Текст книги "A.D. 999"

Автор книги: Жадриен Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 14

В страну мрака, каков есть мрак тени смертной…

Иов, 10:21

Аббатство Гластонбери

3 декабря 999 года

Кеннаг моргнула и еще плотнее закуталась в одеяла. Матрас был жесткий, но она хорошо выспалась. Вот если бы еще не сны… После получения чудесного дара они стали куда реалистичнее, чем прежде. Теперь она не только видела и слышала, все остальные чувства тоже заработали, а картины ночных видений поражали яркостью и детальностью.

Кеннаг улыбнулась, вспоминая последний сон. Она стояла в своем маленьком домике, прислушиваясь к доносящимся со двора ударам молота и поглаживая большой живот. Бран знал, что надо сделать с металлом, чтобы превратить его в красивую и полезную вещь. Все вокруг было залито светом, струящимся из неизвестного источника, а на столе стояла пища, настолько вкусная и сытная, что все прочее казалось по сравнению с ней пресным и неприятным. Хорошие сны, успокаивающие сны, сны о…

Тор.

Холм встал перед ее внутренним взором, и всю сонливость сняло как рукой. Ощутив прилив энергии, Кеннаг отбросила одеяла и начала одеваться, поеживаясь от предутреннего холодка.

Насколько ей помнилось, заутреня начиналась с восходом солнца и не была одной из самых долгих служб. Тор не далее чем в полумиле. Если расшевелить кобылу, то можно добраться до вершины и успеть вернуться, чтобы встретиться с аббатом Сигегаром.

А если она и не успеет, что ж, подождут.

Сердце затрепетало. Губы расплылись в глуповато-радостной улыбке. Такого волнения Кеннаг не испытывала, наверное, с того дня, когда впервые переспала с Ниаллом. После многих месяцев горечи и злости предвкушение встречи с Тором наполняло душу восторгом.

Волосы спутались и походили на неприбранное птичье гнездо. Она торопливо причесалась и перехватила их ленточкой. Потом можно будет заняться ими всерьез, а сейчас она сгорала от нетерпения.

Кеннаг вышла из домика, плотно притворила за собой дверь. Тихо и холодно. Братья еще спали после последней службы, закончившейся за полночь. Как только они это выдерживают, подумала Кеннаг.

Что-то опустилось ей на плечо.

Она вздрогнула, ахнула и тут же нахмурилась, увидев Рататоск.

– Доброе утро, – приветствовала ее белка и, распустив хвост, принюхалась, втягивая чистый, холодный воздух. – Хороший будет денек.

– Ты чуть меня не убила, – сказала Кеннаг. – Не надо так прыгать на людей.

– Извини. Запомню на будущее. – Зверек помолчал. – Не хочешь узнать, где я была?

– Не очень, – честно ответила Кеннаг.

Рататоск своей болтовней задерживала ее. Подняв юбки, чтобы не испачкаться в грязи, она торопливо прошла мимо пекарни, кузницы и амбаров. Рататоск сидела на плече, крепко уцепившись когтями за платье.

– А зря. Никто лучше меня не может добывать нужные вам с Элвином сведения.

Кеннаг отворила дверь конюшни. Лошади повернулись и посмотрели на нее. Валаам и свернувшаяся рядом с ним Ровена еще спали.

– У меня есть Второе Зрение, – бросила она, раздраженная тем, что белка отвлекает ее от главной цели.

Рататоск перепрыгнула с ее плеча на балку.

– Мои белки – более надежный источник. Ты просто видишь какие-то образы и не всегда понимаешь их значение. Я же могу узнать имена, планы…

– У меня есть план для тебя, – мяукнула Ровена, открывая глаза и бросая сердитый взгляд на беспокойного грызуна. – Если не закроешь ротик, попадешь в мой.

– Ох! – пискнула Рататоск, возмущенно покачивая хвостом.

– Вы оба – неблагодарные животные. Лучше я расскажу обо всем Элвину. Уж он-то по достоинству оценит мое старание.

Бормоча что-то себе под нос, белка спрыгнула на присыпанную сеном землю и метнулась за дверь. Ровена, повернув голову, посмотрела на Кеннаг, с удивлением обнаружившую, что имеющиеся в аббатстве седла слишком велики для ее кобылки.

