355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » "Завтра" Газета » Газета Завтра 226 (65 1998) » Текст книги (страница 7)
Газета Завтра 226 (65 1998)
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 22:56

Текст книги "Газета Завтра 226 (65 1998)"


Автор книги: "Завтра" Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Вл. Нилов АПОЛОГИЯ ВОЖДЯ

ИСТОРИКИ УЖЕ ДАВНО пришли к заключению, что современникам не дано познать смысл событий их времени: он открывается много позднее только потомкам, которые взирают на них с далекого расстояния.

Для современников 30-летнее правление Сталина вспоминается как время лишений, насильственной коллективизации, беззакония и террора, всепроникающего страха, ежового 37-го года, московских сфабрикованных процессов, 5-10-летнее заключение в концлагерях за антисоветский анекдот или критическое замечание о советской власти.

Правитель должен делать для страны то, что требуется временем и обстоятельствами, каких бы жертв и напряжения сил это ни потребовало от народа. В нем, как в фокусе, сосредоточивается история его страны, он, как физический закон природы, подобно закону всемирного притяжения, которому невозможно не подчиниться. Его первой заботой и попечением есть обороноспособность страны и неприкосновенность границ, которым подчиненно все остальное. Только в свете этой мысли становятся понятней и объяснимей все эксцессы его правления. Кстати, западные историки уже давно пришли к заключению, что если какая-то мера принесет пользу и выгоду в будущем, то любые меры, как бы жестоки они ни были, оправданы.

Ныне не может быть сомнений, что царская Россия, разваленная февральским думско-генеральским заговором, была восстановлена большевиками. И это, как писал русофоб профессор истории Ричард Пайпс, есть единственный случай в мировой истории. Мы как-то забываем об этом, но об этом необходимо помнить, чтобы не потерять перспективу. Советский режим, открыто провозгласивший капиталистическую “демократию”, засидевшейся на исторической сцене всемирным паразитом, снабдил Запад удобным предлогом и дымовой завесой для подготовки нового нападения на Россию с той же вечной целью покончить с ней как независимой от Запада политической величиной. Интервенция 14 держав Европы в гражданскую войну, включая страны Антанты, бывших союзников России, была не только попыткой удушить советскую власть в колыбели, но и расчленить Россию, сочетая, так сказать, приятное с полезным.

Сталин ясно отдавал себе отчет, что “интернациональная солидарность” не спасет Россию, но только ее собственная мощь. Вот почему был взят курс на “социализм в одной стране” (вопреки марксистской теории), который требовал ускоренной индустриализации, чтобы выдержать неизбежный натиск Запада.

Только к 1927 году страной был достигнут уровень промышленного производства последнего довоенного, 1913 года. В 1926-27 гг. начались перебои с хлебозаготовками. Они были вызваны двумя причинами. Если в 1913 году в России было 13 млн. крестьянских хозяйств, то в 1925-26 гг. их стало 25 миллионов. Товарность русского сельского хозяйства и до революции была невелика: 25 процентов хозяйств, в основном помещичьих и кулацких, поставляли 75 процентов зерна для внутреннего рынка и на вывоз, а 75 процентов давали всего 25 процентов. В 1926 году положение стало еще хуже, ибо товарность крестьянских хозяйств стала еще меньше. Вторая причина трудностей – т. н. “ножницы”: цены на промышленные изделия были завышены, а на сельскохозяйственные занижены. Деревня забастовала. Сталин принял решение о коллективизации, чтобы отнять у крестьян способность “регульнуть”, как он сказал, советскую власть, и как источник средств для индустриализации. Два поколения народа были принесены в жертву, чтобы сделать Россию мощной промышленной державой, сменить соху на трактор и посадить армию на танки, самолеты и грузовики отечественного производства, чтобы не повторилась унизительная зависимость России от военных поставок союзниками в Первую мировую войну.

