Текст книги "Встретимся в полночь"

Автор книги: Жаклин Нейвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

Джулия вошла в обнесенный стеной сад – ухоженный кусок земли, который простирался от задней стены грей-венсмуровского особняка до самых конюшен. Ряды аккуратно подстриженных изгородей и искусно выстриженных кустиков создавали четкий рисунок, оживляемый рассаженными кое-где цветущими растениями. В середине стояла беседка в неоклассическом стиле, с колоннами, служившая укрытием для дам, желающих подышать свежим воздухом и полюбоваться пышной растительностью так, чтобы при этом не подвергаться жгучим солнечным лучам. Здесь-то Джулия и нашла Лору.

Подойдя поближе, Джулия увидела, что сестра что-то пишет. Заметив ее приближение, та быстро спрятала написанное в складки своего платья.

– О, Джулия, – с наигранной веселостью сказала она. Лора всегда была никудышней лгуньей.

Джулия сразу догадалась, чем была так занята сестра.

– Мама хочет тебя видеть. Она в желтой гостиной.

– Хорошо. – Лора неловко встала, изо всех сил стараясь прятать руку, державшую листы бумаги.

– Можешь не прятать. Нетрудно догадаться, что это твои любовные письма к маркизу. Но ты ведь не собираешься послать их ему? – Увидев выражение лица Лоры, Джулия тяжело вздохнула. – Разве ты не помнишь, как позорно вела себя леди Каролина Лэмб, когда она преследовала Байрона?

– Ах, разумеется, ты можешь думать только о скандале, к которому это приведет. Ну и ладно, а мне вот все равно, что обо мне подумают!

– Лучше бы ты больше заботилась о своей репутации, – строго возразила Джулия.

– А как же мое сердце, Джулия? Я ничего не могу поделать! Колин – самый замечательный из всех… Ах, ну ладно. Ты все равно не поймешь. Никто не поймет.

– Что ты говоришь, Лора? Конечно, я, понимаю. У меня ведь есть Саймон;

– Саймон, – фыркнула Лора и топнула маленькой ножкой. – Прости меня, Джулия, но ты ничего не понимаешь в страсти именно потому, что между тобой и Саймоном полное взаимопонимание. Какой-то незнакомец послал тебе вчера в театре розу, а Саймон даже не обратил на это внимания!

– Я сказала ему, что не знаю, кто ее послал, и что скорее всего это ошибка, – неубедительно ответила Джулия. Действительно, Саймон не заинтересовался таким пустяком и принял ее объяснения без всяких вопросов. Что же до ее лжи… ну что же, она ведь не была уверена, что это Фонвийе велел положить розу ей на кресло. – Мы с Саймоном понимаем друг друга, вот и все.

– Как ты можешь быть такой рассудительной? Ты ведь никогда не скучаешь по нему, ты не пишешь ему стихов…

– А ты этим занималась? Писала стихи? Ох, Лора, просто не верится, что ты можешь заниматься такими глупостями.

– Глупостями, вот как? Что ты в этом понимаешь? Господи, Джулия, когда ты успела превратиться в такого сухаря?

Услышав это, Джулия возмущенно ахнула. Но Лора уже не могла остановиться.

– Как ты можешь говорить, что влюблена? Ты не растеряна, не смущена, не беспокойна, не тоскуешь до глубины души. Ты… ты совершенно спокойна, совершенно разумна. Как ты можешь быть такой… ужасно совершенной? – И, круто повернувшись, Лора широко раскинула руки, запрокинув голову драматическим движением: – Любовь – это безумие, любить – это значит полностью раствориться, желая…

– Прекрати! – закричала Джулия совершенно неожиданно, испугав и сестру, и саму себя. Сердце у нее поднялось и теперь мучительно билось в горле быстро-быстро, как птичка, попавшая в сети. Она почувствовала, что задыхается.

Разве она не ощутила вкуса безумия? Не было ли безумием то головокружительное чувство, которое охватило ее, когда она смотрела в это загадочное лицо или когда эти чувственно выгнутые губы скривились тем особенным образом, который заставлял маркиза де Фонвийе выглядеть совсем не тем негодяем и повесой, каковым его считали?

