Текст книги "Газета Завтра 218 (57 1998)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Валентин ПОДЛЯНКИ ОТ ЛУБЯНКИ

О моих неожиданных злоключениях и мытарствах, завершившихся тем, что власти “демократической” России, откровенно наплевав на общепризнанные права человека, насильно разлучили меня с Родиной, семьей и сделали фактически бездомным бродягой, очутившимся на чужбине не по своей воле, “Правда пять” сообщала, если не ошибаюсь, трижды, в последний раз – 5 ноября. 10 ноября, полностью истощив свои финансовые ресурсы, мне пришлось уступить нажиму американского посольства в Швеции, взять у него заем (примерно 600 долларов), приобрести билет до Нью-Йорка и в новь отправиться туда, где у меня никого и ничего нет, и где, как я искренне полагал и надеялся в августе 1996 года, мне уже никогда не бывать. (Вот уж поистине: человек предполагает, а Бог располагает!). Надо сказать, что, выдав мне ссуду, американцы без всякого предупреждения ограничили меня в правах: они поставили в моем паспорте штамп, делающий его годным “исключительно для прямого возвращения в Нью-Йорк не позднее 15 ноября”. Таким образом, в настоящее время я нахожусь в Соединенных Штатах практически в качестве заложника и не могу покинуть пределы этой страны. Нельзя отметить того, что официальные представители Вашингтона обманули меня и в другом отношении. Уговаривая меня “репатриироваться” в США, сотрудники американского посольства в Стокгольме обещали, что сразу же по возвращении, уже в аэропорту, принимая во внимание мой “особый случай”, мне будет оказана “необходимая социальная помощь”. Ничего этого не произошло не только в аэропорту, но и по сей день. Оставшись, в прямом смысле слова, без крыши над головой, без работы и без денег, я перебиваюсь изо дня в день лишь благодаря помощи добрых людей, не имеющих ничего общего с американским правительством. Любопытно и, вероятно, далеко не случайно, что также именно 10 ноября сего года Федеральная служба безопасности России соблаговолила ответить на запрос одного из депутатов Государственной думы по поводу отказа мне в выдаче российской въездной визы. В ответе Лубянки, подписанном заместителем директора ФСБ В. Печенкиным, в частности, утверждается: “Пруссакову В. А. действительно закрыт въезд на территорию Российской Федерации как иностранному гражданину, деятельность которого наносит ущерб интересам безопасности нашей страны… В соответствии с международной практикой в целях обеспечения государственных интересов информация о причинах закрытия въезда и государственном органе, его инициировавшем, может не сообщаться ни лицу, в отношении которого принято такое решение, ни широкой общественности”. Иными словами, как говорится, ясно, что дело темное, абсолютно не законное, и господин из ФСБ отделывается пустыми фразами. В связи с тем, что никакой иной деятельностью, кроме писательской и журналистской, мне не доводилось заниматься на территории России, то очень бы хотелось узнать, каким же образом мои публикации наносят “ущерб интересам безопасности”? Может быть, тем, что, будучи патриотом России, я всегда выступал против той жалкой и прислужнической роли, которая уготована ей в американском “новом мировом порядке”? Не потому ли люди ФСБ старательно выясняли у близких мне людей, чем объясняются мои антиамериканские взгляды и убеждения? Невольно напрашивается вопрос: чьи же интересы отстаивает ФСБ России – американские или российские? Или, может быть, для этого ведомства интересы обеих стран уже стали неотделимыми друг от друга? Пусть В. Печенкин или же кто-то другой из его небогоугодного заведения попытается ответить на эти вопросы. Общество, в котором под прикрытием многозначительных намеков на какие-то неведомые государственные тайны совершается грубое попрание законности и элементарных норм человечности, не имеет никаких оснований называться ни современным, ни, тем более, демократическим. Такое общество принадлежит дремучему средневековью, ему место на свалке истории, и можно лишь пожалеть о том, что оно сохранилось до наших дней. Прячась за туманные и совершенно не известно что означающие в данном конкретном случае “интересы безопасности”, лубянские мастера лишили меня Родины и разбили мою семью: отняли сына у 80-летней матери, оставили жену без мужа, четырехлетнюю дочь без отца. А их американские коллеги лишили меня права передвижения, и в Нью-Йорке прибавилось на одного бездомного и безработного. Потрясающий пример американо-российского сотрудничества на уровне спецслужб! И государственные мужи России и США продолжают еще что-то говорить о своей приверженности правам человека! Фантастическое, невероятное лицемерие. Очевидно, американо-российский тандем можно смело поздравить сегодня с завершением успешной операции по обезвреживанию журналиста, чья деятельность, по мнению вашингтонской газеты “Спотлайт”, “не устраивала истеблишмент обеих стран”. Цель достигнута: повержен еще один одинокий боец за правду. Но патриотам России – подлинным, а не номенклатурным, на которых стоит клеймо “сделано на Лубянке”, – радоваться нечему: власть в их стране прочно перешла в руки международной финансовой плутократии и ее верноподданнической и послушной обслуги в правоохранительных органах. Сгущается ночь над всем миром. Неорабовладельческий “новый мировой порядок”, неистово ненавидящий всякое проявление любви и света, свободы и независимости, заключает в свои жесткие объятия и Россию.

