Текст книги "Два билета на электричку. Рассказы"

Автор книги: Юз Алешковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Петька – тайный корреспондент

Вчера перед самым концом сбора наш вожатый Слава сказал:

– Так вот: и вам и мне надоело занимать третье место по сбору металлолома. Надо сделать рывок и выйти на первое. Летний автопоход по области – не шуточная премия. Очень не шуточная. Ну как, даём рывок?

– Даём! – закричали мы хором.

Когда ребята выбежали из-за парт, Петька дал мне знак остаться в классе. Мы с ним подошли к аквариуму и сделали вид, что наблюдаем за самкой меченосца. Ребята в стороне обсуждали план победного наступления на новые земли, богатые металлоломом. Тогда, прильнув кончиком носа к зелёному стеклу аквариума, Петька прошептал:

– С их планом никогда нам не победить и ни в какой автопоход не пойти. Понял?

– Ага… – сказал я, смотря прямо в глаза самке меченосца. – Ты что-нибудь придумал?

Я догадался, что Петька неспроста отозвал меня в сторону.

– Придумал… Такое! Теперь не то что наш класс, а вся школа завоюет первую премию. Тс-с!

– Что придумал? Говори же! – У меня даже зубы заныли от любопытства.

– Смотри!

Петька расстегнул китель, распорол зубами зашитый кармашек, вытащил из него белую бумагу, развернул её, поднёс к самому моему носу и убрал обратно. Я только успел заметить фамилию Петьки и что на бумаге, перед орденом, большими красными буквами написано: «Пионерская правда».

– Понял? – спросил Петька, и я кивнул головой, что понял, хотя на самом деле ничего не понимал. – С этой бумагой мы завтра пойдём на завод как корреспонденты. Я через забор видел там столько лома, что о-ле-ле!

Я от удивления стоял перед аквариумом с открытым ртом, как будто передразнивал золотую рыбку, потом вслух подумал:

– А почему тогда я твоих статей не читал в «Пионерке» и почему нам лом отдадут на заводе?

– Я тайный корреспондент. У нас всё зашифровано, – сказал Петька. – Клянись – не проболтаешься!

Я презрительно посмотрел на Петьку.

– Ладно. Не обижайся. Сейчас некогда. Я к тётке еду. Завтра после уроков встретимся у булочной. Всё расскажу. Только – тс-с! И насчёт лома узнаешь…

Мы подкинули рыбкам корму и вышли из класса.

На следующий день на уроках и переменках мне не терпелось узнать у Петьки, что он за тайный корреспондент и какой его план поможет нашему классу завоевать первое место по сбору металлолома. Петька только говорил с секретным видом:

– Тс-с! У булочной… Занеси домой портфель и приходи.

После уроков я так и сделал. Петька ждал меня у булочной. Он дал мне пирожок с повидлом и сказал:

– Ты, как я, перехитри пирожок. Сначала съешь тесто, а потом повидло. Кажется, что его много-много.

Я разозлился:

– Что ты мне «пирожок». Давай рассказывай!

– Тс-с. Так вот: я тайный корреспондент. У нас всё зашифровано. Читал на днях в «Пионерке» вопрос? Большие такие зелёные буквы: «Что ты сделал для украшения родного города?» Читал?

– Чи… читал…

– Так вот. Это они меня спрашивают!

– Не мо-о-жет быть!

– И я отвечаю, что сделал я или что сделали другие. Помнишь, две недели назад был вопрос… большие такие синие буквы: «О чём ты мечтаешь?» Тоже я отвечал. А ты и не подумал, наверно.

– Здорово! А мне и в голову не пришло… Но где же всё-таки статьи?

– Тс-с. Я всё в стихах описываю. Скоро почитаешь.

Я задумался.

– А как же нам лом отдадут?

– Бумагу мою видел? Видел. Я корреспондент, а нас боятся директора, у которых что-нибудь неладно. Идём на завод. Всё увидишь. Весь лом, который у них пропадает, будет нашим.

Мы, щурясь на солнце, пошли по тёплым улицам. Я смотрел на сизых голубей. Они барахтались в лужах на мостовой и, попадая в радужные разводы бензина, становились похожими на маленьких павлинов. Мне было весело. Петька молодец! Скоро каникулы! Первая премия! Автопоход! И пирожок такой вкусный! Больше я ни о чём не расспрашивал Петьку.

Мы подошли к заводу. Это был большой завод. На нём работали наши отцы. Всю его территорию нельзя было окинуть глазом.

Около проходной с вертящимися дверями Петька неожиданно остановился, стал оглядываться, потом отвёл меня в сторону и о чём-то задумался. «Струсил», – подумал я.

Но Петька сказал:

– Вперёд! За мной! Смело! Главное – в дверях не запутайся.

Он достал из кармана бумагу и толкнул дверь. Я, держась за его хлястик, засеменил на цыпочках. Сзади вертящаяся дверь наступала мне на пятки и хлопала пониже спины.

Проходя мимо вахтёра, Петька небрежно развернул бумагу.

– Из газеты!

Пока вахтёр что-то соображал, мы успели зайти за угол огромного цеха с застеклённой крышей. Петька сказал:

– Теперь смотри и запоминай, где что лежит.

Мы с трудом пробирались по талому, покрытому копотью снегу.

Вдруг Петька остановился около больших бугорков. Он носком ботинка расколупал ледяную корочку на одном из них, и я увидел целую кучу ржавых болтов, резцов, каких-то странных шайб, толстых полос стали и разных колёсиков. Мы присели на корточки и смотрели на всё это, как геологи на первые якутские алмазы.

– Тут килограммов сто… и это ещё не всё, – сказал Петька сдавленным голосом.

Снег на следующем бугорке мы разгребали руками. В нём было видимо-невидимо частей старых рубильников и всяких железных штуковин.

В общем, мы по колено в снегу бродили по широкому проходу между цехом и забором и зорко, как грибы в лесу, искали притаившиеся сокровища.

У самого забора я нащупал ломиком, а потом раскопал с пяток электромоторов. Петька изредка вскрикивал: «Ой! Залежи проволоки! Арматурной!», «Ой! Шкивы и валики!», «Смотри что делается!», «Жалко же!», «Повыбрасывали, когда цех переделывали!»

Вдруг Петька вскрикнул: «А-ах!» Я обернулся и увидел около забора только Петькину голову. Мне даже страшно стало, до того она была одна на снегу, как в «Руслане и Людмиле». Голова Петьки испуганно хлопала глазами и пыталась что-то сказать.

Я рванулся на помощь к Петькиной голове и тоже провалился по шейку. Петька сказал, скривив губы от боли:

– В траншею… попали… Здесь станок валяется, а может, два… я ногу поломал…

Я сразу стал подминать снег под себя, чтобы нам обоим выбраться, и правда увидел макушку токарного станка. Петька стоял рядом с ним. Наверно, он об него ударил ногу. Пока я откидывал снег в сторону, Петька стонал и с жадностью очищал станок. Потом я попытался вытащить Петьку, но он не мог шевельнуть ногой и никак не вытаскивался. Тогда я сказал:

– Ты подожди, а я сбегаю за «Скорой помощью».

Петька удержал меня.

– Нет… не уходи… давай лучше кричать вдвоём.

И мы начали кричать:

– На помо-ощь! А-а-а! Сюда-а-а! Э-э-эй!

Наверно, мы долго кричали. Вдруг из-за угла показались двое рабочих в телогрейках. Они подбежали к нам и тоже закричали:

– Ага! Попались!

Петька напряг все силы и повысил голос:

– Никто не попался! Прошу повежливей! Я корреспондент из газеты!

Он достал из кармашка бумагу с орденом и красными буквами, помахал ею перед рабочими и спрятал обратно. Рабочие стали вежливо вытаскивать Петьку, а он разозлился и закричал:

– Ведите нас к директору! Мы с ним сейчас поговорим!

Мне хотелось смыться, но не мог же я бросить Петьку. Рабочие поддерживали его под руки. Я плёлся сзади. Петька сначала еле волочил ногу, потом здорово захромал и, наконец, пошёл сам. Рабочие что-то проворчали и оставили нас одних.

В заводоуправлении я сразу подбежал к батареям и стал отогревать руки и ноги. В моих ботинках было полно снега. Петька дёрнул меня за воротник.

– Пошли!.. Теперь понял, что первое место за нами?

Служащие, ходившие по коридорам, не обращали на нас внимания. Петька, не раздумывая, толкнул дверь с табличкой «Директор завода». Мы вошли в небольшую комнату. В ней никого не было, кроме светловолосой девушки и чёрных телефонов. Девушка, взглянув на Петьку, спросила:

– Вы к кому, мальчики?

Петька снова достал бумагу и помахал ею:

– Доложите директору: корреспондент «Пионерки».

– Ага… – промямлил я.

Девушка открыла другую дверь, обитую жёлтой кожей. Мы услышали много голосов. Потом всё стихло, и кто-то, наверно директор, густым басом сказал:

– Безобразие! Опять корреспонденты? От «Пионерки»? А от «Мурзилки» пока ещё нет? Что? Ну-ка давайте их сюда!

Петька, опередив девушку, первым вошёл в кабинет директора. Я – за ним.

В кабинете за длинным столом, похожим на футбольное поле, сидели какие-то люди. Они захохотали, как только увидели нас.

– В чём дело? – загремел бас.

Я втянул голову в плечи, а Петька опять-таки развернул бумагу и с полминуты подержал её над головой. Потом сказал:

– Я – Копёнкин из газеты. Он – Рыжиков. Как же так, товарищи? Отдавайте нам металлолом! Всё равно он зря пропадает!

Я тоже осмелел:

– Пропадает!

Все снова засмеялись.

Девушка что-то сказала на ухо директору. Он поднял трубку телефона, набрал номер и пробасил:

– Медпункт? Пришлите сестру, бинты и йод. Быстрей… Алло! Главный? Срочно попросите ко мне нашего зама по технике безопасности.

Петька как-то сразу обмяк и попятился к двери. Я вспомнил слова из какой-то книжки: «От храбрости Вилли не осталось и следа…» – и присвистнул про себя: «Вот это влип мой друг!» Ведь Петькин отец был этим самым замом по безопасности. Ещё бы немного, и Петька убежал из директорской, но я, притворяясь спокойным, хотя у меня горло пересохло от страха и щипало в носу, сказал:

– Правда… товарищ директор… Всё равно всё валяется. Нам нужно… и газета велела…

– Так… так, – сказал директор и угрожающе кашлянул, – кстати, покажи мне, Копёнкин, своё удостоверение.

Петька вздрогнул, как-то растерянно улыбнулся и, покраснев, снова попятился к двери.

– Прошу удостоверение! – повысил голос директор.

– Давай! Чего ты? Струсил! – сказал я сквозь зубы и подтолкнул Петьку к столу.

Петька долго рылся в кармане, пыхтел и, наконец, глядя себе под ноги, протянул бумагу директору.

Тут прибежала медсестра с аптечкой, заставила унылого Петьку влезть на стул, задрала его штанину и стала смазывать коленку йодом. Петька сжал зубы и зажмурился. И снова все засмеялись, только директор сидел, мрачно задумавшись, и рассматривал Петькину бумагу.

В этот момент пришёл Петькин отец. Увидев Петьку, он сразу вынул из кармана алюминиевую коробочку, достал из неё белую таблетку и зачем-то положил под язык.

А Петька притерпелся к йоду, наверно, решил «была не была» и, как настоящий докладчик, выбрасывая руку вперёд, заговорил:

– Эх, вы! А? За тем цехом и резцы, и проволока, и болты, и электромоторы, и медные полоски, и стальные, и станок, об который я ранен! Похоронили его в могиле и даже засыпать забыли! Мы целым классом ходим, бывает, ходим, ищем всякий лом, ноги зимой мёрзнут, а у вас тут целые горы лежат! Эх, вы!

– Ты как разговариваешь? Как здесь очутился мой сын? – сказал дрожащим голосом Петькин отец.

И снова все засмеялись.

– Я здесь не сын, – тихо заявил Петька, не слезая со стула. – Я – товарищ Копёнкин из газеты и товарищ Рыжиков тоже. И мы требуем отдать пятому «Б» лом, который мы нашли, и всё. И не думайте, что пионерский патруль только свистит на перекрёстках и проверяет «зайцев» в троллейбусах!

Петьке было тяжелее, чем мне, но он держался молодцом, а я вспотел, как от чая с малиной, снял пальто и положил сзади себя на стул.

– Вы что, воевать с нами собираетесь? – обиделся директор, не отрывая глаз от Петькиной бумаги.

Мы с Петькой сказали: «Ага!» Петькин отец, сдерживая ярость, засучил рукава и обратился к директору:

– Разрешите? – Наверно, он хотел за уши довести нас до проходной.

И снова все засмеялись. Тогда директор вышел из себя:

– Смеётесь, Волгин? Как обстоит дело со слесарным инструментом для подшефной школы? Безобразие!

Один из смеявшихся сразу покраснел и часто заморгал глазами.

– Батюшков! Вы уверяли меня в ноябре, что станки будут реставрированы и переданы школьной мастерской! Приказываю: реставрировать!

Директор заглянул в Петькину бумагу и продекламировал:

И чтоб моторы заурчали в школе,

Как принесённые в тепло щенки!

Петька почему-то радостно заулыбался, я был удивлён, что директор ни с того ни с сего заговорил стихами, а ещё один из смеявшихся изменился в лице и остолбенело смотрел в потолок.

– Товарищи прорабы! Я завтра же побываю на стройплощадках и проверю…

Петька перебил директора:

– Чур, там тоже за нашим классом числится! Чур, мы первые у них лом нашли!

Прорабы за столом что-то пролепетали и погрузились в блокноты. Им теперь тоже было не до смеха. Директор встал из-за стола:

– Инженер Копёнкин! Неужели я лично должен был проверить, засыпана ли траншея? Не вы ли сочинили лозунг: «В металлоломе 10 % железа и 90 % бесхозяйственности!» Составьте акт на ногу вашего сына.

Петькин отец неловко затоптался на одном месте. Мне стало жаль всех присутствующих.

– А вы! – директор загремел басом надо мной и Петькой. – Вы настроение мне, понимаете, сорвали и совещание испортили!

Петька сполз со стула.

– Передайте завучу – через десять дней привезём станки и инструмент. И можете писать в свою газету, что хотите. Всё! Марш! Забери своё… удо-сто-ве-ре-ние!

На обратном пути, когда мы подходили к проходной, вахтёр, нетерпеливо потирая руки, облизнулся, как будто собирался нас съесть. Наверно, Петькин отец объявил ему выговор. Мы побежали от проходной и перелезли через забор.

…Через три дня мы всем классом пошли на стройплощадку нового заводского посёлка. Петька сказал ребятам, что он открыл новое месторождение металлолома.

Каково же было наше удивление, когда за снесёнными бараками мы не нашли ни старых водопроводных труб, ни разбитых газовых колонок, ни чугунных бачков от уборных. Конечно же, их увезли по приказу директора, и нам ничего не досталось.

А около новых домов взад и вперёд ходили бульдозеры и не было видно ни обрезков балок, ни скомканной арматурной проволоки, ни кусков кабеля. Всё это было самой главной Петькиной надеждой в борьбе за автопоход. У ребят опустились руки. Петька шёл сзади всех, зло пиная ногой старый ночной горшок. Короче, никакого лома мы не нашли. Я не стал ругать Петьку: ведь он хотел сделать лучше, но ему пришлось выпутываться и рассказать про историю на заводе. Ребята сказали нам:

– Эх… тайные корреспонденты!

А когда подвели итог школьного соревнования, наш класс слетел с третьего места на одиннадцатое. Зато шестой «А» бегал на переменке цепочкой, рычал, как колонна автомашин, и воображал, что переключает скорости.

В этот же день на сборе наш вожатый Слава долго молчал, а потом сказал:

– Автопоход, конечно, не шуточная премия, но Петька и Вова всё-таки молодцы. Я заходил в цех и видел там два красивых станочка для нашей мастерской. И электромоторы для наждака, и ящики с инструментами и резцами. Между прочим, на них написано: «Сделано из лома, найденного пятым «Б».

Ребята зашумели: «И на станках так напишем!», «Мы ими заведовать будем!», «В поход пешком пойдём!», «На машинах плохо!», «Шины лопаются!», «Бензином воняет!», «Ура!»

– Вот как всё получилось! – толкнул меня Петька. – Вот что такое корреспондент! Даже директор понял.

Я сказал:

– Дай хоть посмотреть.

Петька достал из кармана бумагу и под партой протянул мне.

Я снова успел только заметить красные буквы: «Пионерская правда».

– Вова! Что-нибудь интересное читаешь? – спросил наш вожатый Слава. – Дайка и нам посмотреть.

Я взглянул на Петьку. Он сказал:

– Ладно… дай.

Слава прочитал бумагу сам, рассмеялся и стал читать вслух всему классу. И вот что, оказывается, было написано во всемогущей Петькиной бумаге:

Дорогой Петька!

Получили твои новые стихи. Чувствуется, что ты растёшь не по дням, а по часам. Нам понравился один образ в стихах о металлоломе:

…И заурчат моторы в нашей школе,

Как принесённые в тепло щенки.

Отвечаем на твой вопрос: «мешок – ишак», «мелко – стамеска» – рифмы плохие.

Конечно, стихи твои ещё слабы и напечатать их мы не сможем. Не унывай, пиши, присылай.

С приветом! Редакция.

Все ребята, и сам Петька, и наш вожатый Слава смеялись так, что к нам в класс заглянул завуч. Только я не смеялся и думал: «Вот почему директор заговорил тогда стихами, ему Петькины строчки понравились: «Как принесённые в тепло щенки»…

Я с уважением посмотрел на Петьку и спросил:

– А в газете был вопрос, большие такие чёрные буквы: «Куда катится Западная Германия?» Ты что будешь отвечать?

Петька задумался и важно сказал:

– Надо бороться за разоружение. А все пушки, и танки, и пулемёты, и ракеты, и пули выкинуть на металлолом!

Глаза у него загорелись.

– Представляешь?

– Здорово! – сказал я и ещё раз с уважением посмотрел на Петьку.

Ананас

Мысль купить большой ананас пришла мне в голову на уроке географии. Пришла она неожиданно. Матвей Иванович рассказывал нам о Южной Америке, о её зверях, овощах и фруктах.

Я, закрыв глаза, пытался представить в уме тропические джунгли, пантеру и анаконду, срывающую с пальм бананы и ананасы.

Только почему-то вместо зверей и пальм я представил в уме витрину нашего овощного магазина.

В ней, как богатыри на пьедестале почёта, на красных ступеньках стояли три ананаса. Большой, поменьше и совсем маленький. На зелёном хохолке самого большого висела бирка: «кг 1 р. 60 к.»

– Рыжиков! Повтори! – окликнул меня Матвей Иванович.

Я вздрогнул, встал и… ничего не смог повторить.

– О чём ты думал?

– Как о чём?.. О… о флоре и фауне…

– Садись.

Матвей Иванович продолжал рассказ, а я грустно думал о бирке «кг 1 р. 60 к.».

Если бы я сказал дома: «Мам… мне почему-то ананаса захотелось…», – моя мама ответила бы: «Мне почему-то хочется, чтобы мой сын Вова стал круглым отличником…» Поэтому я, не откладывая дела в долгий ящик, забрался на перемене на парту и произнёс:

– Слушайте меня все! Нам нужно по плану сделать полезное мероприятие? Нужно!..

– Молодец! – перебил меня редактор нашей стенгазеты Валька. – Давно пора включиться в работу.

– Так вот, – продолжал я, – давайте купим ананас! Большой! В складчину!

– Не! Не! Не! – сразу же завопил Валька. – Ананас не является полезным мероприятием!

– Наоборот – является. Я его отцу в больницу носила, – тихо сказала Людка.

– А я этих ананасов могу и дома есть хоть каждый день, – похвалился Гарик.

Он был хвальба и жадина.

Все стали спорить. Я крикнул:

– Кто «за»? Поднимите руки!

Девчонки-сластёны тут же подняли руки, почти все мальчишки тоже, а остальные, увидев, что полезное мероприятие принято большинством голосов, перестали воздерживаться. Я обрадовался, однако редактор Валька предложил:

– Товарищи! Если уж на то пошло, мы его завтра утром купим, потом срисуем на рисовании и только потом съедим. Тогда будет полезное мероприятие. Я настаиваю.

– Идёт! Обязательно надо его срисовать, – сказал Петька.

Мы тоже не были против.

На другой переменке я составил ведомость на двадцать шесть человек. Все внесли по пятнадцать копеек и по настоянию Вальки расписались.

Утром перед уроками мы с Петькой встретились у овощного магазина.

Продавщица быстро предложила нам несколько ананасов, но они были маленькими, а мы хотели выбрать самый большой. В очереди уже начали ворчать:

– Вот чем они вместо школы занимаются…

– По отцовским карманам мастера… Налопаются яств и в кино… Знаю… Сам бывший школьник.

Ругаться с бывшим школьником не хотелось. Я от всей души попросил продавщицу:

– Девушка! Дайте с витрины! А? Нам очень нужно.

Продавщица быстро достала с витрины богатырский ананас. Денег у нас хватило. Даже ещё осталось девять копеек.

По дороге мы подкидывали ананас на руках. Он и вправду был как богатырь в своей панцирной светло-медной кожуре с зелёным темляком на макушке.

В класс я внёс его в шапке, так же, как совсем недавно черепаху, и поставил на учительский стол. Девчонки запрыгали от радости, а мы, мальчишки, договорились взять на переменке у буфетчицы Настеньки глубокую тарелку и колбасный нож.

Потом зазвенел звонок. Я снова положил ананас в шапку и спрятал в парту.

На первом уроке Петька то и дело толкал меня в бок и канючил:

– Дай хоть понюхать его… Он же пахнет…

Весь класс поглядывал в нашу сторону и глотал слюнки.

Между прочим, оказалось, что Гарик, который, по его словам, мог каждый день есть дома ананасы, почему-то отсутствует.

На переменке мы любовались ананасом и говорили о тропиках. На втором уроке Петька решительно прошептал:

– Не могу я больше ждать… Отрежь мою дольку… Тогда спокойно сидеть буду. И – всё… Я же видел на картинке ананас в разрезе…

Я задумался: «Что же делать? Впереди ещё три урока, а есть охота, как никогда… Если пойти в буфет – пропадёт аппетит!..» Вдруг ананас станет от этого не таким интересным. Наверно, все ребята тоже так думали.

В классе было тихо. Женя решал у доски трудную задачку и вот-вот должен был получить двойку. Все за него болели. Я прошептал Петьке:

– Давай притворимся, что мы его едим… Посмотрим, что будет…

Мы тихо зачмокали, задвигали челюстями и, в общем, сделали вид, что глотаем ананас большими кусками. Все сразу стали грозить нам кулаками и делать страшные глаза. Мне за шиворот запихнули записку. Я прочёл её:

Прекратите!!! Эх, вы! Товарищи…

Пред. сов. отр. Блинов и др.

Тогда я дал понять ребятам, что мы притворялись, и весь класс дружно вздохнул. Софья Васильевна сказала:

– Чем вздыхать тяжко, лучше бы подтянули своего товарища.

Женя из последних сил всё ещё мужественно держался у доски. Через полминуты он сдался, получил двойку, и урок кончился. Петька забрался на парту.

– Ребята! Я ждать никак не могу. Я требую отрезать мне кусок! Я и по памяти срисую, а пока съем.

– Правильно! – тут же пришёл в себя Женька.

– Эх, ты! – сказал предсовета Блинов. – Первый же согласился сначала срисовывать.

– И мне хочется… – робко заявила Людка.

– Сорвётся же мероприятие! – запротестовал редактор Валька. Он стал спорить и что-то доказывать на исторических примерах.

Тогда я предложил:

– Давайте устроим тайное голосование. Кто не хочет есть сейчас – пусть напишет на промокашке «не хочу». Кто хочет – пусть ничего не пишет. Можно и воздержаться. Промокашки кидайте в корзину.

Кое-кто продолжал упрямиться, часть ребят задумалась, а многие бросились к тетрадям – и вот уже в корзину полетели скомканные промокашки. Я стал их проверять, когда все проголосовали. Промокашки оказались чистенькими. Слов «не хочу» не было написано ни на одной из двадцати шести. Даже за Гарика кто-то кинул промокашку. Воздержавшихся не было. Наверно, они побоялись, что ананас могут съесть и без них. Редактор Валька сказал:

– Ладно. Я не виноват, что так получилось. Но, братцы, нужно же провести что-нибудь полезное! От ананаса после всего останется только зелёный хохолок. Я предлагаю вручить его завтра тому, кто первый решит контрольную по арифметике! Во!

– Ура!! – закричали ребята.

Только Женя приуныл.

Мы и не заметили, как зазвенел звонок и начался другой урок. У нас должен был быть французский. Но Нелли Петровна почему-то не приходила.

Петька поставил на парту глубокую тарелку и протянул мне колбасный нож.

– Режь!

Коля – наш лучший арифметик и будущий обладатель зелёного хохолка – ехидно спросил у Жени:

– В классе двадцать шесть человек. За партами сидят по двое. На сколько частей нужно разделить ананас?

– Поровну, конечно… На двадцать шесть! – не задумываясь, ответил Женя.

Все засмеялись. Петьке не терпелось:

– Дели на тринадцать. Потом сами разделят на глаз или линейкой.

Коля циркулем наметил на ананасе дырочки. Все на цыпочках подошли к моей парте. Сначала я ножом срезал зелёный хохолок.

– Ой, кактус! – изумилась Людка.

– Можете сразу отдать его мне, – сказал Коля.

– Ничего не сразу мне! – возмутился Петька. – Американский Томас тоже хвалился, как ты, а Брумель его взял и перепрыгнул!

– Точно! – сказали ребята.

Вдруг за дверью послышались шаги. Ребята разбежались. Я спрятал ананас.

В класс неожиданно вошёл Гарик. Он подозрительно посмотрел на нас и злобно сказал:

– Так и знал, что без меня съели… Ла-адно!

– Почему прогулял два урока? – спросила староста Лёлька.

– Я болел сначала… вот записка… Сожрали… Отдавайте деньги… – заныл Гарик.

Надо было отдать ему деньги обратно и оставить без ананаса за такие слова… Ребята снова нетерпеливо обступили меня.

Тогда я воткнул нож в ананас сверху вниз, и по нему на тарелку заструился светлый сок. И в классе сразу запахло так прекрасно и непонятно, что все мы с минуту молчали и, расширив ноздри, поглядывали друг на друга.

Я сделал ещё два глубоких надреза, и первые две дольки отвалились от ананаса на край тарелки, как будто он раскрывал лепестки. И староста Лёлька дала их Жене и Людке. Я резал и резал ананас, а он внутри переливался соком, как кристалл светом, и кожура его крепко-крепко держалась за сочную мякоть.

Ребята брали свои дольки, и дольки плыли по классу кожурой книзу, как маленькие пироги туземцев, доверху нагруженные самым сладким на свете товаром.

Наконец на тарелке осталась только моя и Петькина долька. Мы разделили её и незаметно для себя съели. Почти все ребята съели тоже. А Людка смотрела на свою дольку, смотрела, пока Игорь не толкнул нечаянно пузырёк с чернилами. Они залили Людкину дольку. Людка захлопала ресницами и, конечно, разревелась.

У меня прямо сердце перевернулось, я сказал:

– Давайте, кто ещё не доел, по кусочку в Людкин фонд… Мне сок полагается за то, что резал… Пусть она пьёт…

Петька недовольно облизнулся: он надеялся, что я поделюсь с ним соком.

Все, недоевшие свои дольки, ни слова не говоря, поделились с Людкой. Только Гарик заворчал на меня:

– Сам небось успел съесть…

Я посмотрел из окна на уличные часы и удивился: после переменки прошло всего двадцать минут.

В этот момент в класс вошёл Матвей Иванович.

– Садитесь, – сказал он. – Нелли Петровна заболела. Займёмся повторением Южной Америки. Флора и фауна Кубы.

Матвей Иванович как-то незаметно повёл носом и наморщил лоб. В классе всё ещё прекрасно пахло ананасом.

Потом он спросил:

– Что у вас тут происходило? Честно.

Тогда Людка сказала:

– Мы вчера решили… Ну, в общем, для закрепления материала по Южной Америке съесть ананас. И съели. Вот только кожура осталась. Мы, как туземки, сделаем из неё бусы и браслеты.

Матвей Иванович посмотрел на кожуру, его обычно строгое лицо подобрело; он кашлянул и тихо прочитал наизусть:

…Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран,

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман…

…Это – Блок.

А я понюхал нож и вздохнул: уж очень он был вкусным – этот ананас из далёкой страны.