Текст книги "Инспекция (СИ)"
Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
«Инспекция»
Рассказ
1986
Привалившись к толстому боку жены. Веня Хрянин стал уже засыпать, когда вдруг почувствовал, что противоположный от кровати угол комнаты начал светиться. Он разодрал ресницы и с ужасом уставился на чудище. Которое шагнуло в его сторону. Оно было призрачным и формы никакой не имело. Стащив одеяло, не спеша облапило, сковало холодом и будто мертвая баба и лезло целоваться. Темные Венины волосы встали дыбом. «Не хочу-у-у...», – отчаянно замотал он головой. Жена сонно хрюкнула, шевельнула крупными ягодицами и захрапела с новой силой. «Не надо-о-о...», взвыл Веня. Он попытался укусить жену за жирную спину, и наткнулся на медленно вырастающую посредине кровати отдающую могильным холодом стену. «Мама-а-а...», – сделал он последнюю попытку вырваться из леденящих объятий. И осекся. «Вечная девушка» несколько лет назад умотала искать счастья на БАМе, оставив сыну квартиру в доме, построенном в промежутке между барачным и крупноблочным строительными экстазами.
– Ти-и-х-х-а-а..., – голосом удава из мультфильма про Маугли прошелестело чудовище. – Не шшшуу-у-у-ми-и. Э-это-о не по-мо-шше-е-ет.
Оно поцеловало Веню на французский манер – заставив широко открыть рот и поводив кончиком языка по небу. Затем пригладило стоявшие торчком у него на голове волосы и растворилось.
На какое-то время Веня отключился. А когда открыл глаза, то ни страха, ни холода уже не испытывал. Комнату заполнял неясный сумрак. Лампочки на уличных фонарях давно снесли жильцы стоявшего напротив молодежного общежития. Ночами пространство между общежитием и домом оглашалось женскими воплями и кошачьими концертами.
В эту ночь кошек не было. Не было и девичьих воплей. Предметы в комнате слабо освещали синевато-бледные искры. Веня поднял голову. Что-то темное, с рожками, с которых сыпались эти искры маячило на высоте двух метров от пола. Медленно открывая и закрывая круглые глаза. Свет исходил неяркий и холодный. Дальше угадывалось крупное лохматое тело. А внизу источали тусклую синеву стоптанные копыта вразлет. «Домовой» – равнодушно подумал Веня и зевнул. Досаду вызвало лишь неприятное ощущение на губах.
– Нет, не домовой, – приятным баритоном ответило чудище. – Про кошек думал? Я прогнал их.
– А кто же ты? – Веня подумал о том, что, наверное, кто-то серьезный, раз сумел разогнать кошек.
– Серьезный, – снова зарокотал голос. – Черт я. Самый настоящий.
– Ну и пошел к черту.
От храпа жены подрагивала кровать. Веня похлопал ее по заголившемуся заду. Не почувствовав обычного печного жара, сплюнул и отвернулся. Ссадина на губах донимала все сильнее.
– Лишку хватил. Надо было не французским, а итальянским способом целовать, – вслух забеспокоился черт. – Хотя там тоже губы обрывают...
Он задумчиво поскреб затылок. Яркие снопы искр разлетелись в разные стороны.
– Нет уж. Если целоваться, то целуйся по-русски, – запротестовал Веня. – По заграничному меня баба каждый день целует. Нахваталась, стерва, из книжек.
– и то верно. Тем более, вопрос мы будем решать русский, – согласился черт.
Быстро наклонившись, он ос всей дури потащил к себе Веню за уши.
– О-о-ой, – заблажил тот. – Отпусти, дурак. Чтоб тебя...
Но тут же почувствовал, что саднить перестало.
– Порядок, – облизываясь, облегченно вздохнул черт. – Аж пот прошиб.
– Зато зуб шатается.
– Зуб не беда. Хорошо-то как.
Он потянулся лапами к ягодицам жены, прикрытым тонким, кое-где расползшимся, капроном.
– Э, э, – отпихнул лапу Веня.
– М-да, – снова облизнулся черт. -Ладно. Об этом потом. Вставай. Инспекцию проводить пойдем.
– Какую еще инспекцию?