ПОЗДРАВЛЯЕМ!

У нашей славной, родной и милой Танюши, у народной певицы России Татьяны Петровой – целая череда праздников и юбилеев. Только что в кругу своих друзей – Александра Крутова, Николая Бурляева, Екатерины Васильевой, а также и газеты «Завтра» – она отпраздновала семейное торжество в Крестовоздвиженской церкви на реке Истре. 3 февраля тысячи ее поклонников встретились с любимой певицей и ее песнями на вечере в Центральном концертном зале «Россия». И в эти же дни у Татьяны Петровой – 25-летие творческой деятельности. Так что газета «Завтра» вместе со всеми своими читателями горячо и сердечно поздравляет народную певицу России, желая ей еще долго-долго быть такой же красивой, а ее прекрасному голосу – таким же, как сейчас, родным и близким каждому русскому дому, каждой русской душе! Фото С. СТАРШИНОВА

ГОЛУБОГЛАЗЫЙ ЗВОН

Как известно, Есенин называл себя – “божьей дудкой”. Талант Сергея Каргашина, судя по только что вышедшей книге стихов “Надорванные бусы…” (Москва, 1997, предисловие А. Боброва), тяготеет к есенинской манере и мотивам, но все же перед нами нечто другое, точнее – даже из другого ряда. Сергей Каргашин – не “дудка” и не “флейта”. Он скорее – из колокольного семейства. В одном стихотворении Каргашин может показаться эдаким валдайским бубенчиком, уныло скрашивающим долгую, беспросветную и грязную дорогу (“И крылья есть, да силы нет лететь”). В другом – это беспечный мельхиоровый колокольчик, звенящий о весне, о цветущих вишневых садах, о переговаривающихся станицах гусей, об умывающемся на подоконнике котенке с холодным мокрым носом, о заливающемся в голубом поднебесье жаворонке (“В мае”, “Котенок и звезды” и др.). В третьем – это сияющая корабельная рында с чумазого парохода, который “гуляет по Волге” (“Голубоглазая страна”), или забытый уж ныне железнодорожный гонг (“Выбор сделан. Мой путь…”). Пытается он предстать и набатным колоколом – великаном на башне вечевой (“Буденновск”, “Когда б убитые умели говорить…”), и мороз дерет по коже от его набатного гула, да только колокольню бы ему надо побольше, повыше, желательно с Останкинскую телебашню, – но кто ж туда пустит нынче патриота?! В творческом даре Каргашина, опять же как в колокольном металле, чудесным образом соединилось-сплавилось олово простонародных урало-ярославских корней и простая судьба (служба в армии, рабфак) с красной медью московского бытия и обучения в МГУ, а также добавилось благородное, высшей пробы, серебро Божьей Милости. Что в этом сплаве главное? Что – второстепенное? Все главное – на то он и сплав. И этот поющий сплав все набирает силу и набирает. Он звучит все громче, все уверенней. Плывет над нашей “голубоглазой землей”. Торжественно, а иногда грозно выговаривает он суровые слова народного приговора предателям великой державы (“Не спешите хоронить Россию…”). Вот он, вот – приближается, этот звон. Сперва вроде как бубенчик. Нет, колокольчик. Да нет же – колокол! Сейчас докатится и до нас этот очищающий гул, приблизится, как ледоход, накроет своей гудящей мощью, и нам останется лишь замереть в восторге и восхищении, и внимать, и раствориться в этих торжественных, рвущих, распинающих душу звуках… Гуди же, поэт! Буди несчастную и “непутевую” нашу Святую Русь! Пой свою русскую песню, мой ясноглазый друг. Я намеренно не останавливаюсь на недостатках в твоем творчестве – у кого их нет?! – на них густо, как стервятники, усядутся наши недруги, и будут галдеть, смакуя каждый твой промах. Пусть их. Надо ж им отрабатывать свои сребреники. Не обращай на них, мерзких, внимания, вперед и вверх – “по железной, отточенной кромке…” И да поможет тебе Бог! Вячеслав ДЕГТЕВ

Сергей “Я ЗДЕСЬ – НА РОДИМОЙ ЗЕМЛЕ!..”

* * * Улететь бы от осени этой… Вместе с птицами – взять, улететь! В Божью дудку – на солнышке где-то Не спеша, от души погудеть! Улететь бы… Но кто тогда бросит Этим выродкам правду в лицо? Эх ты, осень… Проклятая осень. Твой я… Видишь, на пальце – кольцо?.. * * * Ты приснись мне, приснись мне, Отчизна, В синих звонах весеннего дня! Тайной вечною, светом пречистым Ты коснись, умоляю, меня!.. Видишь, сердце совсем очерствело, Разошлось, расползлось – по кускам… И в пустое, ничейное тело Ветер тащит весь нынешний хлам. Вот она – наша жадная спешка, Тень чужого, больного ума: Где цвело – там теперь головешки. Где сияло – кромешная тьма. Не суди! Виноваты мы, знаю. Совесть – нежный, ромашковый луг – Растерзали… И вот пожинаем Дело собственных бешеных рук… Ты прости нас, прости нас, Отчизна! Все равно как – но только явись! Тайной вечною, светом пречистым Всех заблудших скорее коснись… * * * Разорвите мне грудь, разорвите, Не могу я сегодня дышать! Словно лебедь в смердящем корыте, Задыхается, бьется душа… Лупят танки по “Белому дому”, Не стесняясь – средь белого дня! Только черная копоть да стоны, Лужи крови да вспышка огня. Полыхает закон, как солома На жаровнях осененного дня. Лупят танки по “Белому дому”. А снаряды летят – в меня! 9 МАЯ По весне возвращаются птицы, Жилки трав чуть набухли уже. В этот день я хочу помолиться О великой солдатской душе. Той душе, что себя не щадила – Шла под танки, в штыки, на таран, Обнимала, крестилась, шутила, И делилась всем пополам… Я хочу помолиться за деда, Что лежит в белорусских полях. Это он… это он Победу Поднимал на своих костях. Ну а мы… мы сегодня другие. Что щенки, все скулим да скулим. Потеряли почти пол-России, Но подняться с печи не хотим. По весне возвращаются птицы. Кроме тех, кто на том рубеже… Мне недавно исполнилось тридцать. Вот и старше я деда уже… * * * Ну вот – окружили сворой. И тявкают: тонко, навзрыд… Да эдак вы очень скоро О зубы истрете язык. Чего понапрасну булькать? Коль взялся кусать – так кусай! А эти словесные пульки Моим не страшны парусам. Куда вам со мною тягаться? Я здесь – на родимой земле. А вы на Руси – иностранцы. Как впрочем, чужие везде… И скалитесь вы – от страха: Вдруг люди однажды поймут, Что только на сладкий запах Настроен ваш “верный” нюх. Глумитесь – в цветах, нарядах, Вкушайте ноздрями “Шанель”, Но помните: – я – где-то рядом. На мне, как всегда, шинель… * * * А душа на перинах – скучает. Пусть лепной – все равно потолок. Даже тихая с виду, ручная, Вдруг однажды – в окошко прыг-скок… Отчего? Оттого, что живая. Не игрушка, а вскинутый взмах. Оттого, что от счастья рыдают Соловьи в предрассветных лугах… * * * У ночи возьму я запах. У трав своевольных – имя. У первых апрельских капель – Голос, прозрачный, синий. У клена возьму я тело. Душу – у русской пашни. Снегом умоюсь белым, И полечу бесстрашно… * * * В разливах лета – солнечных, безбрежных, Где все цветет, гудит наперебой, Как флаг любви – завис комочек нежный… Пой, жаворонок, пой! Ты здесь один – в толпе разноголосной Такой один: неистовый, шальной! Скрепивший мир – великой, светлой осью. Пой, жаворонок, пой! Увы, увы… Как часто люди слепы. Их нежный сок – под толстою корой. Неси свой Крест, живой комочек неба! Пой, жаворонок, пой!.. Пусть нету сил. Пусть все давно под снегом. И ты один – над Черною дырой. Держись, гуди – над миром и над веком. Пой, жаворонок, пой! Пой!..

Виктор ЗАЧИН

Ах, ты, Русь моя, неприкаяна Растревожена, разворочена, Не богами своими заброшена, А лихими людьми заморочена. Черный ворон над лесом кружится, Ястреб – сокол на жертву падает, Соловей – певун в кустах прячется, Сладка иволга в поле плачется. Отчего расшумелась дубравушка? Разнося по земле тайны вечные, Что хранила в глуши заколдованно, Про седые века скоротечные. И гуляют ветры холодные, С ними лешие, духи болотные, Ведьмы, змеи, колдуны оборотные И русалочки беззаботные. К той дубраве летит гамаюн – Птица скорая, птица вещая О волшебной Руси сказы сказывать Для того кто стар, для того кто юн!

Виктор ОТЕЦ ОРЕЙ

А было то во время оно! И сказывают ужо Боян пел славу Орею и его сыновьям: Кию, Хореву и Шеку. А предание то слыхивал Боян еще дитем малым от слепца кощунника, что по градам ходил с гуслями. Пел гусляр, а потом Боян о походе Орея от тучных степей к лесу Великому, от Полудня к Полуночи, в землю неведомую. Ропщут люди, к Орею взывая: – Почто ты, Орей, ведешь нас в земли далекие, чрез степи буйные, чрез реки бурные, озеры сытые, холмы высокие? Нечто Боги оставили нас, и нет нам пристанища достойного – в степях широких, травами богатых и водою ключевою обильных. Или ты, Орей, уже стар и не в силах узреть начертания Богов наших? Или ты, Орей, слеп и глух и не видишь беду нашу: скот изнурен, люди устали от быстроного бега, и нет нам покоя. Мы оставим повозки, стреножим коней, и волов отпустим на волю, как Кисек, брат твой, что отстал от нас по дороге, дав племенам своим отдых. И поднялся Орей, что по воле Богов племенами славян воеводит, обратив к небесам свои очи, вещая: – Небо глядит на тебя, мой народ неуемный! Что сказать я могу, если Боги молчат, а Навь отторгнула души. Раз Невера пошла и смущает Веру Орея, требуя Знак Божества, я готов удалиться от неправого вашего гнева, от великих и малых забот. Боги видят, что все не напрасно! И пути, что я выбрал, ведут к вашей воле. Но мои сыновья, да и вы, потеряли в пути свою Веру, забыли деянья Богов и заветы великого Рода. Я снимаю с себя тот венец многозубый, что надели вы мне в далекой земле. Отдаю вам и корзно, и рог звонкозвучный, оставляю лишь Веру в душе и разбитое сердце свое. – Только дайте мне волю, свободу желаний. И коня, что пасется на тучных полях, цвета облака, легкого дыма и бегущего вслед уходящего дня. – Дайте женщину мне, чтобы юной была и послушной, как прохладный родник, как цветок полевой, что живет и колышется с буйной травой. – Дайте меч острогривый, копье и шелом, чтобы мог я пройти на дорогу небес, охраняемой Навью. А они хохотали, смеялись до слез. И кричали: – Дайте старцу все, что не попросит! Он лишился ума, да и силы его на исходе. Пусть покружит в степи и потешит заблудшую душу. Мы ж останемся здесь, подождем, что подскажут великие Боги! Зрит Орей на беспутно-веселое войско и осколком звезды заблудилась слеза в бороде. Но осилив себя, молвил слово, что горше полыни: – Вашу душу смутил Кисек благородный, что раскинул шатры в благодатной степи? Стерегитесь! То шаг безрассудный! Да, Кисек величав, благороден и вой знаменитый! В небе пташку заметит и сразит налету. Но упрям, глух к чужому совету и слеп, коли надо глядеть далеко и раскинуть умом, что грозит нам за дальним холмом. Сзади мчат колесницы языгов, а в степи костоломы устроят нам огненный пир. – Вы – Хорев, Кий и Шек, сыновья! Что случится, на то Божья воля. Но покуда Орей воеводит, вам вручаю народ и дружину мою. Сам уйду. Не спешите справлять по мне тризну. И вернусь! На небесном коне в свете яркого дня с предсказаньем Дажьбога. И покинул Орей свой народ неуемный. И умчал на коне вместе с девой, что спокойна была, как прохладный родник, как цветок полевой, что колышется с буйной травой. А они, эти славные