.

Они стали приходить ко мне в надежде, что я помогу им разогнать окружающий их туман, принять решение, облечь в слова их смутные чувства и обрести хоть немножко веры в себя. Для достижения этих целей я использовала различные приемы: чуть-чуть психологии, чуть-чуть астрологии, чуть-чуть графологии, чуть-чуть колдовства. Например, гадала на картах. Я внимательно наблюдала за их лицами и поведением, и мне многое открывалось. Я касалась чужих плеч, рук или живота и о многом догадывалась. Я просила их рассказать мне о своих предках, рисовала генеалогические древа, а иногда, если клиенты приходили семьями, устраивала им ролевые игры.

Хоть я и обладаю магистерской степенью в области клинической психиатрии, опиралась я в основном на свое чутье и желание помочь тому или иному конкретному человеку. Мне случалось писать страстные послания от лица слишком робких влюбленных, деловые и рекомендательные письма. Еще я занималась с детьми – именно этого мне сейчас больше всего не хватает. Я читала им сказки, пела им песенки, смотрела, как они играют, учила их танцевать и мириться после ссор. Одним словом, я давала консультации по любым вопросам, включая самые пустяковые. Я стремилась к одному – чтобы люди уходили от меня с улыбкой.

Разумеется, это предполагало, что ко мне можно обратиться в любой момент. И что я сама умею улыбаться.

Но после внезапной смерти матери я больше ни на что не способна. Я сама заблудилась в тумане. Я потеряла то, что ваша знахарка из горной деревушки называла «искрой». Я утратила чутье, разучилась читать по лицам и толковать карточные расклады. Вот почему я стала безработной.

Возможно, «это» ко мне вернется. Или не вернется. Не исключено, что я лишилась «этого» навсегда. Как бы там ни было, сейчас я не в силах заниматься другими людьми. Максимум, на что меня хватает, – это поднести сумку с продуктами, вкрутить лампочку или переброситься с кем-нибудь парой слов.

Я очень много рассказала вам, Пьер-Мари. Не слишком ли много?

Только самые близкие друзья знали о моей оккультной деятельности. Ромен, например (ох, надо поторопиться, через час он за мной заедет!), не в курсе дела. Мне показалось, что банкиру (даже милому и с юмором) не понять, о чем речь, поэтому я сказала ему, что в настоящий момент меняю профессию. И очень может быть, что я даже не покривила душой.

Мадам Солей^[8] из меня никудышная: я понятия не имею, что мне готовит будущее – не только далекое, но и ближайшее, а именно сегодняшний вечер. Наверняка могу утверждать одно: ваша Аделина – трусиха. Черное белье лежит в кресле напротив меня. Шелковые стринги и шуршащий бюстгальтер. Ну вот, меня уже мутит. Не иначе, предчувствие «испытания огнем». Смелее, Аделина!

Прежде чем проститься, хочу сказать вам, что я была бы рада помочь вам перевернуть страницу, на которой написано «Вера». Если в некоторых своих письмах я позволяла себе вас ущипнуть, то только потому, что слишком хорошо понимаю вашу боль. Читая о том, как вы просыпаетесь среди ночи с ощущением того, что она рядом, я чувствовала, как у меня сжимается сердце. Если эту боль нельзя растворить в сочинительстве, значит, надо придумать что-то еще. (Только – дружеский совет – избегайте шнапса.) Мне пора под душ, но я все-таки успеваю набросать вам короткий список: спорт, путешествия, религия, йога, любительский театр, шопинг. И крайнее средство – другие женщины. Или даже мужчины – чтобы переключиться.

Только не бросайте меня, дорогой мой тренер. Завтра утром вы будете нужны мне позарез. Не обещаю, что расскажу вам все, но о пьесе Никола Дюмениля дам полный отчет. «Любовь – это блюдо, которое подают горячим» – помните об этом!

Ваша шуршащая Аделина

Р. S. А что вы собираетесь делать сегодня вечером?