– Ты сегодня рано. Могла бы воспользоваться случаем и выспаться в тепле и покое. – Ровена зевнула, выгнув спину и выпустив когти правой передней лапы. – Я так и сделала. Спасибо, Валаам.

– Пожалуйста. – Осел тоже зевнул.

– Надо кое-куда съездить, – сказала Кеннаг.

– Куда?

– Хочу посмотреть Тор.

Ровена дернула головой.

– Эх вы, люди. Вечно вам что-то надо. Было бы куда лучше, если бы вы научились время от времени греться на солнышке и никуда не спешить.

Кеннаг усмехнулась.

– В этом ты, наверное, права. Ну, пошли, – сказала она кобыле, с готовностью последовавшей за ней из теплого помещения.

Кеннаг закрыла дверь и закрепила ее палкой. Потом быстро вскочила в седло и, наклонившись к уху лошадки, сказала:

– К Тору. Ты ведь это чувствуешь, да?

Животное выгнуло белую шею и посмотрело на Кеннаг, качнув головой вверх-вниз.

– Вот и хорошо. Вперед.

Тропинки были грязными, но вполне проходимыми, и Кеннаг не могла пожаловаться на скорость, с которой ее несла лошадь. Теперь Кеннаг решила, что, рассматривая холм из аббатства, неверно определила его высоту. По ее прикидкам, он возвышался никак не меньше чем на пятьдесят футов, причем довольно отвесно.

Террасы, замеченные издали, оказалось не так-то просто обнаружить на месте. В предутренней полутьме они терялись среди высоких темных деревьев.

Кеннаг нахмурилась. По обе стороны от нее стояли громадные дубы. Женщина оглянулась, и по ее спине пробежал холодок. Сама того не заметив, она проехала по тропинке, обсаженной дубами, которая и привела ее к подножию Тора.

Дубы… и яблони. Уснувшие деревья. Кобыла под ней ударила копытом и фыркнула, явно желая продолжить путь. Что ж, пусть выбирает дорогу сама.

То, чего не замечала женщина, легко обнаружила лошадь. Они поднимались все выше, держась петляющей тропы, все глубже проникая в загадку Гластонбери-Тора. Кеннаг стало немного не по себе от необычной тишины. Ни хруста сухих веток, ни дуновения ветерка, ни птичьего крика. Зато ощущение приближения к чему-то важному становилось все сильнее. Глупо, конечно.

Но вот до нее донесся негромкий, мягкий звук. Не определив, что это такое, Кеннаг остановила лошадь и напряженно прислушалась.

Пение. Тихое и такое чарующее, какого ей никогда не приходилось слышать.

Гластонбери-Тор – холм эльфов!

Как же она не поняла этого раньше? Все признаки налицо. Ее губы растянулись в улыбке, и Кеннаг подумала о том, как давно она не улыбалась по-настоящему. Кобылка, почувствовав ее настроение, рванулась вперед.

Все выше и выше. Лошадь шла резво, не сбиваясь, не выдавая признаков усталости. Воздух стал как-то тяжелее и давил почти физически. Казалось, он был пропитан магией, заряжен волшебством. Сердце Кеннаг уже колотилось вовсю. У нее было такое чувство, что и она сама переходит в какое-то новое состояние, одновременно летаргическое и более активное. Все ее чувства обострились, каждый нерв дрожал.

Лошадка, собрав силы, одолела последний подъем, и они оказались на вершине Гластонбери-Тора. Кеннаг спешилась и разулась, сгорая от нетерпения ощутить под босыми ногами траву. Земля была влажная, теплая, радушная, хотя воздух еще не согрелся. В неярком свете вырисовывались развалины мазанок. Здесь и там лежали камни, образуя причудливые узоры. Подойдя к одному, громадному, почти треугольной формы, обломку футов шести обхватом, она положила руку на его шершавую поверхность.

И тут же отдернула. Камень был горячий!

За спиной раздалось негромкое ржание. Кеннаг отступила. К радостному нетерпению, которое привело ее сюда, добавился теперь страх.

Камень заворочался и вдруг взлетел футов на двадцать, завис в воздухе и рухнул на землю в нескольких футах от Кеннаг.

Из ямы ударил фонтан света. Кеннаг вскрикнула от боли и заслонила рукой глаза. Зрелище было и пугающее, и прекрасное. Пение, доносящееся ниоткуда, стало громче. Звук нарастал, оглушал. Кеннаг прищурилась и прикрыла уши, потом, застонав, упала на колени, чувствуя под собой теплую, влажную землю.

