Текст книги "Жизнь начинается после смерти"

Автор книги: Юрий Елисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Дед сделал жест, который я видел несчетное количество раз на плакатах моей

социалистической родины.

– Как говорится – вперёд и с песней!

– И на мою долю купи. – посоветовал голос Эмира.

Страсть к стяжательству взяла верх. В течении жизни, работая в разных ответственны должностях Министерства тяжелого машиностроения, я получал немалые деньги, но ничего не скопил – жил на широкую ногу, ни в чём себе не отказывал и в итоге на счету у меня оказался устойчивый ноль. Понимая, что делать здесь, в потустороннем мире, мне пока нечего, я оценил предложение деда и решил посетить Землю.

На следующий день с утра мои провожатые доставили меня в зимнюю Москву на отдалённую аллею парка им. Горького. В столице было девять часов. До открытия магазина оставалось немного времени и я, оставив дела и Эмира отдыхать на лавочке, отправился на угол «Петровки» и «Неглинной». В городе выпал первый снег, горожане переодевшись в зимние одежды, проходили мимо меня, косо поглядывая на мою лёгкую курточку, парусиновые штаны и сандалии. Выйдя из метро, я бодрым шагом пересёк улицу и вошёл в только-что открытый магазин, где сидел скучающий продавец в очках с круглой оправой. Я подошёл к витрине, где у меня сразу разбежались глаза от разнообразия товара: здесь были крючки разных цветов и размеров, кованные и штампованные, двойные, тройные…

– Что нибудь выбрали? Вам помочь? – спросил, оживившийся при моём появлении, продавец в летах и, видимо, с большим опытом торговли.

– Мне бы крючки, – промямлил я беспомощном поглядывая на витрину и прикидывая, что именно из снастей выбрать, чтобы приобрести наиболее выгодные для обмена.

– Какие именно вас интересуют? – спросил торговец, поправляя очки и глядя вместе со мной на витрину.

– Давайте двести штук разных. – решил я и, приготовив деньги, подумал – «Какие-нибудь, точно понравятся».

Продавец удивлённо посмотрел на меня и спросил:

– Вам, по десятку каждого вида?

– Давайте так..

Пока он отсчитывал товар и запаковывая крючки в маленькие пакетики, я смотрел на блёсны, лежащие тут же на витрине и одна из них, в форме золотой рыбки, приглянулась мне, и я решил добавить её в заказ.

В парк я вернулся через два часа и ещё издали, подходя к аллее, где расстался с дедом и Эмиром, увидел, стоящих рядом с ними двоих персонажей в знакомой, чёрной-стальной, как воронье крыло, униформе, полицейских. Ситуация была бы банальной, если у тебя есть паспорт и нет запаха эфира, который преследует любую потустороннюю личность и словно пуповина тянется шлейфом через миры и Астральные пространства к месту, где ей положено быть. Мои спутники что-то пытались объяснить представителям закона, но консенсуса между сторонами я не заметил и, поэтому, ускорив шаг, переключил внимание патрульных на себя.

– Командиры, ну зачем вы привязались к мирному контрабандисту и давно умершему старику? – крикнул я и неожиданный наезд озадачил молодых представителей закона. Нагловатый блеск в глазах полицейских, сменился удивлением, смешанным с некоторым замешательством. – Нехорошо, ой, как не хорошо! – продолжал я, не теряя преимущества, вызванного моей наглостью и отчаянно делая знаки своим спутникам, показывая, что пора делать ноги. Я видел, как, очнувшиеся от растерянности патрульные пришли в себя и сжали свои дубинки, приготовившись пустить их в дело. Один из них расстегнул кобуру и угрожающе предложил.

– Прошу всех немедленно пройти с нами, для выяснения личности.

– Ага! На счёт три… – крикнул я, глядя на деда и Эмира. – Раз, два, три…

И мы нырнули в воронку.

Глава 8

– Я уже думал – загребут. – признался дед Михаил, когда мы оказались в знакомом астральном мире с двумя голубыми солнцами. Он перевёл дух и, посмотрев на меня, осклабился.

– Ну ты шустрый, внучок! Вовремя появился. – затем с интересом посмотрел на мою сумку и спросил. – Как шопинг? Удачно?

Я сунул руку в сумку и достал пачку пакетиков.

– Этого хватит?

– Половина моя. – оживился Эмир. Он протянул руки, чтобы взять свою долю, но тут же получил затрещину от деда.

– Убери грабли! – рявкнул родственник убирая пакетики в сумку. – Делить добычу будем потом. И не обязательно как ты предполагаешь.

– Я только хотел подержать.. – потирая затылок, пробурчал бывший контрабандист.

Дед примиряюще похлопал его по плечу и успокоил.

– Не бойся, не обижу..

Он посмотрел на горизонт. Оба солнца растворились в зеленовато желтой мути надвигающейся бури, которая сопровождала появление новой локации. Мои спутники поставили защиту «Я есмь – непробиваемая броня» и выжидающе смотрели на меня, пока, я, наконец-таки, выбрал «что мне надеть» и, выкрикнув: «Я есмь – электрический скат», присоединился к ожидающим меня спутникам.

– Держись правее, пойдём вон той лощиной. – крикнул мне дед, указывая на еле заметный, среди высоких кустарников, овражек. Я пристроился за Эмиром и наш небольшой отряд понёсся вперёд, к видневшемуся вдали кряжу. На повороте я чуть не врезался в неуклюжее существо, выпустившее мне в догонку едкую струю кислоты. Брызги её лишь слегка задели мою защитную оболочку, но этого хватило, чтобы хвост зашипел и, покрывшись пузырями, отвалился. Я увидел, как Эмир обернувшись, вопросительно посмотрел на мою защиту, но я знаками дал понять, что всё нормально.

Лощина кончилась и передо мной открылось пространство с голой каменистой почвой, на которой росли редкие чахлые кусты, по виду напоминающие терновник. Холмы, маячившие на горизонте, где находился кряж, волшебным образом исчезли, уступив место болоту, а кряж прямо на глазах превратился в островок с засохшими деревьями.

– Мы на месте! – констатировал дед.

Сняв с себя защиту, я подошёл к камню и, вслед за другими, коснулся его шершавой тёплой поверхности. В то же мгновение я ощутил легкое покалывание, глаза мои сами-собой закрылись и, когда вновь открылись, я увидел вокруг себя водный мир, наподобие того, что видел в фильме с Костнером. Вокруг меня сновали тёмные низкорослые личности в юбочках из пальмовых листьев, основными украшениями которых, были роскошные татуировки, выполненные с большим художественным вкусом.

Дед Михаил и Эмир, как завсегдатаи этих мест, уверенно прошли к деревне, просматривавшейся сквозь густые заросли леса и остановились у большой хижины в центре поселения. Дед ударил колотушкой по бамбуковому стволу, подвешенному над входом. Раздался вибрирующий звук, похожий на звук небольшого колокола и через мгновение циновка, загораживающая вход, отодвинулась в сторону и на пороге появился вожак деревни, который увидя знакомые лица, подпрыгнул от радости и воскликнул, потирая руки.

– Пришли меняться, добро пожаловаться!

Он с интересом посмотрел на мою сумку, видимо понимая, что я и она появились здесь не просто так. Мы уселись кружком на циновки и, как положено в таких случаях, выдержали длительную паузу, перед тем, как начать деловой разговор. Папуас всё время косился на сумку и, наконец, не выдержал.

– Ну что там у вас? Выкладывайте! – он заметно нервничал, нервно заламывал руки и, видя, что я попрежнему медлю, нетерпеливо прогундосил: – Ну давай же, не тяни козу за вымя!

Крайняя степень несдержанности выдавало в нём натуру эгоистичную и склонную к скоропалительным решениям. Поняв, что последняя фраза была адресована мне, я посмотрел на деда и тот, в ответ, утвердительно склонил голову. Тогда я, открыв сумку, зачерпнул часть пакетиков и вывалил их на циновку перед вождём. У того глаза полезли из орбит. Благоговейный восторг мгновенно охватил хозяина дома, превратив его на какое-то время в паломника веры, перед святыми мощами.

– Откуда такое великолепие? – очнувшись, наконец, от наваждения, проговорил потрясённый вождь.

– Это наша коммерческая тайна. – опередив меня, дипломатично пояснил дед Михаил.

Вождь, уже окончательно пришедший в себя, разложил крючки по размерам и цвету в отдельные кучки и вопросительно поглядел на деда.

– Сколько за один? – спросил папуас.

– Две за маленький, три за средний, четыре за большой, ну и пять за самые большие.

Вождь кряхтя поднялся с циновки и отправился в дальний угол хижины, где покопавшись в сваленных в кучу раковинах, рыбьих шкурах и плавниках, извлёк мешочек полный жемчуга, который он, не без труда, перетащил к месту обмена.

– Начнём пожалуй. – усевшись на колени сказал он и стал развязывать мешок.

Дальше всё происходило, как было заведено издревле, когда белые люди торговали с аборигенами: с одной стороны дед клал на циновку крючок, а папуас, в зависимости от величины изделия, клал необходимое число жемчуга. Жемчуг уходил белому человеку, в лице деда, а крючок – папуасу, в лице вождя. Обмен продолжался долго, всё чаще прерываясь на склоки, когда вождь пытавшийся жульничать, подсовывал вместо жемчуга, чёрную фасоль. К концу сделки накал страстей достиг апогея, но до мордобоя дело так и не дошло, потому, что мешочек с жемчужинами опустел и ломать копья было уже незачем. Со слезами на глазах вождь проводил нас к выходу и стал прощаться. Я взвалил на плечо потяжелевшую сумку и тут вспомнил о пакетике с блесной. Во мне, как ни странно, проснулось сострадание и, достав золотую рыбку, я протянул её вождю.

Уже в Астрале, уносясь прочь от водного мира, я какое-то время находился в большом сомнении, в правильности моего поступка, но когда я вспомнил глаза старого папуаса, с благодарностью глядевшие на подаренную мной блесну, понял, что сделал всё правильно.

Дальше наш путь лежал на Землю. По договорённости с Эмиром, часть жемчуга я должен был передать потомкам контрабандиста, которые жили в Ливане, под фамилией Бен Али, остальное решил припрятать до лучших времён.

Пролетев две локации, мы сходу приземлились, уже в который раз, на знакомой аллее парка Горького. Падавший снег, неслышно опускался с небес, видимый только в свете фонарей и белым ковром покрывал дорожки и газоны. Это сошествие снежинок, ещё с детства, вызывало в моём сердце трепет в ожидании перемен, после завершения активного цикла жизни, связанного с цветением и созреванием. Высунув язык, я поймал снежинку и почувствовал, как она мгновенно растаяла, оставив во рту сладкий привкус мороженного. Мои спутники явно не разделяли моих восторгов.

– Давай уже прощаться: чай не лето на дворе. – стуча зубами, сказал дед. – Бог тебе в помощь, внучок. Исполни, что задумали.

Распрощавшись со своими спутниками, я отправился домой, мечтая о тёплой одежде, горячем чае, но выйдя из метро, я передумал и зашёл в магазин, где купил бутылку водки и всякой всячины для закуски. Жилище встретило меня унылым запустением и немым укором брошенного дома: молчаливо, напряжённо и пыльно. «Потерпит» – подумал я, оглядывая паутину на потолке и беспорядок в комнатах. – «Вернусь, приберусь». А пока, разделив жемчуг в той пропорции как было оговорено с Эмиром, я припрятал свою долю в надёжное место, а долю ливанца упаковал в термос. Затем принял ванну и уже после этого, одев на себя домашний халат, закончил свой день плотным ужином.

С утра я обзвонил турагентства и нашёл горящую путевку в Ливан. Мне предложили подъехать в офис. Девушка, сидевшая в небольшой комнатке, увешанной постерами с видами райских островов, покопалась в бумагах и выудила из кипы не реализованных путёвок, ту, о которой мы договаривались накануне, утром. Эту путёвку купил, по ошибке, полмесяца назад один чеченец из Гудермеса, но, буквально, два дня назад, отказался ехать, поняв, что это не Ливия, где у него были братья по исламу.

У девицы был простуженный голос и аденоиды.

– Вот, значит: Бейрут, через три дня, пять дней, шесть ночей…вылет из Домодедово. – глотая гласные, перечислила она основные параметры путёвки и посмотрев на меня спросила:

– Вас устраивает?

– Да, если раньше ничего нет… – ответил я.

– Нет. С вас сорок восемь тысяч. – бесцветно сообщила мне девица, подавая мне договор для подписи. – Путёвку и загранпаспорт с визой сможете получить с утра, в день отлёта. Теперь я только заметил, что девица явно косит и от этого было не понятно, куда она смотрит. Один глаз явно прощупывал моё лицо в районе левой щеки, а другой разглядывал плакат за моей спиной с изображением руин Карфагена. От этого выражение лица её имело выражение плутоватое и неискреннее, что поначалу насторожило меня, но так, как других вариантов попасть в Ливан у меня не было, я отсчитал требуемую сумму из денег полученных от деда.

Выйдя из турагентства, я отправился к знакомому ювелиру, чтобы показать одну из моих жемчужин. Чуркин Семён Ильич, в девичестве Бренгольц Самуил Израилевич, долго рассматривал перл, тёр его ваткой, смоченной каким-то реактивом, затем взвесив его, промолвил:

– Такого, признаться, я ещё не видел. У этой жемчужины удивительная глубина цвета. Вот посмотрите. – ювелир протянул мне большую лупу. – Видите, присутствует ощущение сумасшедшей глубины, бездны если хотите, поверхность, как бы затягивает взгляд внутрь. А блеск какой! А размер! Почти двадцать миллиметров! Чудо!

Я посмотрел на жемчужину и ничего, кроме металлического блеска, не увидел, так, как должен признаться, что ко всем ресурсам природы, выбранным человечеством в качестве эталона ценностей, я относился с сильным подозрением и не чувствовал эмоционального подъёма от вида необработанного камня или куска металла. Перлы, как эталон, были куда мене привлекательны, чем раковины, где перламутр мне казался более красивым. Восторги ювелира меня не тронули, но заинтересовала денежная составляющая ценности жемчуга.

– Сколько она может стоить? – спросил я как бы мельком.

Самуил Израилевич грустно посмотрел на меня и сказал:

– Увы, дорогой мой, у меня столько нет. Жемчуг такого класса крайне редок. Я думаю в Москве таких нет.

– И все же.. – не унимался я, – Примерно, сколько она может стоить.

Ювелир пожал плечами и предположил.

– Полмиллиона… А на аукционе и весь миллион.

– Мир сошёл с ума. – задумчиво констатировал я, одновременно прикидывая количество жемчужин припрятанных в духовом шкафу электроплиты.

– Я позволю не согласиться с вами. Цена – единственное, что являясь установленной реальностью, сохраняет мир от хаоса. – этот постулат пришёлся мне по душе и я ответил ему, что полностью с ним согласен.

Поняв, что узнал достаточно, я стал прощаться с Семёном Ильичём и уже протянул руку, чтобы получить обратно свою жемчужину, как тот, проникновенно заглядывая мне в глаза, сделал мне короткое предложение:

– Я могу дать триста. Это всё, что у меня есть.

Мне пришлось выдержать паузу, чтобы не крикнуть сразу: «Я согласен!». Глядя на меня, Чуркин понял это по своему.

– Триста пятьдесят и я остаюсь без штанов. – прошелестел ювелир сделав скорбное выражение лица покойника.

– Ну хорошо, – сказал я, с азартом гончей собаки, почувствовавшей запах добычи. – Давайте четыреста и по рукам!

– Вы меня режете без ножа! – воскликнул внезапно оживший ювелир и я понял, что меня обошли.

Попросив меня подождать несколько минут, Самуил Израилевич скрылся за дверью, ведущей в задние комнаты ювелирной лавки. Вместо него возле прилавка материализовался его молодой рыжий помощник, манерами и лицом походивший на хозяина заведения. Он так усердно делал вид, что занят протиранием экспонатов, что я невольно поверил в то, что это основной повод его появления у прилавка, но когда вернулся хозяин, он, таким же загадочным образом, растворился среди стеллажей и шкафов магазина.

Получив жемчужину, Самуил Израилевич выложил на прилавок четыре пачки тысячерублёвых купюр и уже на выходе, когда я, упаковав деньги по карманам, и подойдя к двери, взялся за латунную ручку, крикнул мне вслед.

– Прощайте, но если будет что-нибудь подобное, приходите.

«А как же иначе» – сказал я себе. – «С домом Картье я ещё не знаком».

Деньги приятно оттягивали мои карманы, спешить мне было некуда и я решил немного покутить. С этой мыслью я направился в ресторан моей юности, куда был вхож ещё в восьмидесятые, в ресторан славившийся своей кухней под названием «Узбекистан» или «Узбечка», как все его тогда называли. Пройдя мимо швейцара, одетого в бухарский халат, я вступил на «кремлёвскую дорожку» и сердце моё дрогнуло – это была, наверно правнучка той дорожки, по которой я входил в ресторан в далёкие восьмидесятые. Зал, конечно, здорово изменился. Я смотрел на плафоны потолка, где раньше на цветных росписях загорелые узбечки убирали хлопок, а молодые узбекские студенты обняв учебники, спешили к местному университету, удивительно похожему на павильон республики на ВДНХ. Теперь плафоны изображали суры из Корана написанные арабской вязью и подсвеченные светодиодными светильниками. Увидев изобилие еды на столах, я почувствовал, что голоден и, предвкушая гастрономическое наслаждение, заказал лагман, самсу и плов.

Следующий день и последовавший за ним, были отмечены ожиданием даты, когда можно было получить паспорт, путевку и отправиться в аэропорт. Я обменял рубли на доллары, купил шорты и панаму и путеводитель по Бейруту и весь вечер, перед визитом в турагентство, лёжа в кровати, я то дремал, то краем глаза рассеяно смотрел в телевизор, лишь однажды заострив внимание, когда речь пошла о Ватикане, где начали продавать индульгенции, гарантировавшие место в Раю. «Началось». – подумал я. – «Вергилий был прав!»

В назначенное время, прийдя с утра в агенство, я получил пакет документов и через несколько часов отправился в Домодедово. В самолёте, кроме меня, находилось

с десяток арабов, семья иудеев и корреспондент радиостанции «Дождь», который оказавшись в соседнем кресле, сразу стал приставать с вопросами о моей политической ориентации. Я ответил, что в данный момент политикой не интересуюсь и вообще события в мире мало меня касаются. Поняв, что, как собеседник, я не представляю интереса, корреспондент отстал. Я закрыл глаза и незаметно, под ровный гул моторов, заснул и проспал весь полёт, до тех пор, когда, оживший динамик, на трёх языках объявил, что через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту Бейрута. Я заполнил, предоставленную мне проводником декларацию, получил отметку на паспортном контроле и вышел из аэропорта в ливанскую жаркую зиму.

Теперь мне предстояло найти в этой стране потомков Эмира с фамилией Бен Али. Что впрочем было не так-то трудно, так как, этот клан был один из самых древних и почитаемых в Бейруте. Ещё одним маячком в поисках родственников, было упоминание о прадеде Эмира: адмирале Фарухе Бен Али, прославившимся в битве за Хайфу. Начав поиски, я обратился в местный отдел справок, где мне посоветовали обратится к человеку, который знал почти всё о членах своего клана, – к торговцу коврами Исхаку Бен Али. Лавка Исхака находилась на центральном базаре старого города. Меня встретил явный представитель древних аборигенов аравийского полуострова: с сухим, тёмным лицом ассирийца, курчавой седой бородой и пронзительным взглядом чёрных глаз.

– Знаю кого вы ищете. – проговорил старец, выслушав мой рассказ. – И об Эмире, правнуке Фаруха Бен Али, тоже слышал. Он погиб молодым в стычке с турками в Искендерунском заливе. От него остались два сына, которые продолжили ветвь клана Бен Али. Их потомки и сейчас живут в Бейруте, а несколько семей основались на севере близ границы с Сирией.

– Я хотел бы вас попросить указать мне достойную семью, которая одинаково уважаема всеми членами ветви Фаруха Бен Али. – попросил я торговца.

– С какой целью вы интересуетесь потомками Фаруха? – поинтересовался Исхак.

По его голосу я понял, что хозяин лавки насторожился и ничего не скажет без весомого объяснения причин моего интереса.

– Я уполномочен передать наследникам Эмира Бен Али некое послание из прошлого… Это наследство, которое необходимо разделить поровну между всеми потомками Эмира.

Я достал жемчужину и показав её торговцу, пояснил:

– Вот по такой жемчужине должен получить каждый член ветви Фаруха Бен Али. Каждый. И живущий и умерший. По моим подсчётам потомков сыновей Эмира должно набраться около двухсот человек. Значит, они получат двести крупных жемчужин, каждая из которых может стоить до десяти тысяч долларов.

Торговец, у которого, от этой информации округлились глаза, поправил меня в расчетах.

– Прямых потомков, включая меня и моих детей и внуков на сегодняшний день насчитывается ровно двести четырнадцать человек. Я знаю это потому, что являюсь старейшиной нашей ветви клана Бен Али. – сообщил мне старик.

– Тогда это существенно облегчит мою задачу. – сказал я доставая из сумки термос.

– Вы очень доверчивый, а значит честный человек, – произнёс торговец. – Я уважаю

вас. – он поднял руку, как бы стараясь удержать мысль пришедшую ему в голову и добавил:

– Я подарю вам интересную фотографию. На ней изображены двадцать человек, глав семейств из нашего клана на ежегодной встрече, которую я устраиваю один раз в пять лет. – с этими словами Исхак Бен Али вышел в смежную комнату, завешенную легкой тканью и вернулся с фото в деревянной рамке форматом А 4, на которой я увидел подтверждение его слов.

Исхак, как историк, стал рассказывать, кто есть кто и чем он интересен. На это ушло около получаса, я устал и, заметив это торговец сжалился надо мной.

– Возьмите её на память с благодарностью от тех, кому вы принесли привет от далёкого пращура.

– Я думаю, там на небесах, ему будет любопытно узнать о своих потомках. – сказал я, не вдаваясь в подробности. На этом мы расстались.