355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » "Завтра" Газета » Газета Завтра 828 (92 2009) » Текст книги (страница 7)
Газета Завтра 828 (92 2009)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:08

Текст книги "Газета Завтра 828 (92 2009)"


Автор книги: "Завтра" Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Марина Котельникова КОСНУВШАЯСЯ ВЕЧНОСТИ

Мой старший брат, полковник авиации в отставке, позвонил мне взволнованный. «Ты представляешь, что я узнал!» Я чуть не поверила в истребитель пятого поколения на аэродроме Ахтубинска. «Отель Швейцарии сохраняет в неприкосновенности, ни за какие деньги не сдает номер, в котором умерла Анна Павлова!» Я промолчала. «Что им, швейцарцам, русская балерина? А вот ведь…»

25 сентября на Новодевичьем кладбище открыли памятник Наталии Бессмертновой, феноменальной балерине, романтическому цветку из венка имен Тальони, Павловой, Спесивцевой. На кладбище собралось человек сто чеховских Фирсов. Оказалось, еще есть кому вспомнить молнии искусства, что частоколом вонзались в сцену Большого театра. Оказалось, что власть Григоровича еще привлекла Первый канал, и тот дал на пару секунд картинку из жизни внутренней эмиграции. В глаза этих, словно держащих оборону, рассеянных по мегаполису людей, попали осколки кривого зеркала. Сквозь железобетон пошлости они все еще прозревают красивое.

Полчаса длилась церемония. И все это время лил дождь. Космические потоки воды обрушились на землю. Что смывала стихия? Предположу, ответ на вопрос моего старшего брата.

Наталия Бессмертнова принадлежит к тому типу балерин, дыхание Ангела в которых было очевидно современникам. Кроме того, ее отличали уникальные внешние данные. Иконописное лицо с бездонными, чуть тронутыми скорбью глазами, хрупкая фигура, удивительные по выразительности своей удлиненные руки с узкими висячими кистями… Все вместе пробуждало в моем воображении мистические образы лермонтовской Бэлы, царицы Тамары из "Демона", врубелевской Царевны-Лебедя. Сама природа предопределила Наталии Бессмертновой участь идеальной романтической балерины. Такие редко приходят на землю. Ну, разве, чтобы засвидетельствовать живое воплощение чуда.

Я познакомилась с Наталией Бессмертновой в 1996 году. Майский теплый день. Я шла к хореографическому училищу и вспоминала свои детские впечатления. Смешно сказать, но при появлении Бессмертновой на телеэкране я закрывала лицо и завороженно смотрела через расставленные пальцы. Теперь мне предстояло знакомство вживую. Мое волнение было вполне естественным.

Здесь я должна сделать отступление. В марте 1995 года в Большом театре произошел раскол. Главный балетмейстер Григорович, главный художник Левенталь, главный дирижер Симонов из-за конфликта с дирекцией театра подали заявления об увольнении. Дирекция заявления приняла, потерла руки от удовольствия, и свора критиков как по команде закричала "Ату его!". Григоровича назвали "креатурой" советской власти, он мешал перейти в театре к рыночным отношениям. Григорович – зло для балета – заявила, среди других, и Майя Плисецкая. Григорович ушел. Бессмертнова – вслед за маэстро.

Итак, я подходила к училищу. Из-за руля джипа, автомобиль остановился напротив центрального входа, вышла Бессмертнова. Первое впечатление: конфликт. Конфликт "сильфидной" Бессмертновой с самой Бессмертновой. Наталия Игоревна приветливо заговорила со мной. И следующий конфликт. Сказать, что в ней не было ни тени позы народной артистки СССР, лауреата Ленинских премий, да просто гениальной балерины – это значит, ничего не сказать. Со мной разговаривала остроумная, веселая женщина. Верно, ее энергетика объясняла смысл поговорки: "хорошо дружить с богатыми и знаменитыми". На несколько счастливых лет у меня сложились с Наталией Игоревной отношения симпатий.

