Текст книги "Сорвать розу"

Автор книги: Жаклин Мартен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 35

В течение нескольких следующих лет неподдающиеся прогнозированию приливы войны омывали Райленд несколько раз. Дом держался, хотя поля, амбары, льдохранилища и кладовые были опустошены подчистую. Опустели также и конюшни, в которых осталась одна старая полуслепая лошадь.

Ранней весной 1779 года дюжина людей верхом на лошадях проскакала через ворота и по подъездной дороге приблизилась к дому. Джон Генри отправил дочь и племянницу наверх с обычным предупреждением:

– Заприте дверь и держитесь подальше от окон.

Сам спустился вниз, встретить новую команду мародеров, многие из которых были ему уже знакомы. В последний раз они объявлялись здесь под предводительством генерала Кортландта Скиннера. Он и его добровольцы из Нью-Джерси попутно приторговывали на стороне, поняв, что изъятие ценностей насильственным путем – более выгодное дело, чем рисковать шкурой за какую-то там американскую свободу.

Когда скиннеры, получившие это прозвище по имени генерала, осадили лошадей у дома, Джон Генри Райленд, открыв парадную дверь, вышел на крыльцо, приветствуя их.

– Джентльмены, – обратился он с иронией, – добрый день. Приношу извинения, но по-другому не могу удовлетворить ваши нужды, и вы, господа, – поклонился он тем всадникам, которых узнал, – должны помнить это по результатам вашего последнего визита. Забрали все: лошадей, домашний скот, цыплят, сыры, зерно, приправы – одним словом, ничего не осталось.

– Не вешай лапшу на уши, старый дурак!

– Убедитесь сами, – спокойно пригласил Джон Генри, показывая на амбары и конюшни.

По сигналу офицера в американской военной рубашке и британской гренадерской шляпе полдюжины всадников поскакали к хозяйственным постройкам позади дома. Оставшиеся поднялись на крыльцо, оттолкнув Джона Генри в сторону.

– В таком доме всегда найдется, чем поживиться, – злорадно заметил один из них.

– Где твое серебро?

– Ушло вместе с британской армией.

– Покажи, где прячешь деньги.

– У меня нет денег, кроме нескольких шиллингов, а может и фунтов. В последние два года нечего было продавать.

– Посмотрим, что есть.

Джона Генри втолкнули в дом. Мародеры рассыпались по первому этажу, как колония муравьев, жадно хватая все более или менее ценные вещи в столовой и гостиной: миниатюру в золоченой рамке, висевшую у двери, серебряный наперсток Фебы, лежавший на столе. Дошла очередь и до оловянных кружек и посуды в серванте, а в библиотеке – до обнаруженных на письменном столе Джона Генри серебряного чернильного прибора и ножа для разрезания книг с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой, выполненной в форме меча.

Следуя их указаниям, Джон Генри с показной неохотой открыл ящик письменного стола и вытащил маленький кошелек с монетами, специально хранимый там для этих целей.

– Все, что у меня есть, – сказал он.

– Открой другие ящики.

– Там только мои записи и документы.

– Так мы и поверили!

Выдвигались ящики, и высыпалось их содержимое на выгоревший восточный ковер. В самом нижнем – обнаружился другой кошелек с банкнотами и монетами на сумму около пятнадцати фунтов. Джон Генри еще ранее пришел к выводу, что, дав возможность найти один кошелек, а затем изобразив испуг при обнаружении второго, обычно отбивалась охота искать третий – настоящий тайник с деньгами, закопанный под одним из стойл в конюшне.

Продолжая ругаться, скиннеры весело заявили, что старый бунтарь – настоящий сукин сын – лжет, и в наказание стали вытаскивать с полок книги и выбрасывать их через окно.

Разбитые стекла, возможность потери собственности ничего не значили для Джона Генри по сравнению с порчей и уничтожением дорогих ему книг. Подойдя к скиннерам и используя тяжелую медную лампу как орудие мести, он умудрился пробить ею несколько голов, прежде чем совместными усилиями был сбит с ног.

Покидая библиотеку с награбленным добром, скиннеры небрежно переступали через Джона Генри – все, кроме одного, чья голова еще кровоточила после удара медной лампой. Он остановился, пробормотав: «Старый ублюдок!», и мстительно ударил ногой сначала по ребрам, а затем по голове распростертое на полу неподвижное тело.