27 марта 2013

От кого: Жози Валлардье

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Это Жози. Вчера вечером Макса опять положили в больницу. У него были жуткие боли, он совсем перестал спать, вот я его и отвезла. Оставили на обследование. Надеюсь, найдут, что там у него не так. А меня он пока попросил проверять его почту, чем я сейчас и занимаюсь.

На самом деле я и сама собиралась тебе написать, мне надо кое о чем тебе рассказать, но с Максом и его операцией стало не до того.

Помнишь Лисбет, мою подругу? Вы с ней познакомились в Бандоле, мы там вместе отдыхали? Это было давно, но, по-моему, вы с ней друг другу понравились. Во всяком случае, ты ей точно – после Бандоля она прочла все твои книги. Так вот, у нее (она тебе, наверное, говорила, что она ярая общественница) возник план поставить силами своей ассоциации спектакль, и, представь себе, она задумала сделать пьесу из твоего «Возвращения зверя». Это самый короткий из твоих романов, кроме того, там все действие происходит в закрытом помещении, поэтому она решила, что должно получиться просто отлично. Она начала адаптировать текст (раньше она работала в школе учительницей французского и обожает тексты) и уже несколько недель донимает меня, чтобы я у тебя спросила, не возражаешь ли ты. Конечно, это будет любительская постановка, но она хочет, чтобы все было на уровне. Ты не против, если я дам ей твой имейл? Она тебе напишет, и вы сможете обсудить все напрямую. Еще я подумала, что, если этот план осуществится, у тебя будет прекрасный предлог приехать к нам в гости.

Пока я тебя не приглашаю.

У нас последние несколько месяцев все не очень-то ладится. Ты сам догадался, что Макс в ужасном настроении. Еще бы, он привык каждый день проезжать по тридцать километров на велосипеде, а по воскресеньям играть с Ришаром и Лулу в этот чертов гольф. Врачи говорят, к лету он должен подняться на ноги. Я очень на это надеюсь. Вообразить себе, что Макс будет спокойно сидеть на веранде в инвалидном кресле и читать книжки, попросту невозможно! Сегодня утром отнесла ему свежий номер «Экип» – это еще прокатывает, но в остальном… Его не переделать.

До чего странно, что Ева разводится. Когда я узнала, что она выходит замуж, вдруг почувствовала себя старухой, а теперь еще это… Да, наши дети давно уже не дети, я все никак к этому не привыкну. Я ведь ее помню девочкой с косичками и в носочках!

У нашей все по-прежнему: путешествует, работает, но никакого будущего зятя на горизонте.

Жду твоего ответа насчет Лисбет.

Обнимаю крепко.

Жози

27 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогой шуршунчик!

Вы хотите, чтобы я забрался на театральные подмостки? Сразу видно, что вы плохо меня знаете. Артист должен на 90 процентов состоять из тела и только на 10 – из головы, это каждому известно, а в моем случае пропорция обратная. Я и свою собственную роль сыграть не могу. Каждое публичное вручение очередной премии превращается для меня в пытку. В такие минуты я мечтаю стать меньше ростом, хотя бы сантиметров на пятнадцать, чтобы не чувствовать себя таким неуклюжим. Напрасные упования. Чем больше комплиментов я слышу в свой адрес, тем больше мне хочется исчезнуть. На церемонии вручения Гонкура Вера шепнула мне на ухо со своим прелестным акцентом, способным растворить любую пошлость: «У тебя такой вид, как будто тебе в ж… палку от метлы засунули».

Ладно, как прошел ваш вечер? Про пьесу не спрашиваю. Судя по названию, от нее трудно ждать чего-то хорошего. Месяц назад мне тоже пришлось подвергнуться добровольной муке в соседнем театре. Пьеса называлась «Ну и сюрприз!». Сюрпризов там действительно хватало, можете мне поверить. Сидя в зале, я испытывал то же чувство, какое охватывает меня, когда я ем вегетарианскую пищу. Зачем вы со мной так, думаю я при этом. Что плохого я вам сделал? За что мне это наказание?

