Текст книги "Зимородок"

Автор книги: Юрий Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Юрий Яковлевич Яковлев
Зимородок

1

Ветер раздувал купол парашюта, и натянутые стропы волокли бойца по мокрой траве. Он был похож на парусный корабль, который буря выкинула на берег. Попробовал встать. Сделал шаг – левая нога подломилась и стала проваливаться в землю. Он снова упал.

Ночь шла на убыль. Край неба позеленел, и звезды померкли, растворились в зеленом свечении востока. Но на западе небо было еще темным и звезды стояли на местах.

Он стал подтягивать купол парашюта. Стропы натянулись сильней. Парашют упирался. Вздрагивал. Вырывался из рук. Они довольно долго боролись – человек и парашют, – пока бойцу удалось наконец подмять под себя шелковый купол. Он перевел дух и стал закидывать парашют валежником и камнями. Он ползал на коленях и собирал все, что попадалось под руки, чтобы замаскировать парашют.

На бойце был пиджак, застегнутый на три пуговицы. Брюки и ботинки – тоже гражданские. Еще при нем был мешок, перевязанный веревкой. Когда с парашютом все было покончено, боец снова попробовал встать. На этот раз осторожно, с опаской. Острая боль подкашивала ногу. Вероятно, где-то в ступне был вывих. Он прыгал на одной ноге, нашел палку. С палкой дело пошло лучше. Поднял с земли мешок и медленно двинулся вперед.

Вдалеке, между стволами деревьев, сталистой полоской поблескивала река. И виднелись фермы железнодорожного моста. В сплетениях металла была какая-то нереальная легкость. Но с каждым шагом мост приближался и становился все громаднее и тяжелее. И боль в ноге усиливалась, словно зависела от приближения моста.

Минут через пятнадцать он обессилел от боли и от тяжелой ноши и упал в траву. От крупной росы пиджак его вымок. Одна пуговица оторвалась.

Так он долго шел и падал, шел и падал… И мост надвигался на него с неотвратимой силой.

Спустя много лет после войны мальчишки со станции Река нашли в лесу странный полуистлевший предмет. Они долго перебирали его в руках, очищали от земли, тянули в разные стороны, пока наконец не дошли своим умом, что это парашют. Лямки и стропы сохранились хорошо, сам же купол местами истлел.

Ребята не знали, что делать с парашютом. Им никогда не доводилось играть с такой огромной вещью. Они принялись бегать по лужайке и тащить парашют за собой. Было безветренно, и купол не отрывался от земли, а волочился, приминая траву.

Ребята со станции Река долго ломали голову – к чему бы им приспособить старый парашют?

2

На уроке зоологии в классе завелась кукушка. Она перелетала с парты на парту и подавала голос:

– Ку-ку. Ку-ку.

Мало того, что кукушка меняла место, она меняла и голос. Ее голос звучал то густо, раскатисто, то пискляво, еле слышно. Может быть, в классе завелось несколько кукушек?

На самом деле кукушка была одна. Она никуда не летала и не куковала на разные лады, а неподвижно сидела на учительском столе – рябенькая, желтоглазая, с вытянутым хвостом. Она была чучелом.

Куковали птицы бескрылые, бесперые, с пальцами в чернильных пятнах, в куртках с потертыми локтями. Они играли с учителем в «кукушку». Они навязали ему эту игру, в которой победить могли только его выдержка и терпение.

– Ку-ку.

Учитель видел, как жиденькая челка девочки мелькнула и скрылась за спиной сидящего впереди. Он узнал ее голос – низкий, с едва заметной хрипотцой. Через мгновение девочка вынырнула и смотрела на учителя как ни в чем не бывало. Ее глаза весело горели. Учитель поморщился и сказал:

– Зоя Загородько, встань!

Девочка нехотя поднялась и поправила челку:

– Я не куковала.

И весь класс загудел:

– Она не куковала.

Учитель сделал вид, что он не слышит ни дерзкой кукушки, ни гула, он продолжал рассказ:

– Напоминаю, что внутренние опахала первостепенных маховых перьев у кукушки одинаковые, без белого или зубчатого рисунка. – Учитель рассказывал и ходил по рядам, заложив руки за спину, при этом голова его была слегка наклонена вперед. – Крайние перья – с крупными белыми пятнами на вершинах…

В это время совсем рядом за спиной учителя прозвучало густое:

– Ду-ду!