Но это не может быть любовью. Это просто притягательная сила этого таинственного человека. Она девушка разумная – так говорят все. Любовь не безумие, это спокойное, приносящее удовлетворение чувство, которое она испытывает в обществе Саймона. Это спокойная, простая, ласковая привязанность, которая длится всю жизнь и после переходит в вечность.

Она прекрасно знает, что такое любовь. Чего она не знает – это почему ее бьет дрожь. И Джулия постаралась проговорить спокойно:

– А теперь иди в дом и поговори с мамой. Но если она увидит эти стихи, она выпорет тебя, несмотря на твой возраст.

Лора молчала, припертая к стене. Наконец она закусила губу и опустила глаза на листы бумаги.

– Ты возьмешь их? Только обещай, что не будешь читать! Джулия вздохнула. Она все еще сердилась на сестру. Но все-таки смягчилась: – Обещаю.

Лора сунула листы ей в руки.

– Я знаю, что твоему слову можно верить.

Когда Лора ушла, Джулия долго стояла не двигаясь.

Все знали, что Джулия Броуди умеет держать слово. Честная, надежная, рассудительная Джулия.

Скучная, предсказуемая, милая Джулия.

Она потрясла головой, отгоняя эту мысль. Как это глупо – слушать Лору!

Войдя в дом через черный ход, Джулия тихонько поднялась по задней лестнице и прошла в спальню, соседнюю со своей, чтобы положить стихи сестре под подушку. Она уже собиралась выйти, когда появилась горничная.

– Вот вы где, мисс. Вам только что принесли с почтой вот это. – И она протянула девушке письмо. Джулия взяла его, взглянула на восковую печать. Печать была ей незнакома.

Сорвав печать, Джулия увидела свое имя. Почерк был также незнакомый. Стремительный, резкий и не очень-то аккуратный мужской почерк, но это писал не Саймон.

Развернув письмо, она прочла:

«Я все время думаю об этой глупой пьесе. Знаете ли вы, сколько раз я видел ее на сцене, но никогда о ней не думал? А теперь не могу выбросить ее из головы, как будто многослойный смысл этой трагической вещи только что открылся мне.

Я могу сжечь это письмо, а могу и послать. В последнем случае я ничуть не стану укорять вас, если вы бросите его в огонь. Если бы у меня был такой сильный характер! Возможно, я вызвал у вас улыбку. Во всяком случае, я буду на это надеяться. Я ваш, теперь и навсегда.

Рафаэль Жискар, виконт де Фонвийе».

– Мисс?

Прижав письмо к груди, Джулия посмотрела на горничную.

– Да? Что такое?

Вид у Бетти был смущенный.

– Ответ будет?

– Нет, благодарю вас… подождите. Да. Я… – О чем она думает? Ей вдруг захотелось бросить письмо. Втянув в себя воздух, чтобы успокоиться, она сказала: – Нет, Бет, спасибо. На этот раз ответа не будет.

Поспешив в свою комнату, Джулия сунула письмо в секретер розового дерева, стоявший у окна.

Рафаэль спрашивал, сожжет ли она письмо. Наверное, так и следует сделать.

Но она этого не сделает.

Джулия снова вынула его и перечитала несколько раз, пока не вошла Дебра, служанка, приставленная к ней и Лоре, – она пришла причесать ее к вечеру. Дебра умело колдовала над ее волосами, когда в комнату вошла мать.

Подойдя к дочери сзади, она положила руки ей на плечи и улыбнулась ее отражению в зеркале.

– Ты наденешь сегодня вечером синее атласное платье? Я помню, когда ты его в последний раз надевала. Это было на музыкальном вечере у Фелтонов. Саймон просто глаз не мог от тебя оторвать.

Вот как? Джулия этого не помнила. Но ей сразу вспомнился «Ковент-Гарден», платье из бледно-желтого крепа, которое было надето на ней, и блестящие зеленые глаза, окинувшие ее оценивающим взглядом. От этого взгляда она… о Господи, это не имеет смысла, но от этого взгляда ей стало жарко, словно ее обдало пламенем.