Так что меня интересует только, как прошел вечер (видите, как я вам подмигиваю?). Я не требую от вас красочных деталей; этого я себе позволить не могу (хотя как сказать), но доверяю вам настолько, что уверен: я обо всем догадаюсь с полунамека. Впрочем, разве хорошая литература не строится на иносказаниях? Конечно, строится! О, прошу прощения. Сейчас вы меня опять отругаете. И правильно: мы говорим не о литературе, а о подлинной жизни Аделины Пармелан. ЖИВОЙ АДЕЛИНЫ.

Если честно, единственное, что для меня имеет значение, – это чтобы вы сегодня утром не грустили. Вы спрашивали, чем я собирался занять вчерашний вечер. Ну вот. Я сидел на диване и читал исландский детектив. Засиделся далеко за полночь. Но через каждые пятьдесят страниц возвращался мыслями к вам. Как там у вас с вашим банкиром? В каком состоянии я найду свою Аделину завтра утром?

Странное дело. Я вас ни разу не видел, но волновался за вас, как когда-то волновался за своих детей, если у них что-то не ладилось, – даже спать не мог. Хотя почему «когда-то»? Они сейчас взрослые, но разве что-нибудь изменилось? Муж Евы мне не нравился (он умный сутяга и еще устроит ей веселую жизнь, когда будет решаться вопрос, с кем останутся дети), так вот, он мне не нравился, и я рад, что они разводятся, но при виде своей заплаканной несчастной дочери у меня сердце разрывалось. Когда я ее обнимал, ей было не 30 лет, а восемь.

В любом случае успокойте меня и расскажите, что там было, пока я на почве неудовлетворенного любопытства не начал изобретать всевозможные сценарии – от самого радужного до самого ужасного, – рискуя заслужить очередной упрек в том, что превращаю вас в персонаж романа.

Ну ничего себе! «Аделина Пармелан. Консультант». Я только ахнул. А уж когда прочитал продолжение, то и вовсе руками всплеснул. Почему? Потому что в своем предыдущем письме, интересуясь, чем вы занимаетесь, я сначала написал: «Что же у вас за кабинет? Может, вы специалист по хиромантии?» Как видите, я был недалек от истины!

Скажу вам со всей прямотой: слова, которые вы употребляете, – «восприятие тонких материй», «тайное знание», «колдовство», «чутье» – говорят мне о многом. Не потому, что я сам обладаю какими-то сверхъестественными способностями, – я ими не обладаю. Мое ремесло состоит в том, чтобы придумывать истории, но в реальной жизни я, ЖИВОЙ Пьер-Мари Сотто, скорее материалист. Никаких флюидов из атмосферы я не улавливаю. У меня крупные руки с широкими ладонями, но даже если я буду десять часов кряду прикладывать их к больному месту, боль никуда не денется. Я охотно отдал бы все свои литературные премии за дар облегчать чужие страдания, но я его лишен. Может, я и способен исцелять страждущих, но совсем чуть-чуть – при помощи слов, при помощи своего голоса. Поговори со мной.

С верой в эзотерику дело у меня швах, и если я обратился к экстрасенсам, то лишь от отчаяния. Когда все пути официального расследования зашли в тупик, а мои собственные усилия не привели ни к чему, я оказался в полной растерянности. Потому и пошел к экстрасенсам. Результат этой попытки вам известен. Вода? Мы обшарили близлежащие пруды. Испания? Представьте на минутку, как я сажусь в поезд до Мадрида и с фотографией Веры в руке хожу по улицам, приставая к прохожим: «Вы, случайно, не знаете эту женщину?» Вскоре я отощал бы, зарос бородой и невменяемым Дон-Кихотом бродил по Ламанче, пока не свихнулся бы окончательно. «Вы, случайно, не знаете эту женщину?»

И тут появляетесь вы, Аделина.

Поначалу я сам не понимал, чем вызван мой интерес к вам. Разумных объяснений не существовало. Ну, почти не существовало. Но потом появились эти… знаки. Пока я не готов рассказывать вам о них подробнее. Боюсь своими неуклюжими действиями сломать нечто очень хрупкое. Боюсь, что тонкая ниточка, которую я сжимаю пальцами, порвется.