Три недели спустя Джон Генри первый раз за это время открыл глаза и с недоумением стал осматриваться по сторонам, пока его взгляд не остановился на Шошанне, стоявшей у стола и готовившей новое лекарство.

– Мама, – позвал он.

Шошанна, к этому времени уже почти не надеявшаяся, что он когда-либо придет в сознание или заговорит, чуть не уронила поднос с лекарствами.

Слезы навернулись ей на глаза, дочь подошла к нему и взяла за руки.

– Папа. Папа, как я счастлива!

– Мама, – Джон Генри снова обратился к дочери. – Джонни хочет пить. – Его губы по-детски недовольно надулись. – Мама, Джонни больно, прогони боль.

Превратившись с этого дня в ребенка, Джон Генри остался им навсегда.

Юный Том из конюшни стал его слугой, а Феба – постоянным компаньоном.

Теперь он обычно часами сидел тихо, сосредоточенно слушая ее чтение, вряд ли понимая хоть слово, – казалось, его успокаивает само звучание любимых им классических языков.

Пока Феба читала, Шошанна занималась хозяйством: как и догадывались скиннеры, у них, конечно, было припрятано зерно, домашний скот и немного продовольствия, которые удалось сохранить от прожорливых отрядов, совершавших постоянные набеги. И ей нужно было подумать о будущем – не вечно же будет длиться война.

К счастью, Джон Генри имел отличного управляющего в лице Билла Лукаса, бывшего раньше его арендатором. И к еще большему счастью, мистер Лукас не возмущался женским управлением – вдвоем с Шошанной они собирались дружно работать на благо Райленд-Холла и земли Райлендов, если в стране снова наступит мир.

К несчастью, однако, поверенный Джона Генри в Ньюарке мистер Сойер был настроен менее оптимистично по поводу того, что какая-то девчушка приобретает слишком много власти.

– Дорогая, это выше ваших сил, – настаивал он всегда во время их встреч. – Забота о вашем дорогом отце, управление домом и поместьем, и все на такие хрупкие плечи, – он похлопал по крепким плечам Шошанны, – а они не предназначены для такой тяжелой ноши.

Когда в этот день они ложились спать, Шошанна со своим прежним весельем подробно рассказала Фебе о последней встрече с поверенным.

– Он думает, что я, будучи женщиной, могу растаять, когда попаду под дождь, или стану визжать, если полевая мышь выскочит на меня.

– Твои хрупкие плечи! – Феба хохотала, пока слезы не потекли из глаз.

Но после еще нескольких встреч назойливость мистера Сойера стала действовать Шошанне на нервы.

– Да, сэр, – резко ответила она ему однажды, потеряв терпение. – Я тоже хотела бы иметь удивительно сильного, мудрого и красивого мужчину, который смог бы принять все мои тяжкие заботы близко к сердцу. Но у меня его нет. В Нью-Джерси также нет родственников-мужчин, а мой отец, как ни прискорбно, не способен работать. В связи с тем, что мне приходится выкручиваться в этих обстоятельствах самостоятельно, давайте отложим бесполезные стенания и будем делать то, что следует сделать.

Однажды днем в конце июля Шошанна осматривала владения фермы с Биллом Лукасом, а Феба, как всегда, читала. Джон Генри неожиданно приложил руку к своей голове.

– Мама, – сказал он. – Мама, здесь болит… ужасно.

Когда Феба вскочила и подбежала к нему, он бросил на нее удивленный взгляд и стал тяжело заваливаться на бок. Она успела подхватить его, не дав свалиться на пол, и, осторожно опустив на ковер, бросилась к двери, чтобы позвать на помощь.

Вернувшись домой, Шошанна увидела слуг, вытиравших слезы фартуками, и Фебу, стоявшую на коленях возле Джона Генри и державшую его неподвижную руку.

– Шэнни, я думаю… – Феба поднялась с колен, когда Шошанна вошла в комнату.

Шошанна, как и Феба, встав на колени возле отца, взяла его за руку, пытаясь нащупать пульс, приложила ухо к груди, после чего нежно закрыла ему веки.

– Да, – произнесла она наконец, прижимая его руку к своей щеке, затем поцеловала ладонь. – Он покинул нас.

ГЛАВА 36

В один из ясных прохладных дней в конце декабря уставшая Шошанна только вошла в дом, как Нелли сообщила:

– В библиотеке вас ждет джентльмен. Шошанна слегка нахмурилась: единственное, что ей хотелось сейчас, – помыться и поесть, но никак не принимать посетителей.

