Текст книги "Газета Завтра 211 (50 1997)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

untitled

ЛИЦО НЕДЕЛИ

ИЗ РАСПАДА – КУДА? [ Россия ]

Ю. Бялый

10 октября – В Страсбурге руководителями Грузиии, Украины, Азербайджана и Молдавии подписано коммюнике о создании неформального неуставного объединения этих государств – ГУАМ.

23 октября – Завершившийся Кишиневский саммит глав СНГ, по заключению экспертов, закончился провалом. Общим знаменателем всех выступлений стала жесткая критика в адрес РФ и ее президента.

1 декабря – Вступило в силу Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Евросоюзом.

13 декабря – В администрации президента РФ готовится указ “О неотложных действиях России по активизации и углублению интеграционных процессов в СНГ”.

Исполнилось 6 лет с момента “упразднения” СССР. Произошло и осознано очень многое. Но в ретроспективных анализах постсоветского процесса все еще воспроизводятся и обвинения “беловежских злодеев”, в сговоре за спиной советских народов совершивших историческое предательство, и заклинания об исторической неизбежности распада последней – “тоталитарной сталинской” – империи. В то же время ностальгия по утраченной Большой Родине порой рождает в оппозиционных головах химеры “проецирования силы” на соседей по СНГ, противящихся постсоветской реинтеграции.

Уже не раз в отечественной аналитике справедливо указывалось, что к 1991 г. огромная часть союзной элиты вполне избавилась от коммунистических идеологем и остро желала перевести власть в собственность. Указывалось и на то, что эту задачу было крайне трудно решить при имевшемся раскладе международных сил, клановой структуре “зрелого советского общества”, типе и составе руководства страны и системообразующих политических институтов (в первую очередь КПСС). Важным фактором обрушения СССР стало представление региональных элитных кланов, что они могут добраться до собственности “по полной программе” лишь в случае, если окажутся “первыми на своей деревне”. А значит, приоритетной задачей оказывалась суверенизация того политического пространства, с которого каждый клан собирался снимать экономические сливки.

Однако кланы – это не все. Здравомыслящим людям задолго до 1991 г. было ясно, что старые моторы Союза “не тянут” развития. И определенная часть общества – именно общества, а отнюдь не только “властительных злодеев” – сделала ставку на привлекательный западный образец развития – МОДЕРНИЗАЦИЮ. Но модернизация возможна только в результате разрушения всех социальных скреп традиционного общества, всех его “коллективностей” и “этатизмов”, и формирования новых “общностей самоответственных индивидов” – НАЦИЙ. И, значит, требует создания нации-государства с главным агентом модернизации – национальной буржуазией. Что, в свою очередь, оказывалось сущностно невозможным “выварить” из СССР с его исторически укорененными интернационализмом, коллективизмом и культом антибуржуазности.

Сейчас уже не имеет значения, что доминировало в сознании правящего политического слоя СССР, договорившегося о развале Союза: шкурные экономические соображения или благие помыслы о развитии, вымостившие дорогу в нынешний “ад” системной деградации. Важно, что курс на модернизацию был принят. И общество в СССР несколько лет поливали мешаниной из “социализмов с человеческим лицом”, ускорений, воспеваний “духа капитализма”, либерализаций и т.д., прежде всего для того, чтобы его шизофренизированное сознание не смогло обдуманно препятствовать спланированной “революции сверху”, включающей раздел полиэтнического пространства Советской империи на множество (опять-таки полиэтнических) “наций-государств”.

Но вина элит – даже не в лжемодернизационной “революции сверху”. В обществе, отученном от политической ответственности, иной революции быть и не могло. Поэтому главная вина правящих групп – в том, что движущая ими утопия оказалась столь примитивна и столь пропитана нафталином давно прошедшего этапа европейской истории.

Скажем прямо: ни в одной из постсоветских стран нация не выросла и не вырастет, как не получится и национальной буржуазии. Просто потому, что время создания наций безвозвратно ушло.

Нация строится на осознанной оппозиции “МЫ – ОНИ (другие)”, которая закрепляется в массовом сознании как через образы внешних угроз (в предельном случае – врагов), так и через несомненности внутреннего родства, главной из которых оказывается язык. И не просто язык, и даже не просто “великий и могучий”. Уважая все языки и ценя вклады всех культур в глобальный симфонизм, подчеркну, что нации требуется именно “всесторонне конкурентный” язык. То есть конкурентный в мировом масштабе буквально во всех сферах – от высокой литературы до высшей алгебры и биотехнологии, позволяющий сразу и без усилий осваивать весь накопленный человечеством багаж знаний. Иначе – общество и наиболее “заостренная” на создание нации его часть – интеллигенция – в повседневной деятельности оказываются вынуждены обращаться к иным языкам. То есть оперировать их понятиями и мыслить “их” смыслами, становясь все менее “национальными”. Ценя все языки СНГ, приходится констатировать, что пока что из них в указанном смысле КОНКУРЕНТЕН ЛИШЬ РУССКИЙ.

Далее, необходим ресурсный, научный, технологический и производственный потенциал для эффективного соперничества строящейся нации с миром. Необходима также культурно-историческая, религиозная (идеократическая) и (желательно) этническая общность, как бы “подпирающая” строящийся национальный субъект. Однако и это – необходимо, но не достаточно.

Нация постоянно требует доказательства преимуществ, выгодности созданной антитезы “мы-они”, что достигается способностью национальной буржуазии создать такую систему отношений, в которой внутренняя норма эксплуатации резко ниже внешней. Иными словами, нация – договор между элитой и обществом, в котором элита обязуется тратить поддержку общества на то, чтобы конкурировать с другими нациями вовне и использовать это “вне” для развития и обогащения общества. И существует и работает этот договор, как показывают современные дезинтеграционные процессы даже в наиболее древних нациях-государствах, лишь до тех пор, пока общество убеждено в обеспечении своих преимуществ именно политическим форматом нации.

Ни одно из постсоветских государств, исключая Россию, не имеет в указанном выше многомерном смысле конкурентного языка, а также соответствующей научно-технологической базы. Ни одно их этих государств (теперь уже включая Россию) не имеет “отдельной” прочной и самодостаточной этнической, культурно-исторической и религиозно-идеократической общности. Ни в одном из этих государств элита не контролирует ресурс, достаточный для успешной конкуренции с другими нациями и государствами в смысле переноса эксплуатации вовне. И, наконец, ни в одном из этих государств не формируется ни активно жаждущая национального строительства массовая интеллигенция, ни буржуазия, которую по ее амбициям, ориентациям, идеологической заряженности, местам хранения и способам размещения капитала можно было бы назвать национальной. А на перечисленное все очевиднее надвигается процесс знаменитой “глобализации” с его ТНК, мировыми информационными сетями, Интернетом и т.д., на глазах разрушающими всяческие видимые границы. И по указанным причинам даже наиболее простой и “инстинктивный” регистр самоопределения – “мы-они” – формируется в отношении соседей по лестничной площадке гораздо чаще (и резче), чем в отношении международных конкурентов.

При этом наивно полагать, некритически опираясь на исторические аналогии (например, австрийские фольксдойче как “запал” германского национал-социализма), что “настоящий русский национализм” может вызреть в борьбе русских меньшинств в соседних республиках с этнократизмом их “титульных” правящих режимов. Этого не будет потому, что в русском этнокультурном коде никогда не было ни подобной проблемы (русские всегда жили среди других народов и всегда худо-бедно к такому окружению приспосабливались), ни образцов ее агрессивного этноидентификационного решения. Этого не будет также и потому, что в современном глобализующемся мире этноидентификация вообще не является эффективным средством социальной, политической и экономической адаптации.

Но раз нации нет и не может быть, то нет и не будет субъекта модернизации, способного выстроить вожделенный “развитой капитализм”. То есть субъекты имеются, но не здесь, не на постсоветской территории. А здесь – ОБЪЕКТЫ МОДЕРНИЗАЦИИ. И, стало быть, капитализм здесь окажется возможен лишь такой, который пропишут “субъекты”. Которые, напомним, по договору со своим обществом обязаны переносить вовне (т.е. к нам) главные издержки их развития. Для чего будут строить не “развитой”, а “периферийный” капитализм. Как в Верхней Вольте. Что и происходит на наших глазах в ходе регресса всех постсоветских обществ из индустриализма в странные мелкотоварно-натуральные и неофеодальные субукладности.