Да, чуть не забыл. Не думаю, что вы утратили свой дар. Я думаю, что в тумане, который, как вам кажется, вас окружает, горит крохотный огонек, и этот огонек связан со мной.

Но пока рано об этом говорить.

У нас весна. В мое окно бьется как безумная синица. Мне больно на нее смотреть.

Обнимаю.

Пьер-Мари Сотто, обеспокоенный тренер

P. S. Ах да, дарственная надпись!

Che, come sole in viso che più trema,

cosi lo rimembrar dal dolce riso

la mente mia da me medesmo scema.

Это строки из «Божественной комедии» Данте. В переводе:

И солнца лик, поднявшись невысоко,

Настолько застлан мягкостью паров,

Что на него спокойно смотрит око.

^[9]

27 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Жози

Дорогая Жози!

Вот ведь беда! С Максом вечно так. Все хохмим, все его подкалываем, а болезнь шутить не любит. Но согласись, с ним по-другому трудно. Второго такого оптимиста и жизнелюба еще поискать. Вот и я, похоже, недооценил ситуацию, а у него все вон как серьезно. Пожалуйста, передай ему от меня привет и попроси прощения. И обязательно напиши, как он будет себя чувствовать. Ему звонить-то в больницу можно? Мобильник у него с собой?

Конечно, я помню Лисбет, Бандоль и наши посиделки на террасе. У меня потом от смеха челюсть болела. Мы тогда, мягко выражаясь, немного перебрали. Она что, правда прочитала все мои книги? Это очень трогательно. Настолько трогательно, что я не представляю, как отказать ей в праве на адаптацию моего романа. Хотя, честно говоря, «Возвращение зверя» в постановке любительского театра – гм, гм (это я прочищаю горло). Ну хорошо. Договоримся так. Я даю разрешение на использование моего текста, но при условии, что меня не заставят смотреть на результат. По моим книгам поставлено десятка полтора спектаклей, из которых мне понравились два, нет, три. Все три – работа профессионалов.

Впрочем, не суть важно. Можешь дать ей мой электронный адрес. Мы с ней обсудим этот вопрос напрямую – в память о террасе в Бандоле и провансальском розовом.

Обнимаю тебя, Жози.

Пьер-Мари

27 марта 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Мой дорогой писатель и тренер!

Подростком я, как многие девчонки, вела дневник. Это была толстая записная книжка со Снуппи на обложке и хилым замочком на обрезе. Незадолго до ее покупки я прочитала дневники Анны Франк и решила, что, следуя ее примеру, тоже буду обращаться к воображаемой подруге. «Дорогая Китти» Анны Франк у меня превратилась в «дорогую Дженни» (скорее всего, позаимствованную из какого-нибудь сериала), которой я посвящала свои огорчения и сомнения, но главным образом – свои мечты о несбыточной любви того или иного одноклассника. «Дорогая Дженни! Сегодня случилось потрясающее событие: мне кажется, он посмотрел на меня, когда я прошла мимо него и встала в очередь в столовой. Честное слово! Подожди, сейчас я все тебе расскажу. Это было офигительно!» Далее на двенадцати страницах следовал рассказ о том, чего не было, утыканный идиотскими восклицательными знаками. В общем, понимаете. С учетом вышеизложенного наивно было бы ожидать от меня умения владеть искусством красноречивых умолчаний. А вы хотите, чтобы я рассказала вам, чем закончился вечер с Роменом, исключительно намеками. Думаете, это просто?

Я попытаюсь, хотя прежде упомяну, что я сегодня в прекрасном настроении. Все утро пела, наводя порядок в своем большом и сыром доме («Summertime», «Oh Happy Days!»), – думаю, вам не надо объяснять зачем. Как бы там ни было, ваша забота меня тронула. Представляю, как вы сидите на диване, закутавшись в плед, и читаете исландский детектив (плед я добавила от себя, чтобы вы не простудились, – видите, я о вас тоже забочусь; кстати, что там с бойлером?), через каждые пятьдесят страниц вспоминая обо мне, и улыбаюсь до ушей.

Заодно кое в чем вам признаюсь. Я вчера тоже весь вечер думала о вас. Это невероятно, но факт. Я радовалась тому, что со мной происходит, но параллельно радовалась – заранее – и тому, что завтра смогу обо всем вам рассказать. Я была с Роменом, но одновременно размышляла, как буду «впаривать» (ну и словечко! сама не знаю, как оно выскочило) вам свою историю. Подобное раздвоение личности случилось со мной впервые в жизни; если задуматься чуть глубже, то возникает вопрос: неужели я согласилась на свидание с банкиром с единственной целью – чтоб было чем вас развлечь? Отсюда логично вытекает и второй вопрос: верно ли, что, деля существование с писателем, ты автоматически подвергаешься риску превратиться в персонаж романа? Может быть, Вера как раз и чувствовала нечто в этом роде? Может, она просто боялась, что вы не в состоянии смотреть на нее иначе, чем через призму литературы? (Я оставляю в стороне других ваших жен, в особенности Пойдем, Котик – вряд ли ее куриный мозг терзали подобные вопросы; счастливая натура…) Как бы там ни было, после вчерашнего я немного лучше понимаю масштаб проблемы, с которой вы столкнулись, Пьер-Мари. Над вами прямо-таки тяготеет проклятие!

С другой стороны, в этом проклятье есть свои неоспоримые преимущества. Если бы мое свидание закончилось катастрофой, одна мысль о том, что мы вместе с вами посмеемся над моей невезучестью, помогла бы мне пережить стыд или огорчение. Кажется, я начинаю понимать, что вы имели в виду, рассуждая о «последнем утешении».

Ладно, довольно пустой болтовни. Приступаю.

Хотя нет, погодите. Прежде я должна объяснить, зачем долгие пять часов вылизывала полы, разбирала коробки с барахлом, пылесосила ковры, намывала туалет и стирала пыль с книжных полок. Сегодня вечером Ромен приглашен ко мне на ужин («Супер!» – сказал бы дневник со Снуппи на обложке). Дома у меня действительно был тот еще бардак, но дело даже не в этом: Ромен признался мне, что у него астма. Мне совсем не хотелось смотреть, как он у меня на глазах сипит от удушья, поэтому я и решила поработать золушкой. И поработала!

Разумеется, я собираюсь приготовить достойный ужин. Иду ва-банк! Дело в том, что он, кажется, гурман – я поняла это вчера вечером после спектакля, когда он затормозил перед одним из лучших в области ресторанов. А я-то, дурочка, еще хвасталась перед ним своими кулинарными талантами – в тот день, когда мы обедали в пивной неподалеку от его банка! Теперь придется принимать вызов. Меню я уже составила, осталось осуществить задуманное, так что пора приниматься за дело.

А вы, Пьер-Мари, что вы любите? В смысле, из еды? Вы как-то упомянули, что питаете отвращение к вегетарианской кухне, а в другой раз сообщили, что на ужин у вас – пустые макароны и пиво. Неужели таков обычный рацион холостяка? Или вам все же случается иногда повязывать фартук и дирижировать оргиастической симфонией?

Нет, нельзя мне говорить про еду. Меня заносит.

Я вам писала, что Ромен еще выше вас? В нем метр 95. Когда-то он занимался регби и фигурой напоминает шкаф. Такого вегетарианским салатиком не накормишь!

Часы показывают, что мне пора на кухню, но я заметила, что из-за своих бесконечных отступлений так ничего вам и не рассказала. Упс. Времени на живописные подробности уже нет, поэтому воспользуюсь телеграфным стилем: пьеса удручающе бездарная – тчк – много и весело смеялись – тчк – держались за руки – тчк – за ужином обменивались многозначительными взглядами – тчк – в машине касались друг друга коленями – тчк – доехали до моего дома – тчк – никакой спешки и легкий поцелуй в момент прощания – тчк – второй поцелуй, уже не такой легкий – тчк – мудрое решение не форсировать события – тчк – учащенное сердцебиение – тчк – приглашение на ужин сегодня вечером – тчк – а там как знать? – тчк!!!

Пьер-Мари, я вынуждена прервать свой отчет, но обещаю, что завтра же еще вам напишу. Доложу, как удались креветки фламбе и шоколадно-фисташковые макарон. И все прочее – в случае, если.

А что вы собираетесь делать вечером? Опять будете сидеть на диване в компании нордического детектива или придумаете что-нибудь получше? За последние несколько дней я стала страшной эгоисткой. Напишите, что новенького у вашей опечаленной дочки, как поживает бойлер и что поделывают синицы.

Обнимаю вас из-за баррикады кастрюль.

Ваш друг Аделина

P. S. Вы в самом деле родились 5 мая 1952 года? (Дату нашла в интернете, но интернету доверять нельзя.) То есть вы Телец?

P. P. S. Спасибо, что перевели дарственную надпись. Очень красиво. Означает ли это, что вы свободно говорите по-итальянски? По-норвежски, наверное, тоже? Это я к тому, что для вас не все потеряно: пусть у вас что-то не ладится, зато вы знаете языки! (Ой, у меня духовка до 180 градусов нагрелась. Простите!)

28 марта 2013

От кого: Жози

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Спасибо, что быстро ответил. Лисбет будет счастлива. Пересылаю тебе ее адрес.

Бегу в больницу к Максу. Отнесу ему мобильник, но ты его знаешь: будет ворчать, что это ни к чему. Но ты ему все-таки позвони. А я ему передам все, что ты просил.

Лисбет – умная женщина, она поймет твое недоверие к своему проекту. Я рада, что ты не забыл, как вы с ней хохотали на террасе!

Будь здоров.

Жози

28 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая соблазнительница банкиров!

Уезжаю на весь день в Баланс, в профтехучилище. Давно обещал одной очаровательной документалистке. Напишу вам вечером, когда вернусь.

Да, я в самом деле родился 5 мая 1952 года в городе Дьёлефи, департамент Дром. Зачем вам это?

Пьер-Мари, поломанный писатель

28 марта 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой поломанный писатель!

Желаю вам провести прекрасный день в обществе очаровательной документалистки! Как у нее ниже талии, все в порядке? Рада узнать, что ваш взгляд еще способен загораться – в отличие от сердца и… пера. (Кстати, как вы пишете – ручкой или на компьютере?)

Спасибо, что подтвердили свою дату рождения. Дьёлефи – какое дивное имя! Творцы и должны рождаться в городах с такими названиями! Зачем мне понадобилась вся эта информация, вы вскоре узнаете. О том, как прошел вчерашний ужин, тоже напишу. Сегодня я, как и вы, встала ни свет ни заря – надо кое-куда съездить. Видите, напускаю туману? – это я специально, чтобы держать вас в напряжении.

Обнимаю и иду обувать резиновые сапоги: у нас в Сарте льет как из ведра, и я не уверена, что проеду на машине – может, лучше на каноэ?

Аделина

28 марта 2013

От кого: Лисбет П. Дестивель

Кому: Пьер-Мари Сотто

Дорогой Пьер-Мари Сотто!

Я бесконечно благодарна вам за то, что вы позволили Жози дать мне ваш электронный адрес. Прекрасно понимая, как вы заняты, я ни за что не решилась бы вас побеспокоить, если бы не память о тех замечательных минутах, которые мы провели вместе. Жози сказала, что вы тоже не забыли террасу в Бандоле. Это правда? Вы помните, как мы хохотали? Чуть со стульев не свалились! Как я рада, что вы этого не забыли.

Мне кажется, во время той памятной вечеринки мы с вами были на «ты». Но теперь, когда я ознакомилась с вашим творчеством, я больше не смею вам тыкать. Как глупо, что тогда я даже не догадывалась, какая мне выпала честь. Это было еще до вашего Гонкура. С тех пор я внимательнейшим образом слежу за всем, что с вами происходит. Из всех ваших романов больше всего меня, конечно, потрясла «Женщина у окна» – по причинам личного характера (как и ваша героиня, я – бездетная вдова зрелого возраста), а также из эстетических соображений, потому что в этом тексте вы достигаете стилистического совершенства. Впрочем, как вы знаете от Жози, сегодня я обращаюсь к вам по поводу «Возвращения зверя».