Бросив перчатки и плащ на стул, она направилась в библиотеку, пораженная видом высокого, стройного, элегантно одетого человека с узким загорелым лицом, сидевшего за письменным столом отца и копавшегося в его ящиках. Феба сидела напротив него, держась очень прямо и сложив руки на коленях.

Укоризненно взглянув на кузину, сидевшую тихо и позволившую творить это кощунство, Шошанна набросилась на незнакомца.

– Кто вы, черт возьми, и какого дьявола обыскиваете стол отца?

Мужчина поднялся из-за стола с томной грацией.

– Ну, конечно, следовало догадаться, – сказал он насмешливо, – хозяйка даже близко не такая привлекательная, как служанка. – Остановился перед Шошанной. – Урок номер один, – продолжал незнакомец. – Никогда не спрашивай, что я делаю, и не смей разговаривать со мной таким тоном. И чтобы лучше усвоилось… – Его рука вскинулась, и Шошанна отлетела назад от сильного удара, нанесенного с размаху по лицу.

Как только Феба вскочила, приказал:

– Сядь!

Прежде чем Феба успела сесть, Шошанна заметила ее распухшие губы и поняла, что кузина пыталась протестовать.

Джентльмен достал тонкий носовой платок из кармана бриджей и бросил Шошанне, губы которой были разбиты и кровоточили.

– Вытрись, не переношу, – добавил он, изящно пожимая плечами, – вида крови.

Шошанна молча вытерлась.

– А сейчас, кузина, – куражился насмешливый голос, – ах, да, моя дорогая, – добавил, заметив недоумение, – хоть это и очень дальнее родство с твоим отцом по материнской линии, но ты – моя кузина, и я, естественно, получив на Вест-Индских островах известие о твоей тяжелой утрате, поспешил к тебе, чтобы предложить мужскую поддержку и защиту.

– Любезно с вашей стороны, – ответила Шошанна сухо, – но в этом нет необходимости – справляюсь со всеми делами сама.

– Ну, ну, – предостерег он, – прошу не возражать. Это плохо влияет на мое настроение, а я уверен, – в ослепительной улыбке показались два ряда зубов, – ты не хочешь портить настроение, не правда ли, Шошанна? Какое ужасное имя! – Снова изысканное пожимание плечами. – Что думал мой кузен Райленд, называя так дочь? Придется сократить его до Анны. Мое имя, кстати, Фултон Крейн. Тебе следует побыстрее привыкнуть к нему. – Последовал еще один изящный жест рукой. – Оно скоро станет твоим.

– Прощу прощения?

– Мы скоро поженимся, моя дорогая Анна. Как твой опекун, я уже согласился на этот брак. Как твой муж, я скоро буду иметь все привилегии, которые не могу получить сейчас, будучи только опекуном.

– Вы говорите загадками, сэр.

– А мне говорили, – покачал он головой, – что твой ум превосходит большинство женских. Печально, что это не так. Скажу откровенно, Анна, и с этого времени откроется вся неприятная правда: найдя мое имя среди бумаг твоего отца, мистер Сойер написал письмо, в котором спрашивал, знаком ли мне кто-нибудь из родственников-мужчин, кто мог бы освободить тебя от непосильной ноши, раз уж твой отец не указал этого в завещании. Естественно, я тут же примчался, чтобы облегчить страдания родственницы, задержавшись только в Нью-Йорке, куда прибыл на корабле, чтобы получить официальное разрешение от британских властей. Они, конечно, остались довольны, узнав, что такое прекрасное поместье, как Райленд, будет находиться отныне в руках верного британского подданного, а не у такого яростного бунтаря, как Джон Генри Райленд.

Обе девушки не сказали ни слова, вызвав новое раздражение.

– Приведите себя в порядок! – потребовал он. – Я очень голоден после путешествия и приказал подать сегодня ужин пораньше. Терпеть не могу, когда за столом сидит кто-нибудь неопрятно одетый. Четверть часа на сборы. Останусь недоволен, если опоздаете.

Поднимаясь наверх, девушки схватились за руки, подавленные несчастьем, свалившимся им на голову.

В их общей спальне Феба села на кровать и начала плакать, а Шошанна ласково успокаивала ее.

– Умойся и переоденься, Феба, – напомнила она ей. – У нас нет времени на слезы.

– Мы будем уступать и выполнять команды этого чудовища? – жалобно спросила Феба.

– Временно, пока составим план действий: пусть верит, что окончательно запугал нас. – Ее обычно ласковые карие глаза сверкнули холодно и жестко. – Не бойся, Феба, расквитаемся с ним и заставим заплатить той же монетой.

– Но закон на его стороне, и он намерен жениться на тебе.

– На Райленде и таким образом надежно закрепить его за собой, а не с помощью подозрительного опекунства. Он не первый, кто намеревался это сделать, и, возможно, не последний, но никогда еще я не испытывала большего удовольствия в решимости расстроить эти планы. А теперь давай одеваться.

Несколькими минутами позже, спускаясь по лестнице, Шошанна предупредила тихим голосом:

– Помни! Притворись, что совершенно напугана.

– Мне не надо притворяться, – призналась Феба шепотом.

– Ну что ж, подойдет и это, раз уж нам нужно, чтобы этот самонадеянный ублюдок ничего не заподозрил, – мрачно улыбнулась Шошанна.

Часы, доставшиеся еще от дедушки, били четверть часа, когда девушки вошли в столовую – Фултон Крейн, сидевший во главе длинного стола, даже не приподнялся.

Внутренне содрогнувшись, увидев его на месте Джона Генри, они не произнесли ни слова; наклонив головы, скользнули на стулья, выдвинутые для них Томом, и ужин прошел в полном молчании.

В конце трапезы Фултон Крейн ткнул пальцем в Тома.

– Принеси бутылку вина, парень, хорошей мадеры, да пошевеливайся.

– Там осталось только немного портвейна, – ответил Том дрожащим голосом. – Почти все забрали солдаты.

Изрыгая проклятия, Фултон Крейн пошел в подвал следом за слугой, желая убедиться в этом лично, и через несколько минут вернулся с Томом, понуро плевшимся сзади, прижимая к груди полдюжины бутылок.

– Так и знал, – заявил он с таким триумфом, как будто только что добился громадного успеха. – Везде одинаковы эти слуги, в Англии ли, на Индийских островах или в ваших захолустных колониях, – всегда ухитряются придумать способы, как бы обобрать хозяев.

Шошанна увидела, как вспыхнуло от унижения лицо Тома, и неблагоразумно забыла о намерении выглядеть запуганной.

– Надеюсь, вы исходите из собственного опыта, – презрительно заметила она. – Ни один из наших домочадцев, не говоря уж о Томе, не возьмет даже капли эля, а тем более папиного вина.

На лице Фултона Крейна появилась особенно неприятная улыбка.

– Твой папа был нерадивым отцом, моя девочка, – сказал опекун елейно. – Похоже, тебя нужно обучать манерам. Ну, ты там! – это уже относилось к Тому. – Наполни стакан. – Причмокивая, отпил первый глоток. – Не так плохо, как думал; оставь бутылку на столе, парень, и убирайся. Закрой дверь.

– Вы хотите, чтобы мы оставили вас наедине с вином, сэр? – робко, как маленькая девочка, спросила Феба.

– Сам скажу, когда захочу, чтобы вы ушли, – прорычал их новый опекун, моментально справившись с вином и наливая другой стакан.

Выпив половину бутылки, оттолкнулся от стола вместе со стулом, расстегнул серебристо-серый жилет, громко рыгая, обратился к девушкам:

– Давайте придем к взаимопониманию. Мне не так уж трудно угодить, если все будет идти так, как хочу. Будьте вежливыми, покорными, послушными… и наша menage a trois будет счастливой.

– Что следует подразумевать под menage a trois? – спросила Феба, нарочно произнося французскую фразу с ужасным акцентом.

– Мне дали понять, что вы обе говорите на нескольких языках.

– Да, сэр, говорим, но не на этом, – отчаянно соврала Шошанна. – Отец обучал нас греческому и латинскому.

– Боже праведный! – воскликнул Фултон Крейн с искренним отвращением. – Пустая трата ограниченных женских мозгов. Кажется, мне самому придется переучивать вас. A menage a trois, мои хорошенькие маленькие милашки, означает, что мы все трое будем жить вместе уютно и счастливо.

Он увидел, как девушки обменялись быстрыми взглядами, и икнул от смеха.

– Вижу, вы обе более опытны, чем ваш наставник; похоже, поняли, что я хотел сказать.

– Конечно, – очень осторожно начала Шошанна, чтобы не послышалась дерзость, – мой долг принять вас своим опекуном, но Фебе уже исполнилось восемнадцать, и поэтому она вольна, если пожелает, покинуть Райленд.

Говоря это, она толкнула Фебу ногой под столом, призывая к молчанию, и та, предупрежденная таким образом, сдержала готовое сорваться с языка заявление, что не собирается расставаться со своей кузиной.

– Но наша прекрасная Феба не вольна уезжать по собственному желанию: рабы не вольны, – спокойно напомнил опекун.

Феба побледнела, Шошанна вспыхнула от гнева.

– Феба моя кузина. Она свободнорожденная, а не рабыня.

– Можешь доказать?

– Это не нуждается в доказательствах – всем в округе известно, и наш поверенный может это подтвердить.

– Ах, да, достойный уважения мистер Сойер, – насмешливым тоном сказал Фултон Крейн, – приветствовавший меня почти со слезами на глазах от радости. Я для него тот, кто снимет тяжесть управления Райлендом с твоих таких умелых, но слишком хрупких плеч. После тщательного изучения документов на право опекунства, он, будучи человеком закона, с удовольствием вручил все бумаги, касающиеся бедной, хорошенькой, маленькой мисс Фебы, давным-давно отданные ему на хранение. Все, кроме… – Он обратил свой нахмуренный взгляд на Фебу. – Все, кроме брачного свидетельства твоей матери. Принеси его немедленно!

– Нет, Феба, не делай этого!

Самозваный опекун машинально повернулся к Шошанне.

– Опять осмелилась демонстрировать неповиновение?

Шошанна проигнорировала его реплику.

– Феба, не дай ему возможности положить лапу на доказательства замужества твоей матери, – настойчиво повторила она и в следующую минуту оказалась приподнятой со стула и прижатой к груди Фултона Крейна с руками, скрученными за спиной.

Шошанна прикусила губу от боли и почувствовала, как ей выкручивают одну руку, затем другую. Тихий стон сорвался с ее губ, и Крейн победно усмехнулся, глядя на нее сверху вниз, затем перевел взгляд на Фебу.

– Ну, мисс Феба, – с издевкой продолжал Фултон, сделав ударение на слове «мисс». – Ведите себя так, как и подобает маленькой рабыне. Ты принесешь брачное свидетельство своей матери или сломать руку твоей кузине Анне?

– Сейчас же принесу его.

– Умница, – зааплодировал опекун, а Шошанна, уронив голову на руки, притворилась побежденной.

– Вы правы, – тихо и кротко последовал ее ответ, а на лице появилась злорадная улыбка, как и у него.

Какими им предстать перед ним? Слабыми, незащищенными женщинами! И он проглотил эту наживку, оказавшись слишком самоуверенным и самонадеянным, чтобы заметить, что две кузины, обменявшись многозначительными взглядами, объявили ему войну.

Непримиримые, они начали борьбу.

ГЛАВА 37

Догорела последняя свеча, и обе девушки, одетые в одинаковые фланелевые рубашки и обшитые лентами чепчики, прижались друг к другу в огромной кровати, надеясь хоть немного успокоиться и согреться.

– Шэнни, я становлюсь в тупик: не знаю, что хуже – когда рычит и ругается, или разговаривает елейным вкрадчивым голосом.

– Которым пользуется, прежде чем наброситься на нас, как бросается громадный кот на маленькую мышку. Однако у нас есть одно большое преимущество.

– Что-то не заметила. У него – грубая физическая сила и сила закона, кроме того, преимущество быть мужчиной в мире, который принадлежит им, и…

– …и автоматически относит всех женщин к слабым, беззащитным существам, считая их чем-то средним между несмышлеными детьми и пугливыми овечками, поэтому продолжим раболепно склонять перед ним головы, чтобы не заподозрил, будто составляем собственный план.

– Моя голова совершенно пустая с момента, когда он ударил меня, – призналась Феба. – Может, ты, Шэнни, придумала, как избавить Райленд от него?

– Отравить или застрелить, больше ничего, – заявила Шошанна. – Не то чтобы я боюсь почувствовать угрызения совести, увидев этого человека мертвым у своих ног. Он – законченный негодяй и заслуживает смерти, но не хочу подвергать себя риску быть повешенной.

– Не говори так! – Феба судорожно обняла ее. – Даже не смей думать об этом!

Они долго разговаривали в эту ночь, так и не придумав, как победить своего врага. Измученные дневными событиями и изматывающими повторениями, как сильно обе ненавидят Фултона Крейна, девушки, наконец, заснули.

Утром Феба предложила надеть самые старые, самые поношенные, самые непривлекательные платья – может быть, это вызовет отвращение у такого элегантного мужчины, как он.

Шошанна с сомнением улыбнулась и покачала головой.

– Можешь, малышка, надеть на себя мешок и выглядеть прекрасной, – сказала она кузине. – А если у меня вырастет вторая голова, он все равно женится на моей земле и моем богатстве; правда, после церемонии бракосочетания запрет свою двуглавую жену на чердаке, а сам будет внизу развлекаться с тобой.

Феба побледнела, и Шошанна взяла ее за холодную руку.

– Человек, недооценивающий других, глуп, – изрекла она назидательно. – Будем недостойны образования, полученного от отца, если не победим глупого мужчину.

Они спустились к завтраку, как обычно, в семь, но его на столе не было.

– Эта тварь, – подтвердила миссис Грей, поджав губы, – объявила, что не собирается есть в такое варварски раннее время, потребовав горячий шоколад к девяти в постель – только где, хотелось бы знать, найти шоколад в такое время? – а завтрак подать к десяти, и чтобы вы обе тоже были с ним за столом.

Девушки быстро переглянулись. Прошло менее двадцати четырех часов, как он находится здесь, а его тяжелая рука уже чувствуется во всем доме.

– Будь добра, дай чего-нибудь поесть, чтобы продержаться до десяти, – обратилась Шошанна к кухарке, когда они зашли в кухню. – Мы обе голодны.

Кухарка выставила хлеб, сыр, клубничный джем, яблоки и чай, заваренный на выращенных в саду травах, – обе кузины набросились на все это с варварским аппетитом.

Незадолго до десяти Фултон Крейн вышел из спальни Джона Генри. Феба и Шошанна уже ждали его в столовой. Он помахал им в знак приветствия кружевным носовым платочком, а обе девушки сделали реверанс и хором произнесли:

– Доброе утро.

– Можете сесть, – разрешил опекун, и они самостоятельно вытащили себе стулья, в то время как Том, предупрежденный хозяйками, бросился с показным почтением к столу, выдвигая этому варвару стул Джона Генри.

Вспомнив комментарий Фебы, Шошанна во время еды пришла к тому же мнению, что любезный Фултон Крейн более ужасен, чем он же в своем первозданном виде – по крайней мере, известно, что от него можно ждать.

К концу завтрака, проглотив последний кусок яйца с ломтем хлеба, мистер Крейн, взяв сладкую булочку, сделал первый глоток из чашки с чаем.

– Фу! – выплюнул содержимое на середину стола. – Что за отвратительная дрянь?

– Чай, заваренный на травах из сада.

– Что, разве нет китайского или индийского?

– Обычно его завозили через Англию, – тихо напомнила Шошанна. – А сейчас мы с ней воюем.

– Тогда, может быть, есть кофе?

– Нет. – Феба постаралась придать голосу оттенок сожаления. – Этот напиток не очень популярен в Америке. Возможно, Шэнни, – она посмотрела на кузину с показной надеждой, – наш опекун предпочтет эль.

– Предпочту этим помоям все, что угодно, – прорычал опекун, и Шошанна, повернувшись на стуле, подмигнула Тому.

– Пойди в кухню и принеси мистеру Крейну кружку эля.

– Сию минуту, мисс Шошанна, – ответил слуга с уважением.

Когда Том вышел, Фултон Крейн обратился с вопросом к Шошанне:

– Где можно найти приходского священника, разумеется, из англиканской церкви?

– У британцев, думаю, – невинным голосом отозвалась Шошанна. – Большинство священников, оставшихся в округе, склонились на американскую сторону.

– В общем-то, считаю, какая церковь – не имеет значения, – недовольно проворчал он, – так как любая из них, – его улыбка больше изображала насмешку, – по всем правилам скрепит наш тесный союз.

Шошанна, сжав руки, лежавшие на коленях, напоминала себе, что не должна снова совершить ошибку, недооценив его.

– Будет неприлично с моей стороны выйти замуж, когда со дня смерти папы прошло менее года, – нерешительно произнесла она. – На самом деле не прошло еще и шести месяцев.

