Текст книги "Газета Завтра 220 (59 1998)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Николай Старшинов (6.12.1924 – 6.2.1998 ) “О ТОМ, ЧТО БЫЛО…”

* * *

Ракет зеленые огни

По бледным лицам полоснули.

Пониже голову пригни

И, как шальной, не лезь под пули.

Приказ: “Вперед!”

Команда: “Встать!”

Опять товарища бужу я.

А кто-то звал родную мать,

А кто-то вспоминал – чужую.

Когда, нарушив забытье,

Орудия заголосили,

Никто не крикнул: “За Россию!..”

А шли и гибли

За нее.

1944

* * *

Солдаты мы.

И это наша слава,

Погибших и вернувшихся назад.

Мы сами рассказать

должны по праву

О нашем поколении солдат.

О том, что было, -

откровенно, честно…

А вот один литературный туз

Твердит, что совершенно неуместно

В стихах моих

проскальзывает грусть.

Он это говорит и пальцем тычет,

И, хлопая, как друга, по плечу,

Меня он обвиняет в безразличье

К делам моей страны…

А я молчу.

Нотации и чтение морали

Я сам люблю.

Мели себе, мели…

А нам судьбу России доверяли,

И кажется, что мы не подвели.

1945

* * *

Зловещим заревом объятый

Грохочет дымный небосвод.

Мои товарищи – солдаты

Идут вперед

За взводом взвод.

Идут, подтянуты и строги,

Идут, скупые на слова.

А по обочинам дороги

Шумит листва,

Шуршит трава.

И от ромашек-тонконожек

Мы оторвать не в силах глаз.

Для нас,

Для нас они, быть может,

Цветут сейчас

В последний раз.

И вдруг (неведомо откуда

Попав сюда, зачем и как)

В грязи дорожной – просто чудо! -

Пятак.

Из желтоватого металла,

Он, как сказанья чешуя,

Горит,

И только обметало

Зеленой окисью края.

А вот – рубли в траве примятой!

А вот еще… И вот, и вот…

Мои товарищи – солдаты

Идут вперед

За взводом взвод.

Все жарче вспышки полыхают.

Все тяжелее пушки бьют…

Здесь ничего не покупают

И ничего не продают.

1945

* * *

И вот в свои семнадцать лет

Я стал в солдатский строй…

У всех шинелей серый цвет,

У всех – один покрой.

У всех товарищей-солдат

И в роте, и в полку -

Противогаз да автомат,

Да фляга на боку.

Я думал, что не устою,

Что не перенесу,

Что затеряюсь я в строю,

Как дерево в лесу.

Льют бесконечные дожди,

И вся земля – в грязи,

А ты, солдат, вставай, иди,

На животе ползи.

Иди в жару, иди в пургу.

Ну что – не по плечу?..

Здесь нету слова “не могу”,

А пуще – “не хочу”.

Мети, метель, мороз, морозь,

Дуй, ветер, как назло, -

Солдатам холодно поврозь,

А сообща – тепло.

И я иду, и я пою,

И пулемет несу.

И чувствую себя в строю,

Как дерево в лесу.

1946

КОГДА-ТО РОТНЫМ ЗАПЕВАЛОЙ

Я был когда-то

ротным запевалой,

В давным-давно

прошедшие года…

Вот мы с учений топаем, бывало,

А с неба хлещет ведрами вода.

И нет конца

раздрызганной дороге.

Густую глину месят сапоги.

И кажется – свинцом налиты ноги,

Отяжелели руки и мозги.

А что поделать? -

Обратишься к другу,

Но он твердит одно:

– Не отставай!.. —

И вдруг наш старшина на всю округу

Как гаркнет:

– Эй, Старшинов, запевай!

А у меня ни голоса, ни слуха

И нет и не бывало никогда.

Но я упрямо

собираюсь с духом,

Пою…

А голос слаб мой, вот беда!

Но тишина за мною

раскололась

От хриплых

баритонов и басов.

О, как могуч

и как красив мой голос,

Помноженный

на сотню голосов!

И пусть еще

не скоро до привала,

Но легче нам

шагается в строю…

Я был когда-то

ротным запевалой,

Да и теперь я изредка пою.

1957

ПОЮ ЛЮБОВЬ

Ты и неласковой была,

Не только

по головке гладила, -

И леденила ты, и жгла,

И беспощадно лихорадила.

Но ты была окном в зарю,

Ты крыльям

помогала вырасти.

И я тебя благодарю

За милости и за немилости.

Была беспечна и вольна.

А где ж теперь былая вольница?

Стоишь, тиха и смущена,

Как провинившаяся

школьница.

Но эту робость ты откинь,

Пусть радость в душу

мне запросится,

Ты распахни такую синь,

Чтоб в небо захотел я броситься.

Ты иволгой свищи в лесу

И таволгой опушки выбели…

Я все равно тебя спасу,

Не допущу твоей погибели.

Пусть вновь,

ворвавшись в жизнь мою,

Ты на меня обрушишь бедствия,

Я все равно тебя пою,

Пою тебя, любовь, приветствуя.

Кто мы? Друзья или враги?..

Великодушна и безжалостна,

Ты лучше душу мне

сожги,

Но не оставь меня,

пожалуйста!

1975

“ЗАВТРА” ВСЕМ СЕРДЦЕМ СКОРБИТ О НИКОЛАЕ СТАРШИНОВЕ,

НАШЕМ ТОВАРИЩЕ, ПРЕКРАСНОМ ПОЭТЕ И СЛАВНОМ БОЙЦЕ…

Владимир Бушин МОСКВА-98

Памяти друга

Ты жил прекрасно. Ты достойно жил.

Где ныне, друг мой,

жизнь такую сыщем!

Война, работа, бражничал, дружил…

А главное – не подавал ты нищим.

Деньжата были. Ты их не берег.

На золото смотрел как на проказу.

За все всегда платил сполна и в срок,

Но нищему не подал ты ни разу.

Вся наша жизнь – сегодня, как во сне.

Жизнь без подачек,

рабства, скукотищи…

А нищих просто не было в стране.

Лишь за границей мы встречали нищих.

* * *

“Все жарче вспышки полыхают,

Все тяжелее пушки бьют…

Здесь ничего не покупают

И ничего не продают”.

Так ты писал, мой милый Коля,

О днях побед, о днях потерь.

Прошло полвека… “Лес да поле,

Да плат узорный” – где теперь?

Везде ларьки, бистро, развалы,

Туда-сюда снует народ,

Орут торговки, зазывалы —

Растет торговый оборот!..

А я как по стеклу ступаю

И отвращенья не таю,

И ничего не покупаю,

И ничего не продаю.

* * *

Москвы уж нет. Остался остов,

Могилы дедов и отцов.

Вот и твоя… Да сонм прохвостов,

Да толпы пляшущих лжецов.

Им всем воздастся полной мерой.

Неотвратим возмездья миг.

Уж в “Белом доме” пахнет серой,

Уж виден в небе гневный лик.

Но ничего не чует свора.

Резвясь без страха, без стыда…

Таким Содом был и Гоморра

За день до Божьего суда.

Владислав Шурыгин УЗНИК ( Очерк о полковнике Павле Поповских )

СЕГОДНЯ ОН УЗНИК. Камера, смрад тел, собранных в невыразимой тесноте каменной клетки. Бесконечный, негасимый, воспаленный свет тусклой лампочки. Ночи без сна. Обида, боль, горечь. А в короткие минуты забытья – огромное голубое небо вокруг, свист ветра в ушах, парение на упругом батуте прохладного воздуха. И белый купол над головой…

…По телевидению блеклая, безразличная ко всему, кроме собственной исключительности, дикторша назвала его «бывшим полковником». Прокуратура уже торопливо хвастается, что задержала «предполагаемого» убийцу Холодова. И этот «предполагаемый» и «бывший» – он. Торопится следователь, закрепляет «успех» операции по задержанию опасного преступника. Только кто же от него бегал-то? Никуда не скрывался, полковник на все допросы ходил. Да и куда ему бежать, а главное – зачем? Здесь – дом, здесь – семья, здесь – друзья и любимая работа. Бегает тот, кто за собой вину чувствует, кого грехи гнетут. А он в тот день поехал в военкомат за справкой о льготах на оплату квартиры. Там, на ступеньках у входа, его и арестовали.

О том, что в ближайшие две недели его арестуют, он знал. Прокуратура – не то место, где секреты хранятся… Первым признаком надвигающегося ареста стала постоянная слежка. Для него, профессионала-разведчика, обнаружить «наружку» за собой было заданием для первоклассника. Плотно вели, в несколько машин.

Вот бы так какого «Япончика» или «Китайчика» вели… Так нет же, на «братву» у «правохранителей» вечно финансирования не хватает, и техники недостаток. Зато на армейского полковника, начальника разведки ВДВ, хватило и техники, и денег налогоплательщиков.

И все же верить в то, что арест – дело решенное, не хотелось. Зачем арестовывать, если он все эти годы следствия никуда не бегал, не скрывался? Хотя нет, «скрывался» пять месяцев в Чечне, воевал «за Россию-матушку»…

…Полк специального назначения разведки воздушно-десантных войск был в декабре 1994 года едва ли не единственной полнокровной боевой единицей на все Вооруженные Силы России. Он создавал его неторопливо и тщательно, отбирая для будущей элитной части лучшие подразделения ВДВ. 218-й батальон “спецназа”, геройски проявивший себя в Карабахе, Приднестровье, Абхазии, стал основой этого полка, а к нему полковник Павел Поповских добавил «непромокаемый» (по шутке ВДВ) 901-й десантно– штурмовой батальон, выдержавший годичную блокаду в осажденном Сухуми. Всего за год из этих батальонов сложился элитный, абсолютно новый в современном военном строительстве полк, идеально приспособленный для участия в локальных конфликтах, имеющий полный арсенал средств для проведения как боевых, так и психологических операций.

1 января полк бросили в Грозный, как последний резерв всей российской армии.

Полк спецназа не имел ни пушек, ни танков, ни минометов. Всего четыреста бойцов с легким стрелковым оружием да десяток бэтээров – вот и все силы десантников. А в городе, после разгрома и гибели 131-й бригады, 81-го полка, после отступления штурмовых группировок на одного российского солдата приходилось восемь боевиков. И казалось, что полный разгром и гибель остатков наших войск уже неизбежны. Вот в эти часы полк с боем прорвался к генералу Рохлину. Тогда-то и стали понятны мудрость и дальновидность разведки ВДВ, создавшей и обучившей этот полк.

С первых часов разведчики захватили инициативу у боевиков. Умелые, обученные, психологически подготовленные спецназовцы начали беспощадно и страшно перемалывать опьяненных успехом, уверенных в безнаказанности боевиков Дудаева. Уже через сутки после прорыва полка к Рохлину боевики окрестили его «президентским» и при одном упоминании о нем начинали нервничать. А еще через двое суток Дудаев издал приказ о запрещении прямых столкновений с «серыми волками» – эмблема полка, объявил их личными врагами и назначил огромные премии за каждого убитого “спецназовца” и особую премию за пленного.

Эта премия так и осталась невыплаченной…

Дудаеву противостоял невысокий, худощавый, немногословный полковник, который прорвался в город на броне вместе со своими «спецами» и лично руководил разработкой и проведением каждой операции полка.

… Он мог не ехать на эту войну. Как не прилетели сюда десятки комкоров, командармов и комдивов, отправивших в Чечню свои части, а сами оставшиеся в теплых штабных кабинетах. Но полковник Поповских не мог поступить иначе. Полк был его детищем, его созданием, а значит, он должен был быть с ним. И потому Поповских не вылезал с передовой, лично ходил с группами на «боевые».

Дудаев не знал, кто командует ненавистными ему «серыми волками», но заочно приговорил его к смерти. Слишком велики были потери боевиков и слишком горьким оказалось разочарование от выбитой из рук победы…

Тогда, в январе 1995, полковник Поповских и его полк спасли не только группировку генерала Рохлина, но и честь, престиж всей России, ее армии от бесславного и позорного разгрома. Именно 45-й полк специального назначения ВДВ переломил ход боев за Грозный, нанес боевикам тяжелейшие поражения, овладел ключевыми узлами сопротивления и обеспечил удачное наступление других частей.

В КАМЕРЕ ДУШНО, и горькие мысли лишают сна. Нет, не за себя ему сейчас обидно. Он сильный, он выдержит. Обидно, что на глазах разрушается все то, что он создавал все эти годы. Это следствие нанесло тяжелейший удар по полку и по разведке ВДВ. Сначала были «засвечены» все, – столь долго формировавшиеся структуры и подразделения. В результате «неопознанных» утечек большинство секретов и тайн полка стало известно структурам, которые дружественными никак не назовешь. Боевики всех мастей теперь прекрасно осведомлены о существовании полка, о месте его дислокации, о его задачах и целях. Через следствие прошли десятки офицеров полка и разведотдела. Фамилии и адреса многих из них так же перестали быть тайной. Бесконечные допросы, обыски озлобили людей, раскололи некогда единый боевой коллектив. Большинство офицеров замкнулось в себе. Очень многие разочаровались в службе, поняв свою незащищенность перед любыми провокациями.

Более того, сменившееся командование ВДВ вообще отнеслось к полку как к бельму на глазу. Новые генералы его иначе как «подследственным» не называют. А потому принято решение его от греха подальше сначала сократить в два раза, а затем и вообще расформировать. Замысел явно недалекий и убогий. Впрочем, новый командующий хорошо выполняет уголок на брусьях, а вот в успехах против боевиков не замечен – что ему этот полк и отправленный на пенсию полковник? А что до надвигающейся новой кавказской войны, так все боевики знают: реформа в ВДВ идет полным ходом, и если что, так «единым строем», «под руководством верховного», «одним полком»… Да и, глядишь, к тому моменту он будет демонстрировать уголок в другом, куда более высоком и спокойном кабинете…

Очень немного в нынешней России людей, для которых понятие чести, долга, верности присяге – не пустой звук. Еще меньше тех, кто в нынешней мерзкой и аморальной жизни искренне и бескорыстно боролся за честь и величие державы, кто не боялся рисковать ради этого карьерой, званием, милостью правителей. Полковник Павел Поповских все эти смутные годы был в центре самых острых и драматических процессов, он, как никто другой, участвовал в разрешении кризисов в Приднестровье, Абхазии, Осетии…

Когда в июне 1992 года шли тяжелейшие бои на улицах Бендер, а молдово-румынские части рвались за Днестр, стремясь рассечь узкую полоску земли, посмевшую восстать против румынизации, когда со всей России пробирались сюда добровольцы, чтобы с оружием в руках отстоять независимость Приднестровья, тогда на аэродроме Тирасполя сели тяжелые «Илы», из чрева которых на приднестровскую землю начали сходить крепкие, коротко стриженные люди в десантных камуфляжах без знаков различия. Это высаживался батальон “спецназа” разведки ВДВ. Именно ему была поставлена задача остановить геноцид русскоязычного населения, прекратить войну, охладить пыл румынских вояк. Уже на следующий день батальон убыл в Бендеры.

Особенно зверствовали румынские снайперы. Завербованные прибалтки из различных стрелковых и биатлонных клубов получали деньги за каждого убитого, независимо от пола и возраста. Им была поставлена задача сеять ужас и панику среди жителей города, морально сломить их, вынудить бросить все и бежать, куда глаза глядят. Пули настигали людей на улицах и в квартирах, в очередях за продуктами и на ступеньках больницы. Казалось, никто не сможет остановить этот террор. Но по решению невысокого сухощавого полковника, командовавшего русским спецназом, его бойцы вышли на улицы. Районы действия снайперов были поделены на квадраты, в них было организовано наблюдение, оборудованы засады и огневые позиции. И началась охота. Бесшумная, беспощадная смерть настигала «белые колготки» – так окрестили этих ведьм – в самых неожиданных местах. Кто-то умирал с заряженной винтовкой у окна, выцеливая очередную жертву. Кто-то – оборудуя на крыше позицию для стрельбы. Кто-то, чистя винтовку в глубине схрона-убежища… Среди «колготок» началась паника. Они оставляли город, стремясь побыстрее скрыться. То тут, то там стали находить трупы «народнофронтовцев», которые прикрывали снайперш, а заодно и контролировали их работу. В течение всего двух суток город был очищен от снайперов, а чтобы румынам и впредь неповадно было терроризировать гражданское население, спецназу была поставлена задача провести акцию возмездия. Ночью на передовую ушли бойцы с «винторезами» – бесшумными снайперскими винтовками. А в глубокий тыл просочились разведгруппы.

Эту ночь можно назвать «черной» для вражеских вояк. Молчаливая страшная смерть настигала их повсюду. Умирали часовые, оседали с дырками во лбу дежурные расчеты и наблюдатели. Мешками валились беспечные ночные гуляки. А в тылу румын взрывались опоры силовых линий, взлетали в воздух подстанции и трансформаторные. На следующий день Молдова запросила перемирия…

СЕГОДНЯ ОН ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ. В газетах его уже назвали «убийцей», «организатором». Уже вовсю в прессу «сливаются» детали «дела», уже готовится общественное мнение: «осудить и посадить»…

Зачем ему была нужна жизнь этого мальчика, если он прикрывал известнейших журналистов, когда они собирали материалы о коррупции в армии и правительстве. Если все эти годы он, как мог, боролся с развалом страны, развалом армии. Если он сам знакомил убитого журналиста с теми, кто потом снабжал его материалами, консультировал, помогал. Эти люди живы, хотя они куда более опасны для коррупционеров и воров от власти.

А может быть, кому-то очень надо, чтобы прекратила свое существование разведка ВДВ, чтобы во всех смертных грехах было обвинено ГРУ, чтобы был разгромлен и уничтожен полк спецназа, чтобы были дискредитированы разведка, десант? Ведь впереди очередная война на Кавказе, и боевикам там совсем не нужны ни ВДВ, ни ГРУ, ни спецназ…

Не спится полковнику, нет сна. В новостях объявили, что скоро будут еще аресты. Значит, окажется за решеткой человек, ставивший «на уши» половину грузинской армии. Спец высочайшего класса, каких во всем мире единицы, в роли неумелого ремесленника – что за злая шутка… Однако все это всерьез, все это по-настоящему. Арестуют, закроют.

Абхазия… Мир этой истерзанной войной республике принесли все тот же полковник Поповских и спецназ разведки ВДВ. Именно Павел был одним из тех, кто разрабатывал план миротворческой операции, кто принял на себя всю полноту ответственности за ее проведение. И всегда рядом с ним были его спецы.

Командующий ВВС Грузии лично топил в море баркасы и суда с российскими беженцами, спасавшимися из захваченного грузинской солдатней курортного Сухуми. Его “Су-25” стал ангелом смерти для десятков ни в чем не повинных женщин, детей, стариков. Демократическая московская власть равнодушно взирала на то, как фашистский режим уничтожает россиян. Ей было все равно…

И вновь за поруганную честь России, за пролитую кровь встал спецназ. И было утро, когда в неравной дуэли сошлись человек и самолет. Первая ракета “захватила” солнце и улетела в никуда. Грузин, обнаружив запуск, тут же выполнил боевой разворот и занял позицию для атаки. Он был опытным асом, этот грузин. Один из лучших штурмовиков советских ВВС. Два ордена за Афган…

До ракетно-бомбового удара оставались считанные секунды. Надо было бежать, спасаться. Значит, вновь долгие дни и недели поиска, засад. Значит, вновь потопленные корабли и выброшенные на пляж детские трупы… И, стиснув зубы, спецназовец схватил вторую «Стрелу». Это было безумие, но прямо из глубины комнаты какого-то санатория, чтобы точно избежать засветки солнцем, капитан выполнил запуск. Он знал, что в таком замкнутом пространстве будет неминуемо обожжен пламенем стартового двигателя, что в случае повторного промаха у него не останется ни одного шанса выжить. Но он был спецом и не умел отступать… Ракета метнулась к серо-зеленой туше грузинского штурмовика – и через мгновение в ослепительной вспышке отправилась в ад черная душа черного полковника…

Больше никто не топил корабли с беженцами.

…Капитан тоже проходит по делу. Его тоже должны арестовать.

Самое тяжелое чувство для спецназовца – это бессилие. И в том, что случилось с полковником Павлом Поповских, это чувство угнетает более всего. Это у американцев за загнанным в горы Рэмбо приезжает представитель Пентагона, а за полковника разведки отвечает нанятый все тем же Пентагоном адвокат. У нас же всесильные на войне, под огнем спецы оказываются абсолютно беззащитными против любых провокаций в мирной жизни. Государство, армия требуют от них постоянной готовности к самопожертвованию, подвигу и тут же безразлично отдают этих людей в застенки, в тюрьму по самым надуманным обвинениям. Студент юридического института, практикующийся на прокурорского следователя, с легкостью может парализовать боевую подготовку целого батальона спецназа, терзая многочасовыми допросами его офицеров. Но ведь в бой, в огонь государство пошлет не прокурора, а комбата… Я против того, чтобы в стране были касты «неприкасаемых» для закона людей, хотя они давно существуют. Кто из прокурорских посмеет, предположим, хотя бы допросить, не говоря уже о чем-то ином, Березовского, Гусинского, Чубайса, Дьяченко?

Я лишь за то, чтобы люди, проверенные войной, доказавшие свою верность присяге, долгу, Родине, были надежно защищены от недоказанных, надуманных обвинений. Чтобы на страже их чести, их интересов стояли не истерзанные следствием родные, не верные друзья, а государство, министерство обороны, которые сегодня бесстыдно и безразлично сдают этих людей, заранее списывая их в отходы, отрекаясь от них, безмолвствуя.

Когда-то закончится это следствие, и Павел Поповских выйдет на свободу. Забудется весь кошмар и ужас прожитых недель. Но останется на сердце незаживающая рана. Нет, не от обиды за себя. Он крепкий, он выдержит. Душу будет терзать горечь того, что созданный им совершенно новый боевой механизм – удивительный сплав разведки, спецназа, политики, идеологии, теперь оболган, заморожен, невостребован. Как сохранить его, как спасти?

…Крепки стены тюрьмы. Безразличны к людскому горю, страданиям. Не он первый, не он последний, кого без вины бросили в застенки. Надо выдержать, надо не сломаться. Верят в него друзья, верят близкие. А значит, все будет нормально. Не зря же ему снится по ночам огромное голубое небо и белый купол над головой…