Текст книги "Раз год в Скиролавках"
Автор книги: Збигнев Ненацкий
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)
О благородной идее строительства автобусной остановки,о людях дела и о том, как начальник стал параметром
Сначала прилетели скворцы. На озере еще был лед, местами покрытый огромными разливами воды. В саду доктора и в лесу лежал тающий снег, но на подворье и на дороге к воротам виднелась голая земля и пожелтевшая трава. Скворцы свалились на крышу дома большой стаей и смешно скакали перед верандой. Измученные дорогой и оголодавшие, они все более тесным кружком обступали миски, из которых ели собаки доктора, а когда псы утоляли голод, смело лезли к остаткам. Потом они начали втискиваться под крышу сарая, в котором доктор держал свою яхту и машину, даже перекосили одну черепицу, а другую сбросили на землю и разбили. Тогда доктор вспомнил о черепице, которую привез перед Новым годом художник Порваш и подарил ему в новогоднюю ночь, пошел к нему, забрал и, приставив лестницу к крыше, одну черепицу поправил, а другую укрепил – новенькую, красную, а точнее, терракотовую. Похвалил доктор хозяйственность Порваша и пообещал ему, что если когда-нибудь найдет на дороге потерянный кем-нибудь кусок шифера, то тоже заберет его в машину, потому что никогда не известно, что кому может пригодиться. На скворцов же доктор не сердился и не прогонял их, хотя летом они разбойничали в саду, обклевывая черешни и вишни. Ведь со скворцами еще никто войны не выиграл, даже те, кто вешает на ветках плодовых деревьев разные пугала, потому что эти птицы очень умные. А впрочем, усадьба, в которой под черепицами не живут скворцы, похожа на дом, в котором кто-то болеет.
В один из дней сильно засветило солнце. Писатель Любиньски вынес на террасу лежак, подставил лицо под горячие лучи и грелся под одеялом, потому что от озера все тянуло ледяным холодом. В полдень, однако, сделалось по-настоящему жарко, лицо писателя краснело и коричневело, а мысли его летели к прекрасной Луизе. Писатель видел в своем воображении, как в весенний вечер стажер поспешил к охотничьему домику возле старого пруда, чтобы там ждать Луизу, и уже перестал верить, что она придет, когда наконец на лесной дороге услышал тихое покашливание девушки, а потом скрипнули двери. Хотел писатель Любиньски представить себе, что произошло дальше, но вдруг на озере появилась большая стая чаек. А так как лед был почти везде и только местами виднелись большие разливы воды, птицы начали возмущаться и громко жаловаться. Пронзительные голоса наполнили небо и землю. Из дома писателя вышла пани Басенька, беспокоясь за судьбу стайки желтеньких цыплят, которых она выставила в коробочке на солнышко перед домом. Чайки могли похитить какого-нибудь цыпленка, и пани Басенька попросила мужа, вместо того, чтобы греть бока на террасе, лучше за цыплятами присматривать. Тогда Любиньски расставил свой лежак возле коробки с цыплятами, лицо выставил на солнышко и снова поспешил мыслями к прекрасной Луизе. Пришла писателю в голову округлая фраза:
«И он почувствовал своей ладонью теплую выпуклость ее груди с сосками, отвердевшими от желания», подумал, что эта фраза, может быть, понравится его приятелям, а также пани Басеньке: она найдет в этой фразе зародыш разбойничьей повести. К сожалению, неподалеку от писателя вдруг уселись две серые трясогузки и начали своими длинными хвостиками подметать подворье. А через минуту с громким плеском на свободный ото льда краешек озера упал баклан большая темная птица, нырнул и выскочил из воды, унося в клюве серебристо поблескивающую рыбу. Писатель забыл о прекрасной Луизе, потому что вид прекрасного отнимает желание это прекрасное творить.
В это время в кабинете начальника гминного управления, гражданина Гвязды, сидел инструктор сельскохозяйственного отдела Ружичка и еще раз отчитывался о своих поездках в Скиролавки, где именно сегодня, вечерней порой, должны были пройти выборы солтыса. Не был доволен собой инструктор Ружичка, хотя с кем бы он ни беседовал в Скиролавках, все в один голос жаловались на Йонаша Вонтруха. Одни – потому, что он верил во власть Сатаны над землей, другие что бывал слишком строг, если кто-то не платил в срок налоги. Нелегко было вытянуть из него и свидетельство о покрытии свиноматки или яловой коровы, если бык или хряк не имел лицензии. Безжалостным он был и по отношению к числу собак, и столько их указывала справках для гминного управления, сколько их в самом деле было, а поскольку известно, что в деревне в каждом дворе бывает пес официальный и примерно два неофициальных, которые неизвестно откуда берутся, и надо за них платить налоги, то это казалось странным. Писатель Любиньски должен был людям объяснить, что когда, много веков назад, в одном государстве, которое называлось Римом, цезарь по фамилии Калигула ввел налог на лошадей, тогдашние люди сочли его сумасшедшим. А сегодня есть налоги не только на лошадей, но и на коров, на овец, на свиней, и никого это не удивляют. Так же будет и с налогом на добавочного пса.
Дружно жаловались люди в Скиролавках на солтыса Йонаша Вонтруха, о чем начальник Гвязда с радостью от Ружички слышал. Хуже, однако, выглядело дело, когда инструктор спрашивал их, кого они хотели бы иметь солтысом. Что ни человек – то другое мнение.
– Определимся на собрании, – решил начальник. – Ой, будет злиться доктор Неглович, когда Вонтрух Перестанет быть солтысом!
Большая обида на доктора была в сердце начальника Гвязды. Недавно в кармане плаща своей жены Ядвиги он нашел несколько автобусных билетов до Барт и даже счет за ночлег в городском отелике. Это означало, что доктор Неглович окончательно бросил Ядвигу Гвязду или она бросила доктора и ездила на свидания уже с кем-то другим и в другое место. А из-за этого она стала еще более заносчивой, дала начальнику по лицу в ресторане в Трумейках. Начала его бить, значит, не только при детях, но и при чужих людях, что могло поколебать авторитет гминной власти. Винил в этом начальник доктора, потому что если бы тот не бросил его жену Ядвигу, то, может быть, она ограничилась бы только скандалами дома.
Удивительно, но доктора Негловича мало волновало, кто будет солтысом в Скиролавках, он не имел ни малейшего намерения ни возражать против Вонтруха, ни защищать его. На сельское же собрание он пошел только потому, что это сделал писатель Любиньски. А тот поступил таким образом, чтобы доказать: что бы кто ни говорил, а он всегда заботится о благе общества и не намерен отказываться от роли народного лидера. Писатель Любиньски, когда осел в Скиролавках, мечтал о том, чтобы по примеру старых писателей стать совестью народа, его учителем и духовным предводителем. Так, например, заметив, что на автобусной остановке в Скиролавках нет ни крыши, ни стен и люди, ожидающие автобус, обречены на ощутимые удары переменчивой ауры, он высказал возвышенную идею борьбы за будку на остановке. С тех пор на каждом собрании и при каждом удобном случае он эту проблему публично поднимал. Однако спустя какое-то время он заметил, что одинок в этой борьбе, более того, у людей простых, ради которых, собственно, он и вступил в эту борьбу, она вызывала иронические замечания, смешки, и кто-то даже насрал перед его калиткой. Таким способом ему дали понять: писательское – писателю, а что сельское – то должно быть отдано крестьянам и дровосекам. Удивила писателя Любиньского такая постановка вопроса, а еще большее удивление его охватило, когда он убедился, что среди людей в Скиролавках пользуется большим уважением лесничий Турлей, который ничего, кроме леса, не видит, и художник Порваш, который только что голый зад на всю деревню не выставляет, нежели он, который подал благородную идею борьбы за автобусную остановку. Что до доктора Негловича, то и он делал вид, что его мало касаются сельские проблемы, а на предложение присоединиться к борьбе за будку он только пожал плечами и сказал, что он на остановке не мокнет, потому что ездит собственной автомашиной, но зато его волнуют дыры в асфальте, которые должны быть залатаны, потому что из-за них могут поломаться рессоры его старого «газика». Странная вещь, но этими словами он не только не отвратил от себя людей в деревне, но и еще большее уважение снискал, потому что все видели эти дыры в асфальте, и каждому было ясно, что у доктора может лопнуть рессора, а это и дорого обойдется, и совсем ни к чему. Дыры в асфальте скоро залатали, а будка на остановке так и не была построена. Тогда писатель Любиньски опомнился и уразумел, что он, так же как доктор, не пользуется остановкой, а ездит на своей дешевой машине. В такой ситуации его идея о будке, которой он бы сам никогда не пользовался, показалась простому народу несколько подозрительной. На примере этой будки писатель Любиньски понял трагедию многих интеллигентов, которые вступали в борьбу ради людей и во имя людей. Дошло до писателя и то, что намного легче считать себя совестью всего народа, чем стать совестью одной маленькой деревни. А на собрание по выборам солтыса Любиньски пошел, чтобы показаться людям, которые его недооценили, и решил ни возражать против Вонтруха, ни защищать его перед начальником Гвяздой. Что же до Турлея и Порваша, то, ясное дело, ни один из них на собрание прибыть не намеревался, потому что первый замечал не людей, а только лес преогромный, второй же – тростники, у озера.
Собрались люди в большом зале пожарной части, сели на узкие и длинные лавки, доктор и писатель – в первом ряду. А за столом президиума заняли места начальник Гвязда, инструктор сельскохозяйственного отдела Ружичка и, само собой, Йонаш Вонтрух, который был солтысом, пока нового солтыса не избрали. По маленькой бумажке Йонаш Вонтрух сначала прочитал о том, что достигнуто в Скиролавках, пока он был солтысом. Бумажка была маленькая, отчетный доклад короткий, потому что на самом деле в Скиролавках не достигнуто было ничего. И именно об этом напомнил людям начальник Гвязда, критикуя солтыса Йонаша Вонтруха. Упомянул он, что в других деревнях достижения бывают ощутимыми, на общественных началах люди строят дома культуры и читальни, дороги ремонтируют, с утра до вечера работают на благо деревни, потому что имеют хороших солтысов, которые способны организовать людей. Йонаш Вонтрух не отвечает таким требованиям, и поэтому надо выбрать другого солтыса.
Внимательно слушал эти слова Йонаш Вонтрух и головой кивал – мол, согласен со всем, что говорит начальник Гвязда. Когда-то в гостиной у Вонтруха висели два его портрета в мундирах двух разных армий. В одну его мобилизовали, в другую он вступил сам, когда попал в плен. Эта вторая оказалась победительницей, о ней Вонтрух говорил «наша армия», но если говорить правду, то в любой армии он чувствовал себя чужим и в мундирах плохо выглядел на портретах. Он участвовал в бесчисленном множестве сражений, получил больше боевых наград, чем хорунжий Неглович, но, когда наконец попал в родные Скиролавки, он застал свой дом без окон и дверей, без нажитого добра, а также без единой живой души. Что стало с его родителями, с тремя сестрами и двумя братьями – никто ему этого сказать не смог. Погибли ли они от пуль той армии, в которую он был мобилизован, или той, в которую он вступил позже – кто знает? Поэтому со временем понял Йонаш Вонтрух, что обычный человек не решает, кто он или кем будет, а решает все красный карандаш того или иного великого человека, который этим карандашом чертит линии на картах. Но еще прежде, чем понять эту правду, Йонаш Вонтрух побывал у хорунжего Негловича в его доме на полуострове. Тот дал ему четыре оконных стекла и помог составить прошение насчет коровы и лошади. На этой лошади Йонаш Вонтрух заработал на овец и свиней, и хозяйство, которое осталось ему от отца, он привел к расцвету. Женился, имел дочь по имени Мария – ту Марию, которая потом умерла от болей в животе. Много лет тяжко работал Вонтрух, стал одним из богатейших людей в Скиролавках, но радость от плодов труда не развеяла в его голове разных вопросов и неспокойных мыслей. Прочитав одну святую книгу, отнес Вонтрух на чердак свои портреты, выбросил в болото боевые награды. Дознался Вонтрух, что миром правит Сатана. Это он уговорил первых родителей человека, чтобы они не послушались Бога и познали добро и зло. С тех пор подчинил себе Сатана человеческие существа, и, как говорит святой Иоанн в главе шестнадцатой, стих одиннадцатый, стал властителем этого мира. Это из-за него появились несогласие, пороки и смерть. Он правит с помощью лжи, силы и самовлюбленности. Бог может одним движением своих кустистых бровей уничтожить Сатану и его власть над землей, но он хочет, чтобы его любили за его божественную сущность, а не из страха перед ним. А значит, человек подвергается великому испытанию, которое когда-нибудь закончится, потому что, как можно прочитать в книге Даниила, конец наступит в назначенный срок. Вот тогда-то Бог примет к себе всех тех, кто полюбил его из-за его Божьего величия, и это будет не какая-то огромная толпа людей, а только «маленькая стайка». И Йонаш Вонтрух старался полюбить Бога из-за самого его благолепия. Он брезговал обманом, силой и оружием, потому что все это происходило из власти Сатаны. Он кивал головой, вторя обвинительным словам начальника Гвязды, потому что находил в этом подтверждение проповеди из Апокалипсиса, что «преследуемы будут люди, имеющие Бога».
После начальника взял слово инструктор сельскохозяйственного отдела Ружичка и объявил собравшимся, что в гминное управление предложено много кандидатур на должность нового солтыса в Скиролавках, но выбрано две, наиболее подходящие, то есть Кондека и Миллеровой. «Женщина тоже может быть солтысом, а бывают деревни, где женщина-солтыс работает лучше, чем мужчина», – объяснял инструктор Ружичка.
После этих слов встала с лавки жена Кондека и начала громко кричать на инструктора, что он хочет ее мужа заманить в ловушку. Она, жена Кондека, не согласна, чтобы ее муж стал солтысом. Потому что к солтысу приходят платить налоги, никто ног не вытирает, а все в грязных сапогах в избу прутся. Она не собирается подтирать за чужими людьми. Тогда кандидатуру Кондека вычеркнули.
Что до Миллеровой, всем эта кандидатура очень понравилась, не потому, что кто-то принял ее всерьез, наоборот, сразу в зале стало весело. Никто не объяснил начальнику, что у Миллеровой, сколько раз к ней ни приди, всегда несколько детей сидело на горшках, и вонь от этого была ужасная. С Миллеровой жили две ее дочери, обремененные мелюзгой. Кто-то наконец крикнул, что начальник должен обеспечить людей противогазами, если он хочет сделать солтысом Миллерову, и еще веселей стало в зале. Понял начальник Гвязда, что это, по-видимому, не наилучшая кандидатура, раз такое веселье началось в зале, и снова взял слово. Сказал, что уровень жизни всего народа неуклонно растет и одновременно растут требования к представителям власти, и, например, он, начальник Гвязда, только что заочно окончил Сельскохозяйственную академию. Само собой, также и солтыс должен сейчас обладать большим «параметром».
Улыбнулся писатель Любиньски при этих словах, легкая улыбка появилась и на губах доктора Негловича, и люди догадались, что способом ученым и не оскорбляющим ничьей морали начальник Гвязда высказался о чем-то необычайно неприличном. Некоторых только удивило, откуда начальник Гвязда может знать, каким параметром обладает солтыс Вонтрух.
В конце своего выступления начальник Гвязда добавил, что новый солтыс должен иметь не только соответствующий параметр, но также должен быть человеком действия, чтобы Скиролавкам было чем отличиться.
Тут же попросил слова плотник Севрук и, чтобы сделать приятное Жарыну, сказал, что в этой ситуации наилучшей кандидатурой на солтыса ему видится Шчепан Жарын, потому что он – человек действия. Ведь именно он сжег дом возле лесничества Блесы. А сделал это потому, что из того дома во время войны стреляла в солдат одна учительница. Что же касается параметра, Жарын давно хвалится им в деревне. В этот миг поднялся писатель Любиньски и жестом унял шум в зале. Любиньски объяснил, что слово «параметр» нельзя употреблять в единственном числе, только во множественном, что убедительно доказывают «Семантические письма» Готтлоба Фреге. Слово же «параметры» означает не то, что думают собравшиеся в зале, а выраженные в числах величины, характеризующие физические состояния, а также размеры некоторых устройств. Разъяснил писатель Любиньски и то, что начальник Гвязда, упоминая о параметрах, имел в виду духовные особенности нового солтыса, а не его физические данные.
В третий раз выступил начальник Гвязда, рассуждая о том, как нужен в Скиролавках человек действие. Цветистыми словами он рисовал картину, как благодаря инициативе человека действия все жители Скиролавок начнут свозить гравий на какую-нибудь дорогу или будут обжигать кирпич для строительства читальни.
Теперь в зале установилась глубокая тишина, потому что страх охватил людей. Но всех спас доктор Ян Крыстьян Неглович, который сначала поднял вверх правую руку, а потом встал сам и заявил с достоинством: , – Если нет никаких кандидатур, предлагаю выдвинуть на должность солтыса Йонаша Вонтруха.
Сказал так доктор Неглович не потому; что очень нравился ему Вонтрух или что боялся он людей действия в Скиролавках, а потому, что в здании пожарной части было уже ужасно душно от пропотевших и немытых человеческих тел.
И вот так, из-за недостатка других кандидатур, должен был начальник Гвязда согласиться на голосование. Все руки поднялись за персону Йонаша Вонтруха, хоть он и не был человеком действия, как того желал начальник Гвязда, которого с тех пор начали называть «начальником Параметром».
В конце собрания Йонаш Вонтрух поблагодарил всех за доверие. Вспомнил также, что, хоть в Екклесиасте, то есть в проповеди Соломоновой, сказано в разделе восьмом, стих девятый, что «человек властвует над человеком во вред ему», он, Йонаш Вонтрух, постарается однако, чтобы этот вред не был в Скиролавках слишком докучливым.
Отъехал от здания пожарной части автомобиль начальника, увозя его самого и инструктора Ружичку. «Вы глупец!» – кричал на Ружичку начальник Гвязда. «Моя, что ли, вина, что в Скиролавках живут разные элементы?» – защищался инструктор Ружичка, имея в виду писателя Любиньского и доктора Негловича.
– Не надо было задираться с доктором, – сказала Ядвига Гвязда своему мужу, когда узнала о его неудаче. – Знаешь ведь, что его отец, хорунжий Неглович, был человеком справедливым. Будет лучше, если ты завоюешь его на свою сторону, потому что, как я слышала, тебя называют «начальником Параметром».
И хоть она в душе обижалась на доктора, что.. он ее бросил и вместо Скиролавок она должна теперь ездить в Барты, но все же быстро оценила случившееся своим женским умом. Погладила она своего мужа по голове, чтобы придать ему отваги для дальнейшей работы в должности начальника гминного управления. Вовсе ей не улыбалось перестать быть женой начальника. Удивил этот жест начальника Гвязду, потому что, потерпев неудачу в Скиролавках, он боялся стать жертвой еще большего высокомерия своей жены, и понял, насколько верно утверждение, что женщины – всегда загадка для мужчины. С этого момента Ядвига Гвязда не била своего мужа на людях и при детях, а это со временем изменило отношение начальника к солтысу Вонтруху и позволило им нормально сотрудничать.
Речь начальника Гвязды о необходимости отыскать в Скиролавках «человека действия» широко отозвалась во всей гмине Трумейки. Людям это нравилось, несмотря на то, что некоторые, как, например, комендант Корейво, имели некоторые сомнения по этой части. Ведь старший сержант знал множество людей действия, один из них в свое время даже сломал ему ключицу, когда Корейво хотел помешать ему громить читальный зал гминной публичной библиотеки.
Речь начальника Гвязды о необходимости найти в Скиролавках «человека действия» отозвалась гулким эхом по всей гмине Трумейки. Мысль понравилась людям, несмотря на то, что многие, как, например, комендант Корейво, высказывали на этот счет некоторые опасения. Ведь старший сержант знал много людей действия. Один из них в свое время даже сломал ему ключицу, когда Корейво хотел помешать ему громить читальный зал гминной публичной библиотеки. По мнению Корейво, в речи начальника Гвязды не хватало уточняющего определения, какие именно действия он имел в виду, чтобы кто-нибудь. Боже упаси, не нацелился на «деятельное нарушение закона» или «деятельное оказание сопротивления милиции». Бывали и «оскорбления действием», и «развратные действия». Если подумать, то весь Уголовный кодекс был посвящен различным «людям действия».
Зато с большим одобрением говорил о речи начальника Гвязды писатель Любиньски, когда после выборов солтыса он пригласил к себе доктора, а пани Басенька подала им в рабочий кабинет домашнее печенье и хороший чай в фаянсовых чашках с крупными васильками.
– В самом деле, нам необходимы люди действия, – говорил писатель доктору. – Что же повлияло на развитие человечества, на переход человека от человекообразной обезьяны до вида «homo sapiens recens», как не та самая великая сила, которая по-немецки называется «Tatendrang». Это сила таинственная, неуловимая на первый взгляд, а все же обладание ею заметно отличает нас от животных, которым не хватает жажды деятельности как явления бескорыстного, продиктованного желанием проверить самого себя.
– Вы забываете о процессе целебризации, который позволил нам оторваться от наших праотцев, – упорствовал доктор. – Целебризация была результатом не таинственной силы, называемой «Tatendrang», а ряда последовательных мутаций. А они, как вы помните из основ генетики, не возникают в результате внешних условий, а являются последствием неустанного скрещивания генов в процессе полового размножения. У истоков нашего очеловечивания, таким образом, не лежало ни использование орудий труда, ни совершение тех или иных действий. Только наиобычнейшая на свете копуляция, которая в результате давала все новые генотипы.
– Да, да, – горячо соглашалась с доктором пани Басенька. Хотя она и не была слишком высокого мнения о своем уме, но собственный опыт говорил ей, насколько важной бывает в жизни человека эта деятельность, которую доктор определял словом в основе своей неприличным, но научным. Для нее было очевидно, что без неустанного сближения мужчины и женщины не может быть и речи о развитии человеческого рода; с другой стороны, она, однако, признавала и правоту мужа, потому что нельзя недооценивать таинственной силы, которая носит название жажды деятельности. Известно, что люди действия имеют большую склонность к женщинам.
И, глядя на доктора, она задумывалась: почему, провозглашая настолько передовые взгляды и будучи скорее всего человеком действия, он ограничивается поглаживанием ее груди, а не продвигается в другие районы ее тела. «Он должен унизить женщину, прежде чем в нее войти», – подумала она с обидой. А так как у нее не было никакой уверенности в том, что, как жена писателя, она могла бы допустить унижение со стороны даже такого мужчины, как доктор Неглович, она только вздохнула с грустью.
Тем временем доктор и писатель, ведя приятную беседу, хрустели печеньем. Доктор позволял себе даже время от времени громко прихлебывать из чашки, чем давал понять пани Басеньке, что чай, который она заварила, необычайно вкусен. Блаженной бывает для мужчины минута, когда он может обменяться мыслями с другим умным мужчиной за чаем с домашним печеньем, в натопленном и просторном кабинете, где все способствует умной беседе. На одной стене в кабинете писателя громоздились доверху полки, полные книг, а на большом столе стояла пишущая машинка, окруженная развалом бумажных папок, словарей, писем, коробочек с фломастерами и карандашами, тюбиками клея, со стопкой машинописных страниц, прижатых большой тяжелой медалью с изображением Игнация Красицкого и изречением «Край достоин любви». А недалеко от кафельной печи находился низкий столик, стояли две лавки, покрытые кабаньими шкурами, и мягкий пуф, занятый сейчас пани Басенькой. За окнами кабинета уже давно хозяйничала предвесенняя ночь, светильник, сделанный из корня, излучал мягкий свет, и можно было разговаривать так без конца не только о таинственной так называемой «Tatendrang», но также – как это обычно бывало в доме писателя – о «Семантических письмах» Готтлоба Фреге.
– Когда я в последний раз читал эту книгу, – вспоминал писатель Любиньски, – я задумался над возвышенным вопросом: может ли быть несколько степеней правды? Бывает ли в действительности что-то правдивое, правдивейшее или наиправдивейшее? Может быть, это надо сначала исследовать под таким углом: соответствуют ли друг другу реальные предметы и представления о них, а если да, то насколько? Это, однако, снова поставит нас перед тем же самым вопросом, пока мы не придем к выводу, что содержание слова «правда» это что-то абсолютно самостоятельное и не поддающееся определению. Может быть, из сферы, в которой может появиться вопрос о правдивости, надо исключить все абстрактные понятия.
– Что касается меня, то мне интересно не столько содержание слова «правда», сколько содержание слова «право», – перебил его доктор.
– Выражение "правою используется двояко, – Любиньски радостно подхватил новую тему. – Говоря о правах моральных или о законах, установленных государством, как верно заметил Готтлоб Фреге, мы имеем в виду правила, которыми надлежит руководствоваться, но с которыми фактический ход событий не всегда совпадает. Фреге говорит, что закон истинности – это именно то, что может нас интересовать. Потому что из этого закона вытекают последующие правила, касающиеся убеждений, мышления, суждений, выводов.
Доктор спросил писателя о праве, потому что, идя на собрание, по дороге увидел Юстыну, которая несла ведро воды с озера через свое подворье. При виде Негловича она застыла на месте, и он тоже приостановился, скованный какой-то неизвестной ему до сих пор силой. Их разделяло пятьдесят шагов, потому что именно на этом расстоянии от шоссе была усадьба Васильчуков, но доктору показалось, что он ясно видит глаза Юстыны и читает в них приказание или приветствие ему. Так они стояли какое-то время, глядя друг на друга издали, как бы связанные невидимой нитью. Это поразило доктора, который всегда старался остаться человеком свободным, сейчас же у него было впечатление, что его поймали в невидимую сеть. Он тут же сделал шаг и другой, а потом так же быстро отошел, убеждаясь в том, насколько мимолетным было его впечатление, и начиная, однако, понимать, что, когда человек слишком глубоко вникает в дела других людей, он одновременно попадает в сеть несвободы из-за чувства вины – собственной или чужой, из-за невозможности определить то, что называется добром или злом. Человек мог достичь свободы, исключительно проявляя равнодушие к судьбам людей. Проходя мимо кладбища и минуя желтый от песка и глины холмик над могилой Дымитра, он задумался, какими бывают моральные права убийц, которые затаиваются за деревьями, чтобы выстрелом отмерить справедливость, известную только самому себе. И какими бывает права женщин, которые делом или помыслом насылают смерть на своих мужей, тоже думая о собственной справедливости. И существуют ли в действительности какие-либо моральные права за пределами человека и его натуры, его воображения и личности?
Слушала пани Басенька эту умную беседу, и ее охватывало сильное желание дотронуться ладонью до светлых волос своего мужа или погладить доктора по его седым вискам. Удерживаясь, однако, от этого неуместного жеста, она сложила руки на коленях и направила мысль от понятия «закон истинности» к вопросу, отчего это некоторые мужчины получают удовольствие от унижения женщины и каким образом они это делают, а также – есть ли для женщины от этого унижения какая-нибудь польза. В еженедельниках, которые выписывал ее муж, много писали о новой эре, когда мужчина должен оказывать женщине положенное ей уважение. И одновременно, именно в ту минуту, слыша столько возвышенных слов, она чувствовала, что, может быть, после некоторого сопротивления она позволила бы доктору себя унизить или вынудила бы сделать с ней то же самое своего собственного мужа. Но не потеряет ли она тогда его уважение? И знает ли он, каким способом надо унизить женщину, если она спрашивала его об этом столько раз, а он всегда отвечал уклончиво? Какая могла быть гарантия, что муж унизит ее именно тем способом, что и доктор? Ведь это можно сделать по-разному, особенно если на женщине уже нет белья. Или когда страсть мужчины становится настолько неудержимой, что он, забыв об уважении, которое должен оказывать женщине, сдирает с нее трусики и бюстгальтер. Прекраснейшей, чем эта, минутой бывала только та, когда женщина, покрытая плащом темноты, чувствовала пальцы мужчины, сначала несмело блуждающие по ее одежде, а потом все увереннее и нахальнее орудующие под платьем. И когда она подумала об этом, ей сразу показалось, что тоненькие трусики жмут ей в шагу.
– Сделай нам, Басенька, еще немного чаю, – услышала она словно издалека голос своего мужа.
Послушно встала пани Басенька с мягкого пуфа и направилась в кухню, где поставила чайник с водой на электрическую плитку. Ожидая, пока закипит вода, она ощутила безграничную печаль при мысли, до чего несчастные существа женщины, и все из-за специфических особенностей их натуры, а также из-за бесчувственности мужчин.