Внезапно все прекратилось. Погас свет, умолкли призрачные голоса. Слыша только биение собственного сердца, Кеннаг осторожно открыла глаза.

Тот, кто стоял перед ней, явно не был человеком. Высокий. Светловолосый, как Король Эльфов, встретившийся ей несколько дней назад, он стоял, гордо подбоченясь, и ветер, которого не чувствовала Кеннаг, теребил его белую накидку. Вся одежда на нем тоже была белой. Взлохмаченные ветром волосы и яркие глаза отливали серебром, а на полных, соблазнительных губах застыла улыбка.

– Кеннаг ник Битаг. – Голос звучал чисто, как колокольчик. – Мы ждали тебя.

Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Поколебавшись, она все же приняла помощь, обнаружив, к своему удивлению, что рука у него тоже мягкая и теплая, как у человека. Не глядя ему в глаза, Кеннаг сказала:

– Вы оказываете мне высокую честь, сир.

– Нет, это ты оказала нам честь. Я Гвин ап Нудд, король Праведного Двора, приветствую тебя в своих владениях. Идем – присоединись к нам. Обсудим твое дело, отпразднуем твой приход, послушаем музыку и отведаем деликатесов, которых еще не пробовал никто из смертных.

Кеннаг шла рядом с ним, не чувствуя под собой ног. Сонливость, признаки которой появились раньше, захватило ее всю. Король был очень красив, и она могла пойти за ним куда угодно. Но где-то в затылке все еще билась тревожная мысль. Они подошли к входу во владения Гвина ап Нудда, когда издалека донеслось лошадиное ржание.

Кеннаг вздрогнула и помотала головой, чтобы прогнать наваждение. Обернувшись, она увидела лошадь, которую дал ей…

…настоящий Король Эльфов…

Кобыла билась, пытаясь вырваться из лап трех чудовищных существ, ничего страшнее которых Кеннаг еще не видела, даже во снах. Уродливые, какие-то бурые, с острыми когтями и зубами. Возможно, когда-то они имели человеческое обличие, но сейчас больше походили на демонов Ада, о которых говорил Элвин. И все же, благодаря помощи стоны, покровительницы лошадей, ее кобыла побеждала врагов.

Она попыталась вырвать руку из пальцев Гвина, но они словно превратились в тиски.

– Тебе не будет так больно, если пойдешь добровольно, – предупредил он. – Я не хочу причинять тебе вред.

Похоже, по крайней мере в этом Гвин был искренен. Но Кеннаг не прекратила борьбы. Как же так случилось? Настоящий король дал ей мазь, которая должна была помочь разглядеть врагов вопреки всем их ухищрениям. Почему же она увидела в Гвине доброго обитателя Праведного Двора, когда он явно принадлежал к «темным» эльфам?

– Потому что я не из них, – объяснил он, словно Кеннаг высказала мысли вслух. – Я был членом Праведного Двора, пока не бросил вызов королю и не был изгнан. Меня с удовольствием приняли при другом дворе.

Его пальцы сжимали ее руку, как железный обруч, а ведь его народ так ненавидит железо. Интересное сравнение. Но Кеннаг было не до сравнений. Наклонившись, она укусила его возле локтя. Гвин зарычал, его лицо потемнело от гнева. Он тряхнул ее, как собака могла бы тряхнуть крысу, и ударил кулаком в лицо. Кеннаг вскрикнула, а рот наполнился кровью.

– Глупая женщина! – Его голос громом ударил ей в уши. – Думаешь, твоя жалкая жизнь имеет для меня какую-то ценность?

Эти слова противоречили действиям, и Кеннаг, хотя и испуганная, перешла в наступление.

– Должно быть, имеет, иначе ты убил бы меня, а не заманивал сюда. У меня есть что-то, что нужно тебе! – И пока это у меня есть, я останусь в живых, мысленно добавила она. Добрая Мать Бригида. Она никогда не сознавала, насколько в ней сильно желание жить. Ей вспомнилось опасное предсказание Элвина относительно судьбы двух свидетелей.

Зверь из бездны убьет их, сказал он. Кеннаг не хотелось этому верить, но сейчас с неуместным юмором она подумала, что Гвин ап Нудд, ложный Король Эльфов, может опровергнуть пророчество, убив ее.