– У вас же перестройка началась. Вот и посмотрим, как она идет.
– Хорошо идет.
– Во как! – удивился черт. – А бабу если уведу?
– Уводи, черт с ней. Надоела со своими французскими наклонностями. Корова, а туда же.
– А чего ж ты лапу отпихнул?
– Ну не при мне же.
– А-а. Тогда бог с ней, с бабой...
Черт снова поскреб свой шершавый затылок. И тут же за окном раздался гул. Комната осветилась нежным розовым светом, который прошивали яркие голубые молнии.
– Поосторожнее на поворотах, охламон, – гулко ахнул сердитый старческий голос. – Спихиваешь мне тут всяких.
Черт вьюном закрутился на одном месте:
– Прости, господи. Больше не буду. Век из преисподней не вылезать.
– И не забудь, душу христианскую, хучь и безбожную, но справедливую, ты взял до утра. Утром вернуть. Покараю.
– все будет исполнено, как договорились.
За окном еще некоторое время слышалось недовольное ворчание. Потом все утихло. Черт вытер на лбу зеленые капли пота, угрюмо посмотрел на Венину жену, сплюнул и длинно, по-русски выругался.
– Видишь, как работать приходится? Шагу лишнего не сделай. Пошли, говорю. Сто лет она... никому не нужна.
– Боишься бога-то? – натягивая брюки и рубашку, злорадно ухмыльнулся Веня. – Придавил он тебя, черта рогатого.
-Придавил, – проходя сквозь закрытую дверь, вяло согласился черт. – Раньше на равных были. А потом Сам как увидел, что творится на земле, тоже за перестройку взялся. Но мы поставили условия. Если у вас, у людей, значит, что не так, то мы снова вернемся к прежней жизни.
– Согласился?
– Ага, держи карман шире. Свое кресло ему любыми путями надо удерживать. Раньше вместе с нами пил, икру черную ложками черпал, по бабам, значит, тово-етово... Ну мы его тоже не забывали. Как сыр в масле катался. А теперь по-другому запел. Если люди, мол, ко мне лицом повернулись, то чего я от них отворачиваться буду. Но инспекции проводить разрешил.
– Ишь ты. Вроде как вместе с народом, – покрутил головой Веня. – А с чего вы меня выбрали?
– Ты ж пил. Значит, наш.
– А ты разобрался, почему я пил? – взорвался Веня. – Ты спроси сначала, а потом поднимай среди ночи. Может, я с горя бормотуху хлестал. Вот скотина, а?
– Еще раз обзовешься, рога... тьфу, ноги обломаю и голым в Антарктиду пущу.
– А почему не в Африку? – съязвил Веня.
– Там перенаселение.
Выйдя на улицу, черт почесал живот, цокнул копытом по асфальту. Где-то к кустах акации не своим голосом заорала кошка, ломая ветки, вылетела на середину проспекта, переходящего за аэропортом в шоссе, ведущее в другой город.
– Собственность бабки Тырманки, – свистнул ей вдогонку черт. – Не скоро теперь опомнится. А Тырманка до сих пор... как ее, блатхату держит. Правда, на ладан уже дышит. Лучшие кадры уходят, – вздохнул он.
Веня хмыкнул, посмотрел на свои ботинки на толстых каучуковых подошвах. Одна из них лопнула на третий день после покупки. Махнув рукой, он огляделся вокруг. Длинные тени от бетонных башен перекрестили улицу. Пространство между башнями заполнял слабо мерцающий голубой туман. Струи нагретого за день августовским солнцем воздуха резиново толкались в лицо. Квадраты неба были усеяны блескучими звездами, которые будто перекатывал кто палочкой сбоку на бок.
– Куда пойдем-то? – спросил Веня.
– На завод. Посмотрим, что изменилось.
Черт начал накручивать свой хвост:
– Допинг ввожу. Я в основном летаю, а тут походить придется, – пояснил он.
– Может, и мне чего накрутишь? – забеспокоился Веня. – Не поспею.
– У тебя ноги длинные. Хэ-т деляга...
Сделав несколько дыхательных упражнений, он с места сорвался в карьер, и тут же, за углом дома, врезался в большую кучу кирпичей.
– Какой дурак навалил их посреди улицы, – взвыл от боли, заскакал на одном копыте.
Подбежавший Веня виновато заморгал глазами:
– Да ремонт делают. Рабочие из домоуправления крышу к зиме обкладывают.
– Ну дела-а... Сроду такого не бывало. Плохая примета, – черт задумчиво потеребил ухо. Подняв копыто, поплевал на него. – Хотя в приметы сейчас мало кто верит. Пошли. Хоть бы веревку с красной тряпкой натянули.
Выскочили на центральную улицу. Редкие фонари вяло сочились дневным светом. По бокам рябили ряды пропыленных насквозь пирамидальных тополей. Веня едва поспевал.
– И что, во всех домах делают этот самый... ремонт? – недоверчиво спросил черт.
– Не знаю. Внутри квартир как были потеки на потолках, да трещины по стенам, так и остались. Но на магазинах и на других заведениях все вывески на новые поменяли. Пока, наверное, внешний марафет решили навести.
– Тю-у, так это при любой власти было.
– Колбасу каждый день завозят, – быстро добавил Веня. – Разбирают ее, конечно, но хоть так.
– Стоп, – остановился черт. Ткнул волосатой лапой в лавку, в которой раньше продавали вино. – А почему она забита?
– Временно. Под сокращение попала, – отмахнулся Веня. – Поначалу хотели установить сухой закон, да люди самогонку стали гнать. Пришлось сахар, как масло, по талонам распределять. Но бормотухой торговать запретили. И многие пивные точки закрыли, – в голосе Вени само собой проскользнули радостные ноты.
– А чему ты радуешься? В ухо дать? – рога у черта начали накаляться.
– Без мордобойствия, – раздался сверху спокойный старческий голос.
Прошипев что-то сквозь клыки, черт пнул копытом бордюр и поскакал дальше. Скоро старая часть города осталась позади. Впереди стеной взметнулся ярко освещенный «кобрами» новый микрорайон. Веня летел как на крыльях. Ужаса от ночного мероприятия не было. Было какое-то беспристрастие ко всему окружающему.
По асфальту зажурчала вода.
– Трубу где-то прорвало, – довольно крякнул черт, не останавливаясь. – А вам по телевизору показывают, чтобы каждую каплю берегли. И ты учти, электромоторы, которые гонят эти речки по улицам, тоже работают вхолостую. Одни капли экономят, другие моря воды и света разбазаривают...
Веня промолчал. Решил завтра же позвонить в «Водоканал», сообщить о прорыве. Но по какому номеру звонить, он не знал. Эта организация, как и «Горсвет», как и другие подобные, почему-то держалась в тени. Решил позвонить в милицию.
– Во-во, – гоготнул черт. – Так они и разогнались. Вроде своих забот мало.
Некоторое время скакали молча. Пробежали базарную площадь с множеством овощных ларьков, вокруг которых ходил ночной сторож с огурцом в одной руке и с бутылкой вина в другой. Заметив кометный хвост, который тянулся за чертом и Веней, он медленно опустился прямо на асфальт и принялся громко икать. Проспект в разных местах пересекали недавно вырытые траншеи, накрытые толстыми стальными листами. С боков тротуаров возвышались горы земли. Но черт будто воды в рот набрал. Широкая лохматая спина сплошь усеялась зеленоватыми капельками пота.
Наконец впереди показался перекресток.
– Заблудиться можно, – разглядывая окружившие площадь дома, черт завертел рогатой головой в разные стороны. – Типовые. Штампуй и штампуй. Зимой поддувает, не поймешь откуда... Тут где-то ресторан должен быть.
– За этим углом, – недовольно буркнул Веня.
– Помнишь, – язвительно заметил черт, – А когда мимо овощных ларьков пробегали, ни о чем не вспомнил?
– А что?
– Где картошка, где огурцы, где помидоры, которыми обещали завалить все базары? Цены не подскочили? Н обвешивают как прежде, гнилье не подсовывают?
– Моя жена сказала, что авария на Чернобыльской атомной повлияла. Радиация была большая, вот и погорело все.
– Радиация?! – взвился черт. – Да один председатель торговли страшнее любого Чернобыля. Колбаса-а... А на колбасе тебя не дурят? От... работяга. А туда же – перестро-о-ойка. Тьфу.
– А сторож огурцом хрустел.
– Так сторожу и продавцу всегда достанется, а тебе во, – черт сунул кукиш под нос.
– А ты что, тоже за перестройку? – удивился Веня.
– Да тут и враги скоро будут за перестройку, – рявкнул черт. – Я факты констатирую. Вон, лозунги как висели, так и висят.
На недостроенном панельном здании во всю стену алел плакат с надписью: «Сдадим досрочно». Через дорогу красовался еще один.
– А другие поснимали.
– А новые повесили.
Веня хмыкнул, но промолчал. По краю проспекта бежал говорливый ручей. На асфальте чернели глубокие выбоины, вокруг давно заселенного дома постанывал забытый строителями, завалившийся набок забор, и лезло в глаза вывешенное для просушки прямо на балконах белье, которое с особым усердием ощупывал своими лучами тонкий месяц. Черт уперся взглядом в вывеску над полуподвальным помещением. Длинный хвост все еще подрагивал от нервного возбуждения.
– Ко-о-пе-ра-тив «Ме-ло-ди-я», – прочитал он по слогам. И мелко затрясся от ехидного смеха. – Японская кассета стоит девять рублей, а тут тебе ее токанут за четвертак. Вопрос: куда вложено труда больше, в саму кассету или в то, чтобы записать на ней галиматью?
– Кассету сделать труднее, – пожевал губами Веня. – Но где ты их возьмешь?
– Вот именно. Скупают конвейерами и продают в три дорога. Тебе понравится, если я скуплю весь хлеб, вырежу на каждой буханке сердечко и буду продавать по рублю за одну?
– Не понравится.
– А женские сапоги с тесемочкой по сто восемьдесят -двести пятьдесят рублей, а брюки с тем же сердечком на правой коленке, а капрон с листиком, что прикрывает ягодицы твоей жены, а торты «Птичье молоко» по шесть рублей вместо двух целковых?..
– Погоди, погоди. Ты что-то не туда погнал, – забеспокоился Веня, уже удивляясь тому, что черт знает все, – рынок насытится – и цены упадут, и качество повысится. Да все это изобилие, о котором раньше мечтал, теперь вижу своими глазами.
– И исходишь слюнями, потому что купить не по карману. Сколько ты отвалил за колготки жене с фиговым листиком на... передней панели?
– Пока не по карману, – не обратил внимания на последние слова Веня, – Пока, понял?
– Ну, жди. Глядишь, на том свете придешь ко мне в дешевых брюках с кочегаром на заднице, – гоготнул черт.
– А почему это к тебе? – забеспокоился Веня.
– Во дает! Бухал, прогуливал, с женой развелся и в рай лыжи навострил.
– ну и к тебе не пойду. Сто лет ты мне снился.
– Придешь как миленький. Куда ты от меня денешься. Ладно. Погнали дальше.
Скрипнув зубами, Веня поддал ногой пустую пачку из-под сигарет и посмотрел на небо. Но усыпанный бриллиантами темно-синий бархат занавес даже не колыхнулся. Сиротливо прогремел по рельсам ярко освещенный ночной трамвай. Водитель покосился на близко стоявшего к путям Веню и прибавил скорости. Тоскливо оглянувшись на убегающие красные маяки, Веня поддернул брюки и помчался за чертом, который цокал копытами уже по другой стороне улицы.
Сразу за углом он со всего размаха налетел на лохматую фигуру. Лицо ободрала грубая шерсть. Но в носу, как ни странно, не защипало от должного быть запаха навоза, а защекотало от тонкого нежного аромата.
– Осторожнее, придурок, – черт схватил его за шиворот и поставил рядом с собой.
– Стоп-сигналы надо включать, – огрызнулся Веня. У него закружилась голова. – Надуханился, как на свидание.
– «Флер-а-флер», – с глубоким прононсом мыкнул черт.
– Чего-о?
– Одеколон такой. Пятнадцать целковых пузырь. Давно стал дефицитным. Так говоришь, борьбу алкоголикам объявили? А ну посмотри вон туда.
Три парня, поддерживая друг друга, мотались из стороны в сторону перед входом в ресторан. Дверь приоткрылась. Чья-то рука протянула одному из них бутылку водки и тут же исчезла. Радостно заржав, парни подались к дороге ловить такси. Громкие голоса принялись гонять с места на место пугливую тишину.
– А теперь вот сюда, – черт ткнул когтем в магазин, возле которого они остановились. Двое милиционеров спокойно укладывали в патрульный «бобик» пачки с индийским чаем, коробки с шоколадными конфетами, которые шустро подавали со слабо освещенного черно хода.
– Воруют... – ахнул Веня.
– Не воруют, а делятся, – осадил черт. – Завтра они развезут этот чай по знакомым спекулянтам и перепродадут по завышенным ценам. Или толканут тем же кооператорам. А ты будешь пробавляться чайными отрубями по семьдесят шесть копеек за пачку.
– А как же сигнализация? Ночь на дворе, – не унимался Веня.
– Все в милицейских руках. Видишь в стороне грузовую машину с чужими номерными знаками? Только что подвезли из другого города. Дэпэ, так сказать. И ты учти, никто в накладе не останется – ни кладовщица, ни кто привез, ни милиция. Вот тебе и вся борьба с алкоголизмом и спекуляцией. Вопрос: что изменилось за четыре года перестройки? И нужна ли она была вообще?
– Не позволю, – набычился Веня и шагнул к милицейскому «бобику».
Черт прищемил его когтями за рукав рубашки выше локтя и сильно дернул назад.
– Пусти, нечистая сила, – ощерился Веня, со всей силы хватая кулаком по тугому животу. – Зашибу, гада.
– Пускай идет, – заступились сверху. – Это благочестивый порыв. А порывы надо поощрять.
Черт согнулся пополам и уселся на гладкие плиты тротуара. Глаза у него вылезли из орбит, изо рта вырвалось долгое кряхтение, словно он наконец-то добрался до толчка. Веня размашисто подошел к милиционеру, отобрал несколько коробок с конфетами. Некоторое время тот молча разглядывал его. На лице не отразилось ни растерянности, ни испуга. Подошел второй милиционер с уверенной улыбкой во все лицо. Наконец первый переглянулся со вторым и оба, не сговариваясь, разом взмахнули руками. Вене показалось, что он превратился в бабочку, которая пытается догнать собственную голову. Он поймал ее под самой стеной из сложенной кое-как деревянной тары и тут же отключился. А когда очнулся, ни конфет, ни милиционеров, ни самого магазина уже не было. Вокруг расстилался заваленный кучами металлолома, залитый тихо мерцающей синевой, громадный пустырь.
– Где я? – будто с похмелья, хрипло спросил он. Но голова не болела. Свободно двигалась и нижняя челюсть. Только пальцы оставались согнутыми, будто продолжали держать яркие коробки с шоколадными наборами.
– Отошел, патриот, – массируя выпуклое брюхо, угрюмо буркнул черт. – Засветить бы тебе между лопаток, чтобы в следующий раз знал, куда можно лезть, а куда нельзя. Раньше за бутылку бормотухи сам разгружал левые рефрижераторы с ворованным вином. Тьфу... Идиот.
Слюна кометой врезалась в стальную болванку и разлетелась зелеными брызгами в разные стороны. В месте соприкосновения вспыхнула яркая, будто от электросварки, голубая дуга. Веня переступил с ноги на ногу и огляделся еще раз. Он словно попал на другую планету. Вокруг царили пустота и разорение. Месяц осторожно ощупывал своими лучами печальные останки какой-то техники, брезгливо прикасался к шершавой поверхности неспешно ползущего по неглубокому оврагу жидкого черного месива. Ни дороги, ни деревца, ни жилого строения.
– Где я? – с тревогой в голосе повторил вопрос Веня.
– Не узнал, – обрадовался черт. – В самом центре перестройки. А точнее, на чалке, организованной твоим родным заводом. Вот эти железные остовы не что иное, как брак выпускаемой вами продукции, а это месиво раньше было чистой светлой речкой. А все потому, что очистные сооружения до сих пор в зародыше. А хочешь узнать причину?
– Хочу, – едва слышно прошептал Веня.
– Потому что ваш генеральный директор – наш человек, – хихикнул черт. – У него там, в Центральном Комитете, волосатая лапа. А может, и в самом Политбюро.
– Я в «Прожектор перестройки» напишу.
– О-о, этот прожектор мечется по стране, как в войну по небу за вражескими самолетами. А самолеты кругом. И все с бомбами.
– Я все равно напишу, – с упорством обреченного повторил Веня. В уголках век появились злые слезы и от того, что письмо утонет в бездонном море из таких же писем, и от того, что «Прожектор» давно перестал светить с экрана телевизора. Угас. И на возрождение этой передачи надежд мало.
– Пи-иши-и, грамотей. Хоть в Организацию Объединенных Наций. Вся страна пишет. А он хочет, чтобы его слабый голос услышали.
С сожалением посмотрев на Веню, черт толкнул его животом в плечо. Глаза у него неожиданно загорелись ярко-желтым огнем.
– А хочешь я тебе правду расскажу? Вернее, встану, вроде как на трибуну и пофилософствую с научной точки зрения. Только ты поспокойнее, а то мне опять придется тебя вырубить.
– Второй раз не допущу, – голосом, в котором послышалось сочувствие, сказало небо. – Пущщай раб божий ведет себя как хочет.
– Так он дерется.
На небе с ворчанием переставили какие-то предметы с место на место, тяжело вздохнули. И снова на землю опустилось тяжелое покрывало тишины. Черт повернулся к Вене:
– А правда вот какая. Система так называемого «казарменного социализма», которую проповедовали почти все ваши руководители, привела страну в стоячее болото. Трясина уравняла людей. Не давая возможности проявить себя индивидуально.
– Это и без тебя все знают. Ты мне правду скажи.
– А ты не перебивай. А то вообще ничего не услышишь, – нахмурился черт. – Так вот, народ разленился. Стал неприхотливым, потому что в магазинах шаром покати – производить-то некому. То есть, с помощью своих лидеров срубил сук, на котором сидел. Во Франции или другой стране такое... Но не в этом дело. Каждый забился в свой угол и во сне приучился сосать лапу. Страна медведей.
– Ты рассуждаешь как первоклассник, – Веня засопел и нагнул голову. – Это был своего рода протест против навязанного строя. Русский тягучий протест. Вон, наполеонов разных, да гитлеров засосали и с концами. Ни крестов на могилках, ни самих могилок. А ты мне про лень лапшу на уши вешаешь.
– Может и так. Упорное молчаливое сопротивления, – покусал клыком верхнюю губу черт. – Но пора бы уже и просыпаться. Наваливаться не письмами и жалобами. Этой графоманией все учреждения завалены. А разбираться прямо на местах, – он провел лапой по морде, посмотрел на Веню. – Хорошо, завел ты меня. Уважаю упорных. Буду говорить как на духу, безо всяких афер и выгод. Во-первых, приучать делать перестройку надо с детского садика, со школы. Первокласснику, например, можно дать поручение, чтобы он следил за чистотой на своей лестничной площадке или возле своего дома. Чтобы указывал взрослым, что сорить нельзя. Второклашку – ухаживать за зелеными насаждениями, за животными. Опять же, в пределах своих квартир, своего дома, школы. Сколько кошек перевешали маленькие живодеры, сколько собак замучили. Третьеклассника – следить за здоровьем. Да, да. Пусть начнет со своей семьи, с соседей, постоянно напоминает, что курение и пьянство – вред. Можно дать им какие-нибудь удостоверения, чтобы ответственность почувствовали. Старшеклассников можно направить на транспорт, проверять билеты у пассажиров, следить за порядком на улицах, бороться с проституцией, наркоманией. И, в первую очередь, в стенах родной школы, своего дома. Десятиклассники пусть займутся торговлей, организуют оперативные отряды. Ведь на глазах обвешивают. Выдать им повязки, например, «школьный контроль». Любой взрослый поддержит. Даже через эти нехитрые способы может появиться теплое отношение между отцами и детьми, может возродиться утерянный контакт, потому то все будут делать одно дело. А вам, работягам, сейчас нужно создавать группы содействия перестройке. Во весь голос орать, во все колокола бить по каждому случаю бесхозяйственности, нарушения закона, а не прятаться за луч «прожектора» – он перевел бурное дыхание. Затем сощурил круглые глаза. – Все, что я сказал, истина, которую знают все, но из-за старой болезни – боязливой лени – умалчивают. А теперь спроси, почему я, враг перестройки, не побоялся сказать правду.
– Почему? – тихо спросил Веня.
– Потому что на ваших верхних этажах сами только-только проснулись. А вам потребуются десятилетия, чтобы вылезти из берлог, чтобы поверить в новое начало. У меня есть подозрение, что равнодушное отношения ко всем вам пришлось по душе. Политика инфузории, микроба какого-нибудь. Вам навязали первобытнообщинный строй. А истинная личность, независимо от общества, в котором она живет, развивается индивидуально. На этом стояли и будут стоять незыблемые законы прогресса – толкача к повышению благосостояния и духовного обогащения всего народа. Поэтому и так называемых диссидентов, а по правде – честных, талантливых личностей – оказалось много за границей. А там сидят не дураки, чтобы принимать каждого. Вам нужен свободный полет мыслей. Как говорит ваш нынешний руководитель – плюрализм мнений. Но с жестким контролем принятых новых законов. А вы сейчас стадо, которое слепо бежит за своим вожаком.
– Так я по-твоему из стада? – вспыхнул Веня
– Ты хоть сейчас-то дурь свою не показывай. Думай, а обиды заткни в задницу. Поэтому мы тебя и выбрали, чтобы поспорить. Ты-то начинаешь переживать за общественное. А другие? – похлопав Веню лапой по плечу, черт начал накручивать свой хвост. – Погнали, а то за бесполезными разговорами полезное дело сделать не успеем. Вон твой завод. Как начищенный медный котел сверкает. Пятилетку в два года решили сделать.
Заржав по лошадиному, он с гиком помчался через пустырь. Веня посмотрел в ту сторону, куда понесся черт. Огромный кусок горизонта был охвачен блескучим дымным заревом, словно там горели тысячи цистерн с нефтепродуктами. Небо над этим местом было закрыто черными, с оранжевыми всполохами, клубами. Через них не было видно ни одной звездочки.
– Догоняй и запоминай, что говорит тебе эта чертова душа. – приказал старческий голос. – Хоть и вражина, а зерно подкинул. И держись, а то из-за вас и у меня перестройка зашатается.
Некоторое время Веня молча кусал губы. Затем хлопнул широкими ладонями по ляжкам и помчался за чертом.
Они остановились у подножия высеченной, кое-где обвалившейся каменной стены. По верху бежала цепочка тусклых фонарей. Там, где зияли бреши, лампочек не было. Но ближе к проходной они горели с неистовой силой. Под ногами подрагивала земля, все вокруг бурлило, грохотало, выхватывалось из ночи короткими всполохами.
– Сколько кирпича угрохали, – довольно поскреб грудь черт. – И сколько из него не построили домов.
– И сколько людей из-за этого маются по сырым углам флигелей и подвалов в ожидании собственных квартир, – со злостью в голосе согласился Веня, до этого как-то не обращавший внимания на похожий на Великую китайскую стену забор.
– Зато, какое великолепие. Словно по ту сторону склад с баллистическими ракетами стратегического назначения. А как продуманно горит освещение. Там, где вахтер, поярче, чтобы он мог разглядеть, где свой, а где чужой, а здесь, возле дыр, они ни к чему. Нар-род должон жить сыто, – черт явно издевался. – Вот тебе наглядный пример, что перестройку затеяли зря. А это что?
Он ткнул когтем в невысокую хрупкую палатку, с обеих сторон стиснутую мощной стеной. Веня вяло отмахнулся:
– Магазин по продаже отходов производства.
– Да ты что! Раньше на свалку вывозили... – насторожился черт. – И покупают?
– Покупают.
– А рядом дыра.
-Ну.. пока так. Ворованное списывать куда-то надо, – Веня явно начал думать. В голову пришла мысль и о продавце магазина, который был сам себе хозяин. – А дырку скоро закроют.
Хмыкнув, черт пристукнул копытом и тут же взвился кверху. От копыта отлетел небольшой кусочек, вспыхнул синим пламенем и испарился, превратившись в тоненькую струйку дыма.
– Не земля, а чистое железо. Хоть за разработку берись.
Он надолго присосался к ране. Из-за забора накатывался грозный гул, будто там клокотал проснувшийся вулкан. По проложенному над дорогой ярко освещенному мосту мощные «Кировцы» перетаскивали с территории завода в отстойник готовые комбайны. В небо то и дело вгрызались голубые всполохи пламени. В воздухе носились тучи пыли, которые наждачной бумагой обдирали горло и легкие. Веня нетерпеливо подергал правой щекой и уставился в лохматую спину черта. Наконец тот разогнулся, очумело покрутил рогатой башкой:
– Еще за проходную не успел пройти, а уже чуть инвалидом третьем группы не стал. Одолжил бы на время свои «вечные» с дырочками, – он с завистью покосился на Венины штиблеты на толстой каучуковой подошве. – Вы, заводские, привычные. Хоть голыми ногами по битому стеклу. А тут три пары на всю вечность выдают. При рождении копылки – пинетки по-вашему, потом кроссовки. Фирма «Адидас» к нам своих шпионов засылала. Украли технологию изготовления, а патент за них дядя платит... И вот, последние растоптанные, – он уныло посмотрел на поджатую ногу с ущербным копытом.
– Обойдешься, – тоже поневоле поджимая ногу с лопнувшей подошвой на ботинке, огрызнулся Веня. – Как перестройку помоями обливать, так ты мастер, а как у самих бракованная продукция, так сразу помоги.
– Та-ак. Ему правду рассказывают, чуть ли не по Марксу шпарят, а он... – обиделся черт. Охнув, оперся на покалеченное копыто и быстро похромал вдоль стены. – Ладно, припомним. У тебя еще будет возможность попрыгать голым задом по горячей сковородке. Перестройщик, бабе твоей ежика ... в бюстгалтер.
Откуда-то издалека донесся истошный женский крик, прерываемый сердитым брезгливым фырканьем. Даже мощные уханья, аханья и визжания за стеной не смогли заглушить эти звуки. Через несколько минут фырканья начали угасать, а вопли наоборот, усиливаться.
– Убери ежика, – потребовал Веня. – Моя жена ничего плохого тебе не сделала.
Черт с интересом прислушался к далеким воплям. Заросшее длинным волосом ухо радаром поворачивалось за новым их всплеском.
– Кажись, окончательно зажала, – высморкался он. – Ну и здоровья у твоей супруги. Когда я по своим делам был в Азии, то видел бурдюки с вином...
– Отпусти ежика, скотина, – сжал кулаки Веня. – Иначе я за себя не отвечаю.
– Отпусти скотинку... тьфу, эту, зверушку, – сквозь сиплый кашель грозно потребовало небо. – Тебя куда направили? Животных мучить или инспекцию проводить?
– Инспе-екцию, инспе-екцию, – передразнил черт. – Ты видишь, что он меня совсем за черта не принимает?
– Ты щас договорисси. Оглоушу вот громом с молоньей, – пообещал старческий голос.
Черт остервенело цыкнул сквозь клыки и захромал еще быстрее. Вопли прекратились. Веня смахнул выступивший на лбу пот и тоже прибавил шагу. Подрагивала под ногами усеянная различными металлическими предметами земля, то и дело путь преграждали отвалившиеся от стены кирпичные обломки, рассыпались под ногами в прах серые куски раствора, в котором не было цемента. Веня посмотрел на небо в надежде увидеть первые проблески зари. Но оно было укрыто плотными дымными тучами. И только по краям, в темной бездне, продолжали кувыркаться крупные звезды. Серо было и на земле. Проезжую часть дороги занимали выстроившиеся в два ряда, не уместившиеся в отстойниках комбайны. Всполохи метались по побитым еще на конвейере боковинам молотильных аппаратов, по заклеенным бумагой разбитым стеклам на кабинах. Громадные, с крупными елочными прожекторами, колеса в большинстве своем вдавились в землю крашенными железными дисками. Шоферы, трактористы и прочий ездовой народ, давно скрутили с латунных сосков колпачки, вывернули золотники.