А кроме того, для конкурентности в новых, постнациональных и постблоковых, форматах современной эпохи эти внешние субъекты еще и группируются в сверхкрупные политические, экономические и военные союзы уровня ЕС, НАФТА, АСЕАН, НАТО и т.п., способные “проецировать” на соперников все современные компоненты широко понимаемой силы. И против них – с химерой “нации-государства”???

Эти обстоятельства “почему-то” совершенно не были учтены в солидно-авантюрных рефлексиях на тему “модернизации через…”, которые пеклись в разных “закрытых” и полузакрытых гуманитарных НИИ и стали базой упомянутой “революции сверху”. Теперь эти обстоятельства ясны уже многим из тех, кто ранее кичливо отвергал предостережения оппонентов, именуя их “консерваторами”. До них начинает “в ощущениях” доходить, что даже простое их политическое выживание – зависит от того, удастся ли вписаться в формирующуюся новую структуру мира в приемлемых ролях. И что в этой структуре мира благополучие “новых кувейтов” не раздают даже тем, кто безумно богат нефтью и газом, золотом и ураном, медью, хромом и алюминием.

Представляется, что это осознание плюс уже достаточно внятный мотив “чтоб не пропасть поодиночке” – определяют главный стержень политического процесса в СНГ последних лет. В ходе этого процесса, отчаявшись в надеждах прожить на экономическую ренту от сырьевых богатств, иные судорожно и безуспешно ищут опору в призрачной политической ренте от участия в антироссийских блоках. А другие уже дозрели до осознания того непреложного факта, что пространство СНГ – единственная территория в мире, которая еще не поделена иными “субъектами”, и которая является (пока!) еще не исчерпанным шансом создать собственный субъект развития, где каждая из постсоветских стран может (пока!) рассчитывать на непериферийную роль.

Но описанные “шарахания” наших соседей по СНГ определяются не только указанными крупными стратегическими предпочтениями властных элит. Каждая из этих элит сегодня, как никогда ранее, связана “заданными обстоятельствами”, куда входят и острый инвестиционный голод, и неспособность выстроить полноценную финансовую систему, и технологическая, товарная и ресурсная зависимость от импорта, и ущербная неполнота сохранившихся промышленных цепочек, и проблема рынков для продукции еще находящихся на плаву отраслей производства. В результате судорожно-ситуативного “затыкания дыр” по всем перечисленным и многим другим позициям оказывается, что даже объективное стремление к реинтеграции в СНГ “тонет” в текучке антиинтегративных действий. И справедливости ради нужно сказать, что в этом ситуативном антиинтегративном коловращении, увы, весомая роль принадлежит нынешней России – на уровне элиты и власти то ли смирившейся с периферийной ролью, то ли все еще грезящей сначала химерической модернизацией, а затем взятием под колониальный контроль “отпавших советских кусков”. Но и “куски” реагируют соответственно… И – пошло-поехало на радость “дядям из-за бугра”.

Вот содержание тех политических процессов, которые вызвали острую согласованную критику Ельцина на октябрьском саммите СНГ. В тексте и подтексте этой критики – обвинение в том, что Россия как единственный объективно возможный локомотив и единственно реальное ядро интеграции (а любая интеграция бывает лишь вокруг ядра и при наличии локомотива) – ведет себя так, будто ей эта интеграция не слишком (или даже вовсе) не нужна. То есть наперегонки с другими заключает с реальными “субъектами” двусторонние политические и экономические договоры, непредсказуемо, как слон в посудной лавке, бушует в сфере таможенных тарифов, и даже просто кладет камни в протянутую руку компаньонов по созданным союзам “двух” и “четырех”.

В такой политической оптике приходится иначе смотреть и на воистину безобразную суетливость наших соседей в зондажах в направлении НАТО, ЕС, США и т.д.: они опасаются, что нынешняя элита России не хочет реинтеграции, ибо уже готова “договориться” с указанными и иными “субъектами”… О чем? А что, если о “ПРИЕМЛЕМОМ” (ДЛЯ ЭЛИТЫ, КОНЕЧНО ЖЕ) ТИПЕ СВОЕЙ ПЕРИФЕРИЙНОСТИ ЗА СЧЕТ ЕЩЕ ХУДШЕЙ ПЕРИФЕРИЙНОСТИ “МЛАДШИХ БРАТЬЕВ” ПО СССР? Признаем (и вовсе не для того, чтобы оправдывать антироссийские действия Алиева, Шеварднадзе или Кучмы), что и риторика российской власти, и динамика торговых балансов России с СНГ и дальним зарубежьем – дают некоторые основания для таких опасений. Поэтому – кое-что о перспективах подобной сделки.