– Ошибаешься, смертная, – пошипел Гвин. – Ты то, что нужно кое-кому другому.

Произнеся эти страшные слова, он обхватил Кеннаг за талию, подбежал к яме и прыгнул туда вместе с пленницей.

* * *

Аскетичное жилье аббата, лишенное роскоши, оказалось тем не менее довольно приятным местом, и Элвин почувствовал себя польщенным, когда его пригласили пройти. Обычно аббат удостаивал аудиенции только тех братьев, которые заслуживали поощрения.

Впервые за все время после появления Михаила Элвин спал спокойно и поэтому утром чувствовал себя отдохнувшим. Так приятно снова быть в привычной обстановке. Хотя он и не знал здешних монахов, по-настоящему чужими они не были – каждый знал, что ему делать, какие псалмы петь семь раз в день, какую работу исполнять.

Он не хотел уходить.

– Зимой по утрам я пью чай, – заметил Сигегар, когда один из послушников принес поднос с чайником и тремя чашками, поставил его на стол и молча удалился. – Не желаешь ли составить мне компанию? Разумеется, твоя спутница тоже приглашена.

При упоминании о Кеннаг у Элвина дрогнуло сердце. Солнце уж давно встало. Где она? Монахи успели позавтракать и занимались привычными повседневными делами. Она знала, что их пригласили и как важна эта встреча, и все же не явилась.

– Если позволите, я сочту за честь разделить с вами чашку чая. Что касается моей спутницы, – он добавил жесткости голосу, – то я не знаю, почему ее нет.

Сигегар разлил по двум чашкам пахучий травяной чай. Элвин с трудом отвел взгляд от третьей, пустой чашки.

– Мне сообщили, что ее не могут найти. Лошади тоже нет.

Аббат подал ему чашку и сел на стул. Гость посмотрел на него. Некоторое время Сигегар молчал, задумчиво изучая лицо юноши. Невысокий, плотного сложения, с темными пронзительными глазами, взгляд которых проникал в душу, и с комично торчащим клоком седых волос на выбритой голове, Сигегар больше походил на пожилого, немало потрудившегося на своем веку крестьянина, чем на почтенного аббата старейшего в Англии монастыря.

– Может быть, – медленно сказал он, – нам следует начать без нее.

У Элвина пересохло во рту, и он сделал глоток чаю. Напиток был горячий и сладкий. Он думал о Кеннаг, о ее вспыльчивости, нервных вспышках, о ее отвратительной лошади, с которой она нянчилась, как с даром небес. Для успеха их предприятия так важен разговор с аббатом, но все же Кеннаг сочла за лучшее уехать, оставив своего спутника. В лучшем случае – пренебрегла встречей и отправилась рассматривать Гластонбери! В худшем – просто бросила его.

Он отпил еще один глоток и посмотрел в глаза Сигегару.

– Может быть, так будет лучше.

– Твои слова, сказанные прошлым вечером, загадочны, – сказал Сигегар, и его темные глаза потеплели от непрозвучавшего смеха. – Возможно, с началом нового Божьего дня ты сможешь изъясняться немного проще.

Элвин выиграл еще несколько мгновений, прильнув к горячей чашке. Теперь, когда разговор начался, ему уже не так хотелось посвящать аббата во всё подробности случившегося. Одно дело облегчить душу перед Вульфстаном, наставником и другом. Совсем другое – убедительно поведать незнакомцу о невероятных событиях, участвовать в которых довелось ему самому.

– Хорошо, – сказал Элвин, – я постараюсь говорить проще… насколько это возможно.

Он глубоко вздохнул, расправил плечи и коротко рассказал аббату обо всем.

Надо отдать должное, Сигегар не перебивал. Иногда к его щекам приливала кровь, иногда вспыхивали глаза. Единственным признаком того, что повествование Элвина встревожило его, было напряжение коротких толстых пальцев, стиснувших чашку.

Закончив, Элвин заметил, что дрожит. Чай успел остыть. Он осторожно поставил чашку на деревянный поднос.

Сигегар молчал. Элвин закрыл глаза. Он не верит мне. Милостивый Боже, что же делать?

– Ты, конечно, понимаешь, брат Элвин, – промолвил наконец аббат, – насколько дико все это звучит.

