Текст книги "Газета Завтра 150 (42 1996)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

ГЕРОИ И КЛИКУШИ ( Кто болеет “чеченским синдромом”? ) Александр Бородай

Из Чечни возвращаются ветераны. Двадцатилетние мальчишки– срочники, молодые и старые кадровые офицеры, зрелые мужики-контрактники. Их почти никогда не встречают цветами и песнями, разве что на плацу родной части, их не показывают с гордостью детям. Лишь изредка, и то в кругу «своих», ветераны этой войны надевают заслуженные в боях награды, а потом быстро снимают и прячут в карманы, как будто стыдятся.

С самого начала необъявленной чеченской войны телевизионные и прочие властители дум усиленно ткут вокруг русских воинов плотную завесу лжи, без устали вколачивая в головы обывателей, да и самих ветеранов, две простые мифологемы.

Согласно первой, федеральные войска потерпели сокрушительное поражение от отрядов чеченских боевиков. Поэтому Лебедь, подписавший документ, который фактически является капитуляцией российских властей перед шайками бандитов, – спаситель русской армии.

Этот миф – примитивная, наглая ложь и легко поддается разоблачению. Недавно это убедительно сделал министр внутренних дел Анатолий Куликов. Армия, не утратившая своих позиций, боевого духа, уничтожившая в ходе длившихся более полутора лет военных действий большую часть личного состава и почти всю бронетехнику противника, при этом остающаяся боеспособной, никак не может считаться разгромленной.

Вторую мифологему, упорно внедряемую демократическими СМИ в головы граждан России, опровергнуть намного труднее, а ее социальный эффект будет более "долгоиграющим". Населению навязывается мысль о бессмысленности и аморальности чеченской войны и о нравственной и психической ущербности ее ветеранов. Ежедневно Сванидзе, Киселев и иже с ними объясняют людям, что участники чеченской войны стали убийцами и их необходимо лечить от психологического шока и "реабилитировать". Зудящим рефреном звучат вопли обществоведов и журналистов, толкующих на страницах газет и журналов, в теле– и радиопередачах о социальной неустойчивости людей, прошедших войну, необходимости оградить от них общество. "Чеченский синдром" стал модной темой. Да, ветеранов жалеют, но в этой лживой жалости заключена огромная доля дискриминации. Этой жалостью им, воевавшим за Отечество, как бы дают справку из психодиспансера. А ведь беспричинная жалость часто унижает хуже любого оскорбления. Да и жалеют не всех, а только "солдатиков". Кадровым офицерам и контрактникам от едкого и звонкого журналистско-политиканского лая пощады нет. Журналисты со сладострастием обсасывают случаи самоубийств среди прошедших войну офицеров, пьянства и вступления в криминальные структуры среди солдат. Как будто им не приходит в головы, что офицеры стреляются от невозможности прокормить на получаемые от государства гроши голодающие семьи…

В то же время российскую общественность не беспокоят вопросы, какими синдромами больны Басаев, Гелаев и прочие убийцы не только русских солдат, но женщин и детей. Они – по мнению "общественности", не больные, а "высокие договаривающиеся стороны" и "борцы за свободу".

Фактически наша доблестная демократическая общественность выдвигает против всех воевавших в Чечне с федеральной стороны обвинение в социальной неполноценности и предлагает их скорее излечивать от чеченского опыта.

Но ведь война в Чечне была и есть война за целостность России, нашего государства. А война за Отчизну всегда и у всех народов считалась самым почетным делом; и те, кто в такой войне принимали участие, были не просто "нормальными", но лучшими и наиболее уважаемыми гражданами страны. Война за Родину есть естественное дело и долг каждого мужчины, особенно в России. Именно в ходе чеченской войны разлагавшаяся весь перестроечный период российская армия, наконец, почувствовала себя единым целым, армией русского народа, отстаивающей его права. Именно на этой войне самый простой рядовой понял, что есть такие "национальные интересы России" и есть у нашего государства настоящие непримиримые враги. Он глядел на этих врагов – чеченцев, арабов, афганцев, турок – в прорезь прицела. Он видел, что эти враги сделали с мирным русским населением Северного Кавказа.

Большинство тех, кто входил в Чечню недоумевающими и растерянными, часто презирающими собственную участь "военнослужащего российской армии", покидал ее настоящим русским солдатом, таким, как те, что сражались на Куликовом поле и под Москвой.

А в России ветеранов встретили причитаниями о том, что "им душу выжгла война", рассказали, что они больны чеченским синдромом и что им, кроме как пить водку, буянить и убивать самих себя и других, больше и делать нечего.

Попробовали бы так встретить наших предков, возвращавшихся с битвы на Чудском озере или с Куликова поля, из Парижа в 1814 году или из Берлина в 1945.

Но, может быть, журналисты и политологи правы? Может быть, ветераны, действительно, социально нестабильные люди с неустойчивой психикой, готовые по поводу и без повода кидаться на людей?

Необходимо рассмотреть вопрос в ретроспективе. Мы обнаружим, что мифологема о социальной и психической неустойчивости ветеранов возникла после Первой мировой войны, когда писатели вроде ремарков и хемингуэев завели тоскливый плач о "потерянном поколении". Эту мифологему опровергает вся мировая история. Русские ветераны Первой мировой и гражданской войн, оказавшиеся в эмиграции на Западе, составили, по данным полиций разных стран, самое законопослушное меньшинство Европы. Немецкие ветераны того же периода тоже не бесчинствовали на дорогах и не вешались в темных углах, а объединившись в организации типа "Стального шлема", одержимые жаждой национального реванша, создали мощную фашистскую Германию из руин Веймарской республики. Ветераны в любом нормальном обществе являлись опорой государственного строя. Так, в российской империи жандармский корпус – знаменитые городовые – набирались именно из сверхсрочных солдат и унтер-офицеров, причем предпочтительно проявивших мужество на войне. И неважно: была эта война для России победной или закончилась поражением, как Крымская кампания.

Ветеранов войны в Чечне, так же, как ранее тех, кто воевал в Афганистане, часто сравнивают с американскими ветеранами Вьетнамской кампании, печально известными своими психическими отклонениями и социально-деструктивной позицией. Но сравнение некорректно, так как американцы воевали в чужой стране, которая находилась в тысячах километров от их родины. Их враги, вьетконговцы, не угрожали Америке расчленением, не выдвигали претензий на создание на части ее территорий какого-то своего государства, не унижали и не вырезали американское население Вьетнама, потому что такового просто не было. Но так же, как и «чеченцы», ветераны-американцы приходили с войны не в стабильное общество, а в страну, переживающую период смуты. В этот период под влиянием волны всеобщего нигилизма, отрицания традиционных ценностей, повального увлечения наркотиками, сексуальной революции невоевавшая американская молодежь точно так же страдала от психических заболеваний, была оторвана от общества и проявляла массовую склонность к суициду так же, как и воевавшая. Американские психологи не любят об этом говорить, но в то время среди студентов университетов суперэлитной "Плющевой лиги" количество самоубийц и явных шизофреников было не меньше, а больше, чем среди простых американских парней, вернувшихся из Вьетнама.

Кроме того, обвинители чеченской войны, от Старовойтовой до Новодворской, вопят о том, что наших солдат заставили воевать со своим же народом и что это обстоятельство на них как-то по-особому повлияло. Но ни чеченцы, ни русские никогда не признавали и не признают друг друга единым народом. А русским солдатам не раз приходилось подавлять этнические восстания на территории своей страны. И Александра Васильевича Суворова, и его гренадеров, утопивших в крови Польское восстание, никто из современников не пытался проверить на "психическую полноценность" или полечить от "нравственных травм".

Итак, опыт нашей и других стран наглядно демонстрирует, что ветераны победоносных или непобедоносных войн только тогда страдают психическими расстройствами и проявляют социально-деструктивные тенденции, когда их к этому подталкивает общество, навешивая на них ярлык психически неполноценных. Обливая грязью те идеалы и ценности, за которые они сражались. В противном случае, при всех вариациях государственного строительства, от Римской империи до Советского Союза, ветераны являются элитой и опорой, гарантом стабильности социума. А стране, находящейся в состоянии глубокого финансового и политического кризиса, окруженной мощными геополитическими противниками, нужны именно и прежде всего воины, а не мирные труженики, которые позволят сесть на свою шею любому более или менее наглому агрессору. Ветераны – это сила, которую при определенных усилиях можно сделать разрушительной, но ее естественная роль – созидание и укрепление государственности.

Понимая это, болеющая чеченским синдромом общественность панически, на генетическом уровне, боится тех, кто способен встать с оружием в руках на защиту родной земли от бандитов и захватчиков. Они пытаются объявить ветеранов ненормальными, потихоньку отторгнуть от российского общества его наиболее здоровую, физически и нравственно, часть. Явлинские, Сванидзе, Киселевы и другие создатели "чеченского синдрома" опасаются, что, став сплоченной группой, ветераны могут проявить политическую волю и стать на защиту поруганных интересов гибнущего российского государства и русского народа.

Александр БОРОДАЙ

КИТАЙСКИЙ ОТВЕТ Александр Проханов

Газета «Завтра» нередко обращается к теме Китая, внимательно вглядываясь в реформы, которые несут стране и народу благо, а не разруху. Эти публикации вызывают интерес у китайских коллег, и недавно влиятельная газета «Гуанминжибао» пригласила в гости главного редактора «Завтра» Александра Проханова. Итогом этой поездки стал материал, который мы начинаем сегодня публиковать.

ПЯТЬДЕСЯТ ВОПРОСОВ, ЗАДАННЫХ АВТОРОМ

СЕБЕ САМОМУ

У ВЕЛИКОЙ

КИТАЙСКОЙ СТЕНЫ

В РАЗМЫШЛЕНИЯХ

О ДАЛЕКОЙ РОССИИ

Китайская кухня – это не просто насыщение, не просто гастрономия, но мистическое религиозное действо, жертвенный ритуал и театр, когда белок в своих бесчисленных комбинациях, воплощенных в животный и растительный мир, исследуется на вкусовые свойства и переживания. Превращается то в наслаждение, то в страдание, в изумление или экстаз, открывая вкушающему человеку бездны в загадочном чувственном мире, через который человек познает сотворившее этот мир божество.

Перед вами на стол ставится треножник с огнем, на нем – малая вскипающая кастрюлька. И вы сами деревянными палочками, как пинцетом, хватаете с подноса разложенные там, еще сырые, неприготовленные яства, кидаете их в кипяток. Это может быть тонкий ломтик баранины, который мгновенно сворачивается в золотистый благоухающий комочек, и если окунуть его в сложную, из двадцати компонентов подливу, мгновенно тает во рту, побуждая вас повторить этот опыт. Но вы удерживаете себя и вместо баранины кидаете в кипяток стеклянную с ломкими усиками креветку, которая тут же становится розовой. Затем – жемчужную ракушку с влажным моллюском. Сочный стебель капусты. Или язык утки. Или тонко нарезанный хрящ свиного уха. Или желудок курицы. Морской гребешок. Круглый глаз глубоководной рыбы. Отрезок змеи с сочным розовым позвонком. Ломтик земляной груши. И этому жертвоприношению нет предела, перед вами кипит жертвенный алтарь, пиала с подливой благоухает сложным ароматом ванили, сосны, чеснока и водорослей. И ваш язык горит, и губы трепещут от постоянного возбуждения, греховного, с точки зрения христианской этики, но вполне объяснимого для китайцев, которые через такие же бесчисленные опыты над другими видами материи изобрели порох, шелк, бумагу, фарфор, Великую Китайскую стену, а сегодня, как выяснилось, и свое “китайское экономическое чудо”.

Не вопросами китайской кухни занимался я, приехав в Китай. Иные вопросы задавал я себе, посещая заводы, университеты, новые города и лаборатории, семейства обывателей и сообщества художников и литераторов. Иные загадки загадывал я себе, занося в блокнот пятьдесят сакраментальных вопросов, рожденных в постоянных сравнениях великого Китая и моей любимой, несчастной Родины.

Почему, спрашивал я себя, распался коммунистический Советский Союз, окрасивший в свой победный пурпурный цвет весь ХХ век, а коммунистический Китай не только не распался, а создает свою грандиозную цивилизацию, изумляя мир?

Почему сегодняшняя демократическая Россия входит в новое столетие разутая и раздетая, без идеи, мечты, без воли к развитию, а коммунистический Китай, бодрый, организованный, миллиардный, знает свою стратегическую цель, мощно воплощает понятное ему достижимое будущее?

Почему в России не утихают изнурительная склока и рознь бедных с богатыми, русских с нерусскими, центра с окраинами, правительства и Думы, стариков и молодых, “белых” и “красных”, и любая попытка строить и действовать залипает в тошнотворной, не имеющей завершения склоке, а Китай, консолидированный, управляемый из единого стратегического центра, конструирует новое небывалое общество?

Почему Америка, враждебная коммунизму, вкладывает капиталы в развитие коммунистического Китая, обеспечивает ему режим наибольшего благоприятствования в торговле, вливает свою энергию в китайский потенциал, а демократическая, дружественная Америке, зависящая от нее Россия ждет – не дождется американских инвестиций, стоит перед Белым Домом с протянутой рукой, и могучая Америка не желает участвовать в экономическом строительстве демократической России?

Почему демократическая Америка, осудив расстрел китайских диссидентов на площади Тяньаньмынь, продолжает накачивать экономику Китая, способствует усилению его ракетно-ядерного потенциала, а в России, приветствуя фашистский расстрел демократического парламента, проводит удушение российских военных технологий, стремится обескровить и разрушить Россию?

Почему государственные магазины Китая, коим нет числа, завалены отличными товарами отечественного производства – модной и дешевой одеждой, современными телевизорами, холодильниками, бытовой техникой, раскупаемой простым народом, а буржуазная, сломившая социализм Россия превратилась в страну лотков с ядовитой фальшивой водкой, с редкими частными магазинами для миллиардеров?

Почему борьба с коррупцией в Китае сопровождается увольнением мэров, снятием крупных партийцев, а в России ограничивается болтовней, глумливым смехом ворующих мэров-гангстеров?

Почему в руководстве страной, управлении промышленностью, телевизионном вещании заняты коренные китайцы, а в России во всех этих сферах – ничтожная доля русских?

Почему гениальный Дэн Сяопин, творец “китайского чуда”, почувствовав себя старым и дряхлым, ушел в тень, уступил первые роли молодым и способным политикам, а хворый, дышащий на ладан Ельцин, разрушивший страну, отлучивший ее от развития, показавший полную неспособность властвовать, снова устремился во власть, закупорил своей дряхлой плотью, неполноценным рассудком и волей все живые сосуды российской политической жизни?

Почему Китай, рискуя развязать Третью мировую, претендует на остров Тайвань, как на свою неотъемлемую часть, а Россия, потеряв половину территории, разбросав ЗО миллионов русских, отказывается теперь от Чечни, порождая распад России?

Такими вопросами я терзал себе душу в Китае, и пока стоял на перекрестке двух пекинских проспектов у подножия стеклянно-стального небоскреба, мимо меня на шелестящих велосипедах и глазированных “вольво” и “фольксвагенах” прокатил миллион китайцев.

Великая Китайская Стена – значительней марсианских каналов. Она – воплощение китайского глобализма, чудо имперской геополитики, венец организационных усилий, на которые способен народ, мыслящий категориями континентов. Если эпоху, в которую возведена Стена, а также поколения мыслителей, генералов, поэтов, воплотивших в Стене свою государственную идею, историческую философию и религиозную мечту, сравнить с огромным моллюском, который жил, пульсировал и умер, то Стена – это остаток раковины, в которой существовал и укрывался моллюск.

Я стою на Стене, держась за ее шершавый холодный камень, и она уходит от меня, изливается из моих рук вверх по зеленому склону и выше – до крутого в рыжих осыпях гребня, опадает за ним, возникает вдали на другом с клоне, до каменной туманной вершины, скрывается за ней, возносится вдали на синей горе, уходит в поднебесье, пропадает в тучах, прорывается сквозь них на далеком хребте, течет по снегам, по скользящим лучам, по морозным камням, сливается с ледником, оттаивает, влажно ниспадает в долины. Омывается горячими ливнями, режет пески пустыни, омывается океаном. На одном ее конце – шумный соленый вал, синяя бесконечность, куда она погружает свое зубчатое ребристое тело, а на другом, за пять тысяч верст – раскаленное, посыпанное желтым песком плато с белесыми черепами умерших верблюдов. Моя рука, прижатая к камню, чувствует протяженность стены, округлость земли, рельеф хребтов и долин.

Я думаю о неведомых мне солдатах, облаченных в кожаные доспехи, с загадочным чувством героики, подвига, смерти, что сражались на этой Стене, прогоняя по ней боевые, запряженные четверкой коней колесницы.

Но, видит Бог, не затем я приехал в Китай, чтобы оказаться у Великой Стены и смотреть, как по ней – мерно, все в одну сторону, идут тысячи черноволосых, с узкими глазами людей, исчезая за облаками, осуществляя пешком свое восхождение в Космос.

Почему, задавал я себе непрерывные вопросы, посещая заводы и научные центры, встречаясь с интеллектуалами и обывателями, почему Китай претендует на свой цветущий остров Тайвань, устраивает военные маневры, угрожает захватить остров, но при этом не воюет, мирно возвращает себе Гонконг, а Россия, потеряв половину территории, отказавшись от 30 миллионов русских, продолжает разваливаться, отказывается от Чечни, от Башкирии и Татарии, пренебрегая судьбой миллионов живущих там русских, и при этом воюет – бездарно, кроваво и беспросветно, вызывая к себе отвращение мира?

Почему Народно-освободительная армия Китая – могучий инструмент государства, почитаемый в обществе, где каждый, вне зависимости от сословий, юноша из миллиардного населения, проходит военную службу и офицер причислен к элите страны, и дух победы над Японией, над Чан Кайши и Америкой питает народное сознание, а в России поруганная, безоружная, безденежная армия рассыпается на глазах, поносимая прессой, привилегированные слои не отдают своих сыновей на воинскую службу, из Чечни в цинковых гробах присылают детей крестьян и рабочих, а офицер, одичавший от безденежья, ночами украдкой разгружает вагоны с овощами или пускает себе пулю в лоб?

Почему китайский юноша жадно учится, стремится в институты, высшие школы, овладевая профессиями строителя, элекетронщика, летчика, антрополога, а российский юноша, растленный примитивным стяжательством, мелко торгует, бездельничает, ищет развлечений, и роли челнока, охранника, слуги богатого хозяина, а также рэкетира, проститутки и киллера стали престижными, почти открыто поощряются общественной моралью?

Почему на пекинском телевидении действуют два десятка каналов, среди передач много образовательных программ, передачи о жизни деревни, завода, города, множество исторических, прославляющих Китай фильмов, фольклор, знаменитая Пекинская опера, и если это передачи об Америке и Европе, то это рассказ о достижениях технической цивилизации, о шедеврах искусства, а на российском телевидении среди пяти однообразных программ главное место занимают пошло-развлекательные игры, КВН, фестивали анекдотов, непристойности, пошлости и тошнотворная, приторная реклама, затмевающая реальную жизнь огромного страдающего народа?

Почему в Китае народ всей своей миллиардной массой богатеет, умнеет, хорошо одевается, много читает, пользуется все большей интеллектуальной и экономической свободой, открыто критикует недостатки режима и при этом чтит власть, разумно и твердо управляется этой властью, а в России народ нищает, деградирует, погружается в тьму, поносит и ненавидит власть, отказывает ей в доверии, высмеивает ее, отрицает все, что связано с этой властью, а власть боится народа, презирает его, отгораживается непроницаемой стеной сословных, административных, информационных барьеров, из-за которых вылетают к народу тысячи неумных, неисполняемых указов?

Почему коммунистический Китай – самое динамичное на планете общество, где прирост валового продукта достигает 13 процентов годовых, где города на глазах превращаются в скопища небоскребов, где первоклассные трассы чертят страну от тропиков до тайги, где в устойчивом социалистическом укладе возникают “свободные экономические зоны” буржуазного уклада, новый стиль жизни, новые, связанные с рынком либеральные ценности, и при этом жизнь остается стабильной, избавленной от внешних и внутренних потрясений, а в буржуазно-либеральной России, где власти постоянно твердят о стабильности, происходят постоянные потрясения, катастрофы, отрицающие всякую возможность развития, делающие человека жалкой песчинкой среди социальных бурь и конфликтов?

Почему в Китае, наряду с ведущей компартией, существуют и другие, около десятка, политические партии, представляющие интересы либеральных и буржуазных слоев, посылающие в парламент своих представителей, где соперничество этих партий не выливается в грызню, в непрерывный лишенный правил конфликт, раздирающий народ на части, блокирующий всякую возможность развития, как это имеет место в современной России, где группировки и партии, потеряв из вида общенациональную цель, целое пятилетие терзают изнуренную страну взаимной враждой и ненавистью?

Почему в Китае, сознательно насаждающем капиталистические отношения, привозят из Америки и Японии целые отрасли сверхсовременных производств, миллиардные капиталы, ученых и менеджеров, почему этот буржуазный американо-японский капитал не пускают в космическую и ракетно-ядерную индустрию, в химические отрасли, в оборонные технологии, а в России ЦРУ, американские и немецкие эксперты осведомлены о всех параметрах российского военно-промышленного комплекса, “влезают” в самые закрытые предприятия, стали обладателями контрольных пакетов, переориентируют эти сверхсовременные военные предприятия на производство примитивной бытовой техники, навсегда лишая Россию уникальных, устремленных в грядущее производств?

Почему миллиардный Китай затрачивает титанические усилия с тем, чтобы остановить рост своего населения, формируя семью с одним ребенком, борясь с демографическим взрывом, а в России царит бездетность, люди не желают вступать в брак и иметь детей, население убывает по миллиону в год, и наши города и деревни все больше и больше заселяются стариками и немощными?

Почему в городах Китая идет гигантское строительство жилья, заводов, гостиниц, и облик Пекина, Шанхая меняется ежегодно, формируется сотнями небоскребов, мостов, автострад, а в России осыпаются и сгнивают опустевшие заводы, рушатся здания, и единственный вид строительства -это ремонт старых, купленных богачами особняков, стекляшки банков, поражающих своей однообразной убогостью?

Пекинская опера – искусство магическое. Волшебство, связанное с трансформацией человеческого образа, снятием с человека его оболочки. Работа над этой оболочкой в магической лаборатории. Возвращение человеку его трансформированного образа, пропущенного через руки мага, делает человека условным, превращает его в подобие человека, выпаривает человека в сухой остаток.

Кто они, эти облаченные в разноцветные шелка мужчины и женщины из древней китайской мифологии – императорские воины, сборщики податей, слуги, принцессы, феи? Что значат их странные, составленные из дуг, окружностей, лекальных кривых движения, когда рука с тонко изогнутым пальцем прочерчивает в пространстве синусоиду и замирает в гаснущих колебаниях, как пружина в сопровождении тонкого электронного звука, который, теряя гармоники, медленно затихает вслед за движением руки? Что значат эти нарумяненные, покрытые белилами золоченые маски, под которыми не видны живые лица, а их мимика – это всего лишь несколько условных выражений гнева, восторга, лукавства?

Я несколько раз, когда выпадало время, ходил в Пекинскую оперу и, пережив многократное таинственное наслаждение, вдруг понял природу этой восхитительной условности, той самой, что так волновала европейских художников в начале века.

В природе действа лежит театр кукол, когда человек поручает кукле играть себя самого, упрощаясь и укрупняясь в кукле, оставляя от себя один каркас. Однако китайцы пошли дальше и поручили человеку играть куклу, воспроизводя с помощью сложной психологической игры условную, упрощенную жизнь марионетки. Это двойное упрощение – движение от человека к кукле и от куклы к человеку – и создает иррациональное ощущение, когда на освещенной сцене под аккомпанемент космической музыки в пятне яркого света движутся, как в танце, загадочные существа, выкликая металлическими мембранными голосами стихи, молитвы и притчи.

И ты вдруг узнаешь в этой древней китайской традиции ультрасовременную эстетику, все эти “рэпы” и “стэпы”, когда танец и звук воспроизводят электронного робота, кванты его движений, его механические траектории, его утробные, записанные на пленку речитативы.

И к списку изобретений китайской древности – фарфор, бумага, порох, шелк, книгопечатание – можно прибавить и эту ультрасовременную эстетику, имеющую свое философское и антропологическое объяснение.

Но поверьте, не этих открытий я ждал от поездки в Китай. Не этими вопросами задавался я, оставаясь после огромного, насыщенного встречами дня в пустом гостиничном номере, глядя на экран телевизора, где, не касаясь земли, парили люди-куклы, сотворяя свой иррациональный волшебный мир.

Почему в Китае политики, партийные вожди, мэры городов, губернаторы остаются вне коммерции, им запрещено участвовать в бизнесе; в случае нарушений пойманные за взятки, за тайные связи с банкирами, они беспощадно изгоняются из власти, подвергаются суду и преследованиям, а в России высшие чины государства, мэры, министры связаны с криминальным бизнесом, являются самыми богатыми, безответственными перед законом и общественной моралью людьми?

Почему в демократической России разрушены все достижения социализма, закрыты пионерские лагеря, детсады, уничтожены агрогорода и индустриальные Города Будущего, а в коммунистическом Китае укрупняются и совершенствуются бесплатное обучение, медицина, строится бесплатное жилье, а в деревнях создаются поселения, отвечающие лучшим архитектурным и коммунальным стандартам?

Почему в Китае разрушители, нигилисты, растлители, моральные извращенцы, мерзавцы и злодеи, оскверняющие строй, культуру, тип жизни и национальные ценности, не допущены на телевидение, в школы, в идеологические центры, обречены на существование в унылых диссидентских кружках, а в России разрушители годами вещают с экранов, пишут учебники, руководят культурой, политикой, превращая национальную жизнь страны в ад?

Почему китаец, где бы он ни находился, – в глухой деревне или на европейском форуме, испытывает гордость за свою страну, чувствует к себе почтение как к представителю гигантского, рвущегося в мировые лидеры государства, а русский, будь то “челнок” или атомный физик, испытывает уныние и боль за свою разрушенную Родину, а со стороны других народов – равнодушие, потерю интереса или брезгливое сострадание, как к калеке, не сумевшему сохранить свое здоровье?

Почему в Китае создано множество научных и политических центров, где изучают причины распада СССР, исследуют каждую деталь, каждую мелочь, описывающие крушение советского коммунизма, а в РФ, жалкой наследнице великого Советского Союза, нет ни одной серьезной работы, исследующей крушение могучей цивилизации, а вместо этого – дешевые пропагандистские штампы, демократические мифы, не имеющие научной цены?

Почему Дэн Сяопин, гонимый Мао Цзедуном, ученик парижской политической школы, начав реформы, сохранил коммунистический строй, добившись бурного развития Китая, а Горбачев, баловень, благополучный номенклатурщик, начав реформы, запустил механизм разрушения и безжалостно погубил СССР?

Почему Китаю удалось создать громадные накопления, собрать ресурсы, отказывая себе в самом необходимом, сконцентрировать потенциал, а потом направить его в развитие, создать технотронную цивилизацию ХХI века, а в России “реформаторы” разворовали доставшиеся от СССР богатства, переправили за рубеж металлы, золотой запас, технологии, обрекая страну на деградацию, спад производства, на экономическую пустыню, где больше невозможно развитие?

Почему Китай, совершив экономическую революцию, революционно меняя уклад, стремительно видоизменяясь, поддерживает политическую стабильность, социальную гармонию, управляя противоречиями, не давая выхода катастрофическим энергиям, а в России власть будто специально ввергает страну в катастрофы, важнейшие из которых – распад СССР, шоковая терапия, расстрел парламента, чеченская война, смертельная болезнь президента?

Почему в Китае к Великой китайской Стене съезжаются миллионы простых людей из самых отдаленных провинций, приобщаются к родной истории, а в России, где когда-то туризм был самым любимым занятием граждан, теперь безлюдно у Софии Новгородской и в Ферапонтовом монастыре, куда не в силах приехать обнищавшее измученное население?

Почему ранним утром на пекинских улицах можно увидеть множество стариков, занимающихся гимнастикой, и молодых, танцующих бальные танцы, а в тот же час на улицах Москвы – замерзшие бомжи и усталые, идущие с промысла проститутки?

Пекин-Москва, октябрь 1996 г.

окончание следует