Итак, если Россия “сдает” свои позиции и интересы в СНГ… Сразу, открыто и форсированно, вдоль наших границ строится (разумеется, при помощи реальных “субъектов” и в форматах “региональной интеграции” вроде ГУАМ, “Евразийского коридора” или “Балто-Черноморского союза”) инфраструктура (железные дороги и шоссе, магистрали связи, нефте– и газопроводы, финансово-товарные и инвестиционные линии). Но любая такая развитая инфраструктура не только позволит бывшим республикам СССР “обходиться без России”, но и неизбежно распространит свое поле тяготения на наши территории. А это означает, во-первых, что РФ быстро потеряет и Кавказ, и единственный оставшийся – краснодарский – выход к теплым морям. А во-вторых, что к новой инфраструктуре неизбежно начнут хозяйственно (и, значит, политически) “прислоняться” важнейшие регионы РФ, включая республики Поволжья, Южную и Восточную Сибирь.

Но одновременно это означает возможность конструирования на нашей территории гораздо более удобной для мировых “субъектов” модернизационной “полиобъектности”. И, следовательно, возобновление торга за пересмотр – к худшему – назначаемого России (точнее, ее внутренним “полиобъектам”) типа периферийности. И возобновление естественных попыток соседей пересмотреть (разумеется, за наш счет) свою периферийность. И поэтому наращивание “полиобъектности” в каждой из стран СНГ. Такой вот замкнутый круг… И неизбежный вопрос: кто, как и куда будет в нем “проецировать силу”?

Ностальгия, конечно, фактор интеграции, но слабый и недостаточный. Только прошлое (и каждый это знает из житейского опыта) связывает лишь тех, кому малоинтересно и страшно будущее. Люди, как известно, могут объединяться вовсе не только на общей выгоде (модернизация), но и на общих смыслах и видах на будущее (мобилизация). Но и страны могут объединяться не только на общих интересах (по обстоятельствам), но и на общих целях (надолго). Однако и смыслы, и ценности, и интересы, и цели – нужно доказывать. Сначала себе, затем другим. Доказал – интегрируй. Не доказал – хлебай периферийность, которую дадут. А сейчас основная беда России (вновь подчеркну, на уровне элиты и власти) – в дефиците доказательств этого рода.

Проецировать силу можно, только имея силу. И для этого главный инструмент – вовсе не дивизии! Главная разруха, как всегда – в головах! Поэтому сначала – смысл и цели именно постсоветской, а не какой-либо иной интеграции. Затем – сильная Россия, только и способная стать ядром и мотором интеграции. Далее – очевидно привлекательная (и завлекающая) динамика “узких блоков” вокруг России. И лишь затем – полномасштабная интеграция в том масштабе, который к этому (явно не близкому) моменту окажется возможен.

При этом не следует риторически возглашать, что “иного не дано”. Альтернатива есть: взаимная борьба стран СНГ вокруг географического, экономического и политического формата, а также регрессивной глубины будущей, определяемой реальными мировыми субъектами, капиталистической “периферийности”. С возбуждающими криками и разоблачениями “предательской политики” соседей, ведущих точно такую же тупиковую, двусмысленную и нечистую игру.

Ю. БЯЛЫЙ

СЧЕТЫ И ОТНОШЕНИЯ [ Россия и мир ]

М. Подкопаева

13 ноября – Ирак потребовал от военных инспекторов США покинуть страну. Посол США в ООН: мы обсуждаем военный вариант.

20 ноября – Встреча мининдел стран СБ ООН в Женеве. Предложен российский план урегулирования. Ирак согласен вернуть инспекторов.

22 ноября – Возобновлена работа комиссии ООН в Ираке.

5 декабря – Минобороны США Коэн со ссылкой на Саддама заявил о наличии у Ирака химического, бактериологического оружия и ракет.