– Да, – твердо ответил монах.

– Ты пришел ко мне в аббатство, чужак, без послания от твоего аббата или от епископа Вульфстана. Ты утверждаешь, что осел и кошка умеют говорить, а твоя палка – это посох Аарона. Ты рассказываешь о приближении конца света, о том, что Сатана и Антихрист уже здесь и претворяют свои замыслы с помощью викингов.

Элвин, уныло вздохнув, открыл рот.

– Я еще не закончил. – Сигегар поднялся и заходил по комнате, заложив руки за спину. – Ты пришел не один. Ты привел с собой женщину, язычницу с севера, учтивости которой не хватило даже на то, чтобы явиться на встречу, столь важную для вас обоих. Почему ты думаешь, брат Элвин из аббатства святого Эйдана, что Михаил выбрал тебя?

Злость уже поднималась в нем, и Элвин поник. Он знал, что чувствует аббат. Никому не нравится, когда его принимают за глупца, а чтобы поверить в этот рассказ, требовалась небывалая вера.

– Я и сам спрашиваю себя об этом, – Пошептал он, едва разлепляя губы. – Но клянусь, ваша милость, я не лгу. Все произошло именно так, как я рассказал.

– Есть три возможности, – сказал Сигегар. – Первая – ты лжешь. – Его взгляд немного смягчился. – Мне представляется, брат, что ты добрый человек. Зачем тебе врать? Ради самого вранья? Вторая – ты безумец, кажущийся здравомыслящим человеком. Откровенно говоря, это самое подходящее объяснение. И третья – ты говоришь правду. Что невозможно.

Страх и досада, овладевшие Элвином, вдруг сменились симпатией. Он знал, что и сам отнесся бы к услышанному из чужих уст с не меньшим скепсисом, если бы не был очевидцем событий. Невозможно полагать, что кто-то, не знающий его достаточно близко, поверит в такую историю. Поняв сомнения Сигегара, он печально улыбнулся.

– Если вы так считаете – и я не могу вас ни в чем винить – то ясно, что утро потрачено напрасно и цель не достигнута. Прошу вас…

За дверью раздался отчаянный визг, а звук царапающих дерево когтей подтвердил, что там Ровена. До Элвина донеслись приглушенные фразы: «уехала в… Рататоск говорит… лошадь вернулась…»

По его спине пробежал холодок. Забыв о приличиях, он вскочил со стула и открыл дверь. Выгнув спину, Ровена посмотрела на него сумасшедшими глазами.

– Она ускакала в Тор, – выдохнула кошка. – Рататоск слышала ужасные звуки. По ее словам, кобыла примчалась в аббатство без Кеннаг.

ГЛАВА 15

Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.

Второе послание к Тимофею, 4:7

Аббатство Гластонбери

3 декабря 999 года

Еще переваривая тревожную весть, Элвин с запозданием вспомнил об аббате. Повернувшись к Сигегару, он сказал:

– Ровена говорит, что Кеннаг ускакала к Тору. Ее лошадь только что вернулась.

Широкое крестьянское лицо Сигегара отразило войну противоречивых чувств. Еще минуту назад Элвин потерял надежду убедить аббата в том, что он не лжет. Сейчас это уже не имело значения. Что-то случилось с Кеннаг, и Элвин с удивлением обнаружил, что грудь сдавило, словно на нее упал тяжелый камень.

Он побежал к конюшне, чтобы оседлать Валаама. Мирно посапывающий осел фыркнул и тут же стал задавать вопросы.

– Нет времени, – бросил ему Элвин.

Его душила ярость – обычно он без труда управлялся с седлом и одной рукой, но на это уходило время, которого сейчас не было. Человек с двумя здоровыми руками уже оседлал бы Валаама и мчался на помощь Кеннаг. Как юноша ненавидел свое изуродованное тело, подводившее его раз за разом!

И теперь тяжелое седло сползло на землю. Злость, стыд и отчаяние слились в беззвучном вздохе. Элвин вскарабкался на спину Валаама и, наклонившись к уху осла, крикнул:

– Только смотри, чтобы я не свалился.

– Не беспокойся, братик, – негромко ответил Валаам. – Все будет цело.

Он-то, может, и будет цел. А вот что с Кеннаг? Элвин слышал только стук копыт ее лошади и тревожное ржание. Валаам устремился к распахнутой двери. Кобыла гарцевала во дворе, мотая своей большой, уродливой головой, и комья земли летели из-под ее серых копыт. Из всех существ, встреченных ими до сих пор, лишь голос этой безымянной лошади не поддавался переводу с помощью кольца Соломона. Однажды, когда Элвин отпустил какое-то замечание по поводу непривлекательной внешности этой твари, Кеннаг громко рассмеялась. Сейчас, когда они посмотрели друг на друга и Элвин увидел в ее взгляде почти человеческие проницательность и понимание, он впервые задумался о том, что же это за животное.

На шее лошади, вцепившись в гриву, сидела Рататоск. Едва завидев Элвина и Валаама, белка закричала:

– Скорее! Мы можем опоздать!

Опоздать? Слова грызуна поразили Элвина, будто ударившие в грудь ножи.

Боже, что же случилось? Пожалуйста, защити свою непутевую дочь. Знаю, она не верит в Тебя, но если с ней что-то случится…

Впрочем, мысль так и осталась незаконченной, потому что удержаться на спине мчащегося во весь опор осла оказалось не так-то просто. Перед глазами мелькнуло что-то белое – это оказалась Ровена. Отсутствие седла стало для нее неприятным сюрпризом, и в первый момент кошка едва не свалилась, но, отчаянно изогнувшись, удержалась, вцепившись когтями в шею Валаама, храпнувшего от боли.

Обхватив ногами бока осла, Элвин попытался ухватиться за короткую гриву, но из этого ничего не вышло, и тогда он, вознеся мысленно короткую молитву, отдался на волю Всевышнего, надеясь, что если упадет, то расшибется не очень сильно.

Лошадь скакала впереди, указывая путь, ее короткие ноги пожирали расстояние, с удивительным изяществом и легкостью минуя возникающие препятствия. А затем – день поистине выдался богатым на сюрпризы! – он увидел еще одно чудо.

Откуда-то сбоку – Элвин заметил это боковым зрением – внезапно возник послушник Кабал. На глазах изумленного монаха он, делая невероятно длинные шаги, нагнал несущуюся галопом лошадь и вскочил ей на спину с такой легкостью, словно животное стояло на месте. Кобылка даже не попыталась стряхнуть незнакомого наездника. При этом она ни на миг не снизила скорость бега.

Элвин зажмурился и еще сильнее сжал бока осла.

Он чувствовал, что осел бежит уже не так быстро, дыхание его стало затрудненным. Открыв глаза, Элвин увидел, что они поднимаются по склону Тора. Валааму было не до разговоров: он пыхтел, его серые бока вздымались и опадали. Монах хотел слезть на землю, но знал, что осел, даже с такой ношей на спине, все равно доберётся до вершины первым.

Наконец они добрались до места. Солнце стояло уже высоко, и вид с вершины Тора был бы достойным созерцания и восхищения, если бы глаза Элвина искали красоты. Но он видел только зияющую дыру в земле и громадный камень рядом с ней, словно отброшенный рукой ребенка-великана.

– Кеннаг, – прошептал Элвин. Он попытался спешиться и упал, а поднявшись на ноги, медленно приблизился к разверзшейся бездне. За спиной слышалось дыхание его спутников – Рататоск, Ровены и Кабала. Юноша заглянул в страшную темную пропасть и задрожал, не увидев дна.

Не понимая, что делает, Элвин отступил от края, подняв здоровую руку, словно защищаясь ею от страха, шедшего из бездны. У него пересохло во рту, внутри все сжалось в комок, по телу прокатились судороги.

Пропасть дышала ужасом.

И Кеннаг была там, внизу, в глубине. Наедине с этим страхом.

Ноги у него подкосились, и он рухнул на землю, крича и содрогаясь. Земля оказалась неестественно теплой, а его ухо, прижатое к траве, уловило… нечто. Элвин расплакался по-настоящему, скрючился и попытался прикрыть голову рукой.

Нет, нет, нет, нет…

Что-то коснулось лица юноши. Он открыл глаза. Ровена терлась об него, мягко, бережно, нежно, и Элвин вздохнул. В словах необходимости не было, одного успокаивающего присутствия кошки оказалось достаточно, чтобы у него прояснилось в голове.

Страх никуда не ушел, но Элвин заставил себя преодолеть его парализующую силу. Он не смог подняться, не смог заставить свое тело выпрямиться и идти, как подобает человеку, созданному Богом, но все же, обливаясь слезами, пополз как животное. Опираясь на здоровую руку, он приблизился к краю ямы, и в лицо ему ударил горячий, вонючий воздух.

– Кеннаг!

Единственным ответом, который он услышал – даже не услышал, а почувствовал – было монотонное причитание. Страх снова навалился и…

– Элвин?

Он вздрогнул. Голос прозвучал слабо и неуверенно и донесся до него едва уловимым колебанием воздуха, словно встревоженного взмахом крылышек бабочки. Кеннаг! Но куда подевался ее сильный, решительный голос? Этот – дрожащий, настороженный – принадлежал человеку, испуганному не меньше, чем он сам.

И все же это была Кеннаг. Живая.

Ободренный, Элвин ответил чуть громче, чем прежде.

– Я здесь. Я…

Что? Что во имя Отца, Сына и Святого Духа он может сделать?

– Ты вытянешь ее оттуда, – прозвучал у него над ухом глубокий мужской голос.

Элвин вздрогнул и обернулся. Кабал стоял рядом, вглядываясь в бездну.

– Чтобы держать ворота открытыми, им требуется вся их соединенная сила. Надолго ее не хватит. Видишь ли, они ждут тебя. Но тебе спускаться нельзя. Предоставь это нам.

Элвин, открыв рот, уставился на него.

– Кто вы?

Кабал усмехнулся:

– Солдат, исполняющий свой долг.

Он поднял голову и свистнул, подзывая лошадь. Животное подбежало к нему и тряхнуло головой.

– Ты знаешь, что надо делать. Я буду здесь, – сказал ей Кабал.

Кобылка согласно кивнула и в следующий момент – к изумлению и ужасу Элвина – прыгнула, не колеблясь, в яму. Элвин неотрывно наблюдал за лошадью, ожидая, что сейчас она осознает опасность, заржет в ужасе и рухнет в бездну, где ее ждет неминуемая смерть. Но лошадь вытянула ноги, словно это был обычный прыжок…

…или полет…

…и ее поглотила тьма.

– Они не могут драться с ней, – заметил, поднимаясь, Кабал.

– С Кеннаг? – ошеломленно спросил Элвин.

– Нет, с кобылой.

– Что?

Кабал проигнорировал его вскрик.

– Когда она вернется с Кеннаг, вы все должны как можно быстрее убираться отсюда. Рядом с Тором есть небольшой холм. От него течет ручей…

– Да, я знаю, где это. Монахи берут там воду, – сказал Элвин. – Его называют Кровавый Ключ.

– Это он и есть. Найдите колодец и прыгайте в него. Все, включая животных. Они не смогут преследовать вас – железо, которое и окрашивает воду в красный цвет, вредно для эльфов. Там вас будут ждать и помогут. – Тень улыбки скользнула по его губам, и взгляд на мгновение ушел куда-то далеко. – Будет ждать кто-то, кого я хорошо знал. Когда-то. Делайте, как она прикажет. Ей можно верить.

Элвин не выдержал:

– Вы один из них? Из эльфов?

Кабал рассмеялся, и звук его смеха, добродушного и веселого, успокоил монаха.

– Нет. Я всего лишь человек, такой же, как ты, брат Элвин. Не больше, но и – хвала Господу – не меньше. Я…

Его слова утонули в грозном реве, вырвавшемся из бездны. Тор содрогнулся, словно рассерженный.

– Это она, – сказал Кабал.

Элвин взглянул на него. Необычный послушник говорил спокойно, но его тело напряглось, напружинилось, как у приготовившегося к прыжку хищника. Следуя его примеру, Элвин поднялся, все еще трясясь, как листок на ветру, но все же теперь больше похожий на человека.

Лошадь эльфов выпрыгнула из пропасти так, словно ее подбросила неведомая сила. Поджатые к животу ноги выпрямились, и животное опустилось на все четыре точки. Кеннаг, перепачканная землей и чем-то похожим на сажу, сидела на спине кобылы, обхватив ее за в шею.

Чувство облегчения и огромной радости охватило Элвина, но упиваться им ему не дали. За безымянной лошадкой Кеннаг следовал кто-то еще.

Это был конь-демон, такой черный, что свет, похоже, не отражался от него, и такой тощий, что напоминал живой скелет. Гривой и хвостом ему служили языки пламени, а ужасная вонь распространялась далеко впереди. Он вылетел из ямы, издавая дикие крики, его красные зрачки неистово вращались, а из ноздрей били клубы черного дыма. Элвин сразу узнал его – воплощение Третьей Печати, Черный Конь, чей всадник – Голод.

Не прошло и мгновения, как к нему присоединились его спутники. Пес размером с маленького пони выбрался из ямы, захлебываясь от яростного лая. Он тоже был черный, с горящими огнем глазами. Белые, как луна, зубы оскалились, когда чудовище прыгнуло на Кеннаг. За вожаком последовала небольшая стая таких же злобных собак, воющих почти человеческими голосами, но только они были белые с красными ушами и явно подчинялись черному псу.

Но еще страшнее, чем конь и свора собак, была та, что сидела верхом на жеребце. С первого взгляда женщина поражала своей ослепительной красотой. В какой-то миг Элвин почему-то подумал, что это Кеннаг, но ее лицо с зелеными глазами, обрамленное развевающимися огненно-рыжими волосами, выражало такую ненависть, такую злобу, на которые Кеннаг, обычная женщина, была просто неспособна. И тут же взгляд потрясенного Элвина натолкнулся еще на одно доказательство ее нечеловеческой сути: от пояса и ниже эта прекрасная женщина представляла собой отвратительный разлагающийся труп.

Между тем псы окружили Кеннаг и ее лошадь. Последняя, похоже, внушала им страх, но они отчаянно рвались к всаднице. В их глазах горела ярость и жажда крови, капли слюны, падая, сжигали траву. Бледная как смерть, с расширившимися от ужаса глазами и застывшим в безмолвном крике ртом, Кеннаг из последних сил держалась на спине своей спасительницы.

Черный пес взлетел в воздух.

Ничего не соображая, Элвин бросился вперед. Страх за Кеннаг оказался сильнее парализовавшего его ужаса. Выкрикивая какие-то слова, он ударил чудовище по спине.

Зверь взвыл от боли, а Элвин отшатнулся. Рука онемела, как будто он бил не палкой, а голой рукой, и не по живой плоти, а по камню.

Возможно, так оно и было.

– Тащи его вниз, Гарм! – крикнула ужасная всадница. – Тащи в Нижний Мир, где я преподнесу его нашему другу. Кум Аннун! – Она повернулась к белым тварям: – Хватайте женщину!

Пес, названный Гармом, поднял голову и посмотрел на Элвина. Пасть приоткрылась, обнажая жуткие клыки, и он прыгнул.

Элвин не успел поднять посох Аарона и понял, что сейчас умрет. Громадный пес врезался в него и свалил на землю. От него жутко несло мертвечиной, и Элвина едва не вырвало. Монах закрыл глаза и приготовился к последней муке, но когти зверя не коснулись его плоти.

Пронзительный крик, так хорошо знакомый ему, прорезал воздух. Пес взвизгнул, и в следующее мгновение Элвин почувствовал, что на него уже ничто не давит.

Открыв глаза и хватая ртом воздух, он увидел Ровену, похожую на жуткой голове Гарма на неуместную белую шапочку. Кошка царапала псу глаза, хватала зубами его торчащие уши. Повернувшись, Элвин с изумлением обнаружил, что Валаам – старый, мирный, любящий поговорить Валаам – успешно воюет с белыми псами, используя свои могучие задние ноги, и все же одна из явившихся из Нижнего Мира собак подобралась сбоку и уже намеревалась вскочить ему на спину.

Вновь поднятый неведомой силой, Элвин бросился на помощь и принялся колотить врага посохом. Рука с трудом повиновалась ему, но он не отступал, выкрикивая глупые слова:

– Прекрати! Убирайся!

– Я знаю тебя, Хель! – прозвучал тоненький, но твердый голосок Рататоск. – Неужели ты так слаба, что не можешь схватить двух простых смертных, не прибегая к помощи Гвина ап Нудда и его подземной своры?

– И я знаю тебя, Грызун, – ответила женщина, которую Рататоск назвала Хель. – Ты всего лишь ничтожный зверек, способный задирать, но не более того, и не достоин моего внимания. Ты не нужна мне. Не будешь мешать, тебя никто не тронет.