Учитель прервал свой рассказ и, не поворачивая головы, сказал:

– Василь, ты неправильно кукуешь. Впрочем, существует кукушка, которая, как удод, издает звук «ду-ду». Она называется «глухая кукушка».

В классе раздался смех. Кто-то крикнул:

– Глухая кукушка!

Василь был сражен. Он заерзал на парте. Уши покраснели, а верхняя губа поднялась домиком. Мальчик почувствовал, что к нему прилипнет прозвище «глухая кукушка». А Сергей Иванович – так звали учителя – даже не обернулся, шел себе по проходу.

Он был невысокого роста. С массивной головой. Всклокоченные волосы, темные с частыми белыми нитями, с головы переходили на щеки и сливались с усами и бородой. В этой буйной растительности, закрывшей почти все лицо, поблескивали большие очки с задымленными стеклами. Голос у него был глухой, как бы доносившийся из глубины.

– Кстати, кроме глухой кукушки в мире существует около ста видов: кукушка-отшельник, кукушка-подорожник, испанская кукушка, желтоклювая, изумрудная, траурная…

В это время на третьей парте поднялась рука.

– Что ты, Марат? – спросил учитель.

Скрипнула парта. Мальчик встал. Насмешливые коричневые глаза в упор смотрели на учителя, а широкие скулы – на каждой по щепотке веснушек – стали от улыбки еще шире. На мальчике был военный ремень, широкий, с медной пряжкой, и брюки «техасы» с изображением ковбоя на заднем кармане. Говорят, эти брюки вечные. Смотря для кого! Две заплатки свидетельствовали, что и вечным приходит срок.

Борясь с улыбкой, Марат спросил:

– Сергей Иванович, какая птица начинается с «ка» и кончается на «ква»?

По классу прокатился смешок. Кто-то на задней парте прокуковал.

Учитель пристально посмотрел на мальчика и сухо сказал:

– Во-первых, на уроке надо слушать, а не решать кроссворды. Для кроссвордов можно найти более подходящее место. А во-вторых, надо не куковать, а крякать. Эта птица – кряква, утка кряква.

Марат замолчал. Урок продолжался, а Василь все ерзал на месте – «глухая кукушка» не давала ему покоя, и он думал, кому бы спихнуть это прозвище. Рядом с ним сидела тихая девочка в больших очках. Василь покосился на свою соседку, поднял руку и спросил:

– Сергей Иванович, а бывает… слепая кукушка?

Учитель пристально посмотрел на Василя и спокойно сказал:

– Слепой кукушки не бывает. Бывает еще фазанья, воробьиная, ящерная…

И тут учитель заметил, что Василь смотрит на свою соседку и его рот расплывается в недоброй улыбке, а на глазах у девочки блестят слезы, увеличенные стеклами очков.

Учитель нахмурился. Молча прошелся по классу, держа руки за спиной. Потом остановился около Василя и, то ли в шутку, то ли серьезно, сказал:

– Советую тебе, Василь, выучить все виды. Потренируешь память и реже будешь задавать глупые вопросы. Очень полезно! А теперь, люди-человеки, займемся повторением домашних птиц. Напомню вам, что впервые дикие куры были приучены в Индии. Надеюсь, что по этому случаю никто не будет кукарекать?

3

Если у вас неожиданно заведутся деньги и вам захочется пострелять, спросите любого мальчишку и он приведет вас к большому серому дому, где в подворотне разместился стрелковый тир. Подворотня узкая и длинная, как туннель. И выстрелы под ее сводами звучат не щелчками, а раскатисто и хлестко. Здесь, за железным прилавком, отполированным локтями, сидит огромная бабка и вяжет чулок. Гремят выстрелы, а она постукивает спицей о спицу, делает свое дело. Время от времени бабка откладывает вязанье, берет в огромные красные руки духовое ружье и разламывает его легко, как прутик. Заложит свинцовую пульку – стреляй!

Стреляй, если у тебя есть деньги. А если в кармане пусто, стой в сторонке и наблюдай, как стреляют другие. Только не приближайся к железному прилавку, который бабка называет «огневым рубежом». Бабка молчаливая, разговаривать не любит, а дает волю своим ручищам.

Марат, Василь и Зоя Загородько шли мимо тира. Марат предложил:

– Зайдем!

– Зайдем, – согласился Василь.

Зоя Загородько хотела сказать, что она боится выстрелов, но промолчала и пошла за ребятами.

В тире болталось несколько мальчишек, а стрелял один взрослый. Седой. Хотя лето только приближалось, этот взрослый был обожжен солнцем. Лоб, скулы, впалые щеки были покрыты грубым, замешанным на ветру загаром, делавшим его похожим на краснокожего индейца, а белые волосы еще больше оттеняли загар. Стрелял он здорово. Без промаха. Мальчишки следили с открытыми ртами и после каждого удачного выстрела приговаривали:

– Во дает! Во дает!

Седой стрелял в мельницу, и сразу начинали вращаться крылья – значит, попал. Брал на мушку самолет – самолет, описав дугу, падал вниз. Закрывался шлагбаум. Гудел паровоз. Седой опустил ружье и стал высматривать, не осталось ли еще мишени. В углу рта у него была зажата папироса.

Ребята тоже искали мишень. И тут кто-то из мальчишек крикнул:

– Птица!

– Давай свою птицу, – сказал Седой и вскинул ружье.

Раздался выстрел – птица осталась сидеть на месте.

– Промазал! – радостно крикнули ребята.

– Мушку заваливаете, – с видом знатока сказал Марат.

– Мушку? – Седой оглянулся на Марата и протянул ему ружье. – Держи! Пробуй, не заваливая мушку.

Отступать было невозможно. Марат взял ружье, уперся локтями в прилавок и стал старательно целиться. Он чувствовал, что за ним наблюдают все посетители тира и Седой, похожий на индейца, тоже не сводит с него глаз.

Хлопнул выстрел. Не улетела птица. Осталась сидеть на ветке. Марат молча опустил ружье.

– Мазила! – сказал кто-то.

Седой ничего не сказал. Он зарядил ружье и снова стал целиться. И – промахнулся.

– Промазал! – радостно крикнули зрители.

– Что это еще за птица? – недоумевал Седой, разглядывая небольшую остроклювую птицу.

– Зимородок, – сказал Марат, и его насмешливые коричневые глаза заблестели.

– Есть такая птица – зимородок, – пояснил Василь.

– Есть такая, – согласился Седой, не выпуская изо рта папиросу.

– Он долбит норку в крутом берегу. И бесстрашно ныряет за рыбой, – вмешалась в разговор Зоя Загородько. – Не верите?

– Верю, – ответил Седой.

И ребята заметили, что он задумался. Все рассматривал птичку и о чем-то думал. Бабка тоже обратила внимание на это и, не отрывая глаз от вязанья, пробасила:

– Птица не работает.

И застучала спицами.

– Зи-мо-ро-док, – растягивая слоги, тихо сказал Седой. Он не обратил внимания на слова старухи. – Я знал одного Зимородка.

– С короткой шеей и прямым острым клювом? – спросил Марат.

– Не помню, какой у него был клюв, – задумчиво произнес Седой. – И шею не помню. Но котелок у него варил довольно странно.

– У какого зимородка варил странно? – спросила Зоя Загородько.

– У того, что нырял за рыбой, – ответил Седой и стал раскуривать погасшую папиросу. Потом он усмехнулся и сказал: – До сих пор не понимаю, как я согласился. По молодости лет. Будь я тогда седым стреляным воробьем, не стал бы связываться с этим Зимородком…

Папироска разгорелась, и память Седого оживала и тоже как бы разгоралась. И постепенно не стало тира. И сам Седой стал не седым, а темным, подстриженным под полубокс, с коротенькой челкой наискосок. На нем появился синий замасленный комбинезон, стянутый ремнем. А за спиной на ремне – кобура с пистолетом. Летний кожаный шлем болтался на руке, как подстреленная птица. А папироска была зажата в уголке рта…

Вместо тира появилась небольшая полянка. По краям кустики. В кустах самолетик с задранным носом, пятнистый, почти незаметный на фоне травы и листьев. Крылья, как этажерка, – в два ряда, по два крыла с каждой стороны. Кукурузник.

Летчик – тогда еще не седой – стоял, окруженный партизанами, и говорил:

– Я мог бы забросить вашего человека в район Нового моста, но, как вы понимаете, садиться там негде – кругом немцы. А парашюта у меня нет.

И тогда кто-то из бойцов сказал:

– У нас где-то был парашют. С прошлого года…

– Его, наверное, на бинты разрезали.

– Нет, валяется под нарами. Я подметал – видел.

– Не годится этот парашют. С ним человек разбился насмерть. Прыгнул, а парашют не раскрылся.

– Может быть, неправильно сложили, – сказал летчик. – Девчонки ведь складывают, а что у них на уме, у девчонок? Потом парашюты не раскрываются.

– Может быть, девчонки, а может быть, и не девчонки, – заметил командир. – А человек разбился; кто с таким парашютом прыгать будет?

И тут вперед вышел парень, худой, хрупкий, совсем молоденький. В штатском пиджачке на трех пуговках. Он вышел и говорит:

– Я… прыгну.

– Зимородок! Выдумал тоже, – зашумели партизаны. – Ты хоть парашют видел когда-нибудь? Ха-ха!

– Я прыгал… пять раз! – твердо сказал парень.

Командир вспыхнул.

– Нам смертники не нужны. Нам нужны живые бойцы. У нас нет такого инкубатора, который поставлял бы бойцов в нужном количестве.

– Я прыгну! – повторил Зимородок.

– Не разрешу!

– Так ведь выхода нет.

Командир задумался.

– Я дам тебе лошадь, – сказал он. – На лошади сидеть можешь?

Зимородок ничего не ответил.

Только через некоторое время он все же разыскал парашют и притащил его летчику. Отряхнул с шелкового купола хвою, землю и разложил на траве.

– Проверь, пожалуйста.

Летчик отбросил папироску и сказал:

– Посмотреть я могу. И складывать я умею. Нас учили. Но если есть в парашюте неисправность, я не замечу. Не знаю тонкостей.

Он опустился на колени и стал укладывать парашют. Зимородок помогал ему, расправлял стропы, придерживал купол, который от легкого ветра поднимался и опадал, как живой.

– Ты только ничего не говори командиру, – попросил Зимородок. – На лошади я никуда не успею. А ты меня в два счета добросишь.

– Черт с тобой, – сказал летчик.

Перед самым вылетом, когда уже стемнело, Зимородок с помощью летчика стал надевать парашют. Летчик помогал ему подгонять лямки, а Зимородок старался все делать сам, но получалось у него все как-то неловко. На гражданском пиджачке ранец и лямки выглядели смешно, они как бы связывали парня по рукам и ногам.

Летчик помог Зимородку забраться в кабину. Подал ему мешок со взрывчаткой. И натянул на себя шлем. Загрохотал двигатель. Самолетик затрясло, залихорадило. Он сорвался с места и побежал по лужку. Потом сделал прыжок. И растворился в темноте леса и неба.

И тогда, уже в полете, Зимородок наклонился к летчику и потряс его за плечо.

– Послушай, что надо делать, чтобы парашют раскрылся?

– Ты же прыгал! – Летчик резко повернулся к своему пассажиру.

– Не прыгал я, – признался Зимородок.

– Что же ты голову морочишь? – закричал летчик. – Возвращаюсь!

– Не ори! Тише! Спокойствие! – Молодой партизан крепко сжал плечо летчика. – Договоримся тихо. Инструкцию помнишь?

– Помню, – опешил летчик.

– Говори по инструкции.

– Надо дернуть за кольцо. Это я без инструкции помню.

Зимородок очень спокойно сказал:

– Вот и все… Вот и ладно… – Потом он затих, долго копался и снова спросил: – Что-то я не найду кольца.

– На передней лямке… – из своей кабины закричал летчик. – Слушай, ну тебя к черту, я возвращаюсь.

– Не шуми. Я нашел кольцо. Я дерну.

Летчик был в полной растерянности. Он не знал, что ему делать, и громко, чтобы перекричать грохот двигателя, честил своего пассажира:

– Сдался ты на мою голову! Встречаются же такие зимородки!

– Встречаются же такие зимородки! – сказал Седой и вышел из тира.

Марат, Василь и Зоя Загородько немного еще потоптались у «огневого рубежа» и тоже вышли из тира. Седой шел сам по себе, а ребята сами по себе. Ничто их не связывало. Но какая-то непрочная ниточка продолжала тянуться от летчика к ребятам.

– Дурной какой-то Зимородок, – пробурчал Василь.

– Встречаются такие чудаки, – сказала Зоя Загородько.

Марат молчал, занятый своими мыслями. Но Зимородок будил в нем любопытство.

– Чудаков на свете много, – сказал он. – Но кто из-за своего чудачества станет рисковать жизнью? Ты рисковал жизнью? – вдруг спросил он Василя.

Тот замотал головой.

– А ты, Зоя Загородько?

– Я болела дифтеритом, и врачи говорили маме…

– Не то! – отрезал Марат. – Интересно, как этому Зимородку удалось прыгнуть?

– А он не прыгал, – с уверенностью сказал Василь. – Летчик привез его обратно. С таким хлопот не оберешься.

Но Марат пропустил слова друга мимо ушей.

– Как же он прыгнул?.. Подождите!

Марат неожиданно прибавил шагу. Среди прохожих он искал глазами Седого. Ребята потянулись за ним. Наконец на другой стороне показалась белая голова. Седой стоял на остановке, ждал автобуса.

Марат перебежал на другую сторону и подошел к бывшему летчику.

– Скажите, как он прыгнул… Зимородок…

Седой удивленно посмотрел на мальчика.

– Зимородок-то? – Он усмехнулся. – Я сам толком не знаю. Мы попали под заградительный огонь. Вероятно, в этом месте наши бомбардировщики шли через фронт. Я лег на левое крыло, чтобы сделать вираж и вернуться. Зимородок вцепился мне в плечо: «Ты куда?» Я ему крикнул: «Отвяжись!» Тут снаряд разорвался совсем близко. Машину швырнуло в сторону. Наконец мне удалось прижаться к лесу. Когда все стихло, я оглянулся. Сзади никого не было. Улетел Зимородок.

– Как улетел? – спросил Марат.

– Не знаю… Может быть, когда я ему крикнул «Отвяжись!», он отвязался от сиденья. И выпрыгнул. А может быть, вывалился на крутом вираже. Мне было не до него.

– Ну да… не до него… – задумчиво повторил Марат.

В это время подошел автобус и увез Седого.

И когда автобус отъехал от остановки, Маратом овладело какое-то странное щемящее чувство, словно на этом пыльном городском автобусе уехал не случайный знакомый, Седой, а отчаянный парнишка по прозвищу Зимородок.

– Улетел Зимородок, – одними губами произнес Марат.

– Да ладно тебе, – подоспевший Василь ткнул его в бок.

А Зоя Загородько потянула Марата за рукав.

– Но как он приземлился? – Марат сорвался с места и побежал за автобусом.

Главное было узнать, как он приземлился! Но автобус был уже далеко. Марат остановился. Ребята догнали его.

– Надо будет разыскать Седого. Как это я упустил его? Может быть, твой отец знает его? – спросил он у Зои Загородько. – Летчики все знают друг друга.

– Я спрошу, – пообещала Зоя.

И все трое пошли своей дорогой.

4

Уехал Седой. Улетел Зимородок. Течение времени подхватило трех одноклассников и понесло их дальше. И ничего в их жизни не изменилось. Но маленькое незаметное зернышко, оброненное бывшим летчиком, неожиданно проросло в сердце Марата. Зимородок как бы встал за его плечами, в пиджачке, помятом лямками парашюта, и глуховатым голосом спросил:

«Послушай, что надо сделать, чтобы парашют сработал?.. Я ни разу не прыгал… Куда запропастилось это кольцо?..»

Было в Зимородке что-то неокрепшее и даже беспомощное, и вместе с тем его поступками двигала отчаянная отвага. Ему было труднее, чем закаленным опытным бойцам, но он надел парашют, снятый с мертвого солдата. Он просто делал свое военное дело, не задумываясь о том, что это может стоить ему жизни. А может быть, он, неумеха, просто не научился дорожить жизнью?

Сам того не замечая, Марат привязался к Зимородку, и между ними завязалась таинственная, никому неведомая дружба. Теперь Марат все чаще искал ответа на вопрос: раскрылся парашют или был действительно неисправным? Был ли взорван мост? Жив Зимородок или погиб? На эти вопросы мог ответить только Седой.

Марат отправился в тир в надежде встретить летчика.

В тире шла своя, раз и навсегда заведенная жизнь. Утром здесь редко звучали выстрелы. Днем поднималась беспорядочная стрельба – днем тир принадлежал ребятам. Сколько несъеденных завтраков обращалось здесь в маленькие свинцовые пульки, которые чаще летели «за молоко» и значительно реже со звоном ударялись в металлические кружочки, опуская шлагбаум и заставляя вертеться мельницу.

Вечером в тир приходили взрослые. Среди них было немало людей, которые в свое время держали в руках куда более грозное оружие и стреляли не по мишеням, а по врагу. Бывшие фронтовики заходили в тир проверить глаз и руку.

Марат перешагнул порог и подошел к «огневому рубежу». Бабка сидела неподвижно, как неживая, и только в ее толстых, красных пальцах электрическими искорками вспыхивали кончики проворных спиц.

– Здравствуйте!

Бабка не ответила на приветствие.

– К вам не заходил такой… Седой?

– Разные ходят. И седые и лысые. Стрелять не будешь? Тогда проходи, проходи…

– Мне он очень нужен.

Ничего не трогало бабку. Она окаменела. Ушла в свою работу.

– Мне надо узнать про Зимородка!

– Птица не работает. Птица на ремонте, – буркнула бабка.

Ничего она не поняла. Ничего не чувствовала. Стеклянная, деревянная, оловянная, каменная!

Зимородок уходил от мальчика. Он растворялся во мгле далекой безвестности. Но чем больше он отдалялся, тем сильнее тянуло к нему Марата.

Неужели парашют не раскрылся?

Для того чтобы узнать о парашюте, надо узнать о Новом мосте. Потому что, если мост был взорван, значит, парашют раскрылся.

В тире гремели выстрелы.

Друзья давно забыли о седом летчике и его рассказе. Они как бы оставили Марата и Зимородка одних в тревожной безвестности. Марат решил пойти в музей. Это был слишком простой путь, но другого пока не было. По крайней мере, про мост там должны были знать.

В музее маленький чернявый человек в золотых очках спросил Марата:

– Тебя интересует Новый мост? Новый мост на станции Река?

– Его должны были взорвать.

– Тебе это известно? – Чернявый человек наклонил голову набок.

– Был приказ: взорвать Новый мост. И был человек.

– Это надо еще доказать, – маленький человек сверкнул очками. – Подожди.

Он ушел куда-то, оставив мальчика в зале, уставленном старым оружием и другими предметами, которые в свое время были обыкновенными вещами, а теперь стали музейной редкостью. Марат рассматривал их, и ему казалось, что он чувствует тепло рук, которые касались оружия. Тепло не исчезло, хотя сами владельцы пистолетов и автоматов давно спят в холодной земле. Тепло было продолжением их жизни, их подвига. Может быть, под музейным стеклом хранится и смятый пиджачок гражданского покроя…

Мальчик не заметил, как в зале снова появился чернявый.

– Новый мост был действительно взорван. Произошло это 23 августа 1943 года. Взрыв моста заморозил несколько фашистских эшелонов с горючим и боеприпасами. И обеспечил успешные действия нашей армии… А кто взорвал мост, не установлено.

– Мост взорвал Зимородок, – твердо сказал мальчик.

– Мы не располагаем такими данными. Возможно, действовала наша авиация…

– Авиация действовала, – сказал Марат. – Кукурузник. Но взорвал мост Зимородок…

– Зимородок! Странная фамилия… Но это надо еще доказать!

Это надо еще доказать! А пока это не доказано, не существует ни Зимородка, ни его подвига, и то, что он полетел с парашютом, который мог не раскрыться, ровным счетом ничего не значит. И то, что мост был взорван, – тоже не в счет?

Глаза Марата, насмешливые, коричневые глаза, сердито заблестели, и он спросил:

– Если имя не доказано, значит, подвиг совершен никем?

– Почему никем? – Человек в золотых очках сохранял спокойствие. – Неизвестным солдатом.

– Когда солдаты уходили на войну, у них были имена и фамилии. Почему же, когда они погибали за Родину, то становились неизвестными? Это несправедливо! Мост был взорван! Его взорвал Зимородок.

Чернявый человек пожал плечами и, стуча каблуками, зашагал по залу, а мальчик стоял среди старых орудий и автоматов, и на него со стен смотрели портреты героев.

Но мост взорван – значит, парашют раскрылся и жизнь Зимородка продлена на час, а может быть, на день. И теперь все в твоих руках: продлить его жизнь дальше или оборвать, потому что «это еще надо доказать».

– Главное, что парашют раскрылся, – сам себе сказал мальчик и медленно пошел к двери.