355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » "Завтра" Газета » Газета Завтра 837 (101 2009) » Текст книги (страница 6)
Газета Завтра 837 (101 2009)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:19

Текст книги "Газета Завтра 837 (101 2009)"


Автор книги: "Завтра" Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Зиновий Вайнберг ВЧЕРА И СЕГОДНЯ


При Сталине послом в Румынии был С. Кавтарадзе. В связи с днём 7 ноября проводил приём в советском посольстве. Он рассказывает о значении даты и говорит: «Я полагаю, что взаимоотношения с…, я думаю, что…, я хотел бы особо отметить, что…» Вроде бы, всё нормально. Но посла вызывают в столицу. В назначенное время он является в Кремль к тов. Сталину. А далее: «Тов. Кавтарадзе, вы проводили приём в посольстве и трижды заявили „я считаю“. Вы являетесь послом великой державы, и всё, что вы говорите, должно исходить только от имени страны. А вы… „я считаю“. Никто вам такого права не давал!» Зависла пауза. Сталин это любил, дабы у приглашённого было время для размышления. Будущее для Кавтарадзе казалось очевидным. Не ясен был лишь срок. После паузы Сталин: «Вот так, Серёжа. Иди». Остался жив и в той же должности. Так относился глава государства к тому, кто представляет страну за рубежом.

Вот еще история, рассказанная мне начальником охраны К.Е. Ворошилова. Он поведал: на даче его «хозяина» в Лианозово был пожар. В сейфе были деньги. Они подгорели. Он получил указание отнести их к наркому финансов Звереву и обменять. А Зверев обратился за советом к всеобщему хозяину. Никакой обмен не был произведён, а Поскрёбышев получил указание дать срочную информацию о составе семьи каждого члена Политбюро, секретарей ЦК, их заработной плате. Собрал всех и сказал: «Зачем вам так много денег, зажрались, совсем совесть потеряли, и так у вас всё бесплатно. Сократить зарплату до минимума!» А что происходит ныне?

Выбирайте пансионаты Подмосковья 10

[Закрыть]
– фотогалерея.


2

[Закрыть]

Владимир Бондаренко «НО ВСЕГДА ЗАДУМЧИВО ДОБРО...»


Юрий Михайлович Ключников, на мой взгляд, явно недооценённая творческая личность в нашей отечественной литературе. Даже у себя на родине в Сибири. Хотя его творчество высоко оценивали Виктор Астафьев, Вадим Кожинов, Станислав Золотцев, Валентин Сидоров...

Родился Юрий Михайлович в 1930 году. Поэт и прозаик с глубокими мистическими корнями, он одним из первых в России обратил серьёзное внимание на литературное наследие Николая Рериха. Я бы сравнил его самого и его творчество с творчеством такого же глубокого русского мистика, русского харбинца Альфреда Хейдока, о котором писал ещё в советское время.

Юрий Михайлович, живя в Новосибирске, никак не может считаться неким областным писателем. Впрочем, сами названия его книг говорят за себя: «Мистический Пушкин», «О назначении России», «Благая весть Новой Эпохи». Сегодня он руководит Новосибирским Духовным центром имени Сергия Радонежского. В советское время признанию его творчества мешала глубинная мистика его сочинений, «богоискательство»; в перестроечный период он со своим объективным взглядом на мир и литературу тоже не устраивал ни левых, ни правых.

Можно только поражаться, что объёмному взгляду Ключникова на жизнь не помешали те невзгоды, которые обрушились на него ещё в советское время. Впрочем, об этом пишет он сам в своих заметках «Безмолвие и лики», завершающих его новую замечательную книгу «Лики русской культуры». За одно предложение открыть на Алтае музей Николая Рериха и за попытку с группой энтузиастов самим построить этот музей его поспешили исключить из партии, запретили заниматься идеологической работой и сняли с достаточно высокой должности в новосибирском издательстве.

