Текст книги "Газета Завтра 832 (96 2009)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

А как филигранно идет работа с брендами! Владислав Юрьевич берет «социалиста» Глазьева и (попутно решая задачу организации «раздрая» на левом фланге – как и в предыдущем случае, с размахиванием кулаками, шмыганьем носов и исполненными взаимной обиды криками «А ты кто такой?») соединяет его с «националистом» Рогозиным. Получается «национал-социализм». Правда, в кавычках – но кто ж их заметит?

Гениально! Квазибожественно! Но бесплодно... Бесплодно – в рамках «большой картины». И творимое им бесплодие вызывает вопросы – метафизические вопросы.

Что же это такое? Это не просто продавливание одного варианта (партии, политического дизайна) вместо другого варианта. Это – активное развенчание и выжигание всех смыслов . Это кропотливое выстраивание системы, все элементы которой содержат все взрывные устройства различной степени мощности. Системы, в которой оглушительная победа равносильна оглушительному поражению, а движение вперед равносильно движению в сторону ноля.

Нет, каким-то совсем не россиянским человеком (хотя кому уж быть россиянином, как не ему?) предстает перед нами любезный Владислав Юрьевич. И каким-то совсем не россиянским божкам он служит.

Так называемые «россияне», судя по стилю руководства, представляются ему продуктом культурной инволюции, сырьем для бесконечной манипуляции, «дикой глиной» для лепки недолговечных големов. Во Владиславе Юрьевиче явно просматривается некий засланный люден братьев Стругацких. А может быть, и какая-нибудь более эволюционно-прогрессивная форма жизни – странник , например.

И даже что-то большее – нечто такое, о чем внешне бедовые, а на самом деле очень даже осторожные и традиционно державшие свой коллективный нос по ветру братья и писать-то не решались. Бр-р! Аж холодок по спине!

Короче, если присмотреться к деятельности и дискурсу Владислава Юрьевича, то становится понятным, что предполагаемой сверхцелью ее до сих пор являлось предотвращение вызревания каких-либо плодов и смыслов вообще – предотвращение складывания каких-либо форм и сгустков организации.

Из теории и практики мы знаем, что хаос есть закономерное и безусловно продуктивное, необходимое для роста системы состояние – циклически повторяющийся момент ее развития. Это – как сброс рептилией старой кожи или ракообразными – старого панциря. Но тот хаос, который Владислав Юрьевич продуцирует и поддерживает в Россиянии, есть хаос хронический, вялотекущий и изматывающий. Никакому развитию он не способствует – а способствует лишь накоплению «системных ошибок» (errors) и возрастанию погрешностей. Это хаос, ведущий к образованию и расползанию «лишаев» и «пустынь», как внешних, так и внутренних.

Зачем Владислав Юрьевич всё это делает, остаётся большим вопросом. Возможно, ограниченная человеческая логика и рациональность и не позволят нам на него ответить. (Нам было трудно понять уже людена; странника понять совсем невозможно). А может быть, Сурков хочет научить нас пониманию тщеты всех земных дел и страстей? Быть может, он действительно «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» ?

ОТПАДЕНИЕ ДЕМИУРГА

Многие считают, что Сурков гениален. Он нас – разглядел. R1a+R1b в объеме 60-65% по области нашего расселения – это вам не шутка. А еще где-то 20% неиндоевропейских, но тоже нордических палеоевропейских генов. А еще 10% финских – я подчеркиваю, финских, причем балтофинских, вполне себе нордических, а не каких-то там «угро-финских», зауральских, кои нам приписываются, как это не смешно, некими сармато-печенежскими националистами с Уграины. Ну и прочее по мелочам. Но без всякой там экзотики – вернее, есть палеоазиатский компонент, но всего 0,3%, да и то в Сибири, по большей части. А остальное – все то же, что наличествует у неких немцев-голландцев-скандинавов. Не говоря уже о каких-нибудь смешных чехах-словаках-ук(г)рах.

Короче, рассмотрел нас Сурков. Вот и мы – приветствуем не усомнившегося в нас. Нам он друг и мы ему друзья. Да, мы такие! «Зиг хайль!» – говорит Урус-Угор. Солнце арийской расы вновь восходит на Востоке – собственно, там, где и положено ему восходить! Так покроем же нашими рунами заблеванные стены евроатлантических городов!

Уже гремят походные барабаны, бьют воины мечами о щиты, печатают шаг боевые дружины, грузятся снаряжением драккары. Поют под ногтем лезвия боевых топоров. Наносится рудая охра на лица, волосы и бороды! Распаляются, ревут от боевой ярости готовые вступить в бой берсерки. Сурков – наш конунг!

Сурков, руны предрекают нам победу! Веди нас, воинов Прави, на завоевание левого полушария! Веди нас из Ирия, из Валхаллы Духа, где мы вволю попировали с тобой над текстом «Суверенной демократии», на завоевание этого вертепа плоской рациональности! Распространим жизнь вечную вовне мечами своими! Пусть скользят наши победоносные драккары по фьордам наших извилин под рудым Парусом Мечты!

Но молчит Сурков. И лукаво мерцают его антрацитовые глаза… Да и не конунг он. Он – больше, чем конунг. Не Один даже, именем которого мы, люди Прави, привыкли скреплять клятвы свои. Один – тот глаз отдал за магическое знание и «внутреннее» зрение, а Сурков и знанием обладает, и со зрением у него все в порядке.

Нет, Сурков – круче Одина. Он – наш Яхве. Единственный и неповторимый Демиург, всецело властвующий над сотворенным им миром. А вот моисеев и иисусов навинов – их у нас много. И водят они народ свой по пустыне выжженных смыслов, уверяя страждущих, что где-то под слоями глины, гипса и песка «государства российского» есть водный горизонт, коим можно увлажнить пески и развести «цветущий сад» той или иной конфигурации.

Время от времени Яхве выкликает своих моисеев и особо отличившихся и. навиных и призывает на Гору Синайскую – все их, патриотов государства российского и птенцов гнезда ЕБНова, охранителей и совратителей, либералов и домостроевцев, христопродавцев и в Христа облекшихся, блоггеров из Москвы и логгеров с Дальнего Востока, а также разнообразных серо-буро-коричневых «наших», «ваших», «ихних», «идущих на» и «идущих в». Призывает, рассаживает и принимается зачитывать им свои многомудрые текстa, Прочищает сознание. Засевает семенами когнитивную целину. Высекает коммандменты в душах и сердцах. А потом берет свой большой фиолетовый карандаш и начинает водить им по Книге Жизни, расставляя галочки и крестики напротив чьих-то фамилий. Отголоски же коммандментов в самом невообразимом переложении – в зависимости от духовной специализации – всплывают позже на разных концах политического спектра. Из них складываются евангелия и баллады. Но все они не оставляют в душе Демиурга ничего, кроме усталости и раздражения.

Мчится бешеный шар и летит в бесконечность,

И смешные букашки облепили его,

Бьются, вьются, жужжат и с расчетом на вечность

Исчезают как дым, не узнав ничего.

Демиург, впрочем, не злонамерен. Он лишь исполнен огромного презрения к букашкам, вьющимся вокруг вершины Горы Синайской, этим легковесным созданиям, не способным ни уловить смысла игры, ни даже осознать смысла своих собственных жизней.

Демиург творить хочет. Творить! Но не может, поскольку одержим презрением. Ибо даже лучшие из моисеев его, как зеницу ока хранящие доверенные им скрижали, суть големы глиняные. Творить же можно лишь с любовью и милосердием. А какая любовь к големам-то?

Жадностью гонимый и тоской,

Душной гнилью сброд разит людской,

Дышит вожделеньем, злобой, страхом,

Жрёт себя и сам блюет потом.

Как безнадежно дело воинов Прави! Как торжествует Князь Мира сего, засевший в левом полушарии!

Но кто же виноват, если Сурков слепил этих големов? Кто виноват, что он сделал на них ставку? Кто виноват, что он создал вокруг себя расползающуюся пустыню?

Да и вообще, с его званием Демиурга тоже надо разобраться. («Да, подвижник, да – отшельник, но отнюдь не святой».) Гностики почитали за Демиурга (и они, кстати, ассоциировали его с Яхве) несовершенного вторичного квазибога, отличного от Отца, о котором говорил Иисус. Демиург создал несовершенную материю и вдохнул в нее несовершенную жизнь. И восстал в гордыне своей против Бога истинного, противопоставив Ему свое земное творение. Отсюда и понятие – Князь Мира сего. Не тоже ли самое произошло с Сурковым и его големами? Начал творить из гордыни, менял по ходу дела «плюс» на «минус» , ноль на бесконечность из горделивого любопытства – смотрел, что получится. Получилось «не очень». Получилось «парламент – не место для дискуссий». А Россия – не место для разумной жизни. Нельзя, неправильно творить без любви – из гордыни, из себялюбия и противопоставления. Так взялась творить третья часть ангелов – и отпала. Вот и Сурков тоже отпал. И обрек все вокруг себя на пустыню. А големы его – и не моисеи вовсе (пусть и с маленькой буквы), а суть бесплодные духи пустыни этой.

Впрочем, пустыня, Сурковым созданная, тоже не бессмысленна. Это – не конец пути, а один из его хитроумных витков. Причина, повод для дальнейшего движения. Над нами Сурков. А над Сурковым – Бог. И Он видит дальше самого Суркова. Отец истинный, далекий, Господь наш, нас Сурковым наказывает. Он же нас им и испытует – и через Суркова дает нам надежду. Ибо та пустыня, в которую поместил нас Владислав Юрьевич, должна возбудить в нас жажду – жажду к Духу. И побудить искать Его. И рыть колодцы, и взывать к Небесам в мольбе о Влаге селестиальной. Испытание Сурковым есть болезненное, но благое испытание – в нем Милость Божья к заблудшим. Потому – восславь Суркова внешнего, Демиурга пустыни Духа. Ибо поставлен он помыкать тобой к славе твоей. Но убей в себе Суркова внутреннего, ветхого. И одновременно прирасти Натаном Дубовицким – Сурковым новым, в духовное тело облекшимся.

Не понял люден, странник Сурков – не понял как горделивое ангелическое существо с наклонностями Мефистофеля – что обожение возможно лишь через человека. Ангелы к этому непригодны – потому в космической иерархии они и стоят позади человека. Вот и придется Суркову возвращаться к человеческому в себе, чтобы спастись. Вновь стать человеком. Найти подходящий крест и распять себя на нем. И когда Сурков это понял, он и решил написать «Околоноля», ибо реально приблизился к нолю очень близко, заглянул уже в само черное, с багровыми отсветами отверстие, в пекло, в дырку от бублика. И ужаснулся.

Впрочем, поговорим не о пустынях, а о садах, не о смерти, а о спасении. Каков Сурков сам в себе и сам для себя? Каково ему там, внутри себя, в темнице тела своего? Ему, который есть то ли воплощенный Дух пустыни, то ли бредущий по ней изможденный странник, сам молящий о глотке воды?

СПАСЕНИЕ ДЕМИУРГА

Так вот, на этом фоне уже не кажется странным, что Натан Юрьевич начинает разговор о таком, казалось бы, абстрактном для него предмете, как спасение.

А вот то, что он постулирует это спасение, как явление, уже почти свершившееся – вот это немного странно. Впрочем, странно лишь с самого что ни на есть первого взгляда.

В этой чудесной обреченности на спасение слышатся мне даже некие кальвинистские перезвоны… Предопределение-де, электы… Знаем-с. Однако нет, это не кальвинизм. Или – скажем так – не совсем кальвинизм (немножко кальвинизма на самом дне все-таки можно наскрести – куда ж без этого, кто ж из интеллектуалов-то наших Кальвином преподобным не грешил?).

Тут что-то значительно более глубокое – чего от Натана (и Владислава) Юрьевича вроде как и не ожидаешь…

Главное в романе спрятано среди строк. Главное – это преображение. И оно сжато в несколько предложений и плотно сбитых параграфов.

Преображение случилось в ту далекую пору, когда не был Егор еще чернокнижником и даже литработником. Когда была еще жива страна, и многое в ней еще было по-настоящему – когда среди мертвых личин еще попадались живые лица, а сам Егор еще был золотистой босоногой личинкой.

Как-то, в те дальние, советские еще годы, увидел Егор родникового Господа в открытом им источнике и понял – тогда еще не разумом, но сердцем, через пребывающего в нем потаенного внутреннего человека, что создан по Образу и Подобию. Что смотрит он на мир глазами Господа, что Господь через него и других, подобных ему воплощенных, заточенных в вещественном мире странников глядит на Космос и благоволит. Там, у Егоркина родника, сам Егорка, еще того не понимая, узрил тайну богочеловеческую.

И тогда же где-то там же, в «донной Руси», в деревне, где жил он в летнее время с доброй старушкой-самогонщицей, среди июльских трав, медовых лугов и богооткровенного перезвона кузнечиков и кобылок, он пережил акт спонтанного, внутреннего крещения, испытал нечто такое, что можно назвать сатори – а можно и Божьим Откровением – услышал изначальную тишину и вибрацию неподверженного тлению Творения, узрил внезапно вечно-длящуюся, вневременную суть мира и вещей, ощутил сердцем великий безмолвный Зов Жизни Вечной.

Это вошло в него, и он принял это в сердце. Стал другим. И потом, много лет спустя, нашло вдруг на него странное, нелепое нежелание стрелять в людей. Христос сошел в ад – воистину сошел.

На самом-то деле именно эти (если не считать финального болда) помещенные на с. 25 два параграфа являются самыми главными в тексте. Они все объясняют и все искупляют – возможно, и помимо воли и понимания самого Натана Дубовицкого.

Заряд этой богочеловеческой тайны и вневременной тишины перевешивает (по крайней мере, таков посыл) все неразумное, что сказал Егор в «нехорошей квартире», и все странное (иного слова, пожалуй, и не подберешь), что сделал и накуролесил в реальной жизни своей демиург Натан Юрьевич, ложную проповедь их покрывает и искривления коллективного ума их распрямляет. Ибо те ошибки, которые делаются в процессе роста, конечно же, подлежат искуплению. И нет в этом ничего удивительного, ибо несказанное преобразование происходит внутри человека после того, как входит в него великая тишина…

И знаете, от вести Натановой благой (о кузнечиках и великой тишине, стало быть, а не о deus ex machina) пробирает – изрядно пробирает. Ибо то, что увидел и почувствовал Егорка в оной точке далекого июльского полдня, есть не что иное, как Послежизнь, Afterlife, то есть жизнь нетленная и настоящая. И все, пребывающее на Земле есть лишь вторичные, временные и несовершенные копии этих истинных, изначальных элементов, созданных Там до начала времен. Это было известно еще со времен Пифагора и Платона – и еще было известно, что жизнь Там не есть существование «чистого сознания» в некоем бестелесном, невещественном «эфире», но есть полноценная жизнь в настоящем, богоносном теле, нескончаемо более реальном, чем то скудное, ветхое и временное тело, которые имеем мы на Земле. И окружено это тело такими же реальными, солидными, настоящими вещами и организмами – неизмеримо более настоящими, чем тем, что мы видим вокруг себя – речкой, вечными лугами с вечными неумирающими кузнечикам, лесом, холмами, горами – всем тем, что желает видеть, воспринимать, и что носит подспудно в своей креативной глубине наше, с Богом разделенное, Сознание.

Удивительным, признаться, кажется мне то обстоятельство, что об этом знает и некий господин, сидящий в Администрации. Звучит странно, дико, нелепо, но – факт… Ибо знакомые все симптомы – для меня, по крайней мере… Все так…Все так… Знает человек вкус спасения… Вроде и не могло угнездиться в том обреченном Заведении такого духовидца-самородка – ан нет, угнездился-таки… Проник-таки. Окопался, замаскировался, слился с субстратом. Университетов не кончал. Ph.D. не получал. В мантии не облачался. До всего сам дошел.

И вот странный этот самородок и силится (насколько успешно – уж вам решать) показать нам – подобным ему не россиянским людям, у которых есть шанс что-то понять, – как одно может совмещаться с другим – как процессы умирания и воскресения в человеке разнесены во времени при одновременном протекании каких-то их этапов и элементов.

Сознание, ум и психика нашего героя продолжают возрастать по своим предсказуемым земным законам, наполняются чернотой, закосневают в грехе – вот уже и гормоны берут мозг под свой контроль и начинают диктовать душе условия капитуляции… Вот уже и маленький напыщенный диктатор, сидящий в левом полушарии, загоняет правое в концлагерь, опутывает колючей проволокой рационально-аналитического аппарата, пропускает по ней ток и подсаживает человека на собирание разноцветных бус и хлебов земных. А спасение самосевом, как зерно горчичное (уж не из лугов ли и огородов «донной» Рязанщины залетевшее?), супротив всякой «логики» и «здравого смысла» проникает в душу и поселяется в ней – сначала дремлет, дозревает, а потом закрепляется корнями и начинает распускать ветви и побеги. Так ветхий человек умирает, а новый нарождается.

Посмотрел, возможно, на каком-то этапе сам Натан Юрьевич на дела рук своих, свершенные еще до вызревания в его сумеречном мефистофелевском нутре зерна горчичного, и ужаснулся той пустыне, к устроению которой – внутри и снаружи себя – он оказался причастен. Понял, что вся многотрудная деятельность его земная была служением Смерти. Осознал, что ранее казавшееся ему жизнью клокочущей, на самом деле является мучительным умиранием, что возгонка в себе людена низвела его до ноля бесплодного. А самое главное, постиг он, что обратно уже не повернуть, что умирание можно лишь форсировать, устремившись к последней и самой главной точке невозврата.

Знаете, есть фильм такой – «Необратимость» («Irreversible», 2002) режиссера Гаспара Ноэ. Фильм жестокий, с немалым количеством поганых (да еще затянутых!) сцен и совершенно не в моем вкусе, но не без смысла. Опять же о подмене любви сексом и всяческим скотством, но еще больше – о причинно-следственных связях и о стальной хватке греха, о том, что нельзя к греху относиться легко. Смотреть не советую, но пару отвлеченных выводов сделаю.

Так вот, если вы думаете, что вам позволено по-скотски относиться к любимой, то и ваше собственное будущее, несомненно, окажется скотским. При советской власти вам не хватало колбасы, и вы громко кричали об этом, жаловались Творцу, родственникам и окружающим? Что ж, это тоже своего рода предопределенность – тогда вы еще не знали, что колбасу сделают из вас – в переносном, а то и прямом смысле. Для многих – очень многих – это будущее уже наступило. Гордыня вашего себялюбивого ума погрузила вас в грех, который породил 1991 год и все последующее. Вы не ценили бесплатное здравоохранение и образование, безопасность на улицах, гарантированную работу, так полезайте в коридор необратимости. Творцу не нужны пожиратели колбасы – ему нужны сотворцы. Придет время, и на прилавках появится много канцерогенов и «генномодифицированной продукции», но счастливым вас весь этот stuff из крысиных шкурок и свиных костей уже не сделает. Грех загонит вас в такой коридор, видимого выхода из которого не будет, а будет лишь усугубление греха и нисхождение в ад. Вы окажетесь в узкой трубе с зазубринами, направленными вовнутрь . Из такой не выбираются .

Если вдуматься, то в таком положении и оказался Егор – и, возможно, сам Натан Юрьевич. Совершив свой первый в жизни «основательный» грех (Егор укокошил загадочного – по всей видимости, только для того и появившегося на свет – Федора Ивановича, этого многозначительно обнуленного «старика-процентщика» перестроечной постдостоевщины, а что сделал, кроме уже известного нам, Натан Юрьевич, я не знаю), каждый из них загнал себя в эту трубу и дальше двигался уже под воздействием сил моральной гравитации – к эпицентру зла. Их ад был исходом предопределенным. Ireversible! В трубе ты окажешься в лапах греха, и время разрушит тебя.

Но если в тебя запало «зерно горчичное» Царствия Небесного, ничего не предопределено. Значит, есть искра. И значит, есть шанс раздуть огонь. Искру, конечно, можно затушить, и тогда возгорания не состоится, но она, по крайней мере, дает возможность преодолеть необратимость . Если есть в тебе зерно, а ты уже в трубе, то у тебя всегда остается шанс вырваться – пусть через страдания, пусть с разорванным в клочья телом, пусть оставив шмотки мяса «на шипах, направленных внутрь», но вырваться. Выйдешь ты с «заледеневшим сердцем» и, возможно, без пары-другой пальцев – как Егор, но живой. И побудить тебя к выходу из «коридора греха» может любая случайная вещь – хотя бы и встреча с некой Плаксой, которая на самом-то деле, как мы уже выяснили, есть ноль без палочки. Главное, чтобы щелкнул внутри тебя какой-то триггер-переключатель, и разгорелась в тебе любовь… Любовь все спасает.

Об этом, в конечном счете, видимо, и хотел сказать нам Натан Дубовицкий aka Владислав Юрьевич Сурков. Удивительный message. Если бы он пришел к нам от операторов UFO, я удивился бы гораздо меньше.

Впрочем, все это, разумеется, лишь предположения – хотя и предположения, обладающие правом на существование. И даже имеющие под собой некоторые основания. В противном случае, зачем писать такие тексты?

И вот, читая выделенное болдом краткое послесловие, которому предшествовала фантасмагорическая, похожая на бред неудачно приложившегося к yage дилетанта, еще раз убеждаешься: а Натан Дубовицкий инобытия взыскует, тайн Царствия ищет, возвращения к изначалию всех времен и истоку всех смыслов жаждет. Хочет преодоления смерти и падения – не только в себе, но и вокруг, желает «переиграть все», очутиться в примордиальной реальности, предшествующей всем бифуркациям и необратимостям… А в нее, в Rеальность эту, в бесконечное, полуденное, июльское бытие, где время и пространство являются функциями сознания и где привольно, в звоне кузнечиков и великой тишине, раскинулось бессчетное количество уходящих в бесконечность вселенных и планов постземной жизни, ведет узкий проход – «нулевая функция». И прежде чем увидеть этот омытый извечным, несокрушимым Духом прекрасный и новый для нас мир, прежде чем выйти из первичного вещественного раствора сей (па)скудной и условной преждежизни в Жизнь Настоящую, всем нам придется пройти через Врата Молчания, через пугающую точку воображаемого небытия, которая есть Ноль Животворящий.