Кризис вокруг Ирака в 1997 г., как представляется, существенно отличается от кризиса 1996 г. именно значительным понижением уровня непосредственности реакций всех участников. Но это не единственное отличие. Новизна – в расколе постоянных членов СБ ООН в вопросе о необходимости силовых действий в отношении Ирака, в осуждении арабским миром возможных ударов по Ираку, в отказе предоставлять для этого свои базы. Новизна и в очевидном единстве континентальной Европы с арабским миром и Китаем по вопросу применения силы, и в том, что, при активном участии России, американский удар по Ираку пока так и не состоялся.

Но все перечисленные типы новизны предсказывались многими еще год назад и потому сегодня не столь уж и новы. Наиболее неожиданно – и я на этом настаиваю – преобладание в новом кризисе именно игрового, ранее никогда столь не явленного, начала. В доказательство – рассмотрим удивительный конфликт оценок сути последнего осложнения отношений Ирак-ООН.

Наиболее известна разноголосица мнений о роли России в иракском урегулировании. Есть триумф российской дипломатии или нет? “Российский план урегулирования” (“план Ельцина”) принят? Триумф? Но приняты только два пункта из плана – о возвращении спецкомиссии ООН в Багдад и о реорганизации комиссии. Нет триумфа? Провал?

“Франкфуртер альгемайне” утверждает: “Если Москве удастся уговорить Саддама возобновить сотрудничество с ООН (успех России), Вашингтон сможет преподнести это и как свой собственный успех (нет успеха России)”. Действительно, Вашингтон так и поступает. Посол США при ООН Б.Ричардсон признает позитивную роль России, но заявляет, что ее действия направлялись руководством США, сочетавшим дипломатию с демонстрацией силы. То есть “план Ельцина” – это и есть “план США”? Да, представьте себе! “Вашингтон таймс” утверждает, что в Багдад замминистра иностранных дел РФ Посувалюк привез… предложение США! Эта версия немедленно вызывает отповедь помощника Клинтона по нацбезопасности С.Бергера: “Полная и абсолютная чепуха”. Чепуха ли? Есть ли другие точки зрения?

Они, конечно, есть. Корреспондент Си-Эн-Эн В.Блитцер заявляет: “Возможно, Ирак тихо договорился с Россией спровоцировать кризис с целью вывести на первый план вопрос о санкциях и улучшить облик России”. Ничего себе гипотеза! Есть ли хоть какие-то доказательства? Никаких! Но к чему доказательства? Их заменяет та презумпция виновности России, которую недавно так яростно и убедительно отрицал в Стэнфорде Тэлботт. То есть?.. То есть можно зафиксировать именно стратегически полярные точки зрения на запуск нового конфликта в Ираке ДАЖЕ ВНУТРИ САМИХ США!

Это – лишь по поводу “запуска”. Что же касается сути конфликта, то версии тоже разнятся “вопиюще и стратегически”.

Версия 1. США видят, что назревает постановка вопроса о снятии санкций с Ирака. В июле Ирак заявляет о выполнении обязательств перед ООН по уничтожению вооружений, в августе просит Евросоюз надавить на ООН с целью снятия санкций. Багдад предоставляет ООН 700-страничный доклад о своих программах по бактериологическому и химическому оружию – то есть фиксирует готовность это оружие уничтожать. Ядерное досье считается закрытым. Закрывать вроде бы надо и “химико-бактериологическое досье”? Ан нет! БРИТАНСКАЯ печать сообщает о наличии у Ирака смертоносного газа, нескольких грамм которого хватит на несколько миллионов человек. Следуют обвинения американских экспертов в Ираке в шпионаже и их высылка, угрозы силовых действий США, Женевская встреча, план России, возвращение комиссии ООН в Ирак. Вопрос о снятии санкций пока снят. ОПЕК остается при своих (и даже повышенных) квотах, а Саудовская Аравия – при своей роли нефтяного форпоста Запада на Ближнем Востоке.

В эту версию не укладываются “вспыльчивость” Саддама Хусейна вопреки его заинтересованности в отмене санкций (если она существует) и последние его признания в наличии у Ирака 34 ракет “СКАД”, 1 т. химического и 32 т. биологического оружия, после которых тезис о его неопасности становится бессодержательным.

Посему появляется “Версия-2”: Ирак сам затеял скандал. Терять ему нечего, так как в резолюцию ООН по санкциям заложен “бесконечный ресурс для продления”. Зато за счет высылки комиссии ООН и разрешения затем себя успокаивать Саддам укрепил свою власть. Почему? Новая конфронтация с США дала ему возможность показать “звериный оскал американского империализма” и, значит, использовать “железный занавес” так, как умел это делать Сталин. Хусейн и впрямь использовал изоляцию для консолидации масс против врага и усиления контроля над армией. Наиболее наглядно это выявилось в том, как именно он с началом обострения мобилизовал элитные части (корпус царя Хаммурапи) на случай военных мятежей и т.п.

Покушаться на “запретных” (защищаемых США и другими) курдов в Северном Ираке Хусейну теперь не надо. В ситуации “железного занавеса” курды практически превращены из “подрывного элемента” в “элемент игры” Саддама Хусейна. Именно через них сейчас проходят пути нелегального транзита иракской нефти и нефтепродуктов. Тем самым Ирак, согласно “Версии-2”, извлек из произошедшего всевозможные выгоды. И раз так – видимо, сам и создал кризис, позволивший эти выгоды извлекать. Конечно, крупно при этом рисковал – ну и что?

Ожидать от США удара по Ираку теоретически было можно. Но лишь теоретически! Ибо его пришлось бы наносить при явно отрицательном отношении к таким действиям европейских (кроме Великобритании) и арабских (вплоть до Кувейта и Саудовской Аравии) стран, при обнародовании Пентагоном данных о пострадавших от ударов по химическим заводам Ирака американских солдатах, при претензиях к США от обеих сторон арабо-израильского конфликта. Выгода для США от силовых действий в ТАКИХ условиях более, чем сомнительна.

Думается, обе версии грешат одним: они избыточно классичны, логичны и однозначны во всем, что касается понимания интересов сторон конфликта. Интересы Ирака… Интересы США… Есть ли они, эти исторические монолиты? Или же сторонами и наблюдателями тлеющего конфликта правит не единая, выверенная каждым участником, логика интересов, а неустойчивый комплекс противоречивых устремлений? Похоже, что именно это утверждает немыслимая ранее стратегическая разноголосица в США. Затверженные роли играются крайне неубедительно! США заявляют об опоре на военную силу, но всячески стремятся ее не применять! Ирак возглашает о непримиримости, наращивает выступления против США, но очевидно подыгрывает Вашингтону! При этом (внимание!) постоянно звучат мнения таких авторитетов, как “РЭНД корпорейшн”, об ИСЧЕРПАННОСТИ ПОЛИТИКИ “ДВОЙНОГО СДЕРЖИВАНИЯ” США НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ, и о НЕОБХОДИМОСТИ МЕНЯТЬ АМЕРИКАНСКУЮ СТРАТЕГИЮ В РЕГИОНЕ. Похоже, то, что стоит сегодня за игроками под названиями “США”, “Ближний Восток”, “исламский мир”, устроено столь противоречиво, что речь не о стратегически обоснованных действиях, а о сознательном измочаливании устарелых политических штампов, полное исчерпание которых, возможно, и есть ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА БОЛЬШОЙ ИРАКСКОЙ ИГРЫ.

Действительно, “сквозь” конвульсивную инерцию этих добиваемых штампов все яснее проглядывает “новое игровое начало”. А пафос “отпора агрессору” и “битвы за права на Ближнем Востоке” явно подорваны скепсисом зрителей и усталостью исполнителей. Кстати, недоопределенная роль России в мире и регионе – парадоксально открывает ей известные возможности для игрового маневра в условиях исчерпания этих двух пафосов. Именно это и подтвердилось в Женеве.

Яркая иллюстрация происходящего – отрешенное выражение на лице М.Олбрайт после встречи в Женеве, и взгляды искоса остальных ее участников. Вообще участники женевской встречи производят странное впечатление людей, несущих в руках к обрыву снаряд, оставшийся от войн прошедшей эпохи, и не знающих, способен ли он взрываться, и не взорвется ли у них в руках. Свирепая наглядность наступающей политики постмодерна усугубляется тем, что “игровое поле” повсюду начинено минами и снарядами доигрового периода. А этим “спящим ловушкам” почти безразличны смены игровых парадигм – или “якобы-концепций мирового устройства”. Они просто ждут, когда на них наступят окончательно “оборзевшие” игроки.

