Текст книги "Секреты"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 14
Индия

Никогда бы не поверила, что этот ужасный, кошмарный Терри способен выглядеть таким убитым. Ну и актер, просто блеск. Так странно было видеть всю семью Дарлинг на экране. Начальник полиции дал интервью, он сказал, что их все больше беспокоит безопасность Дарлинг. Он обратился к зрителям с просьбой сообщить в полицию, если они видели ее. Но видеть ее никто не может – никто, кроме меня!

Потрясающе! Вся полиция на ногах, разыскивая ее, а она все это время находится в моем убежище, живая и здоровая.

Живая-то живая. А вот насчет того, что здоровая… Сегодня она не очень хорошо себя чувствует. Она ужасно беспокоится о своей Нэн, от этого у нее словно ком в груди и вот-вот начнется приступ астмы. Когда ей становится хуже, после каждого слова она хрипит, как больная старушка. Ей необходим ее ингалятор, но она потеряла сумку. Правда, у Нэн есть запасной ингалятор.

– Не могла бы ты заглянуть к ней после школы, Индия? – взмолилась Дарлинг. – Ты ведь можешь вызвать ее одну и шепнуть ей, где я. Она никому не скажет. Моей бабушке ты можешь довериться. И тогда она сумеет как-нибудь сунуть тебе мой ингалятор.

– А вдруг Терри и твоя мама все еще там? Ведь если они увидят меня еще раз, то уж верно заподозрят что-то. Это слишком рискованно.

Дарлинг дышала с хрипом. Она сидела вся сгорбившись и крепко сжав кулаки, как будто боролась за каждый вдох.

– Постарайся расслабиться, Дарлинг. Расправь плечи и дыши глубже.

– Я… не могу… дышать… ты… балда, – прохрипела она.

Я массировала ей плечи и спину и непрерывно твердила: «Вдох – выдох, вдох – выдох…»

– За… молчи… ду… реха, – выдавила Дарлинг.

Но ей помогло! Вскоре она дышала уже почти нормально.

– Откуда ты знаешь, что надо делать?

– Наверное, слышала в программе «Несчастные случаи», – призналась я.

– Значит, ты хочешь стать медицинской сестрой?

– Ну, вообще-то я хочу стать писательницей, как Анна. Но и доктором быть не против. Только хирургом. Разрезать, увидеть, что там у человека внутри, и делать самые сложные операции. Я не брезгливая.

– Даже когда тебе приходится выносить после меня это ведерко? – проговорила Дарлинг, передернувшись.

– Да что здесь такого, – сказала я. Вообще-то занятие не слишком приятное, но я справляюсь. Ванда увидела, как я выхожу из ванной с вылитым ведерком, и вытаращила глаза.

– Зачем тебе ведерко и крышка от сотейника? – спросила она.

– Это… личное, – пробормотала я.

Ванда несколько оторопела.

– О, понимаю, – сказала она и скрылась в ванной.

Я услышала, что ее тошнит. Надеюсь, она не подхватила какую-нибудь инфекцию. Не хотелось бы, чтобы заболела Дарлинг. Прокравшись на чердак, я рассказала ей про Ванду. Она посмотрела на меня как на круглую идиотку.

– Может, это что-то желудочное, а может, у нее будет ребенок, – сказала она.

В моем мозгу словно ударил набат. Это было невыносимо. Я отчаянно замотала головой, и Дарлинг решила, что я ей не верю.

– Я, конечно, не знаю. Просто когда моя мама ожидала Гэри, ее то и дело рвало. Индия, ты что?.. – Дарлинг опустилась рядом со мной на колени.

– Ванда места себе не находит, вот уже несколько недель. И почти ничего не ест. Наверно, она беременна.

– Ну и почему ты так трепыхаешься из-за этого?

– Я думаю, это ребенок моего папы!

Дарлинг растерянно поморгала глазами.

– О! Понимаю.

– Это ужасно. Он даже и не любит ее по-настоящему. Он хочет избавиться от нее. Но, может, теперь, когда она ждет его ребенка, он передумает? Может быть, он уйдет с Вандой?