– Но, как ты правильно напомнила, моя дорогая Анна, сейчас не обычные времена. Уверен, добрые соседи с должным пониманием отнесутся к твоему стремлению приобрести помощника. – Он бросил салфетку. – Чем быстрее встречусь со священником и договорюсь о трех положенных объявлениях, тем быстрее поженимся. Если будет объявлено о нашей помолвке уже в это воскресенье, свадьба состоится в третью неделю января.

Крейн широко улыбнулся, увидев панику на лицах обеих девушек.

– Будет трудно это сделать, но, осмелюсь сказать, смогу сдержать свое нетерпение до того времени.

Шошанна при этих словах сразу же забыла все свои добрые намерения.

– Я не выйду за вас замуж, сэр, ни в январе, ни в какое-либо другое время. И если даже притащите меня к алтарю, откажусь произнести клятвы, оказавшись там.

– А я, – вызывающе добавила Феба, – никогда не стану вашей любовницей.

Вспышка гнева, охватившая их обеих, была неожиданной даже для них самих.

– А я думаю, вы обе подчинитесь, – весело сказал Фултон Крейн, – и не придется никого и никуда тащить.

Опекун, улыбнувшись, заметил, как девушки обменялись быстрыми, сомневающимися взглядами, и продолжил речь в манере, которую Феба окрестила «елейной».

– Видишь ли, уже приказано, чтобы старый экипаж твоего отца починили и подготовили к длительному путешествию. Если ты, Анна, будешь упорствовать и отказываться выйти за меня замуж, мы все трое поедем с новыми слугами, которых я выберу сам, а когда окажемся в Вирджинии, дорогая кузина Феба… – он подошел к ней, стоявшей неподвижно, похлопал по щеке, погладил шею, затем плечи и, наконец, груди. – Придется расстаться с дорогой кузиной Фебой за высокую цену на рынке рабов. – Мне уже известно, что за таких, как она, предлагают очень много денег. Привлекательные, достигшие брачного возраста черные женщины, напоминающие белых, продаются и перепродаются до тех пор, пока хорошо выглядят. Итак, делай вывод, милая Феба, твоя судьба в руках кузины: выйдет она за меня замуж – ты останешься здесь, в Райленде, и будешь ублажать только меня; нет – придется узнать большое количество мужчин, пока твоя красота не увянет.

Шошанна подошла к Фебе и обняла ее дрожащее тело.

– Очень хорошо, вы, чудовище! – холодно и спокойно обратилась она к Крейну как раз в тот момент, когда Том вернулся с элем. – Выйду за вас замуж.

Том от неожиданности уронил кувшин, разлив содержимое на ковер, мебель и на себя, ворча, наклонился, чтобы подобрать осколки. Фултон Крейн обратился к Шошанне:

– Приветствую твое решение, дорогая Анна, но сожалею о прискорбной дерзости и неблагодарной манере, в которой принято мое предложение.

Продолжая улыбаться, он сильно ударил ее по лицу, сначала один раз, затем второй и третий.

Как только Том вскочил на ноги и бросился к нему, Шошанна пронзительно закричала:

– Нет, Том! Нет! Оставь нас. Пусть кто-нибудь из служанок придет, чтобы прибрать здесь.

Тяжело дыша, Том продолжал стоять в нерешительности.

– Ты поступишь мудро, если послушаешься совета хозяйки, Том, – сказал ему Фултон Крейн с деланной вежливостью. – У меня одинаковое желание применить хлыст как к непокорному слуге, так и к непослушной подопечной.

– Пожалуйста, Том!

Еще раз оглянувшись, тот неохотно ушел из комнаты.

– Ну, а теперь посоветуй, как найти священника, – обратился Фултон Крейн к Шошанне. – Хотя, пожалуй, лучше поедешь со мной, моя дорогая. Мисс Феба останется дома выполнять твои указания. Конечно, будет удобнее, если ты окажешься рядом и убедишь своего американского священника, что очень стремишься к замужеству. Но, прежде всего, переоденься и не забудь припудрить лицо – на щеке начинает проступать синяк. И быстрее, Анна, ненавижу ждать. Мисс Феба, разрешаю развлекать меня в гостиной, пока хозяйка совершает туалет; эту роль тебе придется исполнять и дальше, и, конечно, не в гостиной: спальня – самое подходящее место для такой прелести, как ты.