Но, в отличие от “спящих ловушек”, игроки ждать не хотят. И не могут. На пороге XXI век. И надо менять игровую парадигму, причем быстро. США, между прочим, напрямую увязывают эту “смену игровых вех” с “плодотворным” крахом своей стратегии в Персидском заливе. Именно здесь они ищут стартовые энергии для качественно новых игровых схем – или как бы “схем мироустройства”. Киссинджер пунктиром обозначает смену игровых оснований, обсуждая роль союзников США в XXI веке: “Без помощи Турции… нельзя будет обеспечить международную поддержку санкций против Ирака в течение долгого времени после наступления нового тысячелетия, ЕСЛИ(!) ее удастся сохранить до тех пор”. “РЭНД” считает, что способность США обеспечить сохранение стабильности в Персидском заливе крайне ограничена, поскольку там “в не столь отдаленном будущем ДОЛЖНЫ(!) произойти важные политические и социальные перемены”.

Какие именно связи, навыки и возможности потребуются в период отработки новой игры в Заливе – точно никому не известно. Однако для всех ясно, что президентские выборы 2000 г. в США неизбежно приведут к необходимости выбора Штатами новой стратегии этой новой игры. И, судя по неблагополучию нынешней, новая стратегия будет “совсем иной”. Например, все чаще указывают на необходимость отказа от конфронтации с Ираном. Интересно обоснование этой необходимости, даваемое в связи с прогнозом перемен в Заливе. Аналитики “РЭНД” указывают, что Ирану нужно предоставлять дополнительные возможности и пути выхода на Запад, поскольку сегодняшнее недопущение Ирана к каспийским проектам оставляет лишь один маршрут для его нефти – через Персидский залив, а это (внимание!) ОПРЕДЕЛЯЕТ ИНТЕРЕС ИРАНА В ГАРАНТИЯХ СТАБИЛЬНОСТИ В РАЙОНЕ ЗАЛИВА. Надо ли делать вывод, что США ТАКОГО ИНТЕРЕСА НЕ ИМЕЮТ? УЖЕ не имеют?

Кажется, не одни США ожидают перемен в Заливе. На всякий случай все спешно вооружаются. Ирак, сдавая химическое и бактериологическое оружие, одновременно разворачивает программу полномасштабной ПВО под кодовым названием “Мать всех битв”. Кувейт срочно перестраивает ВС, причем ПВО оснащаются США, сухопутные войска – Великобританией, а ВМС – Францией. К этому добавляется ток, пущенный через пограничные ограждения на границе с Ираком.

Саудовская Аравия бьет все рекорды, закупая оружие и у США, и у Франции, и у ЮАР. Она также опасается, что ослабление активности США в регионе вынудит ее отстаивать свое место в исламском мире. В прошлом году саудовский наследный принц, по сути, впервые объявил перевооружение армии приоритетной проблемой страны. Впрочем, имидж нынешней Саудовской Аравии уже выходит за рамки нефтяного союзника Запада, охраняющего исламские святыни при помощи 6-го флота. Она по-своему отмечает конец тысячелетия, издав в этом году 30-томную Всемирную арабскую энциклопедию. Это совершенно новая заявка на лидерство в исламском мире – и ответ на созданную тысячу лет назад в Басре (в Ираке) энциклопедию “Братства чистых”, состоявшую из 51 трактата. Прошлое тысячелетие завершил своей энциклопедией Багдадский халифат. Это – завершает своей “хранительница Мекки и Медины”. Только ли по совпадению для Саудовской Аравии вход в следующее тысячелетие тоже ознаменован соперничеством с Ираком?

Похоже, битва за Персидский залив, которая, судя по всему, начнется в окрестности 2000 года (не ее ли в Ираке именуют “матерью всех битв”?) – с применением военной силы или без него – будет частью всеобщей схватки за место в новом тысячелетии.

Для России 2000-й год тоже неминуемо должен стать годом огромного напряжения. И дело не только в президентских выборах, хотя и от них будет зависеть многое. Дело в готовности и способности участвовать в создании новой “картины мира”. Какова будет новая картина – зависит от всех ее создателей. А у России с этой самой “картиной мира” всегда были особые, совсем не узко утилитарные, счеты и отношения.

М. ПОДКОПАЕВА