Мы часто созванивались. Реже встречались. Всякий раз я чувствовала, что заговорить с Бессмертновой о балетном прошлом было бы верхом бестактности. И мы не касались этой темы вообще. Как-то декабрьскими сумерками мы шли от метро "Театральная" в ЦУМ: Бессмертновой был нужен ковер, я искала рождественские подарки. Вдруг в сквере перед Большим Бессмертнова остановилась и задумчиво произнесла: "Как будто я здесь и не работала. Ты знаешь, мы с Григоровичем и пройти в театр не можем". "Вы-то и не можете?" – смешливо переспросила я. "У нас нет пропуска". И мы прошли в ЦУМ, не комментируя людоедские нравы чиновников от искусства.

Помню еще такой случай. После гастролей Кабалье в Москве я поделилась с Наталией Игоревной одной историей. Во время жутко пафосного концерта, что проходил в амфитеатре под открытом небом Египта, Кабалье исполнила арию и сошла со сцены, чтобы занять свое место в почетном первом ряду. Кресла этого ряда были установлены на деревянный настил, закрывающий не очень глубокий, но ров. И вот когда Кабалье, вся из себя примадонна, подошла к своему креслу и села, раздался устрашающий звук "крррр-р-р", настил треснул и провалился. В ответ Бессмертнова рассказала, как тоже едва не оказалась жертвой искусства. Ла Скала выступал в Большом. "Со сцены шел какой-то неземной красоты, нечеловеческий голос. Сцена была черна, задник черный, а еще говорят, что декорации Вирсаладзе мрачные! И я всё силилась всмотреться в темноту, увидеть, откуда же идет этот звук. Наконец, тонкий луч софита высветил белое, как мел, лицо Монтсеррат, и продолжал литься чудный, совсем нечеловеческий голос". Пока Бессмертнова всматривалась в "нечеловеческий голос", то чуть не упорхнула через барьер ложи бельэтажа. Сидящий за нею человек успел ухватить её за одежды. Ну, мы посмеялись, конечно.

Доступность Бессмертновой, простота ее сердца, отсутствие искривлённости души удивляли меня на протяжении всех лет знакомства. Но было у Бессмертновой качество, которое приводило в восторг. Это качество – ее бытийность. Она умела организовать быт и создать атмосферу комфорта. Одно нахождение рядом с ней защищало Кремлевской стеной. Как-то Наталия Игоревна пригласила меня в гости. Ей в голову не пришло остановиться взглядом на фотографиях, афишах; первым делом она "похвасталась" абажурами для бра в гостиной. Эти "граммафончики", надетые на высокие светильники в форме свечей, она смастерила сама. Она заразительно вкусно готовила и сервировала овальный стол в гостиной так, будто устраивала дипломатический прием. А чего стоили ремонты! Несколько раз я наблюдала, как Наталия Игоревна со старательностью первоклашки повторяла за рабочими названия шпаклевок, красок. Потом уезжала. Накатавшись по рынкам Москвы, она привозила целые короба. "Не, не то", – сетовали рабочие. И снова на рынок! Со стороны это выглядело комично. Однако работа шла всерьез. "Наталия Игоревна, – спросила я однажды, – а они вообще-то знают, что вы – прима Большого театра, слава русского балета?" Я не могу сказать с уверенностью, что Бессмертнова расслышала мой вопрос. Он не представлял для нее ни малейшего интереса.

Расписание московской жизни Бессмертновой было подчинено двум лицам: Григоровичу и маме. Мама жила на даче, которую Наталия Игоревна обожала и куда уезжала при малейшей возможности. Григорович… Он создавал театр в Краснодаре, ставил балеты за рубежом. В любое время года, любое время суток Бессмертнова садилась за руль и встречала-провожала мужа. Она вела корреспонденцию, она вела дом. По мере необходимости она выезжала к Григоровичу и как педагог-репетитор помогала работе. Она окружала Григоровича заботой, сила которой не позволяла поколебать пьедестал, на который он однажды поднялся. Бессмертнова оказалась не только любимой балериной Григоровича, не только идеальным "пластическим материалом" для реализации задуманных им образов, не только ревностным хранителем и пропагандистом державного балета, и даже не только верной женой. Самозабвенным служением Юрию Николаевичу она явила собой ту любовь, о которой написано: "и нету выше той любви, нежели чем кто положит душу свою за други своя".

Я часто задумывалась над парадоксом. Каким образом Бессмертнова соединяла в себе победительную витальность, трезвость и даже практичность вне сцены и полную невозможность совладания с окружающей жизнью в эмблемных для нее ролях? Допустим – рассуждала – я познакомилась с Бессмертновой вскоре после ее ухода со сцены. Допустим, она тяжело переживала расставание с Большим. Но ведь я встречала людей, которые знали ее в зените славы, и они тоже удивлялись несхожести Бессмертновой на сцене и в жизни. Я вглядывалась в видеозаписи балетов, фотографии и поняла. Любить жизнь так, как любила ее Бессмертнова, согревать заботой так, как согревала Бессмертнова, способен лишь человек, который однажды коснулся вечности. Бессмертнова касалась не однажды. В ломаных линиях пластики, воздушности парений Бессмертнова-Жизель словно теряла телесность и устремлялась в селения и веси. И чем тревожней слепил зрителя блеск сильфидных крылышек, что опадают от прикосновения враждебного им земного мира, тем ценнее оказывался для Бессмертновой весь этот земной мир, едва спадало с нее сильфидное платье.

Лишь тот настоящий романтик, постулировала Цветаева, кто знает жизнь и остается романтиком. Бессмертнова была настоящим романтиком. И не потому ли в детстве я закрывала лицо и смотрела на Бессмертнову через расставленные пальцы? Ибо слишком страшен в безднах своих романтизм, слишком трагичен его танец, а красота его пленительна. И вечна. Как вечно тихое величие Наталии Бессмертновой, величие великой русской балерины, ушедшей однажды в синие туманы.

Тит ТАК!

Много раз наша газета писала о том, что так называемые современные художники «не догоняют» современность. Что омывающий нашу жизнь вал сложнейших и непознанных явлений остается по-прежнему неназванным и неосмысленным. А те, кто претендует на звание носителя передовых взглядов, на поверку заняты плагиатом и мелкими спекуляциями. В течение всех 90-х годов связка актуалистов с нарождающимся классом крупной буржуазии была очевидна. Пресловутый Марат Гельман – только символ этого объективного, по сути, процесса. «Современное искусство» завелось в России одновременно с банками, биржами, глянцевыми журналами и приватизацией. Это была часть единого процесса либеральной вестернизации, замешанного на комерции. У современных художников получалась революция в стакане и на продажу – нечто вроде лимонада, терпкой шипучки.

При этом даже наше посконно-почвенное направление, затерявшееся в складках народной жизни, таило в себе больше концептуальных откровений, чем искусство галерейных прыгунов.

Совершенно незамеченной прошла такая, например, история десятилетней давности. Накануне предполагаемого импичмента Ельцина в Государственной думе России прошла выставка объединения "Русский пожар". На выставке была представлена работа скульптора Александра Сусликова "Неизвестный гранатометчик". Это была апология человека, в марте 1999 года стрелявшего при всем честном народе из гранатомета в американское посольство и успевшего скрыться. Гранатометчик мстил за сербов, за Косово. Скульптура изображала крупную фигуру в маске с грозным оружием на плече. Казалось бы – политическая актуальность налицо! Но всё оказалось гораздо интереснее и концептуальнее. Дело в том, что реальным гранатометчиком был сам скульптор Александр Сусликов, слепивший самого себя. В результате следственных действий ФСБ позднее Сусликов был уличен, взят под стражу, осужден по статье "терроризм" и посажен в тюрьму. Ныне он, слава Богу, уже на свободе и не собирается повторять свой радикальный художественный жест. Но согласитесь, в сравнении с Сусликовым двадцатилетние потуги "современных художников" смотрятся бледно, жидко и невкусно. Разбавленный морс, не так ли?

Эта вечная кривая двусмысленная ухмылка, которая пытается присвоить себе высокое звание иронии, – убивает не только территорию искусства, не только возможность катарсиса, но в принципе закрывает возможность любой другой коммуникации. Ведь эта либеральная гримаса позволяет "художничкам" не отвечать за базар, то есть не сидеть в тюрьме, не жертвовать здоровьем и репутацией. Но если за посланиями не стоит человек, его чувства, энергия, воля и ответственность, то зачем их читать? Не лучше ли насладиться тогда картинами мира без посредников, удовлетвориться образами безымянной действительности?

Ситуация, на мой взгляд, переломилась в декабре этого года, когда премию Василия Кандинского получил Алексей Беляев-Гинтовт. В мир двусмысленных смешков был привнесен смысл, и этот смысл победил. И с этого момента смысла будет больше, самого разного, может быть (и скорее всего), абсолютно противоположенного беляевскому. Но он будет!

Вечный комиссар-куратор Иосиф Бакштейн растрогал до слез, когда, комментируя творчество Беляева-Гинтовта, заявил: "Мало художественной составляющей…" В том, что бакштейны заговорили о художественной составляющей, – заслуга Гинтовта.

Ведь не случайно нынешняя ярмарка "Арт-Москва-2009", раскинувшаяся в стенах ЦДХ, проросла тут же и художественностью, и актуальностью. По залам Дома художника плыл даже заплутавший было в мировом океане пресловутый "Arctic Sea", что не на шутку взволновало многих. Одна французская галерея написала на своем стенде: "Извините, из-за проблем с таможней мы не успели подготовить нашу экспозицию". Концептуальная надпись заставляет задуматься: а что же они везли, если их задержали на границе?

Галерея "Триумф", при помощи того же Беляева, смогла не только отозваться на запросы времени, но и заглянуть в будущее. Экспозиция "Даешь космопарад!" изображает утопленный в солнечной энергии евразийский парад на Красной площади середины ХХI века, когда порядки боевых слонов подкреплены высоким полётом реактивных рубиновых звёзд. Дожить бы!

Фёдор Бирюков АПОСТРОФ

Александр Дугин. «Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века». – СПб.: Амфора, 2009, 351 с.

Сегодня, в новые времена, ознаменованные вначале "зарей в сапогах", а потом появлением доктрины "суверенной демократии" и развившимся из нее феноменом Тандема, русская жизнь во многом характеризуется устойчивым политическим нигилизмом масс. Назовем это общественное настроение "нигилизмом минус" (поскольку есть еще "нигилизм плюс" – активное, нарочито анархическое неприятие внешней социальной мишуры, встречающееся среди аутентичных крайне правых и левых радикалов).

Итак, "нигилизм минус". Демонстративная социальная апатия, доходящая до физиологического неприятия Политического в любом его проявлении (примеры: стабильно низкая явка на выборах, матерный глум как над "демократией", так и над "тоталитаризмом"). Принципиальное недоверие и нелюбовь к Государству вообще и к его представителям – агентам – различного уровня, в частности (этим пользуется даже сама верховная власть, периодически устраивая показательную "порку" проштрафившимся чиновникам, – такое, дескать, народу завсегда по душе). Экономическая игра с властями в "кошки-мышки", в результате которой государство привычно недополучает баснословные суммы в бюджет, а "хитрые" обыватели с мрачной решимостью лишают себя даже гипотетической социальной поддержки. И так далее.

Модифицированный русский вопрос в данный момент звучит так: "Кто виноват в том, что никто не хочет ничего делать?" Готовых ответов масса: "кровавая гебня" (либеральная версия), "антинародный режим" (коммунистическая версия), "жидомасоны" (фашистская версия). Это, как вы понимаете, достаточно "элитарные" (смайлик прилагается) точки зрения. Ну а "пролетарским" ответом будет традиционная формула Мировой Тайны – "икс три" – Х.З.

Россия – как народ, социум – словно бы спит. Или убедительно притворяется, как дети в "тихий час". Но другие народы не спят: сотни тысяч американцев говорят своему президенту – "лжец"; недовольные изменчивыми законами рынка европейские крестьяне выливают свежее молоко прямо на поля, в землю, тем самым зачиная новую языческую традицию жертвоприношений; арабы и евреи, каждые отдельно, но массово и истово посылают друг друга "на", периодически обмениваясь и более ощутимыми "посланиями"; и даже "нанятая" молдавская молодежь показала свою способность к творческому разрушению, а не только лишь к вербальному протесту. Русские же перестали даже держать для власти булыжник за пазухой, просто выкинув его в придорожную канаву. Кажется, что так. Но на самом деле – отнюдь.

Довольно жить миражами "холодной войны". Мы так долго с умилением смотрели дома на видеофильмы "Из России с любовью" и "Рэмбо III", что успели вжиться в предлагаемый образ а-ля "рашн медвед". Между тем, эпоха поменялась. Презрительно обзывая окружающее "обществом спектакля", мы не замечаем своих до предела изношенных сценических нарядов, – прямиком из XVIII столетия, с тех еще карнавалов-баррикад. Если уж мировая политика и в самом деле отдает театром, Россия должна стать звездой сцены. И никак иначе! Ведь настоящее Искусство – это сконцентрированная во времени Жизнь.

Новая книга русского философа, империалиста и идеолога неоевразийства Александра Дугина "Четвертая политическая теория", по замыслу самого автора – рецепт эффективного лекарства от вируса "нигилизма минус", убивающего политическую волю народа России. Что ж, по многим параметрам это так и есть.

Важнейший мессидж Дугина: все идеологии, которыми мы по инерции пытаемся пользоваться сейчас, не то что устарели, но – непригодны, вредны для нашего национального организма, нашего государственного тела и разума.

На признанную молчаливым большинством победу либерализма и тотальный постмодернистский шабаш Дугин отвечает концепцией интегрального консерватизма, модулем переосмысленного и снабженного сверхсовременными "фишками" имперского евразийства и даже "эротического патриотизма". Насколько тоталитарен и вульгарен либерализм, настолько по-русски всечеловечной должна быть реакция/революция на него – Четвертая политическая теория.

"Россия и мир находятся в ситуации кризиса идеологий. Либерализм, коммунизм и фашизм – идеологии двадцатого века – изжили себя. Потому необходимо создание новой, четвертой политической теории", – заявил Александр Дугин на недавней презентации своей книги в Санкт-Петербурге, самом имперском городе Руси.

Завершая идеологический "квадрат", автор, по сути, спасает русского интеллигента, заблудившегося в трех соснах. Если для "мужика" число три является оптимальным, то "образованца" оно ставит в тупик – тупик либерализма. Поэтому они вообще избегают подобных дискуссий. Именно таких прогульщиков и подстерегает профессор Дугин – за ухо, да на урок!

Противясь слишком буквальному и нетворческому прочтению, философ подчеркивает, что "с достижением постмодерна либерализм стал не просто политической идеологией, но целым мировоззрением, которое уже не ставится под сомнение. Поэтому природа Четвертой политической теории загадочна – она может появиться, как протест против такой своего рода "матрицы", а может вырасти прямо из постмодерна". Жить опасно и быть бдительным – справедливые требования к русскому "политическому солдату" начала XXI века.

Будучи органичным элементом Русской Идеи, Четвертая политическая теория (ПТ N4) предполагает борьбу – за Народ, за Справедливость, против ненавистников Империи. Более того, зачастую нет времени для идентификации "свой – чужой", а ошибаться жалко. Тогда искренность становится основным критерием отбора в режиме онлайн-атаки. В связи с этим Александр Дугин советует своим сторонникам бить тех, кто не отвечает за свои слова и не готов пострадать за свои идеи. В общем, желающие пострадать – будьте готовы.

По ту сторону всех обессмысленных идеологий – Русское Завтра, Четвертая Теория, Пятая Империя. Счет можно продолжать, но зачем? Хочешь заглянуть за горизонт – стань гражданином, сделай шаг, несмотря на алко-пессимизм соседей по лестничной клетке. Пускай они живут в клетке, но ты – вырвись на волю! Сегодня индивидуум, как ни странно, предшествует Империи вопреки "целому" – царству количества, легионам обывателей, – сейчас Личность рождает Власть.

Как и всякое оружие, ПТ N4 опасна. Создающаяся (прямо сейчас, в момент прочтения тоже!) политическая теория дарит как жизнь, так и смерть. Так что, открывая новую книгу Александра Дугина, вспомните фильмы из серии "Hellraiser": ищущих лишь низменных удовольствий – властных выгод – ожидает кромешный ад.

Хорошо будет, если книга Дугина провокационно столкнет лбами нигилистов с обоих полюсов – и плюса, и минуса. Тогда "лампочка Ильича" зажжется вновь…

Илья Муромец сидел на печи 30 лет, прежде чем выйти на тропу войны. 30, 300, 3000 – давайте, братья, отринем все эти абстрактные нули, согласно выступив за Православную Троицу, за предков, себя и потомков, за Свободу, Справедливость – и РОССИЮ! Против смерти, всего лишь. Втроём – за четверых.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю