Текст книги "Зимородок"

Автор книги: Юрий Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

12

– Люди-человеки, а не пойти ли нам в лес? – сказал Сергей Иванович, переступая порог.

Неожиданное предложение учителя класс встретил дружным «ура».

– Тише! Парад не начался. Хочу, чтобы вы знакомились с природой не только по учебнику… Вы когда-нибудь держали в руке птенца? Теплый, вздрагивающий комочек, полный упругой жизни. Тот, кто не держал в руке птенца, не сможет взять в руку сердце, а будущим врачам придется держать в руке сердце человека… Сейчас в лесу много невезучих птенцов. Положить выпавшего птенца в гнездо – полезное занятие… Собирайтесь. По школе идем с закрытыми ртами. Решено?

– Решено! – за всех отозвался Марат и хлопнул крышкой парты.

Класс мгновенно опустел. Ребята двинулись цепочкой по коридору. Василь нес под мышкой бумажного змея.

Школа была на окраине города, и добраться до поля не составляло труда.

Учитель шел впереди по высокой траве, а ребята, вытянувшись в длинную цепочку, шли за ним. Цепочка эта была неровной. Она местами выгибалась, местами рвалась и нехотя тянулась в сторону леса. А над ними в вышине вился бумажный змей с нарисованной кривой рожей. Змей послушно плыл на веревочке за ребятами. Сергей Иванович остановился, и ребята, наталкиваясь друг на друга, тоже остановились.

– Слышите легкий звон? Это вьется над полем жаворонок. Весенняя полевая птица. В лесу мы обязательно встретим дятла.

Вскоре цепочка исчезла в чаще. И сразу весь мир наполнился множеством тонких звуков. Птицы пели на все лады – каждая пробовала свое горлышко.

Учитель остановился. Прислушался.

– Слышите?

Ребята поворачивались в сторону звука.

– Слышите? Это поет малиновка. Конечно, ее пение не сравнишь с пением соловья. Но некоторые колена очень схожи.

Он старался увлечь ребят, открывал им тайны ожившего леса. Он вел их на звук птичьей песни, а ребятам хотелось бегать, перепрыгивать через ручьи и взбираться по склонам оврагов. И тех, кто шел рядом с учителем, становилось все меньше. Это не смущало Сергея Ивановича. Он как бы рассказывал самому себе:

– Да, наши птицы, может быть, и скромней по расцветке, чем пернатые тропических стран, но разве какая-нибудь птица в мире сравнится по пению с соловьем или малиновкой.

Дымчатые очки мешали ему любоваться лесом. Он снял их, но тогда все вдруг расплылось, пришлось снова надеть очки. Он оглянулся и заметил, что рядом с ним идет только одна девочка, курносенькая, в больших очках, которые захватывали часть ее щек.

– А где же остальные? – спросил он.

– Ищут птенцов, выпавших из гнезда.

– Да, да, – рассеянно произнес учитель. – Иди и ты, ищи.

Девочка побежала. Учитель остался один. Теперь он прислушивался не к птицам, а к голосам ребят и силился разглядеть их среди деревьев. Ребята как бы затеяли с учителем веселую игру в прятки. Но не было в лесу палочки-выручалочки, которая помогла бы ему.

Однако это не огорчало учителя. Он выпустил на волю веселого шумного джина и понимал, что загнать его обратно в сосуд, именуемый классом, было делом почти невозможным.

Сергей Иванович вышел из леса. Он медленно шел по мокрой траве через поле. Потом он услышал тихий шорох, и к его ногам опустился бумажный змей. Из травы смотрела смешная рожа, нарисованная лиловыми чернилами.

Сергей Иванович опустился на парту и стал ждать возвращения ребят. Он немного устал и уперся подбородком в сложенные замком руки. О чем он думал, пожилой человек с лицом, заросшим густой бородой? Может быть, вспоминал то далекое время, когда сам сидел за партой?

Неожиданно дверь отворилась и в класс вошел директор школы. Учитель встал, как встают ученики, когда входит старший.

– Где класс? – спросил директор, испытующе глядя на Сергея Ивановича.

Учитель стоял молча, опустив голову, как провинившийся.

– Сбежали?

– Я их отпустил. У нас было практическое занятие на природе.

– Не выгораживайте вы их! Сбежали! – сказал директор, усаживаясь за учительский стол. – Не получается у вас, товарищ Серегин. Садитесь.

– Разве не получается? – спросил учитель, продолжая стоять.

– Вы же ведете себя с ними, как равный. Где ваш учительский авторитет? Бороду отрастили, как Миклухо-Маклай.

– Нельзя бороду? – спросил учитель.

– Это вам решать. У нас ни один учитель не носит бороду… И не съезжает на перилах с четвертого этажа… У вас в распоряжении целое лето. Подумайте. Может быть, вам стоит заняться другим делом?

– Может быть, – пробормотал учитель.

– Вот таким образом, – закончил директор и, шумно отодвинув стул, пошел прочь.

А Сергей Иванович все стоял за партой.

В класс начали возвращаться ребята. Они входили шумные, возбужденные неожиданной прогулкой по лесу. Они не заметили, что учитель расстроен чем-то.

В класс вбежал Марат. Ладони его были сложены корабликом, как складывают на ветру, чтобы не погасла спичка.

– Я нашел птенца!

Сергей Иванович подошел к нему. Марат приоткрыл ладони. В них, как в гнезде, сидел птенец.

– Я нашел его в ручье. Он чуть не утонул.

Учитель снял очки и приблизил лицо к маленькому пернатому существу.

– Это птенец зимородка.

При слове «зимородок» Марат оглянулся на своих друзей. У Зои Загородько заблестели глаза, а Василь раскрыл от удивления рот. В это время птенец приподнял одно крыло, привстал на слабые лапки и вдруг изо всех сил рванулся, замахал крыльями. Его нельзя уже было удержать. Он полетел. Сделал круг и вылетел в открытое окно.

– Улетел зимородок, – сказал Марат.

Все ребята стояли у окон и провожали летящего птенца. Учитель тоже наблюдал за полетом птенца, и в глазах его застыла печаль.

На другой день начались каникулы.

13

Доктор Стройло был длинный и худой, слегка сутулился, словно все время боялся удариться головой о притолоку. У него были наполовину седые сизые волосы и глаза навыкате. А руки свисали, как опущенные крылья. Он стоял на крыльце и недружелюбно разглядывал незваных гостей. Дом у него был небольшой, рубленый, с палисадником – пригородный дом в конце городской улицы.

– Что вам надо? – спросил он ребят.

– Мы ищем человека, – неуверенно сказал Марат.

– У меня не адресный стол! – сердито отрезал негостеприимный хозяин. Было непонятно, сердится он или скрывает усмешку.

У Василия покраснели уши. И он почти крикнул:

– Его же расстреляли фашисты! Но мы верим, что он жив!

Доктор Стройло продолжал смотреть на ребят выпученными глазами.

– Меня не интересует, во что вы верите. С вашей фантазией во что угодно можно поверить… Боль можете терпеть?

Ребята удивленно переглянулись.

– Уколов боитесь?

– Не боимся мы уколов, – сказала Зоя Загородько. – Пошли, ребята!

Доктор Стройло выкатил глаза на нее и закричал:

– Вытирайте ноги! Почище! Я полы сам мою!

Это было приглашение войти в дом. Ребята зашаркали ногами на маленьком половичке. И доктор Стройло повел их в дом. Они очутились в небольшой комнате с низким потолком. На окнах, на столе, на тумбочках – всюду стояли большие и маленькие аквариумы, в которых плавали удивительные рыбы и рыбешки. Комната была скорее похожа на зоомагазин, чем на комнату, в которой живут люди. Ребята разбрелись и начали было рассматривать рыб, но хозяин сухо скомандовал:

– Садитесь! На диван!

Они послушно сели на диван.

– Что за новое поветрие – искать человека? – спросил доктор Стройло. – Сколько лет не искали, и вдруг… понадобился человек. Или неловко жить стало без человека?

– Он наш друг, – сказал Марат.

– Ба! – Доктор заходил по своей маленькой комнате, и от его шагов пол задрожал, а вода в аквариумах слегка заколыхалась. – Да вас тогда и на свете не было, когда фашисты… расстреляли вашего человека.

– Он наш друг, – упрямо повторил Марат. – Он нам нужен.

Доктор Стройло подсел к ребятам и, согнувшись почти вдвое, оперся локтями о колени.

– Что вам о нем известно, о человеке-то?

– Двадцать третьего августа он взорвал Новый мост на станции Река. За это его в тот же день расстреляли.

Доктор Стройло поднялся и ушел в другую комнату. И вскоре вернулся с большой конторской книгой.

Он стал листать пожелтевшие страницы, и ребята видели какие-то записи, сделанные размашистым почерком. Потом узловатым пальцем, похожим на ветку с обрубленными сучками, доктор стал водить по странице.

– Двадцать четвертого августа в госпиталь поступил партизан с тремя пулевыми ранениями. Видимо, он… Состояние раненого крайне тяжелое. Как его звали?

– Зимородок, – ответили все трое.

Это имя прозвучало как пароль, потому что в докторе Стройло что-то ожило, посветлело и в его выпуклых глазах появились какие-то точки, разгорающиеся как искры. Пароль «Зимородок» открыл забытую дверь в прошлое, и из нее хлынули воспоминания.

Зимородок лежал за станционными путями, в овражке. В помятом пиджачке, застегнутом на оставшиеся две пуговицы. И был он какой-то маленький и легкий. Голова упала к плечу. Глаза были закрыты, а нос торчал бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв. На щеке запеклась штыковая рана. Одна рука сжала полу пиджака, другая откинулась ладошкой вверх, и между пальцами протиснулись стебельки травы. И казалось, трава скоро поднимется еще выше и скроет его от глаз друзей и врагов.

На дне оврага стояли двое парней, а третий – на краю оврага наблюдал, не придут ли фашисты.

Парень в кепке, надвинутой на глаза, копал могилу, а его напарник неотрывно смотрел на расстрелянного. И вдруг он сказал:

– Подожди… Он, кажется… дышит.

Стриженый опустился на колени и прильнул ухом к груди Зимородка. Потом поднялся и сказал:

– Бьется! Где-то далеко-далеко бьется!

Парень в кепке отбросил лопату, подошел к нему и опустился на колени.

– Бьется! – согласился он. – Здесь земля сырая… от крови.

– Что же будем делать?

Парни молча стояли на коленях и смотрели на незнакомца. Сверху, с края оврага, спросили:

– Закопали?

Ему не ответили.

– Надо отнести его подальше. Он ведь мою мать спас, – сказал парень в кепке.

– И двух моих сестренок расстреляли бы…

Он был жив. Изо рта текла тонкая, высыхающая на ветру струйка крови. Это была живая кровь.

– Его надо переправить к доктору Стройло, – сказал стриженый. – Надо раздобыть подводу.

Два парня осторожно подняли на руки полуживого Зимородка.

– Закопали? – спросил сверху стоящий на посту.

– Да он жив! – наконец ответили ему снизу.

Потом по дороге ехала подвода, груженная прошлогодней соломой. Воз был большой, похожий на желтое облако. На возу сидел парень в кепке. Лошадь шла резво, и телега, подпрыгивая на камнях, громыхала коваными ободами.

На переезде через ручей, когда лошадь пила воду, парень в кепке спросил:

– Как ты там? Пить хочешь? Ну, подавай же голос, дружище.

Со стороны казалось, что он говорит сам с собой, потому что вокруг никого не было.

– Может быть, он… кончился? – сам себя спросил парень и погнал лошадь.

Потом им повстречался немецкий патруль. Немец крикнул:

– Хальт! Абвейс!

Парень полез в карман и протянул немцу «абвейс» – пропуск. Немец надел очки. Посмотрел. Вернул пропуск. И вдруг прошил воз дробной автоматной очередью. Возница вскрикнул. Лошадь рванула вправо, воз скатился на обочину и чуть не перевернулся.

Немец стоял на дороге и вытирал очки носовым платком. Очень аккуратный немец: и службу знает, и чистоту любит.

Воз выбрался на дорогу. И снова колеса запрыгали по камням.

Уже в лесу, в чащобе, парень в кепке соскользнул с воза и долго прислушивался, что происходит под соломой: попали немецкие пули в раненого или прошли мимо?

– Эй, парень! Ты жив? А? Ну, отзовись! Отзовись!

Возница забыл о всякой предосторожности. Он кричал на весь лес. Он требовал, чтобы тот, кого он вез под ворохом соломы, был жив. Он кричал и прислушивался. Он обходил воз со всех сторон и прислушивался. Пока до его слуха не донесся слабый стон.

– Жив! – обрадовался парень в кепке. – Жив! Держись… Но, но, пошла! – прикрикнул он на лошадь и побежал рядом с возом.

Дорога в лесу была мягкой, без камней, и телега не громыхала, а как бы плыла по ней бесшумно. И все вокруг было заполнено разноголосым щебетом птиц.

Наконец воз остановился. На небольшом пятачке, среди лопастых елок. Из-за деревьев вышли люди и молча принялись сбрасывать на землю солому. Воз таял. Становился все ниже. А возница и распряженная лошадь стояли рядом и ждали. Наконец последние охапки соломы были сброшены – на дне телеги лежал Зимородок. В его лице не было ни кровинки. И только полоска засохшей крови, как шрам, тянулась от уголка рта до подбородка.

Парень в кепке склонился над Зимородком. И лошадь тоже потянулась к нему и коснулась его щеки мягкой губой.

И тут появился доктор Стройло. Он был таким же, как и в наши дни: те же глаза навыкате, те же сизые волосы. Только спина его не так заметно сутулилась. Доктор осмотрел раненого и спросил:

– Когда?

– Вчера на исходе дня.

– В бою?

– Его немцы расстреляли, – ответил парень в кепке, и вдруг в его голосе появилась твердость: – Доктор, он должен жить!

– Это что ж, приказ начальства? – насмешливо спросил доктор Стройло.

– Это по справедливости.

– Ба! Если бы смерть действовала по справедливости, сколько бы хороших людей ходило по земле.

– Может быть, нужна кровь? – спросил возница.

– Кровь понадобится, – сказал доктор и пошел прочь.

Люди осторожно подхватили Зимородка и бережно понесли его по тропинке, ведущей в чащу, а парень и лошадь пошли за ними.

– Значит, он жив! – сказал Марат.

– Кто тебе сказал, что он жив? – отозвался доктор Стройло. – Разве я тебе говорил, что он жив? Три тяжелых ранения. И еще нога вывихнута. Я его оперировал, а потом отправил на Большую землю в очень тяжелом состоянии… Я не говорил, что он жив, я говорил только то, что знаю.

Доктор поднялся и подошел к большому аквариуму, стоящему на окне, и стал медленно подсыпать корм. И рыбки со всех углов приплыли к плавающему кругу, в который падали крупицы корма.

Ребята все сидели на диване. И молчали. Зимородок приблизился к ним и снова исчез. Он был неуловим. Он уходил из-под пуль. Он поднимался из земли. Он не давался смерти. Но он не был бессмертным.

А доктор Стройло кормил рыбок. И вдруг он сказал:

– Все, что люди сделали на войне, может быльем порасти. Все зависит от вас. Забвение – это ржавчина памяти. Она разъедает самое дорогое. Нужны новые силы, чтобы бороться с забвением. И еще я хотел вам сказать, товарищи следопыты: ищите в себе человека; если найдете в себе хорошего, справедливого человека – жить будете интересно, с пользой.

– Доктор Стройло, – вдруг спросила Зоя Загородько, опустив глаза. – Доктор Стройло, кто вас обидел?

– Меня? Обидел? Ба! – Доктор выкатил глаза на смуглую девочку. – Меня никто не обидел. Жизнью я не обижен. Друзья от меня не отвернулись. Людям я еще нужен. А если встречаются на дороге камни или колдобины, так на то она и дорога. Знаете что, давайте-ка я вас угощу яичницей. Я здорово умею ее жарить.

– Спасибо, – отозвались все трое. – Мы не хотим.

– Не рассуждать! – весело прикрикнул доктор, и сразу у него в руках появилась огромная сковородка, и в глазах зажглись теплые точки. Не каждого молодого можно представить себе стариком, еще труднее увидеть в старике молодого. Но когда доктор Стройло взялся за дело, нежданные гости увидели его таким, каким он был двадцать лет назад и тридцать лет назад. Каким остался навсегда…

14

Каникулы подходили к концу. В зеленом разливе листвы уже появились первые вестники осени – желтые листья. Дни стали короче. Звезды – крупнее. Вода в реке потемнела.

А трое следопытов все искали Зимородка. Они появлялись в домах у людей, давно сменивших оружие на молотки, кисти, бухгалтерские счеты или на постукивающую палочку пенсионера. Они заставляли бывших воинов вернуться в прошлое и в этом прошлом, на заросших бурьяном тропах, искать следы Зимородка.

Но эти следы не привели красных следопытов ни к живому, ни к мертвому: живой неожиданно оказывался мертвым, мертвый становился живым. И нельзя было поставить точку. Марат и его друзья спешили к Зимородку, как спешат в бою на помощь другу. Он был нужен им, а они были нужны ему. Они отвоевали его у забвения, собирали по крупицам развеянную по свету жизнь, и гордый образ бойца в штатском пиджаке с оторванной пуговицей все отчетливей и ярче возникал перед ними. Но он был недоступен.

В резерве у ребят оставался единственный день, когда на братской могиле в деревне Жуковке соберутся бывшие партизаны.

Ребята ждали этого дня и боялись его.

Услышат ли они свист иволги?

Тетка Алевтина встретила их как старых знакомых:

– Здравствуйте, странники! Может быть, молочка попьете с дороги?

Не хотелось им молока.

– Спасибо. Мы сыты, – за всех ответил Марат. – Не приезжали партизаны?

– Приехали. С вечера человек пять. И с первым поездом трое.

– А Зимородок?

– Какой он из себя, ваш Зимородок?

Марат посмотрел на товарищей, но откуда им было знать, как выглядел молоденький партизан спустя двадцать пять лет… Они знали, как он выглядел тогда:

– В помятом пиджачке, застегнутом на две пуговицы. Нос торчит бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв… На лице шрам. Умеет свистеть иволгой.

– Где им свистеть, – вздохнула тетка Алевтина. – Они все старые, седые.

– Может быть, и он стал старым, – сказала Зоя Загородько.

– Все стареют. Никто не остается молодым. Сколько лет-то прошло. – Тетка Алевтина снова вздохнула и покачала головой. – Вы идите к могиле. Может быть, повезет вам с вашим Зимородком… Мне с моим Ваняткой никогда уже не повезет…

Они шли по раннему лесу, и ноги их до колен были в росе. Пронзительный радостный холодок утра покалывал плечи и разливался по телу зарядом бодрости. Трое следопытов пересекали вырубки, перескакивали через ручей, ступали по мягкому мху. Они шли по земле, в глубине которой лежали осколки снарядов, пули, каски, стволы пулеметов – ржавые, увядшие плоды войны. Родная земля все видела, все знала, она хранила тяжелую правду о каждом, кто был на войне. И как у матери нет безымянных сыновей, так и земля знала имя каждого бойца, упавшего к ней на грудь.

Ребята незаметно прибавляли шагу: им не терпелось встретить человека, заполнившего до краев их жизнь. Разве не ради него они опускались в глубины прошлого, как водолазы опускаются в пучину моря?..

В лесу было тихо и безлюдно. От земли шел пар, и лес был не зеленым, а синим. Листья, трава, мох – все было синим. И фигуры бегущих ребят тоже казались синими в дымке рождающегося утра.

У партизанской могилы стояли бывшие бойцы отряда. Ребятам, выходящим из леса, они были видны со спины. Непокрытые головы – седые, стриженые и бритые и с чудом сохранившимися вихрами. Брезентовые куртки с капюшонами, откинутыми за плечи, городские пиджаки. Брюки, промокшие от росы до самых икр. Их было немного – восемь человек. Словно большой сильный отряд понес в бою новые потери и уцелело только восемь.

Ребята медленно приближались к могиле. И когда наконец поравнялись с застывшими в молчании людьми, то стали жадно разглядывать их лица – есть ли у кого-нибудь на щеке шрам.

– Вам что тут надо, молодцы? – спросил плечистый в брезентовой куртке.

Глаза у него были красные от недавно просохших слез.

– Мы ищем Зимородка, – за всех ответил Марат.

Он произнес это далекое военное имя, как произносят пароль, требуя условного ответа.

– Улетел Зимородок, – вздохнул старый боец.

– Не пришел? – спросил Марат.

– С того света не приходят, – сказал стоявший рядом худой старик с палкой.

Остальные бойцы отряда молча прислушивались к разговору.

– Он жив! – твердо сказал Марат.

– Грамотный? Читать умеешь? Тогда читай. – Плечистый в брезентовой куртке кивнул на обелиск.

– Его нет в этой могиле, – стоял на своем мальчик.

– Знаю. В этой могиле нет. Но не одна же могила на свете.

– И в другой могиле его нет, – убежденно сказала Зоя Загородько.

– Ишь, как вы легко возвращаете из мертвых, – отозвался кто-то из стоявших поодаль.

– Мы трудно возвращаем, – вставил слово Василь.

– Может быть, вы помните его имя и фамилию? – Марат пристально посмотрел в глаза старого бойца в брезентовой куртке. Тот потер лоб и сказал:

– То ли его звали Серегой, то ли фамилия его была Серегин.

И тут стоявший в стороне, с усами, которые топорщились сердитой светлой щетиной, сказал:

– Его звали Сергей Иванович Серегин.

Старые бойцы закивали головами, а ребята удивленно переглянулись.

– Так это наш учитель зоологии, – вырвалось у Зои Загородько. – Сергей Иванович Серегин.

– Может быть, однофамилец? – сказал плечистый в брезентовой куртке.

Даже боевые друзья не верили в живого Зимородка, хотя никто из них не видел его мертвым. Но Марат не сдавался. Его глаза наполнились тревожной радостью. И образ бесстрашного Зимородка стал в его сознании упрямо сливаться с чудаковатым, заросшим бородой учителем зоологии. Его искали по свету, а он был рядом. Он шел на верную смерть ради жизни людей, а ребята играли с ним в «кукушку». Может быть, Зимородок прикинулся учителем, чтобы быть неуловимым, а борода нужна ему, чтобы скрыть шрам?

– Это правда, что его звали Сергей Иванович Серегин? – переспросил Марат.

– Наш начальник штаба никогда не ошибается, – сказал старик с палкой.

Сам же начальник штаба молчал, словно уточнял в памяти события далеких лет. И все вдруг притихли, чтобы не мешать работать его памяти. И он вспомнил:

– За взрыв моста Зимородок был представлен к ордену. – Начальник штаба говорил сухо и отрывисто, словно по бумаге читал реляцию. – И был награжден… посмертно.

– А он, выходит, жив, – сказал кто-то из старых бойцов. И все маленькое оставшееся в живых войско повеселело.