– Не думаю, что он покинет все это, – сказала она и огляделась вокруг, показывая, что имеет в виду наш дом. – Если, конечно, Ванда не писаная красавица.

– Да нет, – сказала я горько. Я думала о моем папе, о маме, о маме Дарлинг, о Терри…

– Ненавижу взрослых, – сказала я с ожесточением. – Никому из них нельзя верить.

– Не все такие, – возразила Дарлинг. – Моей бабушке можно верить.

Она опять задыхалась.

– Дыши, Дарлинг. Не сжимайся так, – быстро сказала я. – Слушай, я позвоню ей. Как, по-твоему?

– А можно, я позвоню ей? – живо спросила Дарлинг.

– Ладно, я попробую стащить для тебя мамин или папин мобильник. Сделаю все, что смогу, как только вернусь после школы. Хорошо?

– Не уходи, – взмолилась Дарлинг, схватив меня за руку. – Останься со мной, Индия, пожалуйста!

– Я бы все отдала, лишь бы остаться с тобой, сама знаешь, но не могу. В школу меня отвозит Ванда. Я сию минуту должна быть внизу. Прости, но мне пора. – Я постаралась ласково отвести руки Дарлинг.

– Мне здесь так одиноко, – сказала она. – Нельзя ли мне выйти днем?

– Это очень рискованно, Дарлинг.

– Но ведь твои мама и папа будут на работе.

– Но здесь будет Ванда. Иногда она, правда, выходит то в магазины, то на занятия йогой, но угадать, когда она вернется, совершенно невозможно. Так что оставайся здесь. Мне очень хотелось бы тоже остаться. У тебя здесь и книги, и все мои карандаши, можно рисовать сколько хочешь, – и, смотри, завтрак все еще ждет тебя.

Я правда старалась приготовить Дарлинг хороший завтрак, сделала сандвичи с сыром и салатом, с тунцом, сладкую кукурузу с морковью, нарезанной столбиками, помидоры, вишневый йогурт, сладкую овсяную лепешку, яблоко и бутылку абрикосового сока. Услышав, как мама спускается вниз в своих туфлях на шпильках, я в последний момент затолкала все это в мой школьный рюкзачок. Мама окинула меня подозрительным взглядом и спросила, отчего это я такая красная. Потом нахмурилась, увидев открытый пакет с лепешками.

– Что, булочками лакомилась, Индия? И сколько же ты съела? А ведь знаешь, что на завтрак тебе полагаются только мюсли и фрукты. Ведь это ради твоей же пользы.

И пошла, и пошла, без остановки, пока пила свой черный кофе и отщипывала по крошке от тоненькой дольки дыни.

Я была счастлива, что она считает меня такой прожорливой свиньей, но все же мне хотелось, чтобы Дарлинг казалась хоть немножко довольной. Она даже не прикоснулась к своему завтраку, хотя я ужасно старалась как-то разнообразить его тостами, медом, коктейлем из дыни, бананов и пакетом молока.

– Ну же, Дарлинг, позавтракай. А мне пора уходить. Я очень постараюсь заглянуть к твоей бабушке после школы, обещаю, а после этого примчусь домой со всех ног. День пролетит быстро, вот увидишь.

Дарлинг кивнула, но при этом беспокойно кусала губы. Я быстро обняла ее. Мне не хотелось оставлять ее, но что еще могла я сделать?

Было так странно сбежать вниз и ехать в школу, как будто ничего не случилось. Мне было неловко с Вандой. Я то и дело косилась на ее живот, пока она везла меня в школу, и представляла себе крошечного головастика, который плавает где-то там у нее внутри. Ужасно хотелось знать, правда ли это, но от одной мысли задать ей вопрос меня сразу бросало в жар.

– Ты нынче очень тихая, – сказала Ванда, когда мы остановились возле школы.

– Да, мне есть о чем подумать, – ответила я.

– Мне тоже, – сказала Ванда подчеркнуто. – Во всяком случае, сегодня я заеду за тобой, как обычно. И не беспокойся, я не опоздаю.

– Нет! Мы же с тобой договорились, забыла? Я вернусь домой сама.

– Я передумала, Индия. Это небезопасно. Ту девочку из Латимера все еще не нашли. Считают, что ее похитил какой-то мужчина.

– Чепуха, – сказала я. – Просто она убежала.

– Все равно я за тобой приеду.

– Нет, – сказала я. – Я собираюсь к моей подруге Тиффани. А потом меня отвезет домой ее мама. Мы обо всем договорились.

– Твоя мама знает?

– Нет. Я не хочу говорить ей. Ты же знаешь, какая она.

– Да, – сказала Ванда. – Но все-таки я думаю…

– Ванда, мне пора. Я опаздываю.

Я выскочила из машины и влетела в школу, прежде чем она успела договорить.

Этот школьный день достался мне тяжело. Мария и Алиса затеяли какую-то новую игру: то и дело поглядывая в мою сторону, они подталкивали друг друга локтями и хихикали. Во время занятий в спортивном зале я без конца роняла этот проклятый мяч. Когда за тесты по математике я получила высшую оценку, девчонки дружно застонали и заорали хором: «Вот так сюрприз». На ланч дали пиццу, но мне достался совсем маленький кусочек, к тому же подгоревший снизу.

Впрочем, все это меня на самом деле не трогало. Вообще школа показалась мне такой скучной и неинтересной. Я пулей выбежала из школьного двора в ту самую секунду, когда прозвенел последний звонок, боясь, что Ванда все же решит приехать за мной. Я уже мчалась по улице, когда остальные едва ли успели выйти из класса.

Почти всю дорогу до Латимера я бежала, повторяя про себя, что буду говорить бабушке Дарлинг. Но такой возможности мне не представилось.

На площадке возле их дома стояли два больших фургона с телевидения, а дальше, около навеса для мусора, перед телевизионными камерами собралась целая толпа. Туда со всех ног бежали дети, желавшие непременно тоже попасть на телевизионный экран. Я схватила какого-то мальчугана за костлявый локоть.

– Что здесь происходит?

– Пусти! Вон же телевидение! Того парня поймали.

– Какого парня?

– Который девчонку убил, Дарлинг.

– Ее не убили!

– Ну, тела еще не нашли, но моя мама говорит, это только вопрос времени. Она говорит, что его будут пытать, пока он не скажет, что сделал с ней.

– Кто?

– Да этот придурковатый… Майкл Уоткинс. Это его рук дело.

– Майкл Уоткинс?

– Ты что, глухая? Он рядом с Дарлинг живет, и с ее бабушкой Ритой, и со всем их выводком.

Дурачок Майкл!

– Он ничего не сделал с Дарлинг!

– Нет, сделал. Пришли копы и арестовали его. Они обыскали квартиру его мамаши и вообще все. Но никаких следов Дарлинг не нашли – пока. Моя мама считает, они должны поискать в мусорных контейнерах. Ты погоди, ее скоро найдут.

Мальчишка вырвал свой локоть и бросился к телевизионщикам. Я побежала за ним, хотя у меня подкашивались ноги, я едва не упала.

Не может быть, чтобы они арестовали бедного дурачка Майкла.

Они арестовали его.

Стоя перед камерой, журналист торжественно вещал:

– Мы понимаем, что полиция еще допрашивает этого человека, по-видимому, соседа бабушки Дарлинг, Риты Митчелл. О девочке все еще ничего не известно, однако семья не теряет надежды.

Где она, эта семья, думала я, неужто все еще торчит у Нэн, в ее квартире? Я обогнула толпу, пробралась в дом и бросилась вверх по лестнице, но, добравшись до нужного этажа, увидела двоих полицейских перед квартирой Нэн и еще двоих перед квартирой дурачка Майкла.

Я так испугалась, что буквально скатилась по темной лестнице, так поспешно, что сорвалась и чуть ли не кубарем пролетела несколько ступенек, тяжело приземлившись на руки и на колени; к тому же мой школьный рюкзачок, достаточно тяжелый, еще и добавил, стукнув меня по спине. Я стояла на коленях, шепотом извергая все известные мне ругательства, стараясь удержаться от слез. Наконец встала на ноги и, прихрамывая, одолела остальную часть лестницы.

Телевизионщики все еще снимали, сейчас они делали панорамную съемку толпы. Я как можно ниже опустила голову и, попятившись, отошла. А потом бежала до тех пор, пока весь Латимер не остался позади. Потом захромала вдоль магазинов. Я зашла в аптеку. В моем школьном кошельке было десять фунтов. Я надеялась, что этого будет достаточно. Улыбнувшись стоявшей за прилавком женщине, я попросила:

– Могу я получить ингалятор и вообще, что нужно от астмы?

– У тебя есть рецепт, милая?

О-ох!

– Нет. Понимаете, такая глупость – я потеряла его. Но вы могли бы дать мне просто ингалятор? Деньги у меня есть, я заплачу.

– Нет, деточка, без рецепта нельзя. Тебе нужно вернуться к твоему доктору.

– Не могу. Я не записана на прием. А ингалятор мне нужен сейчас. Я уезжаю в гости к моей подруге, понимаете, но уже дышу с трудом.

И я начала подражать Дарлинг, когда у нее приступ. Это было совсем нетрудно, потому что я все еще не могла отдышаться после долгого бега.

– Мне очень жаль, но нам не разрешается продавать астматические средства без рецепта, – сказала фармацевт.

– Простите, но, может быть, вы дадите мне ингалятор, я подышу и пойду к доктору за другим рецептом; я тотчас принесу его вам, обещаю.

– Нет, боюсь, это невозможно. – Теперь она смотрела на меня с некоторым подозрением. – Ты пришла одна? Твоя мама ждет тебя в машине?

– О, не беспокойтесь, – сказала я, сдавшись, и выбежала из аптеки. Надеясь, что по телевизору и в газетах не упоминали о том, что Дарлинг страдает астмой. Я решила пройти весь город – может, в больших магазинах торгового центра удастся купить что-нибудь от астмы. Мне казалось, там, где много покупателей, я не буду казаться подозрительной. Я просто надеялась, что там другой полицейский участок.

Это было не так. Никто не пожелал продать мне ингалятор. Все твердили одно и то же: нужен рецепт. Пришлось смириться, и я потратила свои десять фунтов, чтобы порадовать Дарлинг – купила голубой с блеском лак для ногтей, губную помаду с вишневым ароматом и немного шоколада; еще купила освежитель воздуха и косметические салфетки.

Было ужасно поздно. Я знала, Дарлинг не понимает, куда я запропала, и побежала домой.

Но я уже очень устала, и сильно болели колени, так что особенно быстро не получалось.

Я хотела сразу броситься к Дарлинг, но в холле меня ждала Ванда.

– Ты не очень-то хорошо поступаешь, Индия! Почему ты не позвонила мне от Тиффани? Я так волновалась!

– Тебе совершенно незачем было волноваться, Ванда.

Все-таки она смотрела на меня как-то странно.

– Что-то происходит у нас, Индия. Последнее время ты ведешь себя очень уж необычно. – Она помолчала. – Скажи, ты не забегала домой во время ланча?

У меня екнуло сердце. Я постаралась выглядеть спокойной.

– Нет. А в чем дело?

– Кажется, миссис Уинслоу уверена, что кто-то побывал на кухне.

– Да? – спросила я, словно в этом ничего особенно интересного не было. – Ну ладно, Ванда, я, пожалуй, пойду к себе, у меня домашних заданий сверх головы.

Я заторопилась вверх и нарочно громко хлопнула дверью спальни – но тут же тихонько открыла ее, прокралась через верхний холл и бросилась к лестнице на чердак.

Я просунула голову в люк – в мансарде царила кромешная тьма.

– Дарлинг? Что такое? Что случилось?

Я нашарила выключатель, но свет не зажегся.

– Дарлинг?

Почему она мне не отвечает?

Я влезла через люк и на ощупь шла в темноте.

– Дарлинг, пожалуйста! Это я, Индия. Где ты?

Я наткнулась на кресло, но оно было пусто. Тут я споткнулась обо что-то на полу. Наклонившись, я нащупала платье, вялое тело, руки, ноги. Я осторожно потрясла ее – и, к моему ужасу, ее рука отвалилась и повисла в моих ладонях!

Глава 15
Дарлинг

Это был ужасно, невообразимо, невероятно длинный день.

Я съела завтрак. Около десяти я съела и ланч, просто чтобы чем-то занять себя. Потом почувствовала, что меня подташнивает, и забеспокоилась: что делать, если меня действительно станет тошнить? Хватит ли этого ужасного ведерка? Я не была уверена. А если дойдет до рвоты, как обойтись без шума? Ванда может услышать, если сама не будет слишком занята тем же. Подумать только, Индия даже не догадывается, что она беременна. Индия кажется такой взрослой, употребляет такие фасонистые длинные слова, но на самом деле она просто как малый ребенок. Да наша Пэтси знает гораздо больше, чем она.

Мне нельзя думать о Пэтси. Вообще ни о ком из нашей семьи. Разволнуюсь, и сразу начнется приступ астмы. Я все еще немного задыхаюсь. Надо стараться дышать медленно и спокойно – но ведь стоит только подумать о том, как надо дышать, и сразу забываешь, как это делать. Просто не могу представить, что со мной будет, если повторится тот ужасный приступ… когда мама устроила кошмарный скандал с соседями – тогда она еще жила с Большим Биллом. Они натравили на нее собаку, я завизжала, и не могла остановиться, и никак не могла вдохнуть, только открывала рот, хватая, хватая, хватая воздух. Маме пришлось опрометью тащить меня в больницу. С тех пор мне всегда нужно иметь при себе ингалятор.

Мне он нужен сейчас.

Я так надеюсь, так сильно надеюсь, что Индия зайдет к Нэн.

Нельзя думать о Нэн. Буду думать о… об Анне Франк. Я уже дочитала ее дневник. К концу становилось все страшнее, но оторваться невозможно, потому что невозможно за нее не волноваться. И что у нее будет с Питером… хотя он уж слишком тупой и скучный для Анны.

Ей так и не довелось встретить кого-нибудь другого. Дневник оканчивается совсем не так, как хотелось бы – чтобы война завершилась, Голландия стала свободной, чтобы Анна, и ее семья, и все остальные евреи свободно вышли из убежищ, и все концентрационные лагеря открылись бы, и все заключенные вылечились бы, выздоровели. Дневник обрывается, а в конце книги есть еще несколько страничек, там рассказано о том, что случилось после… Не знаю, хватит ли сил прочитать их.

Я все думаю: что чувствуешь, оказавшись запертым в этом лагере?

Знала ли Анна, что она умирает?

И каково быть одним из охранников, у кого дома, может быть, есть свои собственные дочери-подростки?

Не могу понять, почему люди хотят мучить других людей. Не могу понять, почему Терри хочет мучить меня. Не могу понять, почему мама любит Терри, даже несмотря на то, что он мучит ее. Если когда-нибудь я выиграю в Большую лотерею, непременно куплю большой дом – может быть, как этот, и в нем будут жить только самые любимые люди. Нэн. Индия, если захочет. Пэтси. Лоретта и маленькая Бритни. Может, и Вилли будет жить с нами. Моя мама может приезжать, но только если пообещает не привозить с собой этих своих типов. И уж во всяком случае, не Терри.

Это будет мой дом и мои правила, и любой, кто кого-то ударит, или ранит, или напьется, или станет колоться, в ту же минуту будет изгнан, никаких объяснений, немедленное выселение, точка.

Я нарисую этот дом…

Ну вот, дом готов, каждому я предоставляю отдельную комнату. Там не будет никаких мансард, чердаков, ни тайных, ни каких-либо других. Я нажилась на этом чердаке на всю мою жизнь.

К часу дня меня охватила такая тоска, и потом я была уже так голодна! И зачем только я съела свой ланч еще утром? Может, рискнуть и прокрасться вниз? Я легла на пол и прижалась ухом к люку, прислушиваясь. Снизу не доносилось ни звука.

Я слышала, как приходила Ванда, а без четверти час опять ушла. Не могла же она вернуться потихоньку! Я открыла люк и, дрожа от страха, осторожно соскользнула с чердака на лестничную площадку верхнего этажа. Опять затаила дыхание. Мне казалось, мои уши стали как у слона – так напряженно я прислушивалась.

Правда, из крана капало, часы тикали, в радиаторах урчала вода, но не было ни звука, говорившего о том, что в доме кто-то есть. Я добежала до ванной. Какое счастье, какое великое счастье воспользоваться настоящим туалетом! Я умылась, почистила зубы, надеясь, что Индия не станет возражать, что я брала ее щетку и полотенце.

Выйдя из ванной, я еще разок заглянула в ее спальню. Какая красота! Мне-то казалось, что я наполовину все просто придумала, но она была еще лучше, чем мне запомнилось. Я погладила роскошно расшитое бисером одеяло из волшебной сказки и потерлась щекой о мягкую шелковую наволочку. Как мне захотелось забраться в постель, свернуться калачиком и спать!

Там, на чердаке, я не могу спать по-настоящему. Всю ночь я вертелась на этой маленькой раскладушке. Стоило мне чуть-чуть вздремнуть, как ко мне крадучись подходил Терри и его зеленые глаза мерцали, пока он расстегивал свой кожаный ремень. В мягкой кровати Индии я чувствовала бы себя в безопасности, но если я сейчас усну, то могу не проснуться вовремя. А Ванда вернется и увидит меня.

Я заглянула и в комнату Ванды. На ее подушке лежали скомканные салфетки. Похоже, она плакала тут часами. Должно быть, она совсем убита из-за ребенка. Лоретта радовалась, что у нее есть Бритни. Ребенок – это твой собственный человечек, его можно любить без оглядки, говорила она. И действительно, она очень любит Бритни. Может, Ванда волнуется, что подумают ее мама и папа в Австралии. Нэн плакала, когда Лоретта сказала ей, что ждет ребенка. Нэн говорила, что не сердится, просто ей грустно, потому что Лоретта сама еще совсем ребенок. Нэн считала, что Лоретте следовало подождать, окончить школу, научиться какому-то делу, сделать себя кем-то.

– А я вместо этого сделала ребенка, – заявила Лоретта.

– Ох, девочки, девочки, – вздохнула Нэн. – Наверно, это моя вина. Ну, в самом деле, что ж это, а? Сперва Тамми, в семнадцать уже забеременела, теперь вот ты.

– Я не такая, как Тамми, – сказала Лоретта. – Она никогда не желала ребенка.

Нэн быстро шепнула: «Т-сс!» – но я слышала. Для меня это не было сюрпризом. Я знаю, моя мама никогда меня не хотела.

Она не хотела даже взять меня на руки, когда я родилась. Она сама мне сказала. Я была вся красная и скользкая, ей даже смотреть на меня было тошно. Акушерка меня выкупала, попудрила тальком, расчесала мне волосы, одела в розовую рубашонку. Я видела фотографию. Не так уж и плохо я выглядела. Один мой глаз немного косил, но вообще я была вполне миленьким ребенком с этим пушком по всей голове, словно одуванчик.

– Да ты хоть взгляни на свою крошку, это маленькое сокровище, – уговаривала ее добрая акушерка. – Разве тебе не хочется обнять свою дорогую доченьку?

– Да я лучше бы сдавила обручем ее голову за те муки, которые из-за нее вытерпела, – простонала мама. – То еще сокровище! Ах ты, моя дарлинг! – сказала она насмешливо.

И с тех пор так и прозвала меня. А потом записала под этим именем. Конечно, мне-то все равно, хотя вовсе она не считала меня ни сокровищем, ни дорогой, ни любимой.

Да нет, конечно, не все равно… Но теперь мама меня любит, теперь все будет хорошо. Она хочет, чтобы я вернулась. Она плакала по телику.

Ну, ты и дура. Эти слезы ничего не значат. Терри тоже плакал.

Лучше бы они показали мою бабушку.

В кухне был телефон. Сперва я набрала «141», чтобы нельзя было проследить, откуда звонок, потом быстро набрала номер Нэн. Ответили сразу же, после первого звонка. Это была не Нэнни.

Это был Терри!

– Алло! – прогудел он мне в ухо. – Алло, алло! Кто это? Послушайте, если вы из этих тупых попрошаек-журналистов, то я вам уже сказал: мы дадим эксклюзив другой газете.

Потом кто-то сказал Терри, чтобы он передал трубку, – может, это был полицейский? И тут я услышала голос Нэн!

– Замолчите все! Это может быть Дарлинг! Дайте мне поговорить с ней! Дарлинг? Это ты, родная моя? С тобой все в порядке? Где ты?

– Я прячусь, Нэнни! – прошептала я и тут же положила трубку, боясь, что там уже схватил трубку кто-то другой.

У меня пересохло в горле. Я налила в стакан воды. Но у меня так тряслись руки, что половина воды расплескалась. Я обошла всю огромную кухню, видя на всех сверкающих предметах маленькую Дарлинг с выпученными глазами. Что бы сказала Нэн о такой кухне! В холодильнике полно было всевозможной, самой фантастической еды, но я не посмела ни к чему прикоснуться. Взяла только пригоршню изюма и лизнула кусочек сахара, а потом принялась за пакет корнфлекса. И тут же закашлялась. Дышать стало трудно. Я приложила руки к стиснутой груди и уговаривала себя – спо-кой-но, спо-кой-но, — но вдруг увидела за пупырчатым стеклом кухонной двери темный силуэт и услышала звук поворачивавшегося в замке ключа!

Меня как ветром сдуло! Я вылетела из кухни, промчалась вверх по двум лестничным пролетам, вскарабкалась по приставной лестнице на чердак и закрыла за собой люк. Я лежала на полу, судорожно пытаясь вдохнуть воздух. Кровь стучала в висках так громко, что я не могла толком ничего слышать… О господи, шаги! На лестничной площадке верхнего этажа шаги. Они все ближе!

– Выходите! – Голос старческий. – Я вас слышала! Сейчас позвоню в полицию!

Я лежала, зажав рукой рот. Было слышно, как заскрипела чердачная лесенка. Они пришли за мной!

Я дотянулась до выключателя, выключила свет и продолжала лежать в темноте. Было ужасно ничего не видеть, но это означало, что и они не смогут увидеть меня, когда их головы появятся из-под крышки люка.

Она уже открывалась! В отчаянии я крепко сжала губы.

– Индия? Ведь это не ты, Индия? – Голос был женский.

Я ждала: вот сейчас она поднимется повыше и включит свет.

– Индия? – повторила она, но уже без уверенности. Потом вздохнула и стала медленно спускаться, приостановившись на минуту, чтобы закрыть за собой крышку. Я слышала, как она идет по лестничной площадке и потом по лестнице вниз, что-то бормоча про себя.

Я все ждала, пока не услышала отдаленный гул пылесоса. Тогда я села, дыша с трудом, и зажгла свет. Все в порядке, твердила я себе, они меня не нашли. Но все равно мне было страшно.

Мне все еще страшно. Хотя бы вернулась наконец Индия! Мне нужен ингалятор. Я не могу дышать. Мне все хуже.

Шаги. Индия? Но что, если это опять та старуха-уборщица? Лучше выключить свет, быстро!

Я постаралась опять включить свет, но лампочка перегорела! Я опять в темноте. Мне так страшно. Я стараюсь про все это написать, но не вижу, что пишу.

Шаги удалились. С тех пор прошла целая вечность. Где Индия? Должно быть, сейчас очень поздно. Может, уже наступила ночь?

Я хочу к Нэн. Слышала ли она меня? Знает ли, что со мной все в порядке? Но со мной совсем не в порядке. Мне так страшно. Я не могу дышать. Янемогудышатьянемогудышатьянемогудышать…