Только железная воля Сталина позволила пережить катастрофические первые два года войны с противником у предместьев Москвы и Ленинграда, на Северном Кавказе, у Сталинграда на Волге. Россия стояла на грани поражения, и т. н. союзники тянули со Вторым фронтом, предпочитая видеть Германию и Россию истекающими кровью. Россия фактически вела войну с Германией один на один, и заслуга победы принадлежит ей одной. Хваленая немецкая армия была разбита армией русской, Иван оказался в Берлине, а не Фритц в Москве. “Союзники” вступили в Европу, имея перед собою противника с переломанным Советской Армией хребтом, не столько воевать с ним, сколько предупредить марш Советской Армии до Ла-Манша.

Наша прозападная “интеллигенция”, она же “демократическая” и “антикоммунистическая”, в войне видит только потери, промахи, жестокость, ужасы и скулит, что цена победы была достигнута слишком большой ценой. В переводе на понятный язык это означает, что лучше было проиграть войну и позволить немцам уничтожить государственность России и обратить народ в рабов немецких господ, чем победить.

Война спасла независимость России как непременное условие государственного существования. Создание пояса стран “народной демократии” под контролем России было не распространением коммунизма, а мерой укрепления безопасности страны: этим исключалось как их использование Западом против России, так и отдаляло Запад от границ России. Как только Россия, как это мы видим ныне, потеряла контроль над ними, они тотчас были включены Западом в свою сферу влияния с целью использования их как плацдарма против нашей страны.

Советский период русской истории был апофеозом и “вершиной русской государственности”, как сказал Александр Зиновьев. Сталин оставил в наследство великое государство, вторую мировую сверхдержаву; Запад ненавидел Россию, но боялся. Сталин в своем рвении оградить страну от пятой колонны потенциальных предателей переусердствовал. Сажали не по индивидуально доказанной вине, а по принадлежности к тому слою общества, который в тот момент считался неблагонадежным и в потенции предательским.

Хотя только далеким потомкам открываются смысл и значение происходившего, но мы, отстоящие всего на полтора поколения от дня смерти Сталина и всего 6 лет со дня конца советской власти, находимся в уникальной ситуации, которая позволяет сделать выводы, по крайней мере предварительные, о его правлении. Нынешний, т. н. демократический, режим, есть не прорыв в будущее, а возврат к восьмидесятилетнему прошлому – к февралю 17-го года, с его свержением исторической монархии, либерально-демократическими лозунгами и анархией, развалом Империи и армии, подчинением Западу. Все это, как в дурном сне, повторилось в многократно ухудшенном виде в наши дни. Мы отброшены в прошлое, из которого советский период русской истории смотрится как будущее, как земля обетованная.

Переоценка советского режима и роли Сталина настоятельно диктуется жутким настоящим: потерей статуса второй сверхдержавы мира, развалом тысячелетней империи, развалом экономики, умирающей наукой, многомиллионной безработицей, вытравлением национального сознания из народа, разваленной и голодающей армией, на которую отпускают из бюджета мизерные средства, Россию можно взять голыми руками, как сказал генерал Рохлин, страна превращена в колонию Запада.

Послужной список Советской власти и Сталина заслуживает самой высокой оценки: СССР был на службе России. Страна в две с половиной пятилетки встала вровень с индустриальной Европой; она создала промышленность, без которой она бы не выиграла войну, и современную армию, разбившую величайшую военную машину победителей Европы. Она – и это самое главное – отстояла свою независимость и государственное существование и стала второй сверхдержавой Мира.

Сталин был последним в ряду собирателей Руси: при нем последние русские земли, захваченные враждебными соседями в далекие и недавние времена, – Бессарабия, Западная Белоруссия и Галич, оккупированные румынами и поляками в гражданскую войну, Закарпатская Русь, которая была тысячу лет под венграми, Сахалин и Курильская гряда – вновь стали частью России.

Иван Грозный, которого при жизни называли “мучителем”, делал то, что требовалось тем временем: упразднением удельного деления страны и созданием единого, нераздельного, централизованного государства. Удельные князья, которые считали великого князя московского лишь первым среди равных, были и мытьем и катаньем приучены к мысли, что их время прошло. Иван, подобно Сталину, казнил, ссылая в монастыри, отписывал поместья на себя часто без личной вины, просто за принадлежность к княжескому роду, носителей идей удельного устройства Руси. Но в памяти народа он остался “Грозным” “более в похвалу, чем укоризну”.