Но Юрий Ключников не унывал, он ушёл в простые грузчики. «Результат нашей записки властям был весьма неадекватным. Стройку (музея Рериха. – В.Б.) не запретили, но за нас, строителей, крепко взялись партийные власти, особенно за членов КПСС. А таких среди подписавших записку было трое. Нас обвинили в идеализме, богоискательстве, отходе „от принципиальных положений марксистской философии“. Дело дошло до ЦК КПСС. Я же упирался, приходя на проработки с иконой во внутреннем кармане и словами молитвы в душе, которые твердил мысленно. Это помогало… В критическую минуту моё отчаянье вдруг сменилось хлынувшим откуда-то потоком радости. В сознании сама по себе возникла молитва „Господи, помилуй!“ Последний акт этой партийной драмы проходил в феврале 1982 года на бюро Советского райкома КПСС Новосибирска. Секретарь райкома доложил членам бюро суть дела и, глядя мне в глаза, сказал: „Мы возились с вами почти три года, вы настаивали на том, что остаётесь на партийных позициях и лишь хотите дополнить их философией Рериха, называя её не противоречащей марксизму-ленинизму. Классики марксизма этой философии оценки не дали, а вот Иисусу Христу дали и недвусмысленную. Скажите, Ключников, как вы относитесь к Иисусу Христу?“ На бюро повисла напряжённая тишина. Я тоже почувствовал момент истины, отступать было некуда. И сказал: „Если бы современные руководители СССР хоть чуточку походили на Иисуса Христа, наша страна не оказалась бы в кризисной ситуации“. Секретарь стукнул ладонью по столу и закончил: „Ключников за три года ничего не понял. Предлагаю исключить из партии. Кто „за“?“ „За“ были все. Не стану называть фамилий, ибо действующие лица этой истории живы-здоровы. Некоторые из них находятся на высоких должностях и даже помогают строить церкви…»

Впору бы озлобиться, но Юрий Ключников скорее был открыт для прощения всех своих погромщиков, не допустил злобности в себе, и в своей книге отчётливо видит не только минусы, но и огромные плюсы советской власти для России ХХ века. За что ему достаётся изрядно теперь уже от либералов, пожелавших было пригреть опального в советские годы поэта. Впрочем, он сам писал в своих стихах:

Критик, не лови меня на слове,

что, мол, славлю сталинскую жуть.

У эпохи дьявольской на сломе

я слова охранные твержу.



Если вместо тихого прощенья

осуждаешь эхо прежних бурь,

приготовься, друг мой, к возвращенью

новых льдов и старых диктатур.



Не спеши направить злобный выстрел,

рикошет ударит под ребро…

Зло, конечно, всё решает быстро,

но всегда задумчиво добро.



Вот и сам писатель с неспешной задумчивой добротой сотворил свои «Лики русской культуры». В этой книге он старается совсем по-шукшински не пропустить ничего прекрасного в русской литературе и культуре ХХ века. Он откровенно смотрит на всех своих героев радостными глазами. Из его очерков о великих русских писателях, композиторах, полководцах вырастает общий лик жестокого, трагического, но одновременно великого, героического, идеально романтического столетия. Как ни стараются это столетие и его героев перечеркнуть, удалить из истории русской литературы наши либеральные ненавистники, ничего у них не получается. И не получится. Знаковых, гениальных фигур в двадцатом веке оказывается ничуть не меньше, чем в предыдущем, пушкинско-достоевском девятнадцатом.

Увы, но и сегодня сказать об этом громко, на всю страну не дозволяется. Наша интеллигенция боится признавать величие своих же отечественных русских гениев. И потому такие книги, как «Лики русской культуры» Юрия Ключникова, являются не просто закономерным итогом писательских раздумий, но и своеобразным подвигом русского патриота. Его книга – это некая перекличка века двадцатого с веком двадцать первым, с новым, третьим тысячелетием.

Юрий Ключников, говоря его же словами, описывает в своей книге отнюдь не символическую, а реальную когорту русских атлантов, которые держали и продолжают держать на своих плечах русское небо над землёй, периодически проходящей жестокую, но необходимую чистку. Мне самому Юрий Ключников немного напоминает шукшинского «чудика», умудрявшегося всю жизнь говорить свою правду и жить согласно своим законам. Потому и в своих эссе, и очерках, о ком бы он ни писал: об Александре Блоке, о Борисе Пастернаке, о Сергее Есенине, о Шолохове или Солженицыне, – он, отталкиваясь от общепризнанного, каждый раз находит и предлагает читателю своё личное понимание того или иного русского гения, преодолевая устоявшиеся литературоведческие табу. Каждая глава предваряется стихами автора, посвящёнными своему герою. А заканчивается книга о русской культуре уже собственными размышлениями о прожитом и увиденном.

Всё, чем в своей многотрудной и многосложной жизни занимался Юрий Ключников, подходит под его же определение «умного делания». И потому его размышления о русских поэтах и писателях ХХ века, о композиторах и мыслителях, о вождях России ничуть не походят на простые литературоведческие или критические исследования, ибо за ними, как за видимой частью айсберга, и вся предыдущая жизнь неустанного умного делателя, десятки экспедиций по Алтаю, путешествия в Индию и Непал, встречи с восточными мудрецами.

Но ошибётся тот, кто с разбегу отнесёт Юрия Ключникова к модным ныне оккультистам, к экзальтированным поклонникам восточных учений. Свет русского Православия виден ему и на восточных вершинах. Юрий Ключников и в Индии ищет Россию, и в книгах восточных мудрецов видит связь с Иисусовой молитвой, с православным учением. Я согласен с ним, и тоже считаю: надо ли нам в своём постижении России закрываться от всего остального мира, не лучше ли весь остальной мир приблизить к России? Тем более, Восток нам всегда был близок.

Мудрецы и поэты Востока: Руми, Шанкарачарья, Миларепа, Лао Цзы, Конфуций, – только обогатили его, ключниковское, понимание духовных глубин Православия и желание вернуться на духовную родину, к русским истокам. Как Пушкину свободное владение французским языком только помогло стать непревзойдённым мастером русского стиха.

Соединяя в себе любовь к традициям и стремление к новизне, к новому опыту, писатель у всех своих героев видит подобное взаимопроникновение вечных истин и пророческих откровений, духовного и телесного, прошлого и будущего. И уже нет ни консерваторов, ни революционеров, а есть дарованный Небом путь познания мира в себе и себя в мире. И в этом постижении жизни, в понимании России и русского опыта в чём-то равны Михаил Булгаков и Андрей Платонов, Михаил Шолохов и Александр Солженицын, Александр Блок и Николай Островский…

Все герои Юрия Ключникова – люди озарения, люди тонкой творческой энергетики. При этом он явно не любит нытиков и пессимистов: в его книгу, в целом посвящённую деятелям русской культуры ХХ века, попали и два родоначальника русской культуры, Михаил Ломоносов и Александр Пушкин, а также наш первый космист Константин Циолковский и герой великой русской победы маршал Георгий Жуков.

И всё же главными героями, вокруг которых выстраивается вся мистическая концепция русской культуры ХХ века, стали Александр Блок, композитор Сергей Рахманинов, Михаил Булгаков, Борис Пастернак, Сергей Есенин, Николай Островский, Даниил Андреев, Михаил Шолохов, Александр Солженицын и Василий Шукшин… Кому-то будет не хватать Осипа Мандельштама или Николая Клюева, Андрея Платонова или Виктора Астафьева. Кто-то удивится включению в такой мистический ряд тонких мастеров Николая Островского. Кто-то посчитает лишним включение Даниила Андреева. Но это же не законченный список всех русских гениев ХХ века – это герои, близкие и необходимые самому автору для понимания русского характера и русской культуры. Юрий Ключников видит не внешние проявления набожности, а внутреннюю суть своего героя, и потому Николай Островский с его подвижничеством – для него более русский православный тип личности, нежели какой-нибудь лицемерный чинуша, нынче суетливо крестящийся в храме. Он видит героев в тех, кто ставит заслон развалу страны, развалу культуры. Для него: «жив Христос в священнике, который снял рясу и возглавил развалившийся колхоз. В предпринимателе, который дал клятву никогда не торговать водкой и сигаретами. В писателе, режиссере, артисте, которые не допускают в свою работу низость ни под каким видом. В учёном, которого зовут в Америку, но он продолжает трудиться в России. В самом обыкновенном человеке, не сдавшемся тёмным искушениям века…» Его Россия – это не Россия чиновников и держиморд, а Россия народная, Россия богоносная, Россия творческая...

В Юрии Ключникове, несомненно, присутствуют черты русского подвижника, русского пассионария. И по сути, его книга – о мистическом дыхании современной России, о выработке новых духовных идеалов в народе, прошедшем сквозь горнило страданий. И как бы высоко ни забирался дьявол на вершины современной России, её загадочная, непостижимая для многих улыбка мудреца и ребёнка растопит все ледяные дьявольские заслоны.



Полностью – в газете «День литературы», №11, 2009 г.


2

[Закрыть]

Станислав Куняев ПОЭТ ЗЕМЛИ РУССКОЙ


Семнадцатого октября 2009 года Россия попрощалась с одним из последних патриархов русской поэзии и русской песни Виктором Фёдоровичем Боковым. Впрочем, «Россия попрощалась» – слишком громко сказано...

Узнав о том, что панихида состоится в Кунцево, я сразу посмотрел на часы: «Еду. Но успею ли?» – Успел, но напереживался в дороге.

В последние пятнадцать лет своей жизни Боков прямо-таки прислонился к журналу «Наш современник». Он был рад, когда я навещал его в Переделкино, где вручал мне кипу листочков со стихами, под которыми плохонькой пишущей машинкой были пропечатаны трогательные слова: «написано 3 марта на веранде в 11 часов дня», или «написано ранним утром первого июля»... «У меня на втором этаже, – по-детски хвалился он, – стоят 87 папок со стихами!» А я всегда любил его музу за искренность, за обилие чувств, за бескорыстное простодушие, родственное простодушию русских пословиц, народных песен, православных молитв и евангельских истин...

В ритуальном зале Кунцевской больницы народу было человек сто, но в основном мне незнакомые: родственники и старые друзья поэта, сотрудники Центрального дома работников искусств и Концертного зала имени Чайковского, певицы, исполнявшие легендарные песни Бокова, земляки Виктора Фёдоровича из Сергиево-Посадского района, почётным гражданином коего он был и чем всегда гордился. Вечером на поминках вдова поэта Алевтина Ивановна сказала мне: «Что бы без них делала? Они и зал Чайковского оплатили для юбилейного вечера – 350 тысяч рублей за аренду собрали, и с кладбищем помогли, и с поминками...»

Земляков Бокова в ритуальном зале было много, хотя ехать им пришлось за сто с лишним километров. Но в зале почти не было собратьев-писателей поэта – и москвичей, и, что особенно поразило меня, не было его многолетних соседей по Переделкино. А в России ведь принято, что соседи приходят на похороны. Разве что Володя Дагуров мелькнул в толпе, да главный редактор журнала «Российская Федерация» Юрий Хренов подошёл к вдове и произнёс слова сочувствия. Поэтому не руководители наших писательских союзов, не знаменитые писатели, а бывший глава Сергиево-Посадской земли Василий Дмитриевич Гончаров открыл гражданскую панихиду и с печальной торжественностью предоставлял слово всем желающим проститься с Боковым. Дошла очередь и до меня. Я прочитал лагерное стихотворенье Виктора Фёдоровича, начинавшееся словами:

Моё сибирское сиденье

Не совершило убиенье

Моей души, моих стихов,

За проволокой месяц ясный

Не говорил мне: «Ты несчастный!»,

Но говорил мне: «Будь здоров!»



Я считаю это стихотворенье драгоценным свидетельством нашей истории, потому что в нём выражена глубинная народная мудрость, в своё время восхитившая Достоевского, понимание того, что даже самые закоренелые преступники всё-таки остаются людьми, что стихию добра и совести из человеческой души полностью вытравить невозможно...

Я в уголовном жил бараке,

Какие там случались драки,

Как попадало мне порой!

Но всё ж ворьё меня любило,

Оно меня почти не било,

И кличку я имел Герой.



Когда я закончил чтение и вернулся на место, то услышал, как кто-то, волнуясь, шепнул мне из-за спины: «Какие великие стихи!» Я оглянулся: за мной стоял замечательный русский бард Александр Васин. А великие стихи заканчивались так:

Ах родина, Сибирь с бушлатом

Меня ты часто крыла матом,

Но и жалела, Бог с тобой!

Скажи, стоят ли наши вышки,

И все ли на свободу вышли,

И все ль вернулися домой?



После отпевания я подошёл к Алевтине Ивановне, которая (видимо, удручённая тем, что почти никто из писателей не пришёл попрощаться с поэтом) попросила меня поехать на переделкинское кладбище.

Стоял хмурый осенний день, мокрая листва покрывала кладбищенские дорожки, под ногами расплывалась липкая жёлтая глина.

Слава Богу, на кладбище писателей было побольше: подошла Лариса Васильева, появились Костя Скворцов с Валентином Устиновым, Володя Бояринов. Но не было никого из касты переделкинской знати, всю свою жизнь прожившей рядом с Боковым... Ни Евтушенко, ни Ахмадуллиной, ни Фазиля Искандера, ни Андрея Битова, ни Андрея Вознесенского, ни Игоря Волгина, ни Игоря Золотусского, ни Евгения Сидорова, ни Олега Чухонцева. Словом, всех, кто ратовал недавно в открытом письме на имя президента: «Спасём Переделкино!» – не хватало в этом заголовке ещё слов: «для себя», то есть для «живых классиков»...

Не было, к моему огорчению, и русских патриотов-переделкинцев. Не было уроженки Оренбуржья Кондаковой, видимо, забывшей, что Виктор Боков написал слова бессмертной песни «Оренбургский пуховый платок»... И ни одного деятеля из общества «Мемориал» на кладбище не было, хотя, казалось бы, Боков, отсидевший несколько лет в кемеровских лагерях, их естественный клиент... Увы! Они всю жизнь кричат только о людях своей касты, о родных по крови и по духу.

С такого рода растрёпанными чувствами, когда Алевтина Ивановна попросила меня произнести надгробное слово, я сказал, что в Переделкино много знаменитых писательских могил, но могила Виктора Фёдоровича будет особенной, потому что и кровно, и душевно, и по судьбе, и по языку он был не государственным, не партийным и не кастовым, а русским народным поэтом, каких до сих пор не хоронили на этом знаменитом погосте.

Говоря это, я думал и о братски соседствующем с могилой Бокова надгробии Пастернака, и о прахе Александра Межирова, недавно привезённом из Америки и захороненном в присутствии всех живых классиков, почему-то не пожелавших проститься с Виктором Боковым.

А о том, что он воистину русский народный поэт из числа немногих, о которых Юрий Кузнецов написал «молчите, Тряпкин и Рубцов – поэты русской резервации», свидетельствовало ещё одно обстоятельство: на его похоронах не было ни одного иностранного журналиста и ни одной съёмочной группы Российского телевидения. Видимо, все они были заняты гибелью и похоронами уголовного авторитета Япончика, вакханалия вокруг которого была нашим ответом на вакханалию, вспыхнувшую в Америке вокруг похорон Майкла Джексона. Да и то, что ни президент, ни премьер не выразили сочувствия семье поэта, окончательно утверждает меня в мысли о том, что Боков тоже был поэтом «русской резервации».

Хотя возможно, что и знатные переделкинцы и мемориальцы с телевизионщиками не заметили его кончины потому, что не могли простить судьбоносного поступка из его творческой жизни. Но здесь надо вспомнить одну мою встречу с Виктором Боковым в дни его 80-летия. Я приехал в Переделкино, чтобы взять у поэта стихи и опубликовать их в сентябрьском номере журнала. Мы разговорились о разном, и о Сталине тоже. Я завёл речь о лагерных стихах Виктора Фёдоровича, в которых он с простодушной яростью проклинал сталинское время и говорил о Сталине только как о «Джугашвили».

– Виктор Фёдорович! Мы с Юрием Кузнецовым задумали составить антологию стихотворений русских поэтов о Сталине. Не будете возражать, если напечатаем в ней ваш антисталинский цикл?

– Конечно, Станислав, – согласился Боков. – Что написано пером – не вырубить топором. Эти стихи складывались в зоне в сорок третьем – сорок четвёртом годах. Много воды утекло с тех пор. Печатайте! Всё, как написалось. Ничего не поправляйте. Но добавьте к ним ещё два стихотворения, написанных недавно.

И он прочитал их. Стихи восхитили меня и непосредственностью, и мудростью одновременно. Первое заканчивалось так:

Я жил при нём. При нём махал рукою.

Я понимал, что мне не жить в раю.

Прости, мой вождь, что я побеспокоил

Бессмертную фамилию твою.


2

[Закрыть]

Алла Большакова НЕ ПОТЕРЯТЬ РУССКИЙ ЯЗЫК!


Из выступления на заседании Совета Федерации «Сохранение и развитие языковой культуры: нормативно-правовой аспект»



Наше общество поразила, пожалуй, самая страшная болезнь, имя которой – социал-дарвинизм, когда доброта почитается за глупость, хитрость и подлость за ум, а в борьбе за место под солнцем побеждает не самый честный и талантливый, а самый беспринципный и наглый. Симптомы этой болезни проявляются буквально во всех сферах нашей жизнедеятельности: и в борьбе политических, экономических, литературных и научных кланов, отстаивающих сугубо корыстные интересы, и в общей деидеологизации общества, если под идеологией понимать не теоретическое оправдание хватательных инстинктов, а систему и иерархию духовно-нравственных общенациональных ценностей и приоритетов. Естественно, не могла она не затронуть и нашей языковой культуры. Мат, перекочевавший из сферы бытового общения на страницы книг и газет, на телевизионные экраны, «невинные» неправильности в ударениях, коверканье русских слов на иноязычный лад, обезьянничество, массовое вытеснение привычных русских слов иноязычной лексикой – всё это признаки оскудения и биологизации мышления и духа нации. Вспоминаются слова Достоевского о том, что русский народ, несмотря на свой видимый звериный образ, в глубине души носит другой образ – образ Христа. К сожалению, пожирающий нас видимый звериный образ всё наглее обнажает свои клыки.

Тем не менее, дискуссия о государственном языке и русской языковой культуре, всколыхнувшая общество, – показатель того, что обществу вовсе не безразлично, что с ним происходит. Сами авторы Закона о государственном языке разводят руками: мол, готовили проект Закона о русском языке как государственном, а получился Закон о государственном языке. Но отдельного «государственного языка» как такового нет и не может быть. Он существует лишь как совокупность определённых стилей национального языка в определённых областях его применения. Вот почему Закону необходимо вернуть прежнее название: ведь все мы пока ещё живем в стране, где количественно преобладает русское население и именно русский язык является гарантом сохранения культурной идентичности государства российского.

Да, демографическая катастрофа, да, смятение в умах и растерянность из-за утраты чётких духовно-нравственных ориентиров. Но всё это, если иметь политическую волю, преодолимо. Преодолимо, если будем помнить главное: защита русского языка начинается с защиты его носителей. Вот цифры, приведённые ректором МГУ Виктором Антоновичем Садовничим. Уже через 10 лет русский язык обгонят французский, хинди и арабский. Через 15 – португальский. А к 2025 году русскоговорящих будет вообще вдвое меньше. Русский мир, русская цивилизация сокращаются, словно шагреневая кожа. Сегодня в наших вузах учится всего лишь 6700 студентов из стран СНГ! Бывшие союзные республики отдают явное предпочтение не нашему, недавно ещё лучшему образованию в мире, а университетам и колледжам стран дальнего зарубежья. Всё это обязывает нас рассматривать Закон о русском языке (позвольте всё же хоть на минуту вернуться к его изначальному названию) и в этой плоскости. Думается, в этой плоскости в первую очередь...

В первую очередь сказанное касается весьма спорного 3-го пункта статьи первой Закона о том, что языковые нормы должны утверждаться правительством. Конечно, это глупость. Да, они должны утверждаться правительством, но по представлению общественного Экспертного Совета, состоящего из представителей научных учреждений и вузов, творческих союзов и СМИ, деятелей культуры и науки. Нужны не только учёные-филологи, но и писатели, журналисты, учителя, актёры… И только после того, как они всё обсудят и придут к согласию, и следует выходить на правительство, а правительству – прислушаться к ним.

В противном случае мы будем иметь, что имеем. Я имею в виду и так называемые словари Фурсенко, утверждённые приказом Минобрнауки № 195 от 8 июня с.г...

Нам постоянно пытаются внушить: дескать, всё это ерунда, шумиху подняла пресса. Хотят люди говорить "зв о нит" вместо "звон и т" – пусть говорят. Сама жизнь разрешит, какая норма привьётся, а какая – нет. На самом деле этот конкретный случай свидетельствует о серьёзной проблеме. Разрушение культуры начинается с разрушения языка. И когда руководитель государства призывает "угл у бить перестроечные процессы", это дискредитирует саму идею государственности. Когда чудо нашей лингвистики Виктор Степанович Черномырдин утверждает, что «мы сегодня живём так, что нам будут завидовать потомки», поневоле задумаешься: а каково же будущее наших потомков?..

Кто-то сравнил язык с зеркалом. Действительно, в языке отражается всё. И русский язык, будучи культурообразующим фактором единства нашего государства, несомненно, нуждается в такой же защите своих границ, как и границы самого государства. Потеряем язык – потеряем Россию.

А Вы знаете, что автокраны БАЗ 11

[Закрыть]
выпускаются на основе специального шасси, выпускаемого ООО «Брянский автомобильный завод».


2

[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю