Текст книги "Газета Завтра 292 (27 1999)"

Александр Водолагин МАДАМ ТИНУБУ (рассказ)

НЕ ТАК ДАВНО в Москве побывал Чень Мин Фу. Мы приехали в Отрадное. Чень уселся за кухонный стол и углубился в чтение «Книги перемен».

– Хочешь узнать, что ждет тебя вечером? – спросил он. – Кидай кубик. Погадаем.

Я бросил кубик шесть раз, как сказал Чень. Составилась гексаграмма под номером 57: «Благоприятное свидание с великим человеком...»

– С кем же это? – недоумевал я. – Ты уже здесь. А среди моих московских знакомых нет великих.

– Значит, появится незнакомец. Не будем спешить, Подождем развития ситуации.

Ждать нам пришлось совсем недолго. Позвонил Феликс.

– Съездим на Клязьму, – сказал он. – Швефельборн приглашает к себе на дачу. Что-то у него случилось. Нужно помочь.

– А кто этот Швефельборн? – спросил его Чень, когда мы уже мчались по Дмитровскому шоссе в служебной машине Феликса.

– Очень интересный старик. Его называют патриархом отечественной экстрасенсорики. Предки его по отцовской линии – из Скандинавии. А мать, если не врет, из древнего рода какого-то Константинопольского патриарха... Иоакима, что ли. Был такой патриарх, Сань?

– Патриарх-то был. Но вот то, что твой Швефельборн – его родственник, в этом я сомневаюсь.

– Кто его знает? Вообще-то он, как говорится, иногда любит подпустить Андрона.

– А кто такой Андрон? – поинтересовался Чень.

– Да никто. Так у нас говорят о человеке, который любит хвастать, может приврать, – объяснил я нашему китайскому другу.

Мы въехали в опустевший дачный поселок на берегу Клязьминского водохранилища. Был солнечный октябрьский день. Швефельборн – худощавый, высокий, как жердь, старик в красном жилете – копошился в саду над ульями.

– Проходите в дом, – сказал он, не отрываясь от своего занятия.

Феликс провел нас в гостиную. Включил старинную лампу с зеленым абажуром, стоявшую в центре черного квадратного стола. В левом темном углу комнаты я заметил часы с тяжелым медным маятником в высоком и узком деревянном футляре: казалось, время шло здесь в замедленном темпе, даже не шло, а неторопливо истекало – капля за каплей. Рядом с часами – черная деревянная этажерка с застывшими на полочках темными статуэтками египетских божков и священных животных. Особенно мне понравилась терракотовая свернувшаяся змея. Справа от окна на тумбочке – черная печатная машинка с латинским шрифтом, с невыдернутым листком бумаги.

– Трофейная, эсэсовская, – сказал Феликс, осторожно коснувшись пальцами клавиатуры. – Старик пишет книгу о «науке соответствий». Договорился со шведами об издании. Он у них – личность известная. Знаком с королевой.

– Ну-с, господа офицеры, присаживайтесь! – скомандовал Швефельборн, появившийся в комнате с желтым деревянным бочонком медовухи. Старик был в отличном расположении духа. Видимо, общение с пчелами действовало на него самым благоприятным образом. Я с интересом вглядывался в его лицо, но не находил в нем признаков «великого человека», обещанного мне на этот вечер Ченем. Высокий лоб, длинные, слегка оттопыренные уши, ястребиный нос, смеющиеся, прищуренные глаза вызывали ощущение, что перед вами человек-птица. Повернув деревянный квасной краник, он ловко наполнил четыре темных стеклянных бокала прохладным пенившимся напитком.

– Будем здоровы и вечно молоды!

– Очень вкусно! – просиял Чень.

Я почувствовал, будто волна солнечного света разлилась по всему телу.

ФЕЛИКС ПРЕДСТАВИЛ МЕНЯ как знатока эзотерических учений, а Ченя как сторонника здорового образа жизни и обладателя Мистической Потенции. Старик поглядывал на нас смеющимися глазами. Чень завел разговор о сверхчувственном восприятии.

– Феликс рассказывал нам, как вы помогли ему напасть на след пропавшего генерала. Можно узнать, как это у вас получается?

– Да я сам не знаю, голубчик, – Швефельборн хитро улыбнулся.– Как вам объяснить? Представьте себе стенник с запечатанными воском ячейками с медом. Нечто подобное – всеобъемлющее информационное поле. В каждой ячейке хранится знание об определенном месте и времени, о вещи или лице. Нужно только найти соответствующую ячейку и распечатать ее. А там – только вычерпывай нужную тебе информацию.

– Вопрос в том, можно ли научиться считывать такого рода информацию, – сказал я. – Существует ли вполне определенный способ раскупоривания запечатанных ячеек вселенской памяти? Или это – дар свыше: имеющему его дается искомое знание, а у не имеющего отнимется и то, что он имеет, как сказано в Евангелии?

– Ну вы же знаете: не может человек ничего делать от себя. Все довольно-таки просто: либо ты видишь и говоришь о том, что видишь, либо не видишь – тогда помалкивай. Тут какое-то наитие.

– Согласен. Как обстоит дело с прошлым, мне понятно, – рассуждал я. – То, что уже произошло, свершилось, действительно, не исчезает бесследно. И если след существует – хотя бы в виде смутного образа нашей памяти – он уже доступен для ясновидения, может быть прочитан и истолкован. Иное дело – знание будущего, которое ирреально. Возможно ли видение того, чего еще нет, что еще не наступило?

– А почему нет? – Швефельборн смотрел на меня веселыми хитрыми глазами. – Будущее возникает из прошлого, предсуществует в настоящем, значит, и его можно усмотреть умственным взором.

– Предсуществует?

– Да, в виде мысли.

– Тут что-то не так. Есть ведь и несбыточные идеи – идеи без будущего.

– Вам бы, молодой человек, только спорить! – возмутился старик. – Настоящая идея всегда заключает в себе волевой заряд, энергию самоосуществления. Это надо чувствовать. А вы говорите о фантазмах, галлюцинациях.

– Ладно, господа, хватит теоретизировать, – прервал наш диалог Феликс. – Не для этого мы сюда приехали. Что у вас случилось, Иван Иваныч?

Швефельборн бросил взгляд на часы с маятником.

– Не у меня. Скажите господину писателю, чтобы он проходил в дом. Что он там мнется за калиткой?

– Я посмотрю, – сорвался с места Чень.

Через пару минут китаец вернулся – и не один.

– Хоров, – представился гость.

– Детский психиатр, – добавил Швефельборн. – Забросил психиатрию. Пишет исторические романы. И настолько увлекся, что упустил собственного сына. Мальчишка загулял.

Хоров – загорелый толстяк с прекрасным цветом лица, с всклоченной копной темно-русых волос, действительно напоминал своим обликом какого-то известного писателя – то ли Оноре де Бальзака, то ли Александра Дюма-отца.

– Выпьете стаканчик? – предложил Швефельборн.

Хоров осторожно поставил на пол потертый коричневый портфель из крокодиловой кожи, из которого торчал металлический стержень – дротик или гарпун, и с жадностью осушил предложенный ему бокал медовухи. Сел к столу и уставился на маятник в углу комнаты. Похоже, он был не в себе.

– Ну что, сын так и не вернулся? – спросил Швефельборн.

– Нет. Третий день никаких сведений. – Он положил на стол фотографию подростка лет четырнадцати со свисающим на лоб золотистым локоном и пальцем у губ: мальчик словно просил кого-то не разглашать его детскую тайну.

– Живой-живой, не нужно паниковать, – сказал Швефельборн.

– Хороший мальчик, – заметил Чень. – В нем есть что-то необычное.

– Вы знаете, – ожил Хоров, – за несколько месяцев до его рождения он мне приснился: я видел мальчика, сияющего, как солнце. Он и был таким в младенчестве до трех лет, пока не начались наши злоключения: то его, играющего на песке у Оки, накрывает с головой речная волна, то соседка по даче, вообразившая, что именно он таскает морковь с ее огорода, обещает его заколдовать и через месяц его сбивает черная «чайка» в нескольких шагах от нашего дома, то бабка, моя мать, пугает нас тем, что он убежит из дома, и он убегает. Жена уверена, что тут не обошлось без сглаза. Я не принимал ее слова всерьез до самого последнего времени, когда в нашей жизни появилась действительно зловещая фигура со всеми признаками нечистой силы.

– Наверняка какая-нибудь девка, – решил Феликс. – Ничего. Нагуляется и вернется.

– Вы почти угадали, – ожил Хоров. – Только тут не просто девка: богатая тридцатисемилетняя женщина – вот в чем ужас! Хозяйка двух бензоколонок. Скупает и перепродает антиквариат. Познакомилась с моим балбесом в Серебряном бору, на пляже. Предложила работу. Катает его на «джипе», бывает с ним на дискотеках и в ночных клубах, водит по ресторанам, подпаивает и увозит неизвестно куда.

– Гадюка! – воскликнул Феликс. – Засадить ее года на три за вовлечение несовершеннолетнего.

– Пробовали. Приглашали ее в милицию. Она всех там очаровала. Говорят: нет состава преступления, отсутствуют факты. Ничего доказать невозможно, да и не хотят этим заниматься. А мальчишка гибнет. Словно бес в него вселился. Учебу в школе забросил. Мать третирует. На меня с кулаками наскакивает.

– Выпороть его как следует и под замок на полгода, – предложил Феликс. – А тварь эту поганую припугнуть. Возьмем ее сегодня же, вывезем в лесок, постреляем над ухом – у нее желание пропадет трахаться. Вот увидите!

– Нет, так нельзя, – возразил Хоров. – Она все-таки женщина.

– Ну вы, я вижу, великий гуманист! – заметил Феликс с нехорошей улыбкой.

– Феликс прав, – вмешался в разговор Швефельборн. – Пора предпринять что-нибудь серьезное. Сколько можно объяснять ей, что она поступает не совсем хорошо? Дайте хоть взглянуть на мадам?

ХОРОВ ПОЛОЖИЛ НА СТОЛ несколько фотографий. На одной из них маленькая смуглая женщина, закутанная в пеструю, желто-зеленую шаль, надвигалась на мальчика игриво-зловеще, а тот смотрел на нее наивно и растерянно.

– Это обычный сеанс гипноза, – сказал Швефельборн, вглядываясь в фотографию. – Она действует методом внушения. Нужно оторвать их друг от друга на некоторое время, и чары исчезнут. Она иностранка?

– Кажется, нет, – заколебался Хоров. – Хотя зовут ее Гитана.

– Имя испанское или латиноамериканское.

– Может быть, и не имя, а кличка, – предположил Феликс. – «Гитанос» по-испански – цыгане. Посмотрите, как она смугла. Ее можно принять и за египтянку, и за мулатку, и за арабку. Черт ее знает, что за баба! Я видел девицу такого типа в Ваг-аль-Бирке, в Египте, тоже, между прочим, с ниткой красных бус на шее. Обыкновенная проститутка.

– Такие воспаленные красные глаза могут быть только у колдуньи, – заметил Чень, забирая фотографию у Феликса.

– Верное наблюдение, – согласился Швефельборн. – О таких женщинах говорят, что они носят в себе ад.

– Да-да, я постоянно говорю, что она превратила нашу жизнь в ад, – промолвил в задумчивости Хоров. – Она эксцентрична и бесстрашна, не думает о будущем, не боится смерти. Я не удивлюсь, если выяснится, что она просто шизофреничка. Беда в том, что сейчас таких не госпитализируют.

– Зачем нам ее госпитализировать? – удивился Феликс. – Дадим ей по башке так, что она забудет маму родную. Мальчишку заберем и под замок.

– Местонахождение вашего сыночка мы установим, – сказал старик,– но ведь даже если мы его оттуда вытащим, это еще не решение проблемы.

– Тут следует действовать на более тонком уровне, – влез опять в разговор Чень. – Мы никому не должны причинять зла. Тем более, что Гитана пока что ничего плохого вам не сделала. Почему вы решили, что здесь какой-то разврат с ее стороны? В Китае любовь женщины к мальчику ассоциируется с «поздней осенью».

– Какая, к чертовой матери, любовь? – возмутился Хоров. – Она стала опекать моего сына с какой-то задней мыслью. Готовит его для себя. Проколола ему ухо, вставила серебряную серьгу. Синяя татуировка в виде трезубца у него на руке появилась, перстенек с бриллиантовым ромбом в «цыганской» оправе на мизинце. Мы с женой просто в ужасе! Нам кажется, она втягивает его в преступную группу. Формирует у него комплекс супермена, обещает сделать его своим телохранителем и подарить «джип».

– Что за чушь! – поморщился Феликс. – Какой телохранитель из четырнадцатилетнего мальчишки? А насчет преступной группировки – это, по-моему, ваши фантазии. Не все ли вам равно, в конце концов, с кем гуляет ваш сын? Оторвете от этой дряни, найдется другая. Иное дело, если она связана с наркобизнесом. Не крутятся ли наркотики у нее на бензоколонке?

– Полной уверенности у меня нет. Но мне известно, например, что она – собирательница трав. А где трава – там и зелье. Как бы там ни было, мне крайне неприятно, что она накапливает информацию о моей семье, настраивает сына против меня – короче, нагло лезет в частную жизнь.

– Может быть, она хочет с вами породниться? – ухмыльнулся Феликс.

– Не говорите! Она на двадцать три года старше моего поганца.

– Почему все-таки она привязалась именно к вашему сыну? Чем он ее заинтересовал? – спросил Чень. – Если Гитана просто богатая развратница, как вы говорите, она может купить себе другого мальчика. Зачем ей лишние хлопоты?

– Да, еще один очень важный момент, – встрепенулся Хоров. – Эта гадина опекает какой-то интернат. Помогает американцам оформлять усыновление и, видимо, хорошо на этом наживается – под видом благотворительности. Так что к мальчикам у нее действительно интерес повышенный. Но мой-то – не беспризорник, не сирота. На что она рассчитывает? В милиции говорят, что ж тут, мол, плохого: она дает возможность заработать вашему сыну, тем более родственники знают. Она ссылается на бабушку, мою мать, с которой успела подружиться. Теперь они, видите ли, вместе воспитывают моего сына! Были в театре «Ромэн». Чай распивали на кухне, сплетничали. Бабушка у нас общительная – обуздать ее совершенно невозможно.

– Да, тут надо бабушку арестовывать, а не Гитану! – воскликнул изумленный Феликс. – А то, что мадам набивается в родственницы – это, по-моему, факт. Почему бы вам не поговорить с ней напрямую? Пусть скажет, чего она добивается. Хотите, я устрою вам с ней встречу?

– О чем мне говорить с этой лживой, гадкой женщиной? Иногда мне кажется, что она борется именно со мной. Только не могу понять, ради чего. Жена говорит, что ею движет дух мести. Но мы ничего плохого ей не сделали, хотя в мысли я не раз желал ей смерти. Представьте себе: прочитала мой последний роман «Мадам Тинубу», извлекла для себя что-то интересное и теперь использует это в борьбе со мной. Собственно, все наши злоключения начались с того момента. как я приступил к работе над этой вещью.

Швефельборн встал, подошел к книжной полке и взял подаренный ему Хоровым роман.

– Посмотрите, – протянул он мне книгу. – Мне ясно одно: все ваше семейство чем-то очень заинтересовало Гитану. Давайте попытаемся понять чем. Вы что-то не договариваете.

– Что это за мадам Тинубу? – полюбопытствовал я, листая роман Хорова.

– Да, была такая стерва в средине прошлого века в африканском городе Абеокуты, занималась работорговлей, а в период войны с дагомейцами руководила обороной города. Ее называли – «главная женщина». Роман написан на архивных материалах, доставшихся мне от деда.