Петр обошелся Россия никак не дешевле Сталина. По вычислениям профессора Милюкова, к концу его царствования население России сократилось на 20 процентов, в стране не утихали свои Кронштадтские и Тамбовские восстания. Но Петр делал то, что требовалось временем: строил мануфактуры, реформировал армию, чтобы выстоять в войне с европейской агрессией.

ТОЛЬКО СЕЙЧАС, на фоне того, во что Россия превращена, становится ясным, что совершила страна во главе со Сталиным, только сейчас мы можем оценить в полной мере подвиг, совершенный им. Он, по словам французского историка Гизо о великих людях, возложил “власть ужасную и часто тираническую, которая совершает тысячи преступлений и тысячи ошибок, потому что человеческие слабости сопровождают их. Но власть эта, тем не менее, славная и благотворная, так как дает человечеству, рукою человека, энергичный толчок вперед”. Сталин, в сравнении с Ельциным и его кремлевским шалманом, представляется ангелом-хранителем России.

Поэт Борис Примеров в своей “Молитве” писал: “Властью тиранов Тобою венчанных Русь возвеличилась в подвигах бранных… Боже, помилуй нас в горькие дни, Боже, Советский Союз нам верни, Боже, империю нам сохрани”.

Сталин оставил в наследство социальный строй, в котором общее благо, благо всех поставлено выше частного как более высокий принцип, как основа благополучия нации, ибо принцип индивидуализма, “звериный индивидуализм”, это социал-дарвинизм, который ведет к социальному неравенству, к делению общества на богатых, сверхбогатых, коих меньшинство, и бедных, коих большинство, до 90 процентов; по сути, громадное большинство народа обрекается на существование для обслуги богачей. Наемный труд у собственников есть рабство наемного труда. И в этом заключается суть пресловутой западной свободы, и никакая болтовня о выборах, плюрализме и правах человека не в состоянии отменить этот факт.

Сталин оставил в наследство противостояние Западу как непременное условие самостоятельности и независимости, хотя оно было ошибочно представлено как борьба с капитализмом, ибо только в борьбе с Западом Россия может обрести свое собственное лицо. (Кстати, эту мысль впервые высказал Н. Данилевский в “России и Европе” 130 лет тому назад.)

Нападки на Сталина, как это должно было бы стать ясным каждому, были нападками на государственность России, то есть на ее независимое от Запада существование, которое Запад рассматривает как вызов и угрозу своему бесконтрольному владычеству над всем миром. Вот почему камень, брошенный в Сталина Хрущевым на ХХ съезде КПСС, повлек за собой лавину, которая погребла под собой страну. Черчилль правильно оценил значение речи Хрущева, сказав, что разоблачение Сталина будет концом советской власти.

“Даже плохой царь, с точки зрения “правого” миросозерцания, есть “царь”, и плевание на икону, которой еще вчера поклонялись, есть плевание себе самому – как человеку или нации – в физиономию. Если бы в России теперь произошел переворот, то, оставаясь последовательным, я должен был бы применить это рассуждение и к Сталину”. Николай Реймерс, философ, которому принадлежит эта мысль, высказал ее в 30-х годах, когда разгул террора в СССР достиг неслыханного размаха. Суждение Н. Реймерса тем более ценно, что он, будучи сам из белой эмиграции, не поддался антисоветскому (читай русофобскому) психозу эмигрантской массы, которая в своей ненависти к “Совдепии” готова была пожертвовать самим существованием России. “Сменовеховец” Устрялов был первым, кто в конце гражданской войны пришел к мысли, что поскольку судьба вручила судьбы России большевикам, то выступать против новой власти – это выступать против России и стать на сторону ее врагов.

Суровое до свирепости правление Сталина имело рациональные основания. Он возложил на народ задачу достичь в одно десятилетие то, что в Европе требовало столетий. Это потребовало от народа такого напряжения сил и лишений, что он бы его не выдержал и взорвался, если бы его не держали под контролем страхом суровой кары. Сталин спас русскую историю, ибо он спас русскую независимость от посягательств на нее мировых разбойников с Запада. Но историю народов нельзя сводить к статистике жертв правителя и по ним судить государственного деятеля. Горбачев мухи не обидел, из принципа отказался употреблять силу, но этот “добряк” обошелся России в десятки раз дороже Сталина – и погубил Россию. Сейчас можно только пожалеть, что на политическом небосклоне России не видно лидера со всеми качествами Сталина, чтобы вызволить Россию из беды.

Настало время реабилитации Сталина. Народ, выходя на демонстрации с его портретами, это уже сделал. Наиболее интеллектуально честные и дальновидные из образованного слоя уяснили себе, что Сталин был “богоданным” вождем страны, памятуя, что его грехи и темные деяния “бледнеют перед жестокостью демократии”.

Я знаю, сказал Сталин, что на мою могилу нанесут много сора, но ветер истории развеет его. Первые дуновения этого ветра уже надувают паруса истории.

Олег Бородкин СОЖЖЕННЫЕ МОРЯ

* * *

мой город до сих пор

лежит в руинах,

что стало явным раннею весной.

все морды здесь в щербинах

и морщинах

у каменных зверей.

какой ценой

мне жить здесь удается,

знают кони,

хранящие на Невском гордый вид.

мой город держит череп на ладони

и на него с усмешкою глядит.

* * *

дождливо.

жизнь нелепа и пуста.

троллейбус,

поднимая тучи брызг,

несется по Большому п.

уста

застыли.

отдаленный слышен визг

попавших в ад пожарников.

апрель

нас, грешных, презирает из любви

к искусству

неизбежных здесь потерь.

ты делал все не так.

теперь живи

с тревогой в черном сердце

и с дождем,

имеющим обычай тешить взор,

с без пользы вбитым

в темечко гвоздем,

вокруг себя случающийся вздор

невольно наблюдая.

спорь с отцом,

как в доме разместить

диван и стол.

и слушай с перекошенным лицом

смертельно надоевший рокенрол.

* * *

седой небритый ангел,

что держал

в руке початый шампур шашлыка,

небрежно отрываясь от земли,

кивнул мне головою.

я в ответ

махнул ему случившимся платком.

потом,

любуясь на его полет,

подумал,

что пора, пора, пора

вернуться

к непростым своим делам.

ПТЕРОДАКТИЛЬ

а в Питере раскисшая зима

который год стоит…

конец столетья —

не время

для культурного расцвета.

все вечно тает:

снег, глаза бомжей

и души одряхлевших

диссидентов…

и чавкает расквашенная обувь…

и счастье в том,

что больше нет надежды:

испорчен климат,

город обречен

уйти на дно чухонского болота,

исчезнуть из обугленных извилин.

я тоже стал бы каменною жабой,

да не пристало вешаться с тоски

такому ретрограду и расисту…

жизнь теплится

в краю распятых мумий.

бандиты пролетают на машине.

маляр сбивает плесень со стены.

агент несуществующей разведки

крадется

по Заневскому проспекту.

и местный

птеродактиль закрывает

полнеба

крупным кожистым крылом.

СПЛИН

я пью сырую воду из стакана

с отбитым дном

и не могу напиться.

на улице, даря прохожим насморк,

стоит весьма раскисшая зима.

о Питер,

царский город на болотах,

вместилище доверчивых пигмеев,

ты тоже весь

раскис и облупился…

я слушаю теперь одно старье —

каких-то амадеев и равелей.

и больше не читаю гуманистов.

у нашей деградации есть плюсы,

от коих нас избавит только гроб.

о Питер,

город спутанных извилин

и злобно затаившихся фашистов,

зачем ты на меня тоску

наводишь?

зачем я здесь живу?

зачем ты есть?

зачем я в эту чушь с тобой играю

и пью сырую воду из-под крана?

я гений.

мне навряд ли полегчает

в ближайшие

двенадцать тысяч дней.

МЕЧТА

вечерняя америка за стенкой

забилась в истерическом

припадке.

на улице январь,

немного снега,

мор с гладом

и вообще сплошной раздрай.

когда-то

я любил субтильных женщин…

когда-то я носил очки без стекол…

но в городе поблекшего Ван Гога

быть даже монстром слова

тяжело.

здесь слишком сыро,

слишком прихотливо

устроены мозги моих сограждан.

здесь вывелись монархи и масоны,

и каменных животных

дразнит смерть.

за стенкою нетрезвые соседи

несчастную америку пытают.

я тайно им сочувствую,

поскольку

в любом из нас заложен некрофил.

а раньше

я любил субтильных женщин

и нравился

грудастым полным дамам.

с тех пор

испорчен климат на болоте,

и по Неве раз в день плывут гробы

с писателями райского пошиба.

но кто сегодня

верит в совершенство?

лишь ненависть к гяуру

неподдельна.

к тому же за фанерною стеной

внезапно стихли горестные вопли,

и наступило полное блаженство.

соседи утверждают,

что созналась

под пытками америка во всем.

СМЕХ

мне скучно жить в курляндии.

чухонский

язык я изучаю с отвращеньем.

и сырость

здесь мешается со снегом,

который поразительно несвеж.

окраина империи погибшей

и в то же время бывшая столица.

больной, противный,

тусклый, сонный город

зимой почти не хочется любить.

но все-таки приходится со снегом

украдкой выпадать

и грустно таять.

и то ли ангел,

то ли птеродактиль

мерещится мне в серых облаках.

о эта неслучайная свобода!

мы все здесь

околдованы с рождения.

да здравствуют Евразия и Конго!

стрелявший в небо знает:

он пропал.

что слабое приносит облегченье.

антракт окончен.

снова длится пьеса.

мелькают лица

нанятых статистов.

герой изображает горький смех.

с дерев протяжно

каркают вороны.

несутся мимо грязные машины.

и несколько жандармов

наблюдает

упавший в снег

картонный дельтоплан.

P.S.

с тех пор,

как похоронен реализм,

и декаданс отправлен

в крематорий,

я сам дивлюсь на то,

что я пишу…

хотя так мне и надо.

поделом.

ГАМЛЕТ

у Гамлета опять слезится глаз.

и в глотке пересохло. рюмка яду

ему не помешала бы сейчас.

Офелия того…

уже не надо

под юбку к ней заглядывать.

тошнит

от погружения в мелкие детали

предательства.

в стране такой бардак,

что Гамлету

вчера являлся Сталин.

ЛИТЕРАТУРА И КРИТИКА

гулять водил он жабу на цепочке.

но как-то раз цепочка порвалась.

и жаба та,

почувствовав свободу,

с блаженным видом устремилась

в грязь.

а после куролесила,

бесилась,

пронзительно кричала

“вашу мать!”

и, развалившись

в позе непристойной,

грозилась жизнь хозяину сломать.

ГОРДОСТЬ

не мучайте меня горячим пивом.

я пить не стану эту лабуду.

я поступать умею некрасиво.

в Неву возьму и с плеском упаду

и поплыву

простым бревном к заливу,

прибрежных

наслаждаясь видом бань.

не мучайте меня горячим пивом.

глупцы,

не стану пить я эту дрянь.

ОПАСНЫЕ СОСЕДИ

Китай —

на редкость гойская страна.

и с этим

ничего нельзя поделать.

ПЕТЕРБУРГ

вновь ангел

погрозил мне пальцем с неба.

прости меня и будет,

не нуди.

жизнь наша здесь и так -

немного солнца

и вечные дожди, дожди, дожди…

ВАМПИР

всю ночь лупил я

злобного вампира

пластмассовым ведром

по голове.

КОШМАР

с конечностями связанными лежа,

ты слышишь:

вот скребутся, вот вошли!

во рту тряпица.