Джулия не обманывалась относительно Фонвийе. Он смотрел на нее так, будто пожирал взглядом, он позволял себе слишком много вольностей. Это был распутник, распутник до мозга костей. Но ему нельзя было отказать в притягательности, и этот человек многое в ней понимал. Откуда он знал, что она скрывает свои мысли, почему так умно предположил, что ей страшно хочется говорить на темы более существенные, чем последние моды? Она не забыла, что он сказал в музее насчет мамочек, которые держат своих дочек в неведении, ограничивая их интересы миром вышивок да ленточек и последних светских новостей – эти слова запали Джулии в душу. Рафаэль был непростительно дерзок, шокировал ее до крайности, был слишком смел, но при этом он был неотразим, и Джулия не могла отрицать, что ее глубоко заинтересовал этот нахальный виконт.

– Джулия, ты меня слушаешь?

Поняв, что мать что-то ей говорит, она тряхнула головой, отгоняя беспокойные мысли, словно паутину, прилипшую к волосам.

– Да. Вы говорите о синем атласном платье… Мне… мне всегда казалось, что оно немного скучное.

– Но если Саймону оно нравится, ты должна его надеть. Дебра, проветрите его, хорошо? А потом оторвитесь ненадолго, помогите одеться Лоре. Маркиз сопровождает ее на званый обед. С Джулией вы закончите позже.

Дездемона подошла к кровати и присела на ее краешек.

– Лора огорчена. Она говорит, что ты не одобряешь ухаживаний маркиза Стратфорда. Отец и я с этим не согласны. Неужели я должна напоминать тебе, что это прекрасная партия? Возможно, он не так обходителен, как Саймон, но у него есть титул и состояние. – Она нервно погладила рукой стеганое покрывало. – Мне неприятно думать, что ты просто завидуешь сестре, Джулия.

– Я не завидую. Только… – Джулия вздохнула и попробовала облечь в слова свои опасения. – Вам не кажется странным, что маркиз начал проявлять интерес к Лоре, хотя все утверждают, что его родители хотят женить его на Люси Гленкоу? Лора уже давно страдает по нему, но у него никогда не находилось для нее времени. И вдруг неожиданно он превращается в идеального поклонника, но при этом он, кажется, ничуть не выказывает энтузиазма к совместным выходам, которые сам же и предлагает. По-моему, все это очень странно, и я боюсь, что в результате Лора попадет в неприятное положение. У него дурная репутация.

– Может быть, он наконец заметил, как очаровательна твоя сестра. Мне кажется, что барышня Гленкоу значительно уступает ей в этом.

Джулия знала, что спорить с матерью бесполезно.

– Вы, без сомнения, правы. И все же я не могу не тревожиться за Лору.

Мать снисходительно улыбнулась:

– Тебя испортила твоя необыкновенная удача. Пусть Саймон всего лишь баронет, но у него хорошее положение в обществе. Он будет для тебя подходящим мужем.

Джулия проговорила, стараясь не выдать раздражения:

– Мы вступаем в брак по любви. Взгляд матери стал просто ледяным.

– Разумеется. Любовь в браке желательна, если мужчина достойный. Ты же знаешь, я давно решила, что ты и твои сестры – все вы – должны сделать превосходные партии. Признаюсь, иногда я даже прибегала к интригам, но ведь от этого никому никогда не было хуже. И каков же результат? Мы живем в фешенебельном лондонском особняке, а мои дочери стали украшением света. Разве я не обещала тебе, что все так и будет, что в один прекрасный день мы будем принадлежать к нему – к светскому обществу? К миру знатных, богатых и элегантных людей? Так и вышло.

– Да, матушка, вы это обещали, – без особого энтузиазма проговорила Джулия.

Дездемона рассмеялась и склонила голову набок. Глаза ее сверкнули, на мгновение смягчив выражение лица.

– Когда тебе исполнилось шестнадцать, я сказала себе, что час пробил. Потом семнадцать, потом восемнадцать, и я начала отчаиваться.

Она поднялась.

– Но все случилось как раз вовремя. Дружба твоего отца с герцогом, его удивительное деловое предложение, которое принесло состояние членам правления банка, все это произошло именно в нужный момент. Слава Богу, потому что ты, Джулия, ты мое сокровище. – Она обхватила лицо дочери обеими руками. – Ты же знаешь, насколько мы с твоим отцом и твои сестры зависим от тебя. Этот сезон должен стать первым из многих, когда семейство Броуди будет занимать в обществе высокую ступень.

Джулии хотелось сказать матери очень многое. Слова внезапно столпились в горле, готовые задушить ее. «Мама, все это вызывает у меня очень сильные сомнения. Мне кажется, что я несчастна, и я не понимаю почему. Мама, прошу вас, не нужно зависеть от меня, я вовсе не такая сильная. Я совсем не сильная».

Но она всего лишь сказала:

– Да, мама.

– Хорошо. Я рада, что все уладилось. – Дездемона улыбнулась с успокаивающим видом. – Я пойду займусь своим туалетом, иначе опозорюсь перед твоим молодым человеком.

И, весело рассмеявшись, она вышла.

Джулия немного посидела, потом встала и подошла к шкафу, где висело платье, о котором говорила мать. Неужели Саймон им восхищался? Она не заметила. Это было красивое атласное платье бледно-синего оттенка, отделанное неотбеленным кружевом. Замечательное платье, прекрасно пошитое. Просто… Оно не…

И тут Джулия, сама не зная почему, бросилась на кровать и разразилась неудержимыми рыданиями.

Прошло несколько дней. Рафаэль бродил по лавкам на Бонд-стрит. Последнее время он был в беспокойном настроении, всё и все ему наскучили. Когда с ним бывало такое – а это случалось время от времени, когда демоны пробуждались и пробовали свои когти, – он обычно запирался у себя в кабинете и размышлял за бутылкой хорошего портвейна. Однако сегодня он никак не мог усидеть в стенах своего лондонского особняка.

Рафаэль решил развеяться и вышел из дому, надеясь на облегчение от перемены обстановки. Он не был щеголем до мозга костей, но питал здоровую склонность к хорошо пошитой одежде и качественным кожаным сапогам, поэтому решил, что, быть может, прогулка по фешенебельным магазинам отвлечет его. Но вне дома оказалось еще хуже, на него смотрели, здоровались, пытались завязать разговор. Ему хотелось зарычать на всех. Но этого не требовалось. Достаточно было взглянуть на его лицо, как все отступали, бормоча извинения.

Он вспомнил Джулию во время спектакля, как она крутила в руках розу, которую он подарил ей, как склоняла голову набок, когда отец что-то шептал ей. И этот Саймон, он так нежно смотрел на нее.

Да черт бы их всех побрал! Ему тогда захотелось сделать что-то грубое и из ряда вон выходящее, и он понимал, что виной тому прекрасная простота этой сцены. Не разыгрывалось никаких драм, никакие мрачные тайны не извергались из отвратительных тайников, чтобы отравить все на своем пути, никто не демонстрировал ни гнева, ни мрачного раздумья. Шел обычный несложный обмен небрежными замечаниями, улыбками, взглядами.

Господи, да он просто олух – нашел чем любоваться!

Рафаэль зашел к книготорговцам, но ничто его там не заинтересовало. Впервые он ушел от них без пачки книг под мышкой. Потом заглянул к своему портному, но ни один из показанных ему эскизов не вызвал у него интереса, а обычные сплетни этого глупца на этот раз показались ему невыносимыми.

Снова выйдя на улицу, он пошел дальше, так и не избавившись от своего необъяснимого недуга.

И тут он увидел именно нужное ему лицо и почувствовал, что сердце у него замерло. Он не стал размышлять, что именно ему следует сделать с этой нежданной удачей, он даже не подумал, что в той игре, которую ведет, он не может позволить себе поступать необдуманно. Рафаэль просто направился к Джулии.

Она была с ребенком, хорошенькой девочкой с темными спиралевидными локонами, падающими на спину. Они ждали, когда можно будет перейти улицу, и девочка говорила:

– Джулия, давай зайдем в кондитерскую лавку? Рафаэль знал, что Джулия – старшая из всех сестер. Наверное, это одна из них.

Джулия присела на корточки и заглянула в серьезные карие глаза девочки, которой на вид было лет восемь.

– Ты же знаешь, мама запрещает есть сладости. Рафаэля позабавило, с каким мрачным видом девочка кивнула в ответ.

– А маму всегда нужно слушаться. Последовал еще менее радостный кивок. Джулия колебалась.

– Ну… – вздохнула. – Вообще-то нам действительно еще рано идти к карете. А маме знать об этом вовсе не обязательно…

– Превосходное решение, – сказал Рафаэль, выходя вперед, чтобы дать знать о своем присутствии.

Джулия замерла на месте, потом посмотрела на него – снизу, все еще сидя на корточках перед ребенком.

Он возвышался на фоне затянутого облаками неба, его темные волосы были откинуты назад, открывая высокий лоб патриция. Одетый в темные панталоны и утренний фрак, он казался особенно стройным и элегантным и неисправимо порочным. Он улыбнулся так, словно между ними уже существовала некая тайна, и сердце у Джулии подпрыгнуло.

Рафаэль прикоснулся пальцами к шляпе и слегка поклонился.

– Доброе утро, мисс Броуди, – сказал он. – Какая неожиданная встреча.

Все тело Джулии охватило острое ощущение удовольствия. К своему смущению, она осознала, что все еще сидит на корточках перед сестрой, точно марионетка без веревочек. Резко поднявшись, она изо всех сил постаралась казаться спокойной.

– Мсье виконт, вот уж действительно сюрприз.

Он сверкнул глазами на Марию, и улыбка его стала еще определеннее.

– Неужели я имею честь познакомиться с вашей маленькой подругой?

– Это моя сестра, – объяснила Джулия. – Моя младшая сестра, Мария Броуди.

– Какой красивый ребенок, – сказал он, протягивая девочке руку. – Ваш слуга, мисс Мария Броуди. Я Рафаэль Жискар, виконт де Фонвийе. – Его взгляд тут же переместился на Джулию. – Друзья называют меня Рафаэлем.

Мария держалась безупречно. Она коснулась его пальцев и быстро присела в реверансе:

– Рада с вами познакомиться.

– Я, кажется, не ошибусь, если предположу, что вы спорите о преимуществах послушания по сравнению с потаканием своим желаниям? Поддаться или не поддаваться соблазну и побывать ли у кондитера?

Джулия быстро пояснила:

– Мама скоро встретится с нами, и мы будем пить чай с ее подругой, поэтому ей не понравится, если мы испортим себе аппетит.

– Испортим? Да как же можно этим испортить аппетит?

– Очень даже можно, – сухо сказала Джулия, вполне оправившись от потрясения. – Меня вовсе не удивляет, что вы так говорите. Насколько я понимаю, самоотречение вам несвойственно.

– Я этого и не говорил, – возразил он, притворяясь, что ужасается такому предположению. – Я скорее предпочту потакать себе. Это гораздо полезнее. – От его дерзкого взгляда Джулия вспыхнула, но в тот момент, когда ей уже казалось, что ее вот-вот охватит пламя, он перевел свой взгляд на девочку. – Вы согласны, мисс Мария, что мы должны доставлять себе удовольствия – хотя бы время от времени?

– Вы говорите, как настоящий провокатор, – вставила Джулия, но слова эти прозвучали ласково и чуть насмешливо. Это ее удивило. Ведь не кокетничает же она с ним в самом-то деле?

Его усмешка была озорной и совершенно очаровательной.

– Но, мадемуазель, я никогда и не отрицал, что моя репутация ужасна. Да, я твердо держусь того мнения, что погружение в самоублажение – в порядке вещей. Вот моя бабка – она графиня и хорошо знакома с достоинствами умеренности – ужасно любит конфеты. Если я сопровожу вас в лавку и куплю чего-то вкусного для нее, я очень ее порадую. Так что вы просто окажете благодеяние этой бедной старухе.

Бросив взгляд на Марию, Джулия увидела, что та совершенно околдована, ее красиво изогнутые губки были приоткрыты от восторга и даже некоторого обожания.

Рафаэль стоял все еще наклонив голову, словно обращался к девочке, но его зеленые глаза проказливо уставились на Джулию.

– И раз это так, вы окажете мне немалую любезность, согласившись составить компанию и посоветовать, какие конфеты выбрать.

Джулия строго посмотрела на него:

– Вы обращаетесь к ребенку, мсье виконт. Вряд ли это хорошо. Кроме того, у вас, конечно, есть на сегодня более интересные занятия.

– Вовсе нет. Сегодняшний день у меня обещает быть очень скучным. Никаких скандалов, никаких сплетен – для такого негодяя, как я, хуже дня просто не придумаешь.

Джулия не могла не оценить шутки Рафаэля. Мария повернулась к сестре:

– Ах, Джулия, пожалуйста, не отказывайся.

Рафаэль наклонился и сказал голосом, вибрирующим от удовольствия:

– Да, Джулия. Пожалуйста, не отказывайтесь. Устоять перед ним было невозможно. И она ответила:

– Ладно, но только на минутку.

Мария захлопала в ладоши, и они направились в кондитерскую.

Рафаэль разразился потоком вопросов, которые заставили Марию оживленно болтать о своей семье. Он в два счета выяснил, что существует пять сестер Броуди, что Мария – самая младшая, что Джулия – ее любимица, что Лия – не такая любимица и что Лору она просто терпит, а Хоуп очень мила, но часто бывает слишком задумчивой, и с ней скучно. Мама строгая, а папа много работает, а герцог и герцогиня Крейвенсмур ужасно забавные, и Мария их очень любит.

Джулии нравилось, как внимательно Рафаэль слушал веселую болтовню девочки. Он обладал даром заставлять собеседника чувствовать себя так, словно тот был самым интересным человеком в мире. Она вспомнила, как он держался с герцогиней в музее, как ласково-почтительно обращался с ней.

Он и Джулию заставил ощущать себя так, словно она – единственный человек на земле, с которым ему приятно разговаривать.

Войдя в кондитерскую, Рафаэль сказал владельцу:

– Сэр, у нас тут есть маленький знаток, которого интересуют образцы ваших товаров. Если вы будете так любезны и поможете ей, она купит все, что ей захочется.

Мгновение спустя, когда Мария осматривала россыпи лакричных и засахаренных орехов и разные виды шоколадных конфет, рука Рафаэля легла на руку Джулии, и он потянул ее за высокую полку, уставленную коробками, в которые укладывали купленный товар, перевязывая их красными ленточками с торговой маркой магазина.

– Мсье виконт…

Ее возражения были тут же прерваны:

– Как я рад вас видеть, Джулия.

Глаза Рафаэля блестели, в них была жажда, от которой ее сердце странно замерло. Ей показалось, что это была почти ласка – ласка без прикосновений.

Джулия проговорила неуверенно:

– Я не давала вам разрешения называть меня по имени. Брови его взлетели.

– Как, неужели я обратился к вам так фамильярно? Простите меня. Но все эти дни я столько думал о вас, и всегда как о Джулии.

От этих слов Джулию словно окатило горячей волной.

– Полагаю, у вас есть и еще о чем подумать. Рафаэль медленно покачал головой:

– Нет. Ничего столь же приятного или волнующего. Бросив беспокойный взгляд на сестру, Джулия сказала задумчиво:

– Вы действительно умеете пленять женщин. Всех возрастов.

Он рассмеялся, проследив за направлением ее взгляда.

– Это входит в искусство соблазнять.

– Так, – сказала она, кивая, затем усмехнулась и покачала головой. – Вы признаете это, не задумываясь о том, понимаю ли я, что эту же тактику вы используете по отношению ко мне.

– Честно говоря, я в растерянности, мисс Броуди… но я назвал вас Джулией лишь один раз, хотя это мне кажется более уместным, по крайней мере наедине, чем положенные формальности. Вы будете ко мне снисходительны?

– Я не должна, – правдиво ответила она.

– А мне казалось, что вы из тех женщин, которым нравится быть смелыми.

– Ну хорошо, можете обращаться ко мне неофициально, но только когда мы наедине. Иначе это уже ни на что не похоже.

– Согласен. – Он усмехнулся. – А вы должны называть меня Рафаэлем.

– Мсье, вы просто…

– Это будет справедливо, – перебил он. – Тем более что человеку моего положения редко приходится слышать свое имя. Только титул. Пусть у нас все будет по-другому. Мы никому не скажем.

– Я знаю, что мне придется пожалеть об этом, но… Рафаэль схватил ее руки в перчатках, отчего по ним пробежал огонь.

– Спасибо, Джулия.

И его зеленые глаза обдали ее жаром.

– Пожалуйста. – Она прикусила нижнюю губу и улыбнулась. – Рафаэль.

Это имя шло ему, оно вызывало подсознательные ассоциации с трепетным гением художника Возрождения. Рафаэль – прекрасное имя.

Джулия спохватилась:

– Мне нужно посмотреть, как там Мария. Если ее не остановить, она объестся до дурноты.

– Пусть наслаждается. У детей так мало радостей. Джулия почувствовала, что он говорит серьезно. Это ее удивило.

– Вы считаете, что это так?

– Конечно, – туманно ответил он. Она наклонила голову.

– Я иногда спрашиваю себя, каким было ваше прошлое. Каким вы были в детстве. У вас часто бывает такой несчастный вид.

– Когда я с вами, у меня всегда прекрасное настроение, – улыбнулся он, но эта улыбка не могла обмануть Джулию.

– Это потому что вы были одиноки? – спросила она.

Вопрос Джулии подействовал на Рафаэля странным образом. Он вдруг увидел себя маленьким, играющим в красный мяч в каком-то просторном помещении. Прислонившись к стене, расставив ноги, он бросал мяч в противоположную стену. Бросал и ловил. Бросал и ловил.

Потом, вспомнил он, дверь отворилась. На этих стенах не было обоев. Побелка была неровная, поверхность поцарапанная. Флигель для прислуги?

Бросал и ловил.

Воспоминания разворачивались. Тот, кто появился в дверях, был его отцом. Лицо его было красным – этот оттенок Рафаэль привык видеть на классическом лице Марке, когда тот смотрел на своего… сына, – рот был искривлен гневом.

«Что ты делаешь, маленький ублюдок?»

Рафаэль уже слышал это слово, но в то время оно означало для него всего лишь сердитое ругательство.

Бросал и ловил.

Подошла Клотильда и остановилась позади него, ее прелести были в полном цвету и выставлены для обозрения. На ней была тонкая длинная сорочка, доходившая до мясистых белых ляжек. Рафаэль посмотрел на нее, его глаза задержались на больших коричневатых кругах ее сосков, видимых сквозь тонкий батист. Ее волосы были спутаны, губы распухли. Марке завязывал галстук, его движения были резкими и сердитыми, когда он смотрел на сына.

Рафаэль знал, что мама плакала, когда его отец приходил сюда. Почему он делал это так часто, так открыто, если это так огорчало Виолетту и приводило к постоянным ужасным ссорам? Рафаэль ненавидел отца.

Рафаэль любил отца. И это было гораздо хуже.

Бросал и ловил.

Что же касается отцовского вопроса, то мальчик не знал, почему он был там. И теперь, взрослым мужчиной, вспомнив эту сцену, он все равно не знал этого. Полная путаница.

Вскоре после этого отец навсегда уехал из замка. Пышно-телая Клотильда уехала вместе с ним. Некоторое время она оставалась его любовницей, а потом он ее бросил. Рафаэль как-то раз, много лет спустя, видел ее пьяной, опустившейся – суровая жизнь почти уничтожила ее былую красоту.

– Да, наверное, я был одинок. – Рафаэль постарался, чтобы это не прозвучало так жалобно, как могло бы.

– Это грусть, которая никогда не пройдет, – сказала Джулия с таким видом, словно что-то знала о подобных вещах. – Родители иногда… разочаровывают.

Глаза его сузились. Демоны просыпались, покусывая нежные места внутри его, но он еще мог сосредоточиться на тех интересных сообщениях, которые слышал.

– Отказываюсь верить, что у ваших родителей есть какие-либо недостатки.

– Вот как? – Джулия отвела глаза, стараясь сохранять равнодушный вид.

Рафаэль сглотнул, сокрушив пробуждающихся демонов и призвав их к подчинению. Он преследовал эту девушку с определенной целью и рассердился на нее за то, что она отвлекала его от этой цели. Он стремился пробудить эмоции, но только не свои.

– А как поживает леди Кэтрин? – сменила тему Джулия. Рафаэль снова включился в игру.

– Как мило с вашей стороны поинтересоваться этим. У Кэтрин неприятности. И меня это очень беспокоит.

– Похвально, что вы так внимательны.

– Я делаю это ради моего друга, брата этой леди, чья семья страшно встревожена тем, что происходит. Это славные люди, а я… Ну, скажем, я больше всех виноват в этом.

– Почему вы обвиняете себя?

– Потому что я такой, какой есть. Моя репутация вполне заслужена, Джулия. Если кто-то другой совершает такие же ошибки, которые совершил я, как могу я не чувствовать, что мой долг – вмешаться?

Девушка заморгала. Он удивил ее этими словами, и это обрадовало Рафаэля.

Хорошо было снова овладеть собой.

Ее лицо, такое открытое и выразительное, такое красивое, было обращено к нему. И он продолжал:

– Иногда мне кажется, что мне еще нужно многое наверстать. Помочь Кэтрин… это своего рода расплата.

– Вы говорите совсем не как негодяй, каким вы любите себя изображать, мсье виконт… – Джулия помолчала, потом улыбнулась. – То есть Рафаэль.

– Благодарю вас, – сказал он, обрадованный тем, что она назвала его по имени, и добавил: – Может быть, я не такой. Может быть, в тот вечер на балу у Суффолка доброта женщины, которая даже не была знакома со мной, заставила меня о чем-то задуматься.

Рафаэль напряженно наблюдал за ней. Многому ли она поверит из всего, что он наговорил?

Джулия смотрела на него своими светлыми глазами, маняще сияющими. Четко очерченные брови образовали над ними изящные полукружия. Господи! Как ему хочется поцеловать ее…

Предостерегающий голос велел ему остановиться. Это неправильно. Слишком рано. Она ускользнет, и он утратит почву под ногами. Но все же он наклонился к ней, опустив голову. Ее ресницы взлетели вверх. Она не отстранилась. Она ждала.

Мария воскликнула:

– Джулия! Рафаэль! Где вы? Я вижу на улице маму. Она нас ищет.

Джулия окаменела, на мгновение застыв в его руках. Сейчас он ее потеряет, упустит возможность. И Рафаэль сделал то, что было неожиданным для них обоих.

Он коснулся языком мягких, податливых губ Джулии, которые она протянула к нему. Быстро, осторожно он провел языком по очертаниям ее верхней губы, наслаждаясь этим легчайшим ощущением.

– Она, кажется, сердится. – На этот раз голос Марии звучал уже нетерпеливо. – Ой, правда.

Джулия подняла на него глаза, взгляды их встретились… одно… два… три мгновения. Потом она отступила, лицо ее горело от смущения. Точно мышка, выбравшаяся из когтей неловкой кошки, она выскочила из-за рядов коробок.

Остановившись на минутку, чтобы пригладить юбку, Джулия вышла из-за полок легкой походкой.

– Тогда пошли, дорогая, – услышал Рафаэль ее обращение к девочке, – нам нужно торопиться. Не бойся. Я все объясню маме.

Рафаэль поймал себя на том, что его бьет дрожь. Не обращая внимания на дискомфорт в чреслах, он вышел из-за полок с коробками.

Джулия испуганно оглянулась на него и, прежде чем выйти из кондитерской, напомнила сестренке:

– Будь воспитанной девочкой, Мария, и поблагодари мсье виконта.

– Большое вам спасибо, – сказала хорошенькая девочка и сделала реверанс, после чего поспешила к двери.

Джулия задержалась, глядя на Рафаэля. Губы ее приоткрылись, затем закрылись. Она нахмурилась и отвела глаза со смущенным видом.

– Всего хорошего, мисс Броуди, – сказал Рафаэль, стараясь вывести ее из этого неловкого состояния и в то же время удивляясь на такое несвойственное ему поведение.

– Да. – Джулия кашлянула, быстро взяв себя в руки. – Да. Всего хорошего, – сказала она и вышла.

Он видел через большое окно, как она подошла к матери. Та явно была недовольна дочерьми, когда увидела, где они задержались. Без всяких церемоний она потащила их по улице, и вскоре они скрылись из виду.

– Сэр, желаете, я заверну это для вашей бабушки? – Молодой приказчик улыбался, изо всех сил стараясь угодить. – Это все выбрала девочка.

– Конфеты для бабки? – Смех Рафаэля прозвучал громко и совсем не соответствовал его теперешнему настроению. Он резко оборвал его.