вои, расседлали коней и оружие бросили наземь. И ласкали детей, жен, наложниц своих обнимали, потому как Великий поход разделил их на долгое время. – Боги! – пели они, – вы, Сварог и Велес, и Перун – охраните заблудшее племя! Сохраните детей, чтоб достойнее были отцов! И несли им дары: и Велесу, и Снопу, и Макошь – всем богам – и великим, и малым. Хороводили, песни слагали и плясали под звуки рожков. А Орей? Он умчал. На коне, что воспитан на тучных полях, цвета облака, легкого дыма и бегущего вслед уходящего дня. Быстро. Долго ль скакал конь Орея, но примчал к той земле, что неведома людям была. И узрел тут Орей берега несравненной реки, величавой. И, омывшись водой, по обычаю предков, раскинул шатер и сказал юной деве: – Вот твой дом, вот отчина твоя: и земля, и вода, и небес глубина, и подруги твои гуси-лебеди. Ночь одна, на другую же ночь овладела тревога Ореем и вещал он: – Прости, мне пора! До рассвета осталось немного, но лишь с первым лучом я седлаю коня. Ухожу по призыву Дажьбога. И как только Дажьбог протянул до земли свои длани, конь, робея, поставил копыта на них. И Орея понес в храм Дажьбога. Он ходил по стране и по тверди небесной, что неведома нам и незрима обычному взгляду. Где проотцы живут, мед-сурицу пьют и в народе легендами славны. – Здравствуй, внук! – услыхал тут Орей голос Божий. Вздрогнул и колени согнул вождь славян, не решаясь взглянуть на Святое. Молвил Бог: – Я все знаю, Орей! Ты пришел за советом? Так и время не надо терять. Возвращайся назад. И туда, на Непру, где раскинул шатер одинокий, неуемное племя свое приведи. И постройте там град величавый. Я же свет ему дам, долголетье и славу! Молвил Бог: – Так ступай, чем скорее вернешься, тем целее останется племя. И о брате своем не забудь. Гибнут в этой степи мои внуки! Но хотелось Орею хоть слово спросить у Владыки, и отверз он уста: – Боже правый! Дай же Знак мне державный, чтобы Навь отогнать, ведь Невера отторгла людей. Молвил Бог: – Не заботься о том, что поверят тебе – не поверят. Возвращайся назад и узришь ликованье сердец. Вот сварожич Стрибог разгоняет бесшумное стадо – белых нежных овец, что по небу бредут. Освещает Дажьбог поднебесную твердь, по которой одинокий всадник спешит. На коне – цвета облака, легкого дыма и бегущего вслед уходящего дня. – То Орей! – восклицают восторженно дети. – То Орей! – изумленные люди твердят. – То Орей! – надевают оружья седовласые вои. – Значит, в путь нам пора. Это Знак Божества! Вот Орей на холме, а пред ним многолюдное племя: и шумит, и гудит, как моря прибой. Все хотят услыхать, что решили великие Боги, что вещают они устами вождя. – Брате мои! – изрек Орей величаво, – ежедневно вы славите Бога, омываете тело свое и жертву несете ему. Потому не забыл, не покинул он доблестных внуков и вручил вам наказ, и пути указал. – Погасите костры, снаряжайтесь в дорогу. Кий, мой сын, поведешь их на Полночь, на Непру-реку. Нет там эллинов, нет там языгов, нет сарматов-злодеев, а княжет там Правь. И постройте там град величавый, озаряемый светом славянских Богов. – Я ж уйду, поспешаю к родимому брату, что не слушал меня и народ разделил. Но беда не одна, а за ней и другая: там языги кругом обступили Кисека, выжигая огнем. Гибнет скот, голодают детишки, вои бьются насмерть, а мы держим себя? Иль не родичи мы? Не Дажьбога ли внуки? Помогите Кисеку, седлайте коня! – И еще. На великой Непре углядите шалаш – то жилище Орея. Там и дева-краса, что покорна и сладка была, как прохладный родник, как цветок голубой, что колышется с буйной травой. То седин… То седин моих поздних отрада! Если будет дитё, назовите его – ЛЕБЕДЫНЬ. * * * Редакция и читатели “Завтра” сердечно поздравляют Виктора АЛЕКСЕЕВА с 60-летием и желают ему доброго здоровья и творческих удач.

БАС – ГОЛОС РУССКИЙ ( РОЖДЕНИЕ ТАЛАНТА )

Настоящий талант заявляет о себе внезапно и безусловно, он – как вспышка сверхновой звезды. Немеренное время внутреннего развития, подспудного созревания, и вдруг на месте вчерашней черной пустоты сияет, переливается, играет новая, допрежде невиданная звезда. Не зря при этом так часто звучит порядком поистертая, но выражающая факт самого явления фраза: наутро он проснулся знаменитым. Думаю, так должно статься и с нашим героем. Запомните его имя: Дмитрий Степанович – музыкант, тонко чувствующий музыку и сочиняющий ее, певец, имеющий несравненный по красоте, силе, тембру, окраске и теплоте голос, и при этом человек, понимающий свое предназначение, строго относящийся к своему дару, работающий над собой. А человеку – только 23 года отроду, и он еще учится на последнем курсе Московской консерватории, хотя уже солист Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. И это при том, что бас обычно созревает позже других голосов, набирает полноту и силу звучания годам этак к 30-ти. Голос Степановича – очень подвижный, мощный, со множеством обертонов бас – относится к тому диапазону голосов, что больше всего подходит к широте, удали и приволью Русской земли, наиболее любим нашим народом, да и в сознании людей всего мира чаще всего связывается с великороссами. Ведь и самый знаменитый за всю историю человечества бас принадлежит исконно русскому человеку – Федору Ивановичу Шаляпину, стодвадцатипятилетие со дня рождения которого мы отмечаем в этом году. Бас Дмитрия Степановича по фактуре, тембру, мягкости звучания так же из неповторимых и запоминающихся. И при этом – весьма широкая музыкальная культура, оригинальность, даже некоторая странность ума, не кажущаяся нарочитой и потому объяснимая его молодостью. Корни Дмитрия Степановича – в Смоленской земле, хотя сам он родился в Москве, в семье технических интеллигентов, окончил районную музыкальную школу по классу фортепиано, затем Музыкальное училище им. Гнесиных по специальности теория музыки и композиция, а сейчас вот заканчивает вокальный факультет Московской консерватории. Пел он всегда, сколько себя помнит. И, как водится, в хоре музыкальной школы у него было звонкое первое сопрано. Очень благодарен и до сих пор поддерживает дружеские и профессиональные отношения со своей первой учительницей музыки – Натальей Андреевной Пименовой. Сезон 1997-1998 гг. начался для Дмитрия Степановича неожиданной и бесспорной победой на Международном конкурсе им. С.В. Рахманинова, где по вокалу он одновременно получил и первую премию, и приз «Надежда», присуждаемый наиболее молодым участникам конкурса. Когда он на заключительном концерте исполнил две совершенно разные по драматизму, настроению и музыке арии – каватину Алеко из одноименной оперы Рахманинова и рондо Фарлафа из оперы Глинки «Руслан и Людмила», стало ясно, что на певческом небосклоне России появилось новое неординарное имя. Следующая встреча с певцом на концерте памяти С.Я. Лемешева в Малом зале консерватории открыла новые грани его дарования, среди которых – удивительные для баса подвижность голоса и владение им, что ярко проявилось в исполнении «Попутной песни» Глинки. Каватина Алеко, спетая на этот раз на «бис», буквально потрясла зал: лицо, фигура и особенно голос Степановича настолько живо передавали все оттенки чувств, переживаемых его героем, что мороз пробрал по коже. И, наконец, последний сольный концерт Степановича 24 января нового года в гостиной Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, в котором Дмитрий выступил не только как певец, но и как собственный концертмейстер, как автор и комментатор программы. И здесь искушенные слушатели, собравшиеся на концерт, которые, кажется, давно отучились удивляться чему-либо, были потрясены и широтой интересов молодого певца, и оригинальностью его изысканий, и красотой его голоса, способного передавать любые оттенки человеческих чувств и мыслей, и точностью его фортепианного сопровождения, и, наконец, его отзывчивостью на происходящие сейчас в обществе процессы. Концерт, построенный так, что в 1-м отделении звучала музыка западных композиторов от XIV до XX вв., а во 2-м – русская музыка, начался древней русской религиозной песней «На реце вавилонстей», которую Дмитрий запел издалека, еще не входя в гостиную, продолжал петь, приближаясь, и окончил у рояля. При этом игра и переливы его голоса, вариации мелодии и звука, переходы от отстраненности к теплоте звучания – все создавало неповторимый образ старинной духовной песни, работало на ее постижение. Смысловой задачей 1-го отделения концерта стало для Дмитрия желание показать слушателям, что классическая музыка даже самых отдаленных от нас эпох не обязательно является смертельно скучной. Как доказательство этого он исполнил балладу Франческо Ландино «Небесная краса» (XIV в.), монолог Времени из оперы «Представление о душе и теле» (1600 г.) Эмилио Кавальери, арию Армидоро из оперы «Отмщенная Стеллидаура» (1650 г.) Франческо Провенцале, арию Эльвиро из оперы «Ксеркс» Георга Генделя (первая четверть XVIII в.) – все, практически никогда не исполняемые произведения, проникнутые светом и даже юмором. Когда же он перешел к XIX веку, к известным композиторам, то и тут почти все было впервые. Совершенно бесподобно, каждая в своем роде, были исполнены тирольская песня в обработке Бетховена, «Колокола Марлинга» Листа, романс Верди «Закат», «Стихи в альбом» Грига на слова Ибсена, а также две народные венгерские песни в обработке З. Кодаи и Б. Бартока. Отделение русской музыки было проникнуто другими чувствами и мыслями. Здесь все было глубоко лирично, выстрадано, духовно. «Эту музыку надо молча слушать, прислушиваться, ибо она еще не закончила свое волшебство», – таков настрой автора концерта, которым он хотел заразить аудиторию. Романсы Балакирева, Бородина, Танеева, ария баса из Коронационной кантаты Глазунова, пьесы для голоса Ю. Энгеля «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…», В. Калинникова «Молитва» представили в концерте дореволюционный период русской певческой музыки. Но исполнитель не захотел остановиться на этом. Он представил на суд слушателей вокальную музыку сегодняшнего времени. Были исполнены песня Сергея Чекрыжова «Говори» (1996 г.), посвященная концертантом памяти Г.В. Свиридова, романс Ирины Пономаренко на стихи Назыма Хикмета «Сто лет …» и соната для баса и фортепиано собственного сочинения, написанная на стихи А.К. Толстого, Пушкина и автора сонаты. Эта заключительная часть концерта, по мысли автора, по-видимому, должна была обозначить преемственность в русской вокальной музыке, ее верность художническим и идейным принципам русского искусства. И это Степановичу удалось в полной мере. Елена АНТОНОВА