лишь горящей кожей

ты можешь закричать:

пошли, пошли!

грязнейшими ручищами

страдальца

хватают

и “не бойся” говорят.

и все тебя за яйца,

все за яйца

подвесить на веревке норовят.

но ты вдруг просыпаешься.

цвет мела,

пожалуй, не к лицу тебе, пиит.

однако же родные яйца целы.

и мальчик-с-пальчик

весело стоит.

ВИЙОН

пропойцею и вором

был Вийон.

он верил

в неприятные приметы

и сгинул…

что ж, по-своему непрост

путь жизненный

у всякого поэта.

СОВЕТ

прошу вас,

отойдите от меня

с моим весьма

паршивым настроеньем.

возмездием командую не я.

возмездие – Небесное явленье.

ПОТЕПЛЕНИЕ КЛИМАТА

а в лабиринтах мозга

бьются мысли,

но выхода никак им не найти.

и в переходах морга бьются души,

которых никому уж не спасти.

что делать,

жизнь устроена несладко.

и сильно обрусевший Дон Кихот

в ондатровой ушанке

наблюдает

свихнувшейся зимы

неспешный ход.

ЛУНА

с годами мы становимся циничней.

и глядя на полночную луну,

послать все это

хочется подальше

и каменным цветком пойти ко дну.

ВАМПИРЫ

я чую:

рядом есть вампиры.

вампиры жили здесь всегда

я слышу звуки чудной лиры,

глупцов зовущей в никуда.

я плохо сплю в такие ночи.

что значит жизнь? -

любовь и страх.

поездка в жалкий город Сочи.

серпом грозящий нам Аллах.

вчерашний хлеб с дырявым сыром.

ножом разрезанный туман.

сопротивление вампирам,

сосущим мед из наших ран.

УЛИТКА

как раковина бешеной улитки

закручен мозг Бородкина порой.

когда-нибудь меня мои ошибки

сведут в могилу.

гнить в земле сырой

придется…

а пока заглохла скрипка.

и сам скрипач без памяти лежит.

ползет по телу спящего улитка.

и тихо, по-улиточьи, блажит.

СОЖЖЕННЫЕ МОРЯ

ну да, я вспыльчив.

но и справедлив.

судьбою покалеченных волков

я не люблю.

мне скучно пить кефир

и опротивел Б. Гребенщиков.

я многое оставил за спиной:

пустых друзей,

сожженные моря…

не скажешь,

что меня на свете нет.

ты, мама,

родила меня не зря.

в прогнившем этом мире

равных мне

негусто.

прочих, дохнущих с тоски

хватает.

и в большом избытке здесь

мерзавцы

и, конечно, дураки.

ЗАПИСКА ЕВЫ БРАУН

на самом деле

фюрер просто спит.

наступит срок -

и лютый зверь очнется.

его бранили все, кому не лень.

Адольф над ними

дико посмеется.

легко подняв Германию с колен,

творец большой коричневой идеи

развеет в дым глупеющих славян,

пройдет по трупам

жадных иудеев.

америкосам даст пинка под зад.

забыли, гады,

гром немецких пушек?

французы перейдут

на черствый хлеб

и перестанут

жрать своих лягушек.

касательно спесивых англичан -

нальется желчью их гнилое чрево.

я лично натяну презерватив

на голову английской королевы.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ЗИМЫ

зима мне погрозила

пальцем белым.

но снег растает к вечеру.

игра

немного затянулась.

в Петербурге

ноябрь – весьма суровая пора.

ноябрь —

весьма ублюдочное время.

и скоро я не то чтобы умру,

но стану голым деревом

и буду

стоять, ломая руки на ветру.

ЗЛАЯ ШТУЧКА

и глядя из прекрасного далека

на бой клопов,

бушующий в столице,

я думаю о том,

как гибнет глупо

очередной вельможный педераст.

МЫСЛЬ

жду века Двадцать первого.

в негодность

совсем пришел дрянной

Двадцатый век.

Рис. Андрея ФЕФЕЛОВА


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю