Текст книги "Террористы и охранка"

Автор книги: Ж Лонге

Соавторы: Г Зильбер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Накануне 8 июля Азеф под предлогом нового неотложного дела уехал в Вильно. После неудачи между ним и Савинковым состоялось в этом городе условленное свидание. Азеф через него передал свои последние распоряжения "боевой организации" и назначил Савинкову свидание в Варшаве после покушения, которое на этот раз должно было, заявил Азеф, во что бы то ни стало удасться. Савинков, родившийся и долгое время живший в Варшаве, заметил Азефу на неудобства, которые представляет для него свидание в этом городе, где его легко могли узнать и арестовать. "Как,– насмешливо ответил ему Азеф,– ты боишься?" Насмешка достигла своей цели. Савинков, едва ли когда-либо испытывавший чувство страха, спокойно и коротко ответил: "Хорошо. Как хочешь. Я буду в Варшаве".

Савинков молча удалился. Никто за ним не следил. В тот же день он без всяких затруднений выехал из Петербурга. За исключением Сазонова и Сикорского, арестованных на месте взрыва, всем остальным членам "боевой организации" удалось разъехаться и отправиться за границу. Швейцер покинул столицу только на другой день, увезя с собою мешок с динамитом; несмотря на то, что вокзалы, о которых накануне растерявшаяся и ополоумевшая полиция совершенно забыла, охранялись полчищами шпионов и жандармов, ему удалось благополучно выбраться со своим опасным грузом .

1 В прокламации "боевой организации", выпущенной по поводу убийства Плеве, озаглавленной "15-е июля 1904 г." с подзаголовком:

"По делам вашим воздается Вам",– говорилось между прочим: "Плеве убит... С 15 июля вся Россия устает повторять эти слова... Кто разорил страну и залил ее потоками крови? Кто вернул нас к средним векам с еврейским гетто, с кишиневской бойней, с разложившимся трупом святого Серафима? Кто душил финнов за то, что они финны, евреев за то, что они евреи, армян за Армению, поляков за Польшу? Кто стрелял в нас, голодных и обезоруженных, насиловал наших жен, отнимал последнее достояние? Кто, наконец, в уплату по счетам дряхлеющего самодержавия послал умирать десятки тысяч сынов народа и опозорил страну ненужной войною с Японией? Кто? Все тот же неограниченный хозяин России, старик в расшитом золотом мундире, благословенный царем и проклятый народом... Смерть Плеве только шаг вперед к пути освобождения народа. Путь далек и труден, но начало положено и дорога ясна: Карпович и Балмашев, Гершуни и Покотилов, неизвестные в Уфе и неизвестные у Варшавского вокзала указали ее нам. Судный день самодержавия близок. Побеждает тот, кто силен, кто чтит волю народа... И если смерть одного из многих слуг ненавидимого народом царя не знаменует еще крушения самодержавия, то организованный террор, завещанный нам братьями и отцами, довершит дело народной революции... Да здравствует "Народная Воля"! Да здравствует революционный социализм! Да погибнет царь и самодержавие" (полностью помещено в истор. сборнике "Да здравствует Народная Воля". Париж, 1907. No 1. С. 32-33).

В Варшаве Савинкова ждало разочарование. Азефа там не оказалось. Он выехал оттуда в Вену и из этого города послал в самый день покушения телеграмму в департамент полиции, создавая себе, таким образом, благоразумное и верное алиби.

Трудно разрешить запутанный и сложный вопрос о роли Азефа как "сотрудника" в этом необыкновенном деле. В какой степени полицейская камарилья, орудием которой он являлся, была осведомлена о действиях провокатора и прикрывала его? Эти вопросы связаны с общим и основным толкованием деятельности Азефа. Мы ниже изложим все гипотезы, которые были приведены, и подвергнем их беспристрастному анализу и оценке при свете собранных нами фактов.

Согласно гипотезе Бурцева "хозяин" Азефа, начальник политической полиции за границей Рачковский, все знал о заговоре. Эта странная личность, роль которой в организации русской провокации на протяжении чуть ли не нескольких десятков лет громадна, попала неизвестно по какой причине в опалу при всемогущем Плеве. Одним из мотивов удаления Рачковского явилось, как об этом заявил представитель социал-демократической фракции в Думе Покровский, его участие в провокационном убийстве в Париже генерала Сильвестрова, посланного за границу для наблюдения за русскими революционерами.

По другой версии, которую мы здесь приводим с большими оговорками и то только вследствие ее любопытного анекдотического характера, отстранение от дел всесильного сверхсыщика Рачковского имело другие, более "серьезные" причины. Царь Николай очень приблизил к себе некоего Филиппа, марсельца, спирита и пройдоху, которому удалось при помощи столоверчения, вызывания духов, в том числе духа "обожаемого родителя", совершенно овладеть духом самого всероссийского самодержца. Некоторые придворные котерии, которым новый фаворит стал поперек дороги, решили во что бы то ни стало отделаться от него и обратились к Плеве с просьбой выяснить темное прошлое авантюриста. Плеве это дело поручил Рачковскому. Но Филипп каким-то образом пронюхал о готовящейся против него интриге и прямо пошел горько жаловаться на это царю. Разгневанный Николай II приказал Плеве немедленно отрешить от должности Рачковского, что тем и было исполнено.

С этого дня Рачковский якобы возненавидел всеми силами своей души всемогущего министра. После своей опалы он занял пост директора какой-то кружевной фабрики в Варшаве, принадлежавшей бельгийской компании. Но мирная работа администратора мало удовлетворяла "мастера сыска", который глубоко тосковал по своей старой профессии. Он постоянно мечтал о возвращении к делам и мести виновнику своих бедствий.

Как бы там ни было и как бы маловероятной ни казалась эта версия, не подлежит никакому сомнению, что Рачковский поддерживал постоянные сношения с Азефом во время подготовительного периода покушения против Плеве и несколько раз встречался с ним в Варшаве, как об этом свидетельствует Бакай, служивший тогда в варшавском охранное отделении. Настойчивость Азефа при назначении свидания с Савинковым именно в Варшаве отчасти также подтверждает гипотезу о возможности сообщничества Рачковского.

Спустя две недели после казни Плеве Азеф участвовал в качестве члена русской делегации партии с.-р. на Международном социалистическом конгрессе в Амстердаме, о котором послал русскому правительству чрезвычайно обстоятельный доклад1. "Законспирированный с ног до головы", он в силу необходимости вынужден был на этом съезде стушеваться и избегать слишком публичных выступлений. Из конспиративных же соображений его друзья соскоблили на негативе фотографии, на которой были сняты участники конгресса, изображение главы "боевой организации".

В том же году, в сентябре, Азеф выдал правительству одного из наиболее преданных и одаренных пропагандистов партии, Слетова, который лично рассказал нам об обстоятельствах, предшествовавших его аресту и, по всей вероятности, определивших его. Между Слетовым и Азефом произошло крупное столкновение в одной группе по одному внутреннему организационному вопросу. После очень оживленных прений Слетов решил в знак протеста выйти из группы. Через некоторое время он отправился в Россию с очень важной пропагандистской миссией, которая была известна Азефу и нескольким старым лидерам. На границе Слетов был арестован. Впоследствии стало известно, что о его прибытии власти были предупреждены обстоятельной телеграммой в самый день его отъезда из Парижа2.

1Обвинительный акт А. А. Лопухина.

2 Речь Столыпина в Государственной думе. по поводу запроса о деле Азефа: Стеногр. отчет. III созыв. II сессия. Заседание 50. Февр. 1909.

Осенью 1904 года состоялась в Париже конференция всех оппозиционных партий России, за исключением российской соц.-дем. рабочей партии1. Азеф и Чернов представляли на этой конференции партию социалистов-революционеров, рядом с делегатами кадетов, Милюковым, П. Струве, кн. Долгоруким и представителями польских и финляндских партий. Эта конференция должна была быть строго конспиративной. Она должна была выработать общий план действий всех оппозиционных сил страны против царизма. План этот стал известен правительству даже прежде, чем он был сообщен главнейшим деятелям заинтересованных партий. Азеф в своем донесений описал все, что происходило на конференции, подробно излагая ход прений и воспроизводя все принятые там резолюции.

Благодаря Азефу в этот же период расстраиваются два довольно значительных террористических акта. В Сибири подготовлялось покушение против иркутского генерал-губернатора гр. Кутайсова. Азеф выдал террориста, которому было поручено совершение этого акта, и предприятие не удалось. По какой-то непонятной причине этот террорист не был арестован. Одновременно с этим Азеф освещает деятельность социалистов-революционеров на Кавказе и дает точные указания о покушении, готовящемся Владимиром Вольским против бакинского губернатора князя Накашидзе2. Вольский был арестован и предан военному суду.

Князь Дмитрий Хилков, известный аграрный деятель, решил вернуться в Россию, чтоб организовать крестьянские дружины. Азеф донес об этом намерении департаменту полиции. Он известил также об отправке отряда революционеров-техников в Болгарию для изучения особых способов изготовления взрывчатых веществ чрезвычайной силы, известных под названием "македонских снарядов".

Этой своей усиленной предательской деятельностью Азеф как будто старался сгладить или, вернее, уничтожить в правительственном лагере чьи-то подозрения, которые могли возникнуть после убийства Плеве. Возможно также, что он рассчитывал выдавать правительству как можно больше жертв в этот период, чтоб тем свободнее действовать впоследствии, создавая для себя и ближайших своих помощников своего рода полицейский иммунитет. Со слов Столыпина видно, что департамент полиции, слепо доверявший Азефу, руководился во всем, что касается террора, показаниями Азефа. Молчание Азефа было часто равносильно гарантии безопасности... Как бы там ни было, это обилие предательств в промежутке между двумя самыми крупными "делами" Азефа очень знаменательно.

Члены "боевой организация", не видавшие Азефа со времени покушения на Плеве, встретились с ним осенью 1904 г. в Женеве. При ближайшем участии Швейцера Азеф выработал план террористической кампании на следующий год. Дело Плеве, доставившее громкую славу "боевой организации" и вызвавшее сочувственный отголосок во всем мире, привлекло множество молодых революционеров из других общепартийных организаций к террору; Азеф выбрал из числа желающих несколько человек и затем разделил пополненную таким образом и усилившуюся "боевую организацию" на три отряда. Во главе первого отряда был поставлен Швейцер. Азеф отправил его в Петербург для исполнения приговора над генералом Треповым и великим князем Владимиром Александровичем, тем самым, который 9/22 января 1905 года устроил избиение рабочего народа Петербурга.

Второй отряд, предводительствуемый Борисом Савинковым, был послан в Москву. Его целью является убийство царского дяди, великого князя Сергея Александровича, прославившегося своим реакционным изуверством и своим усердным покровительством черносотенцев и союза русского народа.

Наконец, третий отряд, имевший своим назначением Киев, должен был организовать казнь генерал-губернатора Клейгельса.

Азеф до мельчайших подробностей выработал план каждого из этих покушений. Он снабдил террористов паспортами, при помощи которых они переправились через границу. Им же был дан динамит, которым была впоследствии начинена бомба Каляева. Все роли были им предварительно распределены, все случайности предвидены, всевозможные затруднения учте

1 Российская социал-демократическая рабочая партия заявила, что сами условия, при которых созывалась эта конференция, осуждали ее на полное бессилие и политическую бесплодность. Не должна ли она была заключать и нереволюционные элементы? Соглашение для общих действий могло быть достигнуто только на основе, приемлемой наиболее умеренными. Партия пролетариата отказывалась участвовать на этой конференции. Впрочем, существовали и другие веские причины...

2 В своих показаниях на суде Лопухин утверждал, что не помнит этих донесений Азефа. Лишнее доказательство того, что Рачковский скрывал от своего непосредственного начальника большинство сведений и доносов Азефа.

ны и заранее устранены. Сам глава "боевой организации" остался за границей, где он рассчитывал пробыть в Женеве или в Париже до середины 1905 г.

Из всех предполагавшихся покушений наименее значительным было покушение на Клейгельса. Киевский отряд был поэтому также и менее многочисленным. Самый сильный и многочисленный отряд был петербургский. Среднее место занимал московский отряд под командою Савинкова. Казнь великого князя Сергея, которая среди террористических актов может быть поставлена почти наряду с казнью Александра II, была совершена сравнительно слабыми силами.

В Киеве террористов преследовала неудача за неудачей. Все их попытки разбивались о выраставшие непредвиденные препятствия. Казалось, что полиция была предупреждена и рядом искусных мер расстраивала все сложные махинации и планы революционеров. Однако ни один из участников этого дела не был арестован.

Заговор против великого князя Сергея, руководимый Савинковым, принял с самого начала благоприятный оборот. Начальник отряда следовал при выполнении плана точным и подробнейшим предначертаниям Азефа. Исполнителем был избран Каляев. Вначале покушение было назначено на 2 февраля. Оно не состоялось в этот день по причинам, о которых в ярких и прочувствованных выражениях Савинков рассказал потом в своих воспоминаниях о Каляеве.

"Великий князь уже в театре. Его карета мелькнула белыми огнями и скрылась. Прошли мгновения, годы... И я ничего не слышал...

Мгла и холод. Одинокие фонари мерцают. В далеких углах – ни зги, только какие-то тени...

И над башнями Кремля тучи – тяжелые, черные.

Вот он идет. Идет тревожно. Ищет глазами меня. Замерзший, усталый. Снег хрустит под ногами, и он уже близко, молчит и смотрит.

Пойми... Я боюсь: не преступленье ли против нас всех... Но иначе не мог, пойми... не мог... Рука сама опустилась... Ведь женщина, дети... Дети... За что... Пусть судят все, пусть ты судишь... Ведь ты мне веришь... Я не мог, я и теперь не могу... он весь дрожит и окоченевшими пальцами крепко сжимает свой сверток. Как бы боится расстаться.

Скажи, хорошо ли?.. Ведь хорошо... Пусть живут... Разве они виноваты? Или ты думаешь, я боюсь. Нет, ты так не думаешь... Я подбежал к самой карете. Я замахнулся... Я увидел их и его... И хотел бросить... в него... и не мог... Рука опустилась... Понял, – умрут и они... Что делать?.. Что делать?..

Поднимается ветер. По темным дорожкам сада вьется морозная пыль. Деревья стонут и осыпают нас искрами инея. Холодно. Пусть. Мы молчим и близко-близко жмемся друг к другу. Он говорит. И я слушаю его:

– Решай ты. Я один не берусь. Если нужно для нас, для партии, для всех,на обратном пути их не будет. Ни его, ни ее, ни детей...

И опять молчит. Потом тихо добавляет:

– Ни меня... Думай. Но не обо мне. О партии и о них. Как решим, так и будет... Понял?! Как решим, так и будет!

Я вижу его глаза... И мне становится страшно. Мы вместе выходим. Вьюга бьет нас. Свистит и колет снежными иглами. Где-то вверху жалобно стонут куранты... Я целую его... И вдруг – жгучая боль, счастье без имени, без слов и без предела".

4 февраля великий князь был убит. В два часа с половиною пополудни карета Сергея Александровича покинула Николаевский дворец; когда она приблизилась к Сенатской площади, раздался оглушительный взрыв, который был слышен даже на отдаленных окраинах обширного города. Бомба, брошенная Каляевым, сразу убила великого князя, тело которого оказалось разорванным, раздробленным на мелкие клочья. Голова, шея, грудь и правая рука были оторваны и превращены в неузнаваемую массу, левая рука была сломана. Карета была разбита на тысячу мелких кусков, а кучер тяжело, смертельно ранен.

На одной из смежных улиц, спускавшейся к Кремлю, Савинков и Дора Бриллиант, которая изготовила бомбу Каляева, ждали развязки. Молодая девушка была взволнована, но непреклонна и сурова, проникнутая, как и ее сотоварищ, мыслью, что нельзя чувствовать жалости к тому, кто никогда не испытывал ее к другим, сожалеть о пролитой крови того, кто безжалостно и потоками проливал "черную" кровь.

Вдруг вдали показался бегущий куда-то в изорванном платье, без шапки уличный мальчишка, выкрикивающий испуганным задыхающимся голосом:

– Великого князя убили. Ему оторвало голову. Каляев был арестован через несколько минут после покушения, весь окровавленный, но со спокойным и ясным выражением на лице. Преданный военно-полевому суду, он был приговорен к смертной Казни. Всем известна история посещения его в тюрьме великой княгиней Елизаветой, женой убитого сатрапа. Каляев сам описал в потрясающем рассказе это свидание и свой разговор с княгиней. В этом столкновении с особенной яркостью выделилась простая и благородная личность террориста с его немного наивною и глубоко мистическою верой в великое дело. Для Каляева революция была религией. И смерть его была смертью великомученика.

Иван Платонович Каляев был казнен 11 мая в Петербурге, в Петропавловской крепости. Когда, за несколько дней до смерти, он узнал из письма матери, что в городе распространились слухи о его помиловании, он немедленно написал министру юстиции: "Как революционер, верный преданиям Народной Воли, я считаю, что долг и совесть моя приказывают мне отказаться от помилования".

При его казни присутствовали только несколько официальных лиц. Перед самой смертью он обернулся к дежурному офицеру и произнес с глубокой силой следующие слова:

– Скажите моим товарищам, что я вечно буду с ними...

Как в деле Плеве, так и в деле вел. кн. Сергея, Азеф резко отступил от своей обычной тактики, заключавшейся в том, что он отчасти, а иногда целиком, разрушал одной рукой, в интересах охраны, то, что создавал другой, в интересах революции. Азеф не дал департаменту полиции ни одного сведения, ни одного указания, ни одного косвенного намека о готовящихся покушениях в Москве, Киеве и Петербурге1. Действуя таким образом, он, несомненно, следовал не голосу убеждения или темного революционного чувства, как склонны были думать некоторые, а холодного, бессердечного, расчета, подсказывавшего авантюристу необходимость укрепить навсегда свое положение в партии.

Мы считаем тем не менее небесполезным дать здесь место тем многоразличным толкованиям этого наиболее крупного и вместе с тем наиболее темного дела Азефа.

В каждом из этих толкований могут содержаться кое-какие крупицы истины.

Все шаги и начертания террористического отряда были известны московской охранке. Но Петербург ничего не знал. Директор департамента полиции Лопухин ни о чем не был предупрежден своими подчиненными, Рачковским и др. Московские сыщики в продолжение нескольких дней не прекращали внешнего наблюдения за террористами и по пятам следили в особенности за тремя из них, в том числе Каляевым. Они даже телеграфировали в Петербург, испрашивая разрешения арестовать участников заговора, но им ответили, что не следует ничего предпринимать до получения специальных инструкций из столицы. Великий князь Сергей был тоже оставлен, как уверяет Бакай, в полном неведении о грозящей ему опасности. Охрана ограничилась усилением полицейской охраны, которой он обычно был окружен. В день покушения вел. князь выехал, не предупредив охраны. В тот же день получился, наконец, приказ об аресте Б. Савинкова и его сообщников... Но было уже поздно... Он не был даже арестован после покушения и ему удалось, благодаря паспорту, который ему был дан Азефом, покинуть без всяких затруднений первопрестольную. С такой же легкостью выбралась из Москвы и Дора Бриллиант, в продолжение многих месяцев свободно разъезжавшая потом по югу России.

Что произошло в Москве? Убийство великого князя совершилось ли вследствие нерадения местной охраны, не торопившейся с арестами из-за вмешательства департамента полиции?.. Существовали ли еще и другие скрытные факторы, более могущественные, которые сознательно и умышленно не давали Рачковскому и его сообщникам действовать вовремя? Погиб ли дядя царя жертвой одной из тех драм, как об этом писал Жорес, которые вызываются беспощадной борьбою котерий, неизбежных в самодержавном строе? Вряд ли мы когда-нибудь об этом узнаем точную фактическую истину.

1 В заметке, опубликованной в "Былом", М. Бакай рассказывает, что после покушения русское правительство, ошеломленное и перепуганное, потребовало объяснения от московской охранки. Эта последняя, не желая раскрывать своей провокаторской игры, будто бы заявила, что убийство великого князя было для нее полной неожиданностью. Все филерские дневники (которые охранные сыщики вели изо дня в день) с отметками о наблюдении за террористами, точно так же как и все другие письменные доказательства осведомленности охраны, были уничтожены. Если верить заявлению, сделанному А. А. Лопухиным, эти дневники не были уничтожены, но в них были подделаны числа и выскоблены компрометирующие охранку места. Эта деликатная операция была совершена полковником Радько, тогдашним начальником московского сыска. После убийства вел. кн. Сергея Лопухин лично ездил в Москву, чтоб на месте выяснить это темное дело. Во время своего следствия он и натолкнулся на фальсификаторскую работу полк. Радько.

Но если даже допустить соучастие или сообщничество царской полиции в этом покушении, а следовательно, и ее осведомленность, то вопрос о роли Азефа должен быть разрешен отрицательно: Азеф ничего не сообщил полиции. Полученные ею сведения, если действительно таковые она получила, исходили, как и сведения о петербургском отряде, из другого источника.

Судьба этого последнего отряда была самая трагическая. Несмотря на его многочисленность, на его строгую организованность, на совершенство планов, выработанных до мельчайших деталей, ни одна из поставленных им целей не была осуществлена. Все члены его были выданы Татаровым, который сообщил правительству все, что он знал о заговоре, а знал он многое. Уже после провала отряда Азеф послал дополнительные1 сведения. Почти весь отряд был захвачен; предательство Татарова стоило жизни многим из участников неудавшихся покушений.

Дело вообще началось при дурных предзнаменованиях. Глава отряда Максимилиан Швейцер, вернувшийся в Россию под видом английского артиста Мак-Куллоха, остановился в Петербурге в гостинице "Бристоль". 26 февраля в комнате швейцара, где он хранил в чемодане привезенные им бомбы, произошел неизвестно от какой причины страшный взрыв, во время которого погиб и сам Швейцер. Но несмотря на эту жестокую потерю, отряд все-таки продолжал свою работу.

В продолжение девятнадцати дней полиция оставляла террористов на свободе. Система Рачковского заключалась в том, что в делах, освещаемых секретными сотрудниками, к арестам приступали только в последнюю минуту, накануне или в самый день покушения, чтоб дать участникам как можно больше бы себя скомпрометировать и позволить полиции собрать о них как можно больше сведений. Таким образом, первоисточник этих сведений мог быть скрыт и от "сотрудника" отметались возможные подозрения2.

Террористы были переодеты извозчиками, рассыльными и т. д. Взрывчатые вещества и бомбы хранились в верном месте, куда, казалось, охранники никогда не догадались бы сами направить свои поиски, а именно: на квартире дочери владимирского губернатора Татьяны Леонтьевой, прославившейся впоследствии своим убийством в Люцерне мирного французского коммерсанта, которого она приняла за Дурново3.

Леонтьева состояла в это время членом "боевой организации". Полиция усиленно следила за террористами. Ни один их шаг не ускользал от внимательно наблюдавших за ними филерами. Начиная с 14 марта заговорщики стали бродить или поблизости от дома Трепова, или в окрестностях, где жил Булыгин, или же возле Мариинского дворца, где собирался совет министров. 16-го были произведены массовые аресты на улицах. Было взято больше двадцати человек. Среди арестованных оказались Татьяна Леонтьева, Барышанский, Марков, Трофимов, Моисеенко и др. У некоторых – Барышанского и Маркова – были с собою бомбы. Трофимов оказал при аресте энергичное сопротивление полиции. Он был осужден вместе с Марковым и Барышанским к бессрочной каторге. Остальные подпали под амнистию, провозглашенную после манифеста 30 октября.

Но все эти тяжелые неудачи с лихвой искупались блестящим успехом 4 февраля. После казни великого князя Сергея слава Азефа достигла своей высшей точки. Никогда еще в русских революционных партиях вождь не пользовался таким авторитетом и обаянием и таким слепым доверием своих товарищей. Под прикрытием партийного иммунитета, чувствуя свою полную безнаказанность и неуязвимость, Азеф открывает новую кровавую серию измен и предательств, точно стремясь окончательно упрочить свое положение в мире сыска и охраны.

Первою его жертвой стала Зинаида Коноплянникова, убившая впоследствии генерала Мина. Молодая террористка устроила в Москве динамитную мастерскую и организовала покушение против московского генерал-губернатора Дурново и московского же градоначальника ген. Медена. Выданная Азефом, Коноплянникова была арестована 12 сентября в Смоленске. В

1 См. речь Столыпина в Думе (Стеногр. отчет. III созыв. II сессия. Заседание 50. С. 1427). Из заявления Столыпина, который не преминул бы поставить в плюс предателю подобные сведения, с очевидностью вытекает, что Азеф тщательно скрывал от полиции все, что могло бы ее навести на след готовящихся покушений. И только тогда, когда все было уже кончено, он выступил снова в своей полицейской роли.

2 Секретным "сотрудником", которого нужно было во что бы то ни стало выгородить, явился в данном случае Татаров.

3 Леонтьева в это время не принадлежала больше к партии социалистов-революционеров, ни тем более к "боевой организации"; незадолго до своего безумного покушения в Люцерне она перешла на сторону "максималистов". Что касается убийства Мюллера, кажется так звали французского коммерсанта, то это был единоличный акт.

ее сумке была найдена гремучая ртуть для бомб и разные препараты, необходимые для изготовления взрывчатых веществ.

К этому же времени относится знаменитая саратовская история с выдачей и бегством "бабушки" Екатерины Брешковской, о которой нам уже пришлось говорить в предыдущих главах.

Азефская "манера" особенно ярко проявилась в этот период.

После последних покушений из членов "боевой организации" уцелело только три человека: Савинков, Дора Бриллиант и Азеф. Весною того же года Азеф обновил ее состав и принял в нее Зильберберга и несколько других террористов. Савинков и Зильберберг отправились в Киев для казни Клейгельса. Предприятие опять не удалось, так как Азеф предупредил полицию о готовящемся террористическом акте. Тогда ввиду трудности и сложности положения Азеф созвал в Нижний Новгород виднейших деятелей партии для обсуждения и выработки плана террористических действий в ближайшем будущем. На конференции он предложил организовать покушение на нижегородского губернатора Унтерберга. В то же самоё время он донес департаменту полиции о собравшейся, по его собственной инициативе, конференции и сообщил о принятом на ней решении убить Унтерберга. Затем Азеф на несколько дней уехал в Москву и по возвращении предупредил членов конференции, что они выслежены полицией и что им следовало немедленно разъехаться. Таким образом, предатель своим двойным ходом убил двух зайцев: добился одобрения в департаменте полиции за ценные указания и благодарности со стороны революционеров за то, что он "спас конференцию".

Савинкову, которому Азеф назначил свидание в Петербурге, он заметил, что слежка за ним не прекратилась. Савинков отправился к одному своему другу, у которого провел несколько часов. После его ухода полиция нагрянула к этому другу и, не найдя гостя, которого она искала, арестовала хозяина. В Финляндии Савинков узнал об этом аресте. Одновременно до него дошла другая новость, более печальная и более тяжелая: центральный комитет в Петербурге получил письмо, в котором известный политический деятель Татаров обвинялся в провокации. Речь, очевидно, шла об известной анонимке Меньшикова. Были также какие-то неясные слухи об Азефе. Но они не зародили в Савинкове "и тени сомнения в честности Азефа".

Глава "боевой организации" был выше всяких подозрений!

4. АЗЕФ И РЕВОЛЮЦИЯ

Русско-японская война, погубившая сотни тысяч людей ради империалистических грабительских интересов кучки царедворцев, бюрократов и промышленных дельцов, разбудила от вековой спячки темные массы народа, который мало-помалу стал понимать смысл бойни, устроенной самодержавием на далеких, чуждых полях Маньчжурии. Недовольство широко разливалось по стране. Все растущее сознание пролетарских масс в больших городах, организованных и воспитанных социал-демократией, оказывало свое влияние и на многомиллионную деревню, для которой не прошло бесследно освободительное движение последних десятилетий. Выступление рабочего класса всколыхнуло и крестьянство.

Началось это с грандиозного и мирного шествия рабочих к царю "за правдой" 9/22 января 1905 г., которое, как известно, кончилось кровавым побоищем. Волнения охватили всю страну. Они росли, крепли, усиливались и расширялись, проникая в самые отдаленные провинции. В ответ на забастовку петербургского пролетариата откликнулись все рабочие России. К забастовке сразу примкнули железнодорожники. Движение, точно по мановению волшебного жезла, остановилось всюду. В городах заводы, фабрики, мастерские и трамваи прекратили свою работу. Точно вся жизнь замерла, и, казалось, сосредоточенная, напряженная, сознавшая свою мощь страна ждала, готовая к отпору или к революционному нападению. Против самодержавия ополчились все общественные силы: интеллигенция, студенчество, часть крестьянства и даже часть буржуазии. Перепуганный надвигающейся революцией, царь капитулировал и 17 октября издал манифест, призывавший выборных народа к законодательству и управлению страной. Под напором народного движения правительство вынуждено было открыть двери тюрем и даровать свободу своим злейшим вчерашним врагам.

Ввиду создавшегося нового положения центральный комитет партии социалистов-революционеров постановил прекратить террор и распустить "боевую организацию".

Однако террористическая деятельность должна была в скором времени возродиться как в провинции